Книга: Crime story № 10 (сборник)
Назад: Наталья Солнцева Вино из мандрагоры
Дальше: Лето, Крым, год спустя…

Ольга Степнова
Бухта Дьявола

Шляпа была розовая, сарафан розовый, и босоножки тоже розовые.
С розовым случился перебор, но Марина Викторовна решила ничего не менять в своем облике. Она даже добавила розовые сережки и розовую помаду.
Лето так лето. Жара так жара.
Пусть все будет легкомысленным, непредсказуемым и немного безвкусным.
Она зашвырнула в чемодан еще один купальник, пластмассовую бижутерию, которую ни разу не надевала, и два парика – рыжий и… очень рыжий.
В рыжих париках ее лицо становилось неузнаваемым.
В рыжих париках, темных очках и широкополых шляпах.
Иногда, правда, Марина Викторовна думала, что неплохо было бы наклеить усы – уж для полной неузнаваемости! – но тогда пришлось бы идти до конца, надевать костюм, галстук, рубашку, прятать длинные волосы и отказываться от косметики. Марина Викторовна терпеть не могла мужские роли – слишком сильно бурлило в ней женское, прекрасное, молодое начало.
Лето било во все колокола!
Нужно успеть насладиться солнцем, наплескаться в море, належаться на горячем песке, наслушаться шума ветра и шороха листвы, погонять на спортивной машине и, может быть, даже – может быть! – закрутить краткосрочный роман со смуглым юношей девятнадцати лет.
Словом, она спешила получить удовольствия, которые можно поймать только летом.
Жизнь коротка, считала Марина Викторовна. Жизнь коротка, и нужно, чтобы каждое лето становилось маленьким приключением.

 

В аэропорту и самолете все прошло без сучка без задоринки: никто не узнал ее под розовой безвкусной завесой.
Крым встретил Марину мелким дождем и порывистым ветром.
– И это юг? – засмеялась она, усаживаясь на заднее сиденье желтой «Волги», после того как таксист помог ей уложить чемодан в багажник. – И это мой любимый жаркий Крым?!
– Это мой любимый жаркий Крым, – хмыкнул таксист. – Всю зиму жарило так, что цветы на клумбах цвели, а как лето настало, так на тебе – дождь вторую неделю хлещет. Глобальное сумасшествие природы.
– Отвезите меня в какой-нибудь закуток у моря. Хочу снять на месяц маленькую конуру за разумные деньги, – улыбнулась Марина.
– Так у меня тетка как раз такую конуру сдает! – обрадовался таксист. – До моря – десять шагов. Туалет, правда, на улице, зато из окна берег видно.
– Отлично! – обрадовалась Марина. – Везите меня к своей тетке!
– Кого-то вы мне напоминаете! – обернувшись, таксист пристально посмотрел на Марину, пытаясь заглянуть ей в лицо, скрытое широкими полями шляпы.
– Рыжие все на одно лицо, – сухо ответила Марина Викторовна.
И подумала: «Началось!»

 

Тетка оказалась толстой и милой, а сарай, который она сдавала, вполне пригодным для жилья.
Кровать, тумбочка, шкаф для одежды и вид на море из крошечного окошка – что еще надо для маленького летнего счастья?.. На потолке, правда, набрякло и пульсировало влагой большое пятно от дождя, но тетя Галя успокоила:
– Дождь-то, небось, вот-вот кончится, пятно и просохнет.
Она сбегала в дом за тазом и поставила его в центр комнатушки, под протекающий потолок. Но даже таз не испортил Марине Викторовне крымского, летнего настроения. Дождь ведь все равно кончится, таз можно будет убрать, а если даже и не убрать – ничего страшного, она же не собирается сутками сидеть в этом сарае, так – сняла, чтобы была крыша над головой. Пусть и дырявая. Зато за смешные деньги.
– Живите и наслаждайтесь, – напутствовала ее толстая, милая тетя Галя, но, собравшись уйти, вдруг замерла в дверях, близоруко прищурилась и сказала:
– Похожи вы на кого-то…
– Рыжие все на одно лицо, – раздраженно ответила Марина Викторовна.
Она сняла шляпу и темные очки только после того, как хозяйка ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Поменяла парик на другой – с более густой челкой, а неуместный в дождь сарафан сменила на серый костюм и серую шляпу.
Может быть, в сером она перестанет быть «на кого-то похожей»?
Марина выскользнула за дверь своего «люкса с тазом», вышла за калитку и на попутке добралась до города. Там она взяла напрокат желтую «спортивку» – питала она слабость к ярким спортивным машинам – и решила, что раз уж дождь, раз уж хмуро и пасмурно, она поднимет себе настроение в магазинах.
Но… едва Марина Викторовна села за руль, дождь прекратился, тучи рассеялись, и выглянуло наглое, жирное, как бабушкин блин, крымское солнце, под которым хотелось забыть обо всем, кроме того, что ты знаменита, красива и относительно молода…
Купив зачем-то в местном бутике еще один сарафан – опять розовый – и еще один купальник – крошечное бикини, Марина Викторовна рванула на пляж. Она знала тут множество маленьких диких пляжей, где природа брала верх над цивилизацией, но даже туда туристы наползали, как саранча, оккупируя каждый камушек, каждый сантиметр узкого берега.
Песок был мокрый, но главное – народ еще не успел сориентироваться по поводу резкого прекращения дождя, и на пляже никого не оказалось.
Ни-ко-го. Хоть голой купайся…
Что Марина Викторовна и сделала.
Вода оказалась неожиданно теплой. Волны деликатно играли ее податливым телом, а мысли… мысли плавились от внезапно наступившей жары.
Как хорошо, что она не осталась на лето в душной столице, как хорошо, что рискнула – только через два года рискнула – выбраться в любимые и дорогие сердцу места.
Накупавшись до легкого шторма в сердце, Марина выбралась на скалистый берег, обсохла на солнце, надела купальник и закурила.
Жара, море и одиночество были ее любимыми спутниками, вот только состыковаться с ними одновременно получалось так редко!
– Правда, тут совершенно особенное место? – спросил за спиной бархатистый голос.
Марина вздрогнула и обернулась.
Юноша оказался точно таким, о котором мечталось, – смуглым, высоким и черноглазым. Лет ему было едва ли за двадцать…
– Если смотреть с этого места во-он на ту скалу, то она похожа на профиль древнего старика! – он присел возле нее, поблескивая на солнце мускулистой спиной и сцепив между коленями сильные руки.
– Вы следили за мной? – Марина глубоко затянулась, вглядываясь в скалу, которая вовсе не напоминала ей древнего старика.
– Ни за кем я не следил, – смутился юноша и в упор посмотрел на нее черными глазами. – Это мое место. Моя тайная тихая гавань. Старика зовут Прокоп, он исполняет любые желания. Знаете, почему перестал идти дождь и выглянуло солнце?
– Вы попросили об этом Прокопа? – усмехнулась Марина.
– Откуда вы знаете?
Для романа юнец не годился. Он был слишком глуп и наивен. Затушив сигарету, Марина Викторовна пошла к машине.
– А хочешь, я попрошу Прокопа, чтобы вы влюбились в меня?
Марина замерла с занесенной для шага ногой.
– Твой Прокоп всего лишь кусок камня, – не оборачиваясь, сказала она. – И потом… – Марина обернулась и посмотрела юноше прямо в глаза. – Никто не давал тебе права мне «тыкать».
– Мое имя Гамлет, – сказал юноша.
Марина Викторовна расхохоталась. Его зовут Гамлет!
Гамлет, который просит у каменного Прокопа, чтобы дождь кончился и она, Марина, влюбилась в него!
Хохоча, она побежала к машине, проклиная себя за неосторожность и безрассудство.
Только маньяки бродят по таким диким, безлюдным пляжам. Только маньяки и сумасшедшие.
Машина с пробуксовкой рванула с места, в считаные секунды развив скорость сто двадцать километров в час.

