Больше всего тетя Галя любила сплетни и семечки.

Сильней, чем она, сплетни и семечки любила только соседка Нюрка, но она могла выходить на лавочку только по четвергам, потому что в четверг у Нюрки забирали внуков.

Сегодня как раз настал четверг, и Нюрка во всеоружии – с карманами, забитыми семечками, – вышла на лавочку.

Сначала обсудили семью американского президента, потом перемыли кости эстрадным звездам, потом добрались до местного населения. Население было не то чтобы многочисленным, поэтому новости быстро закончились, но тут на горизонте появилась любимая тема для обсуждения.

В конце улицы показалась инвалидная коляска, которую катил молодой смуглый красавец. В коляске сидела бледная женщина с отрешенным лицом. Ее ноги прикрывал клетчатый плед, а руки, несмотря на жару, скрывали длинные черные перчатки.

У женщины были густые пепельные волосы, собранные в узел на затылке, и пронзительно-синие глаза.

Парень бережно катил коляску по улице, объезжая неровности и стараясь не выходить из тени.

– Вот бедняжка, – в тысячный раз принялась обсуждать любимую тему тетя Галя. – Такая актриса была! Такая красавица! Видно, не зря бухту Дьявольской кличут. Сколько народу там поубивалось! А живой только она осталась.

– Чем так жить, лучше насмерть разбиться, – вздохнула Нюрка. – Ее же по кусочкам сшивали, по косточкам собирали! Ни одного живого места не осталось!

– Да-а… А все равно, как красавицей была, так и осталась. Лицо-то не пострадало совсем!

– Берегла, видно, когда летела.

– Берегла. А Гамлет-то наш, кто бы мог подумать! Работу в милиции бросил, устроился начальником службы безопасности в банке, чтобы побольше зарабатывать, и женился на ней! Ну кто бы мог подумать! Ведь все девки в городе по нему сохли!

– А знаешь, что бабы говорят? – Нюрка нагнулась к уху тети Гали, потому что коляска как раз проезжала мимо них.

– Что? – прильнула к Нюрке тетя Галя.

– Да будто Гамлет наш специально актрису в пропасть спихнул, чтобы она, кроме него, никому не нужна была. Он уж такой влюбленный в Марину ходил! У него вся комната в общежитии была ее портретами увешана!

– Да ты что?! – поразилась тетя Галя, хотя слышала эту новость не первый раз. – Наш Гамлет?! Спихнул?! Чтобы никому не досталась?! Ох ты, господи, а я-то думаю, чего он вокруг коляски так увивается!

– А еще болтают, будто не Марина Кравец это вовсе, а Римма Ромм из местного драмтеатра. Уж больно похожа она на Кравец была. А Кравец будто карьеру бросила и с любовником-миллиардером на острова укатила. Вот.

– Да нет, я ж Маринку знаю, она у меня сарай снимала! Кравец это! Стопроцентная знаменитая актриса Кравец! Только вот не помнит она ничего после падения, и меня не помнит.

– И слава богу, что не помнит. Разве ж такой ужас можно помнить?

– Я, что ли, ужас?!

– Да не ты, а скала эта!

– А может, и помнит она все, да делает вид, что забыла… Зачем ей теперь прошлая жизнь?

– Может, и так. А к Гамлету она хорошо относится. Вроде бы даже любит.

– А кого ей еще любить-то в коляске? Врачей из клиники? Некого ей любить, кроме него.

Он катил ее бережно – объезжая неровности на дороге и стараясь не выходить из тени.

– Дорогая, тебе купить что-нибудь вкусное?

– Да.

– Мороженое?

– Лучше пирожное.

– Хорошо.

Он побежал к киоску, пристроив коляску в тени.

Она закричала ему в спину капризно и повелительно:

– Только чтобы без кокосовой стружки!

– Я помню, любимая!

Он вернулся обратно через минуту с двумя огромными шоколадными бисквитами со сливочным кремом.

Она взяла оба и начала есть, поочередно откусывая от каждого.

– Господи, как хорошо, когда не надо заботиться о фигуре! – ее глаза засветились счастьем.

– Куда сегодня поедем гулять? – он склонился над ней, заботливо поправляя плед.

– Как всегда, – улыбнулась она. – На дикий пляж!

– Что будем просить у Прокопа?! – засмеялся он.

– Как обычно, самого главного – здоровья и долгих лет жизни! Вперед, мой Гамлет! Вперед, мой любимый!

Толкая коляску перед собой, он помчался к морю, объезжая неровности и стараясь не выбегать из тени.

Лето продолжалось, и жизнь, как ни странно, тоже.