Глава 14

Они мчались, в окна свистал ветер, и Леся была так счастлива, что даже не могла поверить: неужели она впервые в жизни путешествует вместе с любимым, и для нее стремительное шоссе, и солнце в спину, и ветерок, и огненный профиль Васи…

Однако чистая, беспримесная радость никогда не длится долго. Всего минуту, две, а потом к ней примешиваются воспоминания, подозрения, тревоги.

– Куда мы едем? – повернулась Леся к своему спутнику.

– Я везу тебя домой, – улыбнулся он. – То есть на мою дачу.

– А почему прятать меня после убийства Брагина стал ты, его племянник?

– Да потому, – пожал плечами Вася, – что мы с Ником Кривошеевым действительно друзья. Мы с ним года три назад в отпуске в Крыму познакомились. Потом иногда на футбол ходили, пиво пили… А тут он попросил меня спрятать хорошенькую девушку. Почему нет? Дача все равно пустует.

Леся требовательно спросила:

– Это ты познакомил Ника и Райтонена?

Вася кивнул:

– Я. А почему нет? Враг моего врага (я Райтонена с Брагиным имею в виду) мне друг.

Голова у Леси кружилась. Они миновали Кольцевую и мчались в область.

– Значит, ты все знал про меня, – промолвила девушка. – В чем меня подозревают и от чего я скрываюсь.

– Да, знал, – спокойно подтвердил Вася. – И что?

Леся промолчала. Потом тихо сказала:

– Наверно, надо сообщить, что Ваню Брагина… – она не смогла выговорить слово «убили» и сказала: – Что Ванечка Брагин мертв…

– Не сейчас, – покачал головой молодой человек. – И не по нашим сотовым. Определят номер, станут на допросы тягать. Оно нам надо? Приедем в Гречаниново – брякнем со станции, из телефона-автомата.

– Да, здорово замаскируемся, – усмехнулась Леся. – А то менты не свяжут звонок из Гречанинова и брагинского племянника…

Она поймала себя на мысли, что говорит с ним, словно сообщница. Будто они преступники, и теперь им приходится скрываться. А может, преступник здесь только один – Вася?

– Логично мыслишь, сестренка, – кивнул Вася. – Позвоним из Меньшова. Там тысяч двести народу живет, с нами никто звонок не свяжет.

– А как ты думаешь, кто убил Ваню? – задумчиво спросила девушка. Ветер из окна холодил ее беззащитную шею с жучком-скарабеем.

– Я думаю, тот же человек, что покончил с моим дядюшкой.

– Это была не я.

Леся хотела выговорить это с улыбкой, но не получилось, голос предательски дрогнул.

Вася посмотрел на нее и улыбнулся:

– Я надеюсь. И не я.

– Но… Как ты оказался в том дворе?

– Я же сегодня был на похоронах дядюшки – хотя меня и не ждали. А потом и на поминки пожаловал. Вот и услышал, как тетка Верка дает по телефону поручение найти наркомана какой-то Лесе… Не надо быть Шерлоком, чтобы догадаться, что это за Леся… Я взял у вдовы адрес своего кузена и решил тебя подстраховать. Негоже юным девицам в одиночку по притонам ходить…

– Долго ж ты ехал… – вздохнула она, однако в этих словах содержался не упрек, не дурацкие подозрения. Леся искренне пожалела, что они не встретились чуть раньше и никого не оказалось рядом в тот момент, когда она обнаружила труп…

– Прости… – тряхнул огненной гривой Вася. – Ты ж видишь, какие пробки…

И впрямь: дело близилось к вечеру, и через два-три светофора после Кольцевой движение по шоссе почти застопорилось.

– Ты мог бы позвонить мне на мобильный, – молвила Леся. – Сказал бы, чтоб я тебя подождала.

– И ты б послушалась?

– Не знаю.

– А я знаю. Все равно пошла бы к нему. Ты упрямая.

– Откуда ты знаешь, что я упрямая?

– Я тебя насквозь вижу.

– По-моему, ты себе льстишь, – по-кошачьи улыбнулась она и потянулась.