 

Он нагнал ее на своем стареньком «жигуле» через пять минут.
Нагнал, поравнялся и крикнул в открытое окно:
– Может, посидим в «Сакуре»? Тут недалеко есть отличное кафе!
Марина Викторовна засомневалась – а вдруг он не маньяк? Вдруг не сумасшедший? А классный парень со странным именем Гамлет, лелеющий детскую мечту о всемогущем старике, исполняющем любые желания?
Марина Викторовна немного притормозила.
– В принципе, я не против бокала вина! – перекричала она бьющий в лицо встречный ветер.
– Тогда за мной! – Он прибавил газу, уходя вперед.
Да, все это смахивало на пролог легкомысленного романчика, длина которого в лучшем случае – лето.
Марина Викторовна тоже прибавила скорость. Приключение начинало ей нравиться.
В «Сакуре» они нашли закуток, скрытый от чужих глаз. Впрочем, скрываться практически не от кого, здесь было немноголюдно.
Они пили молча, она – мартини, он – пиво. Почти не закусывали – зачем? Алкоголь являлся ступенькой к сближению, и еда, даже самая легкая, была тут ни при чем.
Он, как водится, пожирал Марину глазами. Она не утруждала себя кокетством. После третьего бокала мартини Марина Викторовна призналась, что ее настоящее имя – Офелия… Гамлет расхохотался, дерзко схватил ее за руку и не менее дерзко впился поцелуем. Разумеется, в губы, помада с которых давно осталась на тонком стекле бокалов.
– Пойдем потанцуем, – предложил он.
– Пойдем, – согласилась она, и они, обнявшись, полчаса протоптались в середине зала под тягучий изысканный блюз.
Приключение нравилось Марине все больше и больше. Ее очаровали эти волосы, губы, глаза, плечи, запах и имя.
В особенности имя.
Будет потом что вспомнить.
Не рассказать, а именно вспомнить, потому что она никогда никому не рассказывала о своих коротких романчиках с юношами призывного возраста.
– Где ты остановилась? – шепотом спросил он ее.
– В сарае, – засмеялась она. – В милом сарае, где, когда идет дождь, протекает крыша. Вас познакомить?
– Конечно. Сарай с дырявой крышей – это экзотика, ради которой я готов пожертвовать номером люкс в лучшей гостинице!
Как будто у тебя есть деньги на люкс, усмехнулась про себя Марина, но вслух этого не сказала. Она схватила Гамлета за руку и потащила к своей машине.
– Ты сможешь рулить? – протянула она ему ключи от машины.
– Смогу. Кружка пива для меня ерунда.
– Тогда садись за руль, а свою машину брось здесь, заберешь ее завтра.
Она привыкла командовать юнцами, и они всегда подчинялись ей, как солдаты генералу. Вот и этот радостно прыгнул за руль, завел движок и, виртуозно выехав со стоянки, погнал кабриолет вперед, к теткиному сараю.
Калитка скрипела, как проклятая, когда они, хохоча и отталкивая друг друга, неумело и пьяно открывали ее. Таз, проклятый жестяной таз загремел и перевернулся, потому что вспомнить о его существовании после пляжа, мартини и очень интимного танца оказалось немыслимо, а в сарае было темно, как в погребе, – маленькое окошко совсем не пропускало скудного света крымской ночи.
Марина Викторовна, шаря по стене, поискала выключатель.
– Не надо, – остановил ее Гамлет, проводя рукой по рыжему парику. – Зачем нам свет?
– Действительно, ни к чему, – засмеялась Марина, плюхаясь на продавленную кровать с жестким ковровым покрывалом.
Он не стал набрасываться на нее с мальчишеским рвением. Не стал сдирать с нее одежду и, играя бицепсами, валить на подушки, подтверждая статус крымского мачо.
Он сел напротив, включил мобильник и направил его голубой свет ей в лицо.
– А почему у тебя нет веснушек? – задал он вопрос, которого она ожидала меньше всего.
– Что?! Что ты имеешь в виду?
– У всех рыжих всегда есть веснушки, а у тебя нет!
– Я их вывела. Сейчас это не проблема.
– Неправда. Вывести веснушки – большая проблема. Даже если от них удается избавиться на лице, они остаются на плечах, на руках, на груди…
Марина Викторовна выхватила у него телефон и захлопнула крышку, чтобы голубой свет рентгеном не просвечивал ее тайны и недомолвки.
– Мы пришли сюда, чтобы разбираться в проблемах рыжих? – томно спросила она, обхватив его руками за шею.
– А еще у рыжих почти всегда зеленые глаза, – не унимался юнец, даже не думая набрасываться на нее в страстном порыве. – И они предпочитают носить зеленое и коричневое, а не розовое и серое! Ни одна рыжая не наденет розовый сарафан, розовые сережки и не накрасит губы розовой помадой. Это убьет ее кожу и цвет волос.
Марина Викторовна оттолкнула его от себя. Дикое раздражение охватило ее. Роман с юнцом не клеился, юнец все же оказался с приветом, а может, и вовсе гомосексуалистом? А может, в свои тридцать пять она не такой уж лакомый кусочек для юного Гамлета? Эта мысль усилила раздражение, хмель как рукой сняло.
– Уходи, – сказала Марина Викторовна. – Мне не нравится, когда беспардонно лезут на мою личную женскую территорию, особенно такие сопляки, как ты…
Он забрал у нее свой телефон и встал.
– Сними парик, – попросил Гамлет. – Сними! Я все равно сразу узнал тебя.
– Пошел вон! – закричала Марина Викторовна и швырнула в него подушку.
Он без труда увернулся от мягкого снаряда, и подушка упала на перевернутый таз.
– Я уйду, – тихо сказал Гамлет. – Уйду, но утром дам интервью всем газетам, что переспал с самой Мариной Кравец, которая инкогнито находится в нашем городе и которую… убили два года назад в тихом безлюдном местечке под названием бухта Дьявола!
– Что?! – Марина Викторовна почувствовала тошноту. – Ты сумасшедший?! – она с ногами забралась на кровать и выставила перед собой другую подушку – щит ненадежный, но все-таки…
Вот тебе – лето.
Вот тебе – Крым.
Вот тебе – роман со смуглым юношей.
– Сними парик, – повторил Гамлет. – Неужели ты думаешь, что рыжие волосы, темные очки и шляпа изменят тебя до неузнаваемости?! Ты – Марина Кравец! Тебя убили два года назад! Я сам на катере вывозил из бухты твое изуродованное тело!
Он бросился к ней и сорвал рыжий парик.
Марина Викторовна завизжала. Она визжала не столько от страха перед юнцом, сколько от осознания, что под париком у нее безобразная сеточка, прижимающая ее собственные длинные пепельные волосы к голове.
– Что и требовалось доказать, – пробормотал юнец, напяливая парик на свою голову. – Что и требовалось доказать…
Марина Викторовна, прикрывая руками сеточку, сползла с кровати и потянулась к сумочке, где лежал мобильный. Может, она успеет вызвать милицию?.. Может…
Гамлет поймал ее руку, когда та почти дотянулась до сумки.
В дверь постучали, и раздался голос хозяйки:
– Что-то случилось? Я слышала крики…
– Помогите, – пропавшим голосом прошептала Марина. – Помогите, пожалуйста…
– Тебе нужно было нарисовать веснушки, – усмехнулся Гамлет. – Везде, по всему телу – жирные, красные веснушки. Тогда, может быть, я не узнал бы тебя. – Он подбежал к окну и открыл его с поразительной легкостью, словно бывал здесь сто раз и сто раз справлялся с неповоротливым шпингалетом. Не снимая парик, Гамлет выскочил во двор, в два шага преодолел расстояние до калитки и легким обезьяньим прыжком перескочил через нее. Взревел мотор арендованной Мариной Викторовной машины, колеса которой отчетливо забуксовали на старте.
Ключ конвульсивно забился в замке и наконец повернулся. В комнату вошла хозяйка, немедленно влетев в таз и наделав невообразимый грохот.
– Он угнал машину! – закричала Марина Викторовна, бросившись к окну. – Он…
Вспыхнула лампа под потолком, безжалостно осветив плохо беленные стены, влажное пятно на потолке и перевернутый таз.
– Батюшки! – всплеснула руками хозяйка. – Да вы же… это же… Ой! – заполошно прикрыла она рукой раскрывшийся рот.
Марина устало стянула с головы сетку и бросила ее на кровать.
– Ну да, я Марина Кравец, – усмехнулась она. – Кинозвезда. Хотелось отдохнуть инкогнито, не раздавая автографов и не страдая от любопытных взглядов.
– Ой, я бы знала, крышу бы починила, – опять всплеснула руками тетя Галя. – Вас кто-то обидел?!
– А, ерунда, – отмахнулась Марина Викторовна, усаживаясь возле зеркала и ватным тампоном снимая косметику. – Сама виновата. Познакомилась на пляже с каким-то юнцом, а он оказался ненормальным. Шизиком! – постучала она себя по лбу.
– У нас вроде шизиков тут нет, – пролепетала тетя Галя. – Хотя, увидев вас вживую, любой дураком станет! Автограф дадите?
Марина Викторовна молча расписалась красной губной помадой на беленой стене и отточенным движением нарисовала свой профиль.
– Господи, да я ж теперь этот сарай дороже гостиницы сдавать буду! – обрадовалась хозяйка и убежала, прихватив с собой таз.

 

Наутро она помчалась в аэропорт.
Решение вернуться в Москву было твердым и непоколебимым.
К чему ей скандальные новости о своей знаменитой персоне?! Хватит того, что она обязалась выплатить полную стоимость угнанной юнцом спортивной машины. Хватит того, что сумасшедший юнец видел ее сначала голой на диком пляже, а потом с сеткой на голове под протекающей крышей сарая. Оставалось только надеяться, что у парня не хватило смекалки сфотографировать эти незвездные эпизоды ее жизни и продать снимки желтой прессе.
Она не успела купить билет. У кассы кто-то крепко схватил ее за руку. Она дернулась, обернулась и увидела… Гамлета.
Свежевыбритый, в белой рубашке и без намека на безумие в черных, серьезных глазах.
– Я закричу, – предупредила Марина. – Сниму шляпу, парик, очки и буду вопить, что ублюдок по имени Гамлет надумал похитить актрису Марину Кравец! Вся милиция примчится сюда!
– Кричи, – кивнул Гамлет. – Милиции очень понравится вот это, – он протянул на ладони предмет, бережно упакованный в прозрачный пластиковый пакетик.
Увидев то, что лежало в пакетике, Марина Викторовна почувствовала злой, холодный озноб.
Вот тебе и лето.
Вот тебе и смуглый юноша.
Вот тебе и краткосрочный роман.
Она пошла за ним, как овца на заклание, как средневековая колдунья на казнь.
– Удрать хотела? – спросил Гамлет, открывая дверь желтой «спортивки», на которой умчался вчера.
– Не удрать, а уехать домой, – пролепетала Марина.
Они сели в машину, и он нажатием кнопки поднял крышу кабриолета.
Солнце мгновенно раскалило салон. А может, дикий страх, который испытала Марина Викторовна, прибавил к ощущениям с десяток плюсовых градусов…
– Что ты хочешь? – еле выдавила она. – Деньги? Скажи, сколько, я заплачу тебе.
– За что? – неискренне удивился Гамлет.
– За то, чтобы ты отстал от меня! – заорала Марина. – За то, чтобы забыл, что между нами происходило! За то, чтобы… чтобы…
– За то, чтобы я отдал тебе улику? – он потряс перед ее носом прозрачным пакетиком.
– Не улику, а безделушку, которая мне понравилась.
– Тебе понравилось дешевое золотое колечко с надписью «Прекрасной Римме Ромм от любящего ее Витольда»? Никогда не поверю.
– Да мне плевать, веришь ты или нет! Продай мне кольцо, слышишь?! Продай… – Марина судорожно начала рыться в сумке, прикидывая, что у нее на данный момент являлось самым ценным – бриллиантовые сережки, содержимое кошелька или кредитная карта. Получалось, что кредитная карта.
Она быстро написала на клочке бумаги пин-код и дрожащей рукой протянула Гамлету карту.
– Щедро, – захохотал он, отталкивая ее руку. – Боюсь только, что меня повяжут возле первого же банкомата.
– Но у меня мало наличных! Может, возьмешь бриллианты? – Марина вцепилась в золотой замочек сережки за ухом, но он снова остановил ее.
– Мне не нужны деньги. Мне нужны объяснения, – Гамлет взял с заднего сиденья папку и раскрыл ее. – Вот этому, – начал он складывать ей на колени вырезки газетных статей с черно-белыми фотографиями. – И вот этому. И вот этому.
– «В бухте Дьявола найден труп неизвестной женщины, – вслух прочитала Марина. – Тело обезображено так, что установить личность погибшей не удалось. Предположительно, она упала с высокой скалы. Лицо женщины сильно разбито, череп раздроблен, руки и ноги сломаны, кожные покровы повреждены…» И что?! – отбросив газету, она в упор посмотрела на Гамлета. – Что я должна объяснить тебе в смерти двухлетней давности неизвестной девушки?! – Марина Викторовна достала из сумочки сигареты и закурила.
Она умела брать себя в руки, она ведь была актрисой.
– Это ты погибла тогда в бухте Дьявола! Ты! – выкрикнул ей в лицо Гамлет. – Ты, Марина Кравец, разбилась два года назад, упав со скалы, но вдруг опять появилась во всей красе на экранах! Это кольцо я нашел на вершине скалы, с которой ты сорвалась! А ты вдруг суешь мне за него кредитную карту! Зачем?! Почему?! Только чтобы оно не оказалось в милиции? Чего ты боишься? Кто эта Римма Ромм, которая была вместе с тобой в бухте Дьявола?!
– Я не знаю, – отрешенно сказала Марина, пуская дым через нос. – Я ничего не знаю. Я не срывалась ни с какой скалы, а кольцо хочу купить у тебя, потому что ты сильно смахиваешь на шизофреника и неизвестно, какая сумасшедшая мысль придет в твою больную голову. Я просто хочу спасти бедную, неизвестную мне Римму Ромм!
– Спасти?! – уставился он на нее. – Римму Ромм не надо спасать. Она погибла два года назад в автокатастрофе. У нее даже есть могилка, возле которой рыдает безутешный Витольд.
– Все умерли, – засмеялась Марина Викторовна. – Вот и отлично. Зачем ты меня преследуешь? Что тебе нужно?
– Я же сказал, что хочу знать, как ты воскресла из мертвых.
– Ты действительно идиот? В газете написано, что тело не смогли опознать! Не смогли! Никто не знает, кто разбился два года назад в бухте Дьявола!
– Я знаю. Я опознал тело. Я!
– Интересно, как. Я только что сама читала в старой заметке: «Тело обезображено так, что установить личность погибшей не удалось». Тело не смогли опознать! Или тебе старик Прокоп нашептал, что со скалы сорвалась Марина Кравец?
– Почему ты говоришь о себе в третьем лице?
– Я всего лишь повторяю твои слова! Как ты мог опознать тело, которое не опознали даже криминалисты?
– Я любил Марину. Не только как актрису, но и как женщину. Я обожал ее! Я… знал про нее все, абсолютно все. Каждую ее складочку, каждую родинку, каждый нюанс ее тела. Я знал ее лучше, чем она знала себя…
– Вот именно, – захохотала Марина. – Лучше, чем она сама себя знала! Фанатичная любовь – это не доказательство. Это серьезный диагноз, с которым нужно идти к врачу, бедный юноша. Так ты продашь мне кольцо? Я не хочу, чтобы в твоей больной голове роились дикие бредни, связанные с моим знаменитым именем. Продашь? – она опять схватилась за замочек сережки.
– Нет, – ухмыльнулся он и демонстративно спрятал пакетик с кольцом в нагрудный карман. – Пусть в моей голове роятся дикие бредни, связанные с твоим знаменитым именем. Ведь я люблю тебя, – Гамлет сделал движение, словно хотел поцеловать Марину.
Она отшатнулась.
Он засмеялся, открыл верх машины и бросил ключи зажигания ей на колени.
– Не уезжай в Москву, – попросил Гамлет, когда Марина Викторовна пересела за руль. – Зачем тебе бояться своего безобидного фаната? Не бойся и не уезжай.
Марина завела движок.
Он не спешил уходить, а она боялась выдать свое смятение поспешным стартом.
– Там, в бухте Дьявола, на камнях скалы остались следы крови, – задумчиво сказал Гамлет, не глядя на нее. – Что удивительно, ни дожди, ни ветер, ни солнце не уничтожили их за два года. А сухой кустарник хранит следы борьбы… Ты понимаешь, что это значит? – наклонился он к ней. – По-ни-маешь? Там до сих пор остались следы борьбы!
Марина Викторовна рванула с места так, что из-под колес полетели искры…
Вот тебе и лето.
Вот тебе и смуглый юноша.
Зачем она уехала из Москвы?!
Следы крови, которые не смыл дождь, и сломанный кустарник, хранивший следы борьбы…
Этого не может быть. Она спорит на свою кредитную карту, что такого быть не может!

 

Тетя Галя не удивилась ее возвращению. Она вскипятила чайник и накрыла в саду стол – с кренделями, вишневым вареньем и бутербродами с салом.
– Ну и хорошо, что осталась, – хлопотала хозяйка. – Ну и слава богу, что не уехала! Чего ты в своей Москве не видала? Духоту? Пробки? Сплетни? Лето в разгаре, отдохнешь еще, сколько твой график позволит. У нас хорошо! Воздух! Природа! И тебя в паричке мама родная не узнает. Очухаешься хоть от пристального внимания поклонников и нацеленных на тебя объективов!
Марина Викторовна не отказалась от чая в саду и даже съела три бутерброда с салом, чего не позволяла себе лет с двадцати пяти.
– Тетя Галя, – сказала она, без стеснения стягивая парик и оставаясь в безобразной сеточке, – скажите, а вот два года назад тут случилась такая история: девушка со скалы сорвалась.
– Ой, случилось! – оживилась тетя Галя. – Ой, сорвалась! Насмерть голову себе о камни разбила. А ты откудова знаешь?
– Да так, люди болтают, – уклонилась от ответа Марина. – Ты мне вот что скажи, тетя Галя, – что, в милиции тогда это дело… замяли?
– Конечно, – кивнула хозяйка. – Списали на несчастный случай и дело закрыли. А чего еще? У девки в крови алкоголь обнаружили. Выводы напрашивались простые: набухалась девчонка и пошла свежим воздухом подышать. А места тут опасные – не для пьяных ног и нетрезвой головы. Сорвалась девка и каждым ребрышком своим, каждой косточкой все каменные выступы пересчитала. От лица у нее ничего не осталось… А из личных вещей при ней были купальник да маникюр с педикюром. Никто ее так и не опознал. И родственников не нашлось. Похоронили вместе с бомжами, как неизвестную.
– Да-а, – протянула Марина Викторовна. – Грустная история. Наверняка та девушка приезжая была. Может быть, до сих пор ее кто-то любит, ищет и ждет.
– Если любит и ждет, то уже объявился бы, – возразила тетя Галя. – А вообще… Что-то с той девкой нечисто было. Бабы местные поговаривали, будто столкнул ее кто-то. Там ведь не то чтобы очень уж скользко или неудобно ходить, на скале-то той. И потом, лицо уж больно ей разворотило! При падении так не изуродуешься. Поговаривают, бил ее кто-то перед смертью, сильно бил, а уж потом столкнул. Но это только сплетни и никаких доказательств. В милиции же «глухарей» не любят, поэтому на несчастный случай все списали. А ты, дорогая, почему этой историей так заинтересовалась?
– Да так, – постаралась как можно беспечнее улыбнуться Марина. – Люблю жуткие истории.
– Ой, так у нас тут пять с половиной лет назад ну та-а-акой жуткий случай произошел… – обрадовалась тетя Галя возможности ублажить знаменитую клиентку. – Ну та-акой жуткий! Под экскаватор многодетная семья попала – папа, мама и восемь приемных детей. А экскаваторщиком их родной сын был…
– Извините, – встала Марина Викторовна. – У меня голова разболелась.
Она ушла в сарай и, сев у зеркала, с головой ушла в свои мрачные, тягостные мысли.
Значит, девушку не опознали… Значит, ее похоронили с бомжами… Значит, у Риммы Ромм есть могила, над которой рыдает Витольд… Значит, дело закрыли, признав произошедшее несчастным случаем…
Тогда о каких следах крови говорил Гамлет? О каких кустах, хранящих следы борьбы? Откуда у него кольцо с разоблачающей гравировкой? А главное… зачем он утверждает, будто любил Марину Кравец?
Сидеть перед зеркалом и бездействовать стало невыносимо.
Марина Викторовна бросилась к чемодану, чтобы опять создать себе новый, неузнаваемый образ.
Она должна побывать в бухте Дьявола. Она должна забраться на ту скалу и убедиться, что кустарник давно зарос новыми побегами, а дождь, солнце и ветер уничтожили следы крови на камнях.

 

Шляпа была зеленая, брючный костюм зеленый, и босоножки тоже зеленые.
Рыжий парик неприятно сдавливал голову, а нарисованные веснушки вызывали зуд на лице, на плечах и на груди.
Она просто сошла с ума, последовав советам Гамлета о том, как усовершенствовать свой образ рыжей. Она запаниковала, а этого нельзя было допустить.
Она не запаниковала тогда, два года назад, так почему сейчас, под прессингом какого-то сумасшедшего должна потерять голову?
Дорога вела прямо к подножию злополучной скалы. Марина Викторовна бросила машину у обочины и пошла вверх сначала по пологой, а потом по очень крутой и неудобной тропинке.
Как-то внезапно стемнело, и яркий день превратился в сумрачный, вязкий вечер. Когда Марина оказалась в нужном ей месте – на маленьком плоском плато, – сумерки сгустились настолько, что пришлось включить фонарик в мобильном.
Нет, у нее действительно сдали нервы. Что она надеется найти в такой темноте, на такой высоте, да еще спустя целых два года?!
Внизу, возле узкой полоски берега, плескалось миролюбивое, разогретое дневным солнцем море.
Марина Викторовна встала на четвереньки и, подсвечивая себе телефоном, поползла, обследуя каждый камешек, каждую расщелину, каждый колючий кустарник, попадавшийся ей на пути. Занятие было бессмысленным, но Марина твердо решила, что непременно должна найти и уничтожить следы того «несчастного случая».
За спиной вдруг раздался хохот.
Марина вздрогнула и, отпрянув к краю скалы, чуть не свалилась в пропасть.
Конечно, это был Гамлет.
Он возник на плато, словно призрак в белой рубашке, и от хохота корчился, как паяц. Если бы у Марины Викторовны вместо мобильника оказался пистолет, она, не задумываясь, разрядила бы всю обойму.
В этот хохочущий рот.
В эти белые зубы.
В этот высокий лоб, тонкий нос и бездонные черные глаза.
– Сволочь, – выдохнула Марина, отползая от края пропасти. – Ты следил за мной?
– Нет. Я ждал тебя здесь, – он присел рядом с ней на корточки, заглянул в глаза и погладил по искусственным волосам. – Рыжая! В зеленом! И веснушки нарисовала. Молодец! Не могу понять, от тебя пахнет крымской свежестью и чистыми помыслами или душной столицей и преступлением? – Он, принюхиваясь, потянул носом воздух. – Неужели ты и правда поверила, что кустарник до сих пор сломан, а на камнях остались следы крови?
Марина Викторовна вскочила и побежала вниз. Нет, она не бежала, она катилась с этой скалы, не разбирая дороги, не видя тропинки, сдирая в кровь руки, ноги и даже лицо.
Но когда она залетела в машину, он уже сидел там.
Сидел на пассажирском сиденье и курил ее сигареты.
– Что тебе надо?! – Марина обессиленно упала за руль. – Я же предлагала тебе деньги… А хочешь… хочешь, я куплю тебе квартиру в Москве? Я хорошо зарабатываю и могу купить тебе трехкомнатную квартиру в центре!
– Мне не нужна квартира. Я хочу знать правду. Признайся, что ты не Марина Кравец, а Римма Ромм. Признайся, что два года назад ты убила Марину и заняла ее место на киноэкране и в жизни. Посмотри сюда, – он достал из кармана маленькую цветную фотографию.
Марина зажмурилась.
– Посмотри, эта девушка очень похожа на знаменитую актрису. Только у нее чересчур светлые волосы, а у Марины они были пепельными. И глаза… Глаза у девушки карие, а у Марины они были синие. Вся страна знала, какие у нее были синие, прекрасные глаза! Вся страна любила эти глаза! А теперь покажи свои! – Гамлет жестко схватил Марину за подбородок и развернул ее лицо к себе. Она открыла глаза. – Понятно, – сказал он. – Ты носишь синие линзы. Теперь это не проблема – изменить цвет глаз.
– Это мои глаза, – заплакала Марина Викторовна. – Это мои глаза, мое лицо, мое тело и мой актерский талант! Никакая Римма Ромм не сыграла бы Анну Каренину так, как я сыграла ее! Разве мои последние роли не доказательство, что я – это я?
– Римма очень талантлива. Очень! Она играла в школьных спектаклях, потом окончила театральное училище и некоторое время работала в местном драмтеатре. Она мечтала о большом кино, но это стало несбыточной мечтой. Ее родители пили и нуждались в постоянном внимании, а жених – тот самый Витольд – любил и не хотел отпускать ее от себя. Ни денег, ни возможности уехать в Москву у Риммы не было. И тогда она решила занять чужое место. Не пробиваться, не начинать все сначала, с первых шагов, а просто сразу стать знаменитой и всеми любимой Мариной Кравец. Она пронюхала, что Марина каждое лето инкогнито приезжает в свой любимый Крым отдыхать. Узнала, что Кравец снимает недорогую лачужку на берегу моря и наслаждается морем, солнцем и одиночеством. Никто никогда не догадался бы, что звезда такого масштаба, как Марина Кравец, отдыхает таким образом. Даже журналисты об этом не знали. Но у Риммы было много талантов, в том числе и талант детектива. Да, у нее имелся бо-ольшой талант детектива, нюх ищейки и способности великой авантюристки!
Для начала она решила похоронить себя. Актриска местного театра подстроила так, что ее ближайшая подруга попала в автокатастрофу с документами Риммы Ромм и в ее одежде. Авария получилась страшная, машина сгорела, тело хоронили в закрытом гробу. У Риммы появилась могила.
Теперь ей предстояло убить Марину Кравец так, чтобы никто не опознал ее, и занять место великой актрисы.
– Это сказки, – перебила его Марина. – Кто ты такой, чтобы рассказывать мне небылицы?! – Она закурила. Руки дрожали, и пламя с трудом приладилось к сигарете.
– Я очень любил Марину, – мрачно ответил Гамлет. – Так любил, что вся моя жизнь имела смысл только потому, что она живет, дышит и бесподобно играет в кино… Я любил ее улыбку, ее мимику, ее жесты… Она была моим кумиром, моим идеалом. Я коллекционировал все ее фильмы, все статьи о ней, все фотографии. Я знал о ней больше, чем она сама! Когда стало известно, что со скалы сорвалась неизвестная женщина, я первым приехал на место происшествия! И догадался, что это она… Я понял, что ее кто-то убил. Начал раскапывать эту историю, вышел через свидетелей на Римму, но главное – нашел на скале кольцо с разоблачающей гравировкой. Наверное, оно сорвалось с пальца в пылу борьбы.
– Копать он начал, копатель, – усмехнулась Марина. – Кольцо он нашел! Слушай, я хочу выпить. Я, Марина Кравец, которую ты так беззаветно любишь, хочу выпить три бокала мартини.
– У Марины на щиколотке левой ноги была родинка в виде звездочки, – тяжело вздохнул Гамлет.
Марина Викторовна вскинула левую ногу ему на колено и, задрав брючину, продемонстрировала на щиколотке маленькую темную звездочку.
– В каком салоне делала татуировку? – усмехнулся он.
Марина сдернула ногу и завела машину.
– А знаешь, какие есть два главных доказательства, что ты не Марина, а Римма?
– Какие? – рассеянно спросила Марина, нажимая на газ.
– Первое доказательство – то, что ты хочешь выкупить у меня кольцо. Второе – то, что ты прибежала в бухту Дьявола и не поленилась залезть на скалу, чтобы отыскать следы преступления двухлетней давности!
– Об этих доказательствах известно только тебе, – усмехнулась Марина. – Ты же не побежишь с ними в милицию? И потом, кто там тебе поверит, мальчишка!
– Поверят, – засмеялся Гамлет. – Ты даже не представляешь, как мне там поверят! Куда ты меня везешь?
– Убивать, – Марина Викторовна глубоко затянулась и прибавила газу.
Стрелка на спидометре скакнула со ста на сто двадцать.
Гамлет громко захохотал, широко открыв молодую, белозубую пасть.
– Тогда гони в «Сакуру»! – крикнул он. – Это самое лучшее место, чтобы прикончить меня!

 

В «Сакуре» опять оказалось немноголюдно.
Они заняли свой прежний столик в закутке, скрытый от посторонних глаз широкой колонной.
Принесли мартини, пиво и четыре бисквита, посыпанных кокосовой стружкой.
– Я не заказывала бисквиты, – поморщилась Марина Викторовна.
– Зато я заказывал! – улыбнувшись, Гамлет, взял с блюда одно пирожное и поднес к ее губам. – Ешь!
– Я ненавижу кокос! – Марина отшатнулась и выбила бисквит из его рук.
– Конечно, ненавидишь, – прошептал, наклонившись к ней, Гамлет. – Я видел медицинскую карту Риммы Ромм, у нее аллергия на все кокосовое! Даже на заменители вкуса.
Марина Викторовна залпом выпила мартини.
Один бокал, второй, третий…
Тепло от желудка пошло к голове и ногам. Стало хорошо. Страх ушел. От паники не осталось и следа. Она засмеялась своим серебряным смехом, который так любили ее поклонники.
– Он видел медицинскую карту Риммы Ромм! Ха-ха-ха! Да кто ты такой, чтобы тебе ее показывали?! Кто! Ты! Такой?!
Она выплеснула кружку пива ему в лицо.
Как бы она хотела, чтобы это было не пиво, а соляная кислота!
Его рубашка намокла, волосы слиплись, а лицо стало жалким.
Этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя победительницей.
Марина схватила с блюда пирожное и тоже швырнула ему в лицо.
– У меня ни на что нет аллергии! Нет! Я просто ненавижу кокос! Ненавижу! Он напоминает мне древесные, безвкусные опилки! Меня от него тошнит! – она выплюнула эти слова ему в лицо и ушла с гордо поднятой головой.
– У тебя веснушки размазались, – пробормотал Гамлет ей в спину, но она не услышала.

 

Тетя Галя спала мертвым сном.
Марина Викторовна долго стучала в дверь ее дома, а потом взяла да и залезла в окно.
– Тетя Галя, проснитесь! – потрясла она за плечо хозяйку.
Тетка завопила от страха, но, открыв глаза, быстро очухалась и начала тараторить, как она рада, что сама Мариночка залезла в окно и до смерти ее напугала.
Марина слушала болтовню, чувствуя себя пьяной, опустошенной и… рыжей.
– Теть Галь, я спросить хотела… – с трудом начала она разговор.
– Спрашивай! – обрадовалась хозяйка. – Что знаю, все расскажу! Чаю с салом хочешь? – метнулась она на кухню.
– Нет, – остановила ее Марина. – Давайте так посидим, в темноте.
Тетя Галя послушно села на кровать, сцепив на коленях пухлые ручки.
– Теть Галь, у вас сумасшедшие в округе есть?
– Чокнутые, что ль? – уточнила хозяйка.
– Ну да… Не в себе как бы. С виду вроде нормальные, но со странностями.
– Да у нас тут все со странностями, – растерялась хозяйка. – Как плюс сорок вжарит, так у всех крыша едет, и у местных, и у приезжих…
– Значит, нет сумасшедших. – Марина разочарованно вздохнула и встала.
– Нет, ну, чтобы совсем дураков – с медицинской точки зрения – таких нет. Может, все же чаю с салом?
Марина Викторовна легко катапультировалась через окно во двор.
– А вы не знаете никого по имени Гамлет? – крикнула она с улицы.
– У нас в округе только один Гамлет, – вывесилась в окно тетя Галя. – Опер из убойного отдела.
– Опер из убойного отдела, – пробормотала Марина. – Опер из убой… Господи!
Она побрела к сараю, содрав с головы парик.
– Опер из убойного отдела! – захохотала Марина. – Опер! Ну и дура же я… Ну и дура!
Ночью опять пошел дождь.
Неправильный, неожиданный крымский дождь, который делал жару невыносимо душной и влажной.
Крыша протекла в новом месте – прямо над кроватью Марины Викторовны. Она лежала под водопадом, и плакала, и рыдала, и тряслась в ознобе, и тайно радовалась, что пошел дождь, что крыша течет и что ее истерика имеет вполне объяснимые климатические причины.
Она еле дожила до утра.
– Опер, – рыдала она в подушку. – Он просто опер! Вот почему он оказался первым на месте происшествия! Вот почему у него кольцо с гравировкой! Вот почему он видел медицинскую карту Риммы Ромм и знает о ее аллергии! Вот почему! Моей карьере конец. Я погибла! Погибла я!

 

Местное РОВД оказалось маленьким зданием, похожим на детский сад.
Гамлет сидел в крошечном кабинете, сосредоточенно набивая что-то на компьютере.
Марина Викторовна ворвалась в душное прокуренное помещение и схватила Гамлета за руку.
– Пойдем, – задыхаясь, сказал она. – Пойдем, я все тебе расскажу, только без протокола и всех этих официальных штучек.
Гамлет встал и послушно пошел за ней.
Слава богу, на нем была не белая рубашка, а черная майка.
Черная майка, черные джинсы и кобура на поясе.
«Я погибла! – стучало в висках у Марины. – Я погибла, потому что он мне никогда не поверит!»
– Почему ты не арестовал меня в аэропорту? – спросила она, когда он сел рядом с ней в машину.
– У меня нет никаких доказательств, – покачал он головой.
– Кольцо! – напомнила она.
– Это не доказательство. Кольцо могло быть потеряно в бухте когда угодно. Это не доказательство. Единственным доказательством может быть твое чистосердечное признание.
– Признание… – эхом повторила Марина Викторовна. – Скажи, ты действительно любил Марину Кравец?
– Безумно. Любил издалека, как недосягаемую на небе звезду. Это чистая правда. Я даже вызнал номер ее мобильного, но ни разу не посмел позвонить, потому что понимал – таких поклонников, как я, полстраны, а то и полмира… Я терпеть не могу быть одним из многих, поэтому любил ее тайно, издалека.
– Тогда ты должен поверить мне! Поехали! – она нажала на газ. Движок откликнулся ревом, а колеса – душераздирающим визгом.
– Куда мы едем? – без особого интереса спросил оперуполномоченный.
– В бухту Дьявола! Мы пойдем с тобой на ту самую скалу, с которой…
Гамлет равнодушно пожал плечами и отчего-то проверил на поясе кобуру.

 

Плато было раскалено полуденным солнцем, как сковородка.
Марина Викторовна достала из сумочки сигареты, села на камень и закурила.
– Ты сегодня без маскарада, – сказал Гамлет, усаживаясь напротив и сканируя взглядом ее лицо, прическу, фигуру. – Ты очень, очень похожа на Марину. Даже жесты, даже мимика, даже голос и интонации… Ты действительно талантливая актриса, Римма, но до Кравец тебе далеко.
– Слушай меня и не перебивай, – оборвала его Марина Викторовна. – Все, что я скажу, – правда! Мне очень трудно рассказывать это, ведь как ни крути, а я совершила убийство. Жестокое, ужасное убийство. Никому теперь не докажешь, что я защищалась, что просто спасала свою жизнь, но я попытаюсь… – Она затушила сигарету о камень, встала и подошла к краю обрыва. Ей вдруг показалось, что если она встанет на краю пропасти, ее слова окажутся более правдивыми и весомыми. Ей показалось, что именно так нужно выстроить кадр, чтобы он держал внимание и будоражил душу.
Внизу ласково бились о берег волны. Природа помогала ей как могла – светом, солнцем, ветром, бескрайней гладью воды и даже тучками на горизонте, которые, непонятно было, закроют солнце или растворятся в небе, превратившись в безобидную дымку.
– Я в тот вечер немного выпила, – начала она рассказ, глядя на линию горизонта. – Не в баре, не в ресторане – так, купила в супермаркете бутылочку розового мартини и потягивала себе за рулем. Это был один из тех редких дней отдыха, когда я не стала надевать парик и гримироваться. Отчего-то никто не узнавал меня, и мне стало даже обидно. Гаишники не останавливали, чтобы взять автограф, прохожие не оборачивались и не кричали вслед: «Смотрите, да это же сама Марина Кравец за рулем!» Никто не пытался меня сфотографировать, хотя я ехала намеренно медленно и демонстративно пила за рулем спиртное.
Скука была смертная.
Жара и скука.
Наверное, поэтому я остановилась, увидев на шоссе одинокую голосующую девушку.
– Я вас узнала, – улыбнулась она, садясь в машину. – Вы…
– Я такая же отдыхающая, как вы, – перебила я девушку. – Кстати, вам не кажется, что мы очень похожи?
Девчонка оказалась блондинкой, с выжженными перекисью волосами. Мне неприятно сравнивать себя с ней, но мы действительно были очень похожи – черты лица, рост, телосложение, даже голос. Единственное отличие – возраст. Она казалась намного моложе меня.
Жара и скука сделали свое дело. Я разговорилась с попутчицей, которой, кстати, не понадобились ни мой автограф, ни определенное направление, куда бы следовало ее отвезти.
– Хотите, покажу вам бухту Дьявола, там очень красиво, – предложила девица.
Мне было все равно, куда ехать и что смотреть, поэтому я согласилась.
Она показала дорогу к высокой скале. Мы бросили машину внизу и полезли вверх по тропинке, по очереди отхлебывая из бутылки мартини.
Мне стало весело, скуку как рукой сняло, и жара уже не так докучала.
Девушка показывала дорогу и все время рассказывала какие-то глупые анекдоты. Я шла за ней – как последняя дура, забыв, кто я, не зная, кто она.
На скале и правда оказалось очень красиво. Вот как сейчас. Внизу море, впереди горизонт, а под ногами – горячие камни. Мы разделись и остались в купальниках. Мартини к тому времени уже закончился. Анекдоты у девчонки тоже. Она вдруг стала угрюмой и неразговорчивой.
Я начала травить какие-то байки про смешные случаи на съемках, во время рассказа повернулась к девчонке спиной и… получила сильный удар по голове. Удар был страшный оттого, что он оказался неожиданным. Я устояла на ногах, у меня крепкая голова – сколько раз я, отказываясь от дублерш, ударялась этой головой на съемках во время исполнения трюков, сколько раз меня били по темени, если того требовал сюжет…
Я обернулась. Девчонка стояла с перекошенным от злости лицом и с камнем в руке.
Я закричала и отпрыгнула от нее. А что еще было делать в такой ситуации? Расшаркиваться и узнавать причину агрессии?
Я тоже схватила камень. Небольшой, но очень острый.
Девчонка набросилась на меня. Она с остервенением била меня и бормотала что-то о том, что я непременно должна умереть. Я защищалась! Как? Да как тигрица! Умереть под градом ударов какой-то завистливой дряни я не хотела! Девчонка оказалась гораздо слабее меня, хоть мы были одного роста. Но я отстаивала свою жизнь! Свою славу! Свою карьеру! Поэтому силы мои утроились, нет, удесятерились… Кажется, это называется исступление. Или состояние аффекта? Не знаю, не скажу чтобы я себя не помнила, но очнулась я только тогда, когда острым камнем искромсала ей лицо до неузнаваемости.
У меня было ощущение, что режиссер вот-вот крикнет «Снято!» и можно будет идти смывать грим – после того, как я блестяще отыграла какой-то эпизод. Но режиссер ничего не кричал, софиты не гасли, а вместо грима лицо разъедал пот. Девчонка не дышала. Пульс не прощупывался. Я поняла, что совершила убийство, и никому, никому теперь не докажешь, что я защищала свою жизнь! Это означало конец работе, конец ролям, конец деньгам, конец славе, конец свободе, конец всему…
Я осмотрела труп. На пальце у девчонки блестело золотое колечко. Я сняла его, и правильно сделала, потому что внутри оказалось выгравировано ее имя – Римма Ромм.
В том, что делать с телом, я ни минуты не сомневалась. Я подтащила его к обрыву и… Она летела, как кукла, ударяясь о каждый выступ, о каждый камень. При таком раскладе я имела все шансы выйти сухой из воды. Вряд ли тело в таком виде опознают, а если его не опознают, кто свяжет убийство с моим именем?
Я взяла пустую бутылку из-под мартини с отпечатками наших пальцев и бросила со скалы в море. Туда же полетели камни, которыми мы наносили друг другу удары. Оставались ее шмотки – джинсы и кофточка. Я сожгла их на обочине, отъехав от бухты Дьявола километров на двадцать… Развела костер и сожгла. Все было сделано чисто, вот только кольцо я где-то потеряла. Где-то потеряла… Искать его в наступающих сумерках не имело смысла. Ну, что ты молчишь? Это я, я убила Римму Ромм! Я убила ее, а не она меня, слышишь?! Я – Марина Кравец! Та, которую ты тайно и безнадежно любишь! Неужели твое сердце не подсказывает тебе? У меня синий цвет глаз, а родинка на щиколотке – самая настоящая!
– Ты врешь, – Гамлет встал и сделал к ней шаг. – Ты правдоподобно, искусно врешь! Марина не могла стать убийцей! Даже защищая свою жизнь! Она не способна хладнокровно и размеренно разбивать жертве лицо острым камнем! Не способна! Она не могла сбросить со скалы тело, а потом с преступным спокойствием уничтожать улики! Она умерла бы сама, но не стала бы этого делать! – Гамлет сделал еще один шаг и выхватил пистолет. – Ты врешь! Врешь! – Он поднял руку и прицелился ей в лоб. – Врешь! Ты не Марина! У тебя в глазах синие линзы, а на щиколотке татуировка! У тебя аллергия на кокос! Римма Ромм еще в школе умела сочинять душещипательные истории, в которых правду трудно было отличить от вымысла! Трудно, слышишь? Я же говорил, что у тебя много талантов! Ты – Римма! Это говорят мои мозги, мое сердце, моя интуиция и мой здравый смысл! – Его палец дрогнул на курке, всего лишь дрогнул, выстрела не последовало, но нервы у Марины не выдержали.
Она сделала шаг назад, позабыв, что позади пропасть.
…Небо кувыркалось то вверх, то вниз, солнце яркими бликами сверкало в глазах, синее море плескалось то сверху, то снизу. Было не больно и вовсе не страшно от того, что впереди смерть. Было смешно, что она всего-навсего оступилась…
– Я уже не знаю, кто я! – из последних сил закричала она. – Не знаю! Ты почти убедил меня, что я Римма-а-а-а-а-а…
Жизнь заканчивалась тогда, когда лето находилось в разгаре, а солнце в зените. Это было обидно.
Последнее, что почувствовала то ли Римма, то ли Марина, – это жар в своих ранах.
Назад: Наталья Солнцева Вино из мандрагоры
Дальше: Лето, Крым, год спустя…