После Васиного объяснения, после всех сегодняшних перипетий, после многих треволнений прошедшей недели Леся чувствовала, временами даже физически, насколько она переменилась. И если бы нашелся человек, наблюдавший за нею со стороны на протяжении последних дней, он бы доподлинно подтвердил это. В девушке просыпались утраченные, казалось, навсегда кокетливость, женственность, игривость… Все то, что она похоронила в себе тем несчастным сентябрьским днем шесть лет назад. Не успев прочувствовать, распробовать, насладиться… И Лесе вдруг показалось – конечно, чепуха, но все же, – что если бы не было грубых приставаний покойного Брагина, а потом ухаживаний Борисоглебского, приколов Брагина-сына… Если б не было внимания, порой назойливого, других мужчин, то, возможно, и Васиной любви тоже не было бы. И что его любовь – награда за все, что она претерпела.

– Скажи, у тебя дома, – начал Вася, – то есть у меня на даче, – со смехом пояснил он, – найдется что пожевать?

– А я не помню, – беспечно пожала она плечами. – Но клубника точно есть.

– Где ты нашла на моем участке клубнику?

– Вырастила, – кокетливо улыбнулась она.

– За три дня?

Она расхохоталась.

– Это от теть-Любиных щедрот.

– Да у вас там трогательный альянс с пенсионеркой! – воскликнул Вася. – По такому случаю есть предложение: заедем в супермаркет и купим сливок. Я накормлю тебя клубникой со взбитыми сливками.

Но Леся не поддержала игривый разговор. Она вздрогнула, закусила губу и отвернулась. Вася уловил перемену ее настроения и участливо спросил:

– Что не так?

– Мы, наверно, бесчувственные, да?

– Не думаю, – помрачнел он.

– Он там лежит, а мы… Про клубнику…

– Знаешь, мне, конечно, своего двоюродного братишку жаль, и все такое, да только когда я узнал, что он наркоман, а это ведь не вчера началось и не сегодня, я понял, что рано или поздно, а скорее рано, чем поздно, все кончится именно так. Так, как сегодня. И я заранее с ним простился. И знаешь… Мне давно кажется, что на старшем Брагине лежит проклятье… Боженька правду видит, да не скоро скажет… И вот теперь наконец вся семейка получила по заслугам…

Леся перебила:

– Ты что ж, думаешь, что есть на свете такие грехи, за которые Боженька должен смертью карать?!

– Не мне судить, – нахмурился Вася, – но, по-моему, есть и такие, за которые даже смерти мало…

…За разговором, полным недомолвок, недоговоренностей (как всегда бывает между двумя любящими или только что много пережившими людьми – а они оба были и то и другое), парочка в магазин за сливками заехать забыла. Единственное, что сделали по дороге – из Меньшова, из автомата, позвонили в милицию. Сообщить об убийстве решил Вася, и Леся была ему благодарна за то, что он взял на себя хотя бы часть свалившегося на нее груза. Коротко и дельно огнегривый парень рассказал о смерти на улице Юных Ленинцев и продиктовал точный адрес места преступления. Когда он повесил трубку, влюбленные бросились в автомобиль, и Вася рванул с места. А от Меньшова до Гречанинова по автодороге оказалось совсем недалеко.

Когда они очутились под блаженной сенью сосен, на улице Луговой, и вышли из машины, Вася протянул руку, чтобы Леся дала ему ключи от калитки. Она нашарила их в рюкзачке и протянула ему.

Впервые в жизни ей было не страшно, а радостно оказаться в пустом доме наедине с мужчиной.

У него (или все-таки у нее?) нашлось на даче, чем поужинать, кроме клубники. И йогурты остались, и сыр… А после чая молодые люди вышли во двор и сели на вкопанную лавочку перед столиком. Поставили перед собой тарелку свежей клубники, собранной на участке тети Любы, и наслаждались крупной и ароматной ягодой. Щурились в закатном солнце, которое пробивалось сквозь кроны елок. Васечка, надо отдать ему должное, событий не форсировал, не пытался обнять ее или хотя бы взять за руку, и Леся была благодарна ему за терпение.

– Скажи, – тихо спросила девушка, – почему ты так не любишь Брагина?

Вася развел руками.

– Конечно, о мертвых ничего, кроме хорошего, но мой дядя… Он, знаешь ли, гадость был, а не человек…

– Он что-то тебе лично плохое сделал? Или родителям?

– Да, сделал. Но я не потому так о нем… Он просто… Просто был плохой человек. Для него не было ничего святого.

– Доказательства?

– В смысле?

– Ты, Васечка, только что высказал некую версию. Говоря юридическим языком. Или, выражаясь по-вашему, по-научному, – гипотезу. Однако ты знаешь лучше меня, любая гипотеза (или версия) – не аксиома. Ее следует доказать.

– Про подлость моего дяди фактов имеется тьма.

– Например?

– Я уверен, что совсем не все про него знаю… Так, макушку айсберга… Но даже этого вполне хватает для приговора.

– Да ты расскажи хоть что-нибудь!

Леся нарочно заводила Васю – чтобы он стал словоохотливей. Отчего-то она чувствовала, что он человек азартный и в пылу спора может выболтать то, о чем говорить не собирался.

– Например, мне отец рассказывал, как Брагин свой бизнес начинал и со своим первым партнером обошелся.

– Ну и как?

– Не буду грузить тебя подробностями, но, коротко говоря, он своего компаньона (со смешной украинской фамилией Шишка, я ее даже запомнил) просто кинул. В циничной и жесткой манере. Шишка, говорят, после того впал в полное ничтожество. У него даже квартиру за долги отобрали.

– Обычная история для девяностых, – безучастно заметила Леся. Своим деланым равнодушием она поддразнивала парня, вынуждая его рассказывать. Ей хотелось, чтобы он изложил то, что у него действительно наболело: историю ссоры Брагина с его родителями. Версию продюсера она знала из найденного письма (в том, что послание писал Брагин, сомнений у нее практически не осталось).

– А ты знаешь, например, – молвил Вася, – что мой дядя в советское время дипломатом был?

– Да, знаю.

– Откуда? – нахмурился молодой человек. – Он тебе успел рассказать?

– Нет, – по-прежнему дразня его, загадочно улыбнулась Леся, – но у меня имеются свои источники.

– Ник разболтал, что ли?

– Почему сразу Ник? Я ж тебе говорю: источники – свои. Не названные и конфиденциальные.

Не станет она признаваться ему, что сведения о продюсере она получила из Интернета и из уст Борисоглебского. Ей доставляло определенное удовольствие вертеть Васей и слегка мучить его, будто он своей любовью предоставил ей некую власть над собой.

– Ну ладно, – нахмурился парень, – дипломат и дипломат, ничего зазорного в этом нет, почтенная профессия. Но ты наверняка не знаешь, как он заполучил свою первую загранкомандировку.

– Не знаю, – покачала головой Леся.

– Это еще в советские времена было. Дядя ведь после армии в МГИМО пролез, по партийному набору, а потом, когда институт закончил, его в МИД распределили. Он мог бы там, в центральном аппарате, лет десять просидеть на грошовой зарплате, прежде чем его в загранкомандировку направят… Тем более что связей никаких у него не было… Ни родственников влиятельных, никого… Брагин сам моим родителям эту историю рассказывал, и со смехом… Он думал тогда, что я еще маленький и даже если слушаю его, то все равно ничего не понимаю, а я уже многое понимал… Тогда, в юности, он своего друга подставил – он вообще предатель по натуре был, мой дядя…

– И как он его подставил?

– На то место, куда дядюшка попал, сначала должен был его коллега поехать. На хорошую зарплату в инвалюте. Ты, наверно, и не представляешь, что означали тогда, в советские времена, загранкомандировки, да еще длительные. Люди за них готовы были глотку перегрызть…

– Да знаю я.

– Откуда?

– Мама рассказывала.

– А-а. А она что, за границей работала?

– Да нет, что ты. Она мне просто много рассказывала о тех временах.

– Ну, значит, бэкграунд ты знаешь… А случилось вот что… В начале восьмидесятых Брагин дружил со своим коллегой по МИДу. Они вместе, семьями, тусовались с этими Куприяновыми…

– Как фамилия? – переспросила Леся.

– Куприяновы. А что?

– Кажется, я уже где-то ее слышала.

– В смысле?

– Нет. Ерунда. Почудилось. Да и мало ли на свете Куприяновых… Ну а дальше?

– Так вот, Куприянова с женой как раз посылали работать в Африку. Они и чемоданы уложили, и отвальную устроили. И даже уже поехали в аэропорт, на самолет. Предвкушали: завтра пересадка в Париже, они Францию, пусть одним глазком, но увидят, а потом как минимум три года в загранке проведут, вернутся, кооператив купят… И вот приезжают они в Шереметьево-2, идут на таможенный досмотр, и вдруг – в чемодане у них находят антисоветскую литературу! Какой-то документ, который здесь, в СССР, один известный диссидент написал, а на Западе его еще даже не издали – представляешь, что получилось? Советский дипломат везет антисоветчину! Знаешь, какой скандал был?

– Могу себе представить.

– Да вряд ли… Короче, мужика того с рейса снимают, раздувают дело, а потом даже из партии исключают и из МИДа увольняют с волчьим билетом… А на место Куприяновых в Африку срочно едет (они в одном отделе работали и, повторяю, дружили) Брагин с супругой…

– Ну и что? – пожала Леся плечами.

– Как – что?! Ты не понимаешь! – азартно воскликнул Вася. – Что, мужик, который на антисоветчине засыпался, идиотом, что ли, был? Разве не понимал – тем более сам дипломат, – что такие вещи нельзя через границу провозить?.. Конечно, все он знал. И наверняка никаких прокламаций не вез. Я уверен: это Брагин ему в чемодан ту петицию подбросил!..

– Да? – нахмурилась Леся. – А доказательства?

– Да какие тут доказательства! Ты бы видела, как мой дядюшка эту историю рассказывал! Он тогда выпил, и по его лицу, по его улыбочкам хитрым, по его недоговоркам сразу можно было понять: он!.. Он к этому руку приложил!

– Типичный случай правового нигилизма, – вздохнула Леся.

– Ты о чем?

– Да о том, что подложил антисоветчину, не подложил, Брагин или не Брагин, доподлинно мы не знаем. А ты уже готов обвинить родного дядю.

– Я не обвиняю, я просто говорю: мог подложить . Характер у него такой, подлый…

– Но то, что Брагин действительно в той истории замешан – просто твои домыслы.

– Домыслы?! Ну хорошо, пусть домыслы. А история с моим отцом – вот уж точно не домыслы.

«Наконец-то Вася заговорил о том, что его действительно волнует», – подумала Леся и спросила:

– И что там с ним произошло?

– Эх, сейчас бы выпить… Нет, – спохватился Вася, – ты не думай, я не алкоголик, но просто слишком много стрессов сегодня… Жаль, ты мне тут, на моей же даче, пить запрещаешь… Ведь ты меня сегодня опять назад в Москву погонишь, да?

– Как я могу выгонять тебя из твоего же дома? – улыбнулась Леся.

– Значит, разрешается выпить?.. Ура!.. Ты не волнуйся, я на террасе лягу… Где там моя бутылочка красненького?

И молодой человек ринулся в дом. Вернулся с бутылкой, штопором и двумя бокалами. Ловко откупорил сухое, плеснул в бокал Лесе, потом налил себе. Выпил, закусил клубникой, блаженно откинулся на скамеечке.

– Ты хотел мне рассказать про то, что случилось с твоим отцом, – напомнила девушка. Она, разумеется, не стала говорить, что, благодаря найденному письму, знает версию событий, изложенную Брагиным.

– Знаешь, – печально сказал Вася (кажется, он сумел опьянеть с нескольких глотков вина), – я считаю, что Брагин в конечном счете моих родителей и погубил. Нет, я не буду говорить (а то ты меня опять в правовом нигилизме обвинишь), что мой дядя своими руками их убил. Убили их, наверное, пьяные хулиганы… Но то, что они в ту ночь на улице оказались – во многом дядюшкина заслуга… Просто когда он отца с работы вышвырнул, тот в такое отчаяние впал. Полная безнадега!.. Второй раз в жизни все с нуля начинать – он не выдержал. Ну и пить начал, конечно… И в ту ночь моя мама его от дружка вела, от очередного… Вот так, доктор наук, и не каких-нибудь простеньких, гуманитарных, а физмат, а вынужден был… Эх…

Вася досадливо махнул рукой.

Леся подумала, что в ничтожном состоянии его родителя скорее все наше государство с его реформами виновато, а не Брагин в одиночку, однако возражать не стала. Спросила, осторожно подбирая слова:

– Скажи… А когда родителей твоих убили… Ты где был?..

Вася криво усмехнулся.

– Все-таки ты, Леська, хорошим, наверно, следователем будешь… В тебе Шерлок Холмс дремлет. И временами просыпается… Хочешь, значит, узнать, есть ли у меня на ту ночь алиби?

Она смутилась, однако кивнула:

– Хочу.

– Ну, во-первых, мне тогда пятнадцать лет было. А во-вторых, случился этот ужас летом, и я в лагере тогда отдыхал, типа пионерском, или, по-новому, труда и отдыха. За сорок кэмэ от Москвы. Тебя такое алиби устраивает?

Он в упор посмотрел на нее, и Леся-таки покраснела и отвела глаза.

– Вполне.

– Вот и ментов устроило. Они ведь меня тоже тогда трясли.

Он налил себе еще вина и выпил.

– За моих родителей, пусть земля им будет пухом.

Лесе ничего не оставалось, как поднять бокал и, не чокаясь, пригубить вина.

– За них, – молвила она и участливо спросила: – А убийц так и не нашли?

Вася скорбно покачал головой:

– Нет. Ты же знаешь, как у нас милиция работает… Когда у тебя волосатой лапы нет или ты денег не платишь, они преступников особо искать не будут. Если только те случайно не засыплются…

– Да, я это знаю, – грустно сказала Леся. Вино оказало действие и на нее – она слегка захмелела. И потому у нее вдруг вырвалось полупризнание. То, о чем она еще никогда и никому не рассказывала. – Я, если хочешь знать, потому и на юридический пошла, и следователем хочу стать, хоть это сейчас и не модно, и непрестижно, но… Знаешь, когда свои вдруг в беду попадают – опера, прокуроры, следователи, – тогда, худо-бедно, милиция к ним по-человечески относится. Не так, как к простым гражданам. Внимательно. И преступников ищет, и даже находит порой…

Вася внимательно посмотрел на нее. Его лицо разрозовелось от вина. Он спросил, очень тихо:

– А что с тобой все-таки приключилось, Леська?

Она вспыхнула, отвела взор.

– Извини, я не хочу этого рассказывать.

– Ну ладно, – с деланым безразличием проговорил Василий. – Но мы, кажется, не о тебе и не обо мне говорили, а о моем дядюшке.

– Да, – подхватила Леся, радуясь, что разговор соскочил с опасной для нее темы. – И о том, как он отца твоего подставил.

– Начну сначала, – кивнул молодой человек. – Брагин, когда из загранки вернулся, это году в девяносто втором было, стал по отношению к нашей семье из себя Санта-Клауса изображать. Приезжал постоянно, с целым ворохом подарков – и для мамы, и для меня, и для отца. А времена тогда, может, ты и не помнишь уже, были тяжелые. У отца в институте целый год зарплату не платили. И у мамы тоже. Не знаю, как мы вообще жили…

– Я тоже те времена застала, – кивнула Леся. – И очень даже прекрасно помню. – Грустно улыбнулась. – Мне лет шесть было. Мамочка мне однажды «Баунти» купила, и я так радовалась, и мама тоже, и такой она гордой была, оттого что наконец смогла позволить себе дочку побаловать…

– Ну да, – кивнул Василий, и по лицу его было видно, что он вспоминает о чем-то своем, однако тоже нерадостном. – А у бизнюков тогда, в начале девяностых, денег куры не клевали. И у нашего дядюшки – в том числе. Он сразу, как из загранки вернулся, из дипломатов ушел и новым русским заделался. Экспортом стал заниматься, да не простым, а драгоценных камней. Из Африки, а потом и из Индии тоже, из Южной Америки… Связи-то он за границей наработал огромные… Экспортировал по-серому, конечно, а может, и чистой контрабандой занимался… Это я доподлинно не знаю, – оговорился он, – а предполагаю… Иначе, думаю, он бы так быстро не поднялся… Иномарку себе купил, «Ягуар»… К нам однажды сюда на ней приехал, меня катал, мне лет десять было… Я думаю, что как раз в тот визит он и предложил папе на него работать… Они с мамой, когда он уехал, долго обсуждали, спорили, меня даже спросили, как быть, и я, маленький, высказался безапелляционно: «Пусть папа идет к дяде Ивану на работу, тоже на „Ягуаре“ ездить будет»…

Леся внимательно слушала, опершись на стол локтями. Не перебивала – понимала, что рассказ Васе дается нелегко. Закатное солнце, проникая в просветы сосен, ласково щекотало ей лицо.

– Почему-то мне до сих пор кажется (хотя, наверно, в действительности было совсем не так), – продолжал Василий, – что мое слово тогда сыграло решающую роль. Типа, устами младенца глаголет истина. В общем, папа ушел из своего института и стал работать на Брагина. Тот ему огромную по тем временам зарплату положил, в долларах. Мы сразу как-то приподнялись. Стали вкусную еду покупать, мне книжки, маме отец кожаный плащ купил… Но со стороны дядюшки это не было благотворительностью. Отец мой был человек ответственный, очень работоспособный, а главное – умный. Он после того, как в тему въехал, очень много полезного для брагинского бизнеса предложил… Новые схемы разрабатывал… Дядюшка его даже в шутку своим серым кардиналом называл… Отец, конечно, сперва очень тосковал по своей науке… Но потом постепенно привык и очень гордился, что он снова стал добытчиком…

Вася умолк. Его взгляд, грустный и сосредоточенный, казался устремленным в глубь недавних, но уже баснословных времен.

– Потом мы даже машину купили, – грустно улыбнулся он, – правда, не «Ягуар», а вот эту «шестерку»… Прошло пару лет. Брагин отцовскими разработками пользовался, воплощал их в жизнь, и успешно, и обогащался, а отцу он даже зарплату не повышал. Папа был человек скромный, ему и того, что дядюшка платил, хватало, а мама стала потихоньку переживать. Не потому, что она была какой-то хабалкой ненасытной, просто ей казалось, что ее родной брат слишком мало мужа ценит, и это несправедливо. Мама и отцу об этом неоднократно говорила, я сам слышал. А потом однажды, году уже в девяносто седьмом, отец вдруг с мамой посоветовался и решился… Пошел к Брагину и откровенно с ним поговорил: я, мол, для тебя, родственничек, многое сделал, и не пора ли мне хотя бы зарплату прибавить, не говоря уже о доле в прибыли… Ну а у Брагина к тому времени натуральная мания величия появилась… Я, типа, крутой бизнесмен, все делаю сам, а мои сотрудники за свою зарплату должны мне каждодневно в ножки кланяться… И вот эту перемену в дяде мой папаня не проинтуичил… Короче, когда он пришел к Брагину, тот на него просто накричал и выгнал, и предложил заявление по собственному желанию написать… – Вася помолчал и добавил: – Вот тогда, я думаю, мой папа и сломался и больше уже не воспрял…

На глазах у Васи блеснули слезы. Леся с сочувствием посмотрела на него. Ей захотелось погладить парня по рыжей вихрастой голове, но она не знала, как он воспримет ее ласку, и воздержалась от этого жеста. Итак, теперь она волею судьбы узнала обе правды: одну – брагинскую, изложенную в обнаруженном ею письме, и вторую, противоположную, – версию Васиной семьи. Она не знала, да и вряд ли когда-нибудь узнает (хотя бы потому, что все главные участники давней драмы мертвы), кто из них прав. Однако Леся была готова поверить Васе – хотя бы потому, что он был ей гораздо более симпатичен, нежели его покойный дядя.

Леся, как ни трудно ей это далось, все же решила не скрывать своих чувств. Она ласково потрепала молодого человека по огненной шевелюре и прошептала:

– Бедный Вася…

А он перехватил ее руку, благодарно пожал и поцеловал в ладонь. Потом Вася плеснул вина в бокалы им обоим, поднял свой и молвил:

– Давай, Леся, выпьем. Чтобы хоть у нас с тобой все было хорошо.

Теплая волна поднялась в груди Леси. Они чокнулись, и она отпила чуть-чуть сухого, заела клубничкой. Воистину судьба приносит ей приятные сюрпризы. Могла ли она мечтать еще неделю назад, когда соглашалась с заданием Кривошеева – соблазнить старого сатира Брагина, что совсем скоро в нее влюбится его племянник?

– Вася, – тихо спросила девушка, – ты говоришь, что мой босс Ник – твой друг…

– Не друг, – поправил парень, – а скорее давний приятель…

– А скажи, – продолжала Леся, – какова твоя роль в этом заказе? Со слежкой за Брагиным? – У нее не хватило духу добавить: «И его соблазнением?»

Вася пристально посмотрел ей в глаза.

– Я был шапочно знаком с Райтоненом. И именно я познакомил его с Ником. Знаешь, как говорят? Враг моего врага – мой друг.

– А Райтонен был врагом Брагина?

– Деловые партнеры всегда враги, – лапидарно и слишком уж общо ответствовал Вася.

– А ты? Ты тоже был брагинским врагом?

Молодой человек усмехнулся.

– Только не надо, пожалуйста, шить мне на этом основании убийство. Да, я ненавидел своего дядюшку, но не настолько, чтобы размозжить ему голову. Знаешь, Леська… Я же был сегодня на похоронах… Очень тяжело видеть такое горе в семье… И что бы я ни говорил, на самом деле никто такого не заслуживает… Дядя погиб, а теперь его сын…

Вася зевнул, довольно нервно, и резко переменил тему:

– Знаешь, я сегодня опять в шесть утра встал. Не выспался. Я пойду лягу. Постелю себе сам на веранде. А ты как хочешь.

– Что ж, ложись, раз не выспался, – улыбнулась Леся. Она после заявления Васи ощутила одновременно и облегчение, и досаду. Облегчение – потому что он не собирается приставать к ней. И досаду – пожалуй, по тому же поводу. Неужели она ему как женщина совершенно неинтересна? И он готов довольствоваться платонической любовью и спокойно спать?

Василий допил вино. Под глазами у него залегли темные полукружья. «Он и в самом деле устал, бедненький, не выспался», – подумала Леся. Вася поднялся, потянулся, ласково сказал: «Спокойной ночи», – и удалился, даже не попытавшись ее поцеловать.

Солнце зашло, и потихоньку стало смеркаться. Леся доела клубнику, а когда минут через пятнадцать вошла в домик, Вася уже спал. Он раскинулся на диване на веранде, укрывшись одеялом до самого носа – только огненные вихры торчали.

И в этот момент раздался телефонный звонок. Леся бросилась к мобильнику, чтобы шум не разбудил Васечку, и даже не успела взглянуть на дисплей – кто звонит. Голос в трубке без всяких предисловий произнес:

– Сына Брагина убили.

По интонации, а также по привычному нежеланию приветствовать собеседника Леся поняла: звонит Ник. (Вася от звонка не проснулся и даже не пошевелился – лежит как лежал, только рыжая грива торчит из-под одеяла.)

– Я знаю, – спокойно ответила Леся.

Она вышла в сад, чтобы не мешать Васечке.

– Откуда ты знаешь? – удивился Ник.

– Я была там и видела… – У Леси на языке вертелось слово «труп», но она не стала произносить его – до домика, где жила тетя Люба, тридцать метров по прямой, все слышно.

Кривошеев строго спросил:

– Видела – что?

– Тело, – пришлось сказать ей (прозвучало все-таки лучше, чем «труп», хотя и ненамного).

– А когда ты была у Брагина? – изумился Ник.

– Я приехала в Кузьминки около пяти.

– Какие Кузьминки?

Шеф что, пьяный? Почему тормозит?

Леся терпеливо объяснила:

– Ваня Брагин, наркоман, в последнее время проживал в квартире на улице Юных Ленинцев, которую он превратил в притон. Там его и убили.

– Минутку! – воскликнул детектив. – Ты о ком сейчас говоришь?

– Как о ком? О Ванечке, младшем сыне Брагина.

– Младшем? Его что, тоже убили? – не сдержал удивления детектив.

– Что значит – тоже?

– Потому что мне сообщили, что сегодня убили старшего сына Брагина – Петра! В его квартире на Мясницкой.

– О боже… – выдохнула Леся.

– Значит, Ивана тоже убили? – строго спросил сыщик.

– Да, – промолвила девушка, – я приехала к нему домой, потому что вдова меня просила найти Ванечку. Она сегодня звонила мне с поминок. Твой телефон не отвечал, и я поехала к Ване в Кузьминки сама. Дверь оказалась открытой, я вошла и увидела…

– Отчего он умер? – деловито поинтересовался Ник. – Передоз?

– Не думаю, – Леся понизила голос. – Там все в крови, и нож валялся.

– Что ты шепчешь? – раздраженно спросил детектив. – Ты где в данный момент находишься?

– На даче у Васи, – не смогла соврать Леся.

– Ты там не одна?

– Одна, – в этот раз ложь выплеснулась легко, естественно.

– А чего шепчешь?

– Соседи кругом.

– Нас…ть на них! Ты в милицию заявила? – спросил Ник.

– Да. Анонимно. Из телефона-автомата.

– Это хорошо.

– А что с Петей Брагиным? – спросила девушка.

– Ты была у него сегодня? – ответил вопросом на вопрос Кривошеев.

– Да.

– Во сколько?

– Где-то без четверти два. Он был жив и здоров. А как и когда его убили? – Леся попыталась перехватить инициативу.

– Подробностей не знаю, – отмахнулся детектив. – Он тебе сказал что-нибудь интересное?

Леся вспомнила сцену, разыгравшуюся в квартире Петра Брагина, и против воли покраснела.

– В субботу ночью, когда Петя прибежал к отцу, дверь в его квартиру была заперта. Это он точно помнил. А на второй вопрос, – соврала Леся, потому что она даже не успела этот вопрос задать, – запер ли он за собой входную дверь, когда пришел в квартиру отца, Петя ответить затруднился.

– Понятно… А ты квартиру наркомана осмотрела?

– Ох, Ник… – В памяти всплыл окровавленный труп на полу, и Леся взмолилась: – Давай поговорим об этом при встрече. Завтра я приеду в офис, и мы все обсудим.

– Ну ладно. – Кривошеев ответил без всякого удовольствия, но настаивать не стал. – Спи спокойно, а завтра, как штык, на работу, лучше к девяти. Но учти – если ты там, на даче, вдруг оказалась вместе с Василием – я бы на твоем месте был предельно осторожен.

– Нет здесь никакого Василия, – во второй раз соврала Леся. Но не удержалась, спросила: – А почему я должна его остерегаться?

– А ты пошевели мозгами-то, – нелюбезно ответствовал детектив. – Подумай: кому выгодна такая эпидемия смертей в семействе Брагина? Сперва убит отец, потом, в один день, оба его сына… Кто теперь все его имущество унаследует, движимое и недвижимое? Фирму, квартиры, особняк? Говорят, еще дом на Мальте имеется…

Леся возразила:

– Унаследует один человек, вдова. Вера Петровна.

– Правильно. Но я ей, учти, сейчас что-то никак дозвониться не могу… Телефон временно недоступен… Я, конечно, понимаю: оба сына убиты, шок… А если и она вдруг уже мертва? Или скоро умрет? Дай ей, конечно, бог здоровья. Кто тогда все брагинское наследство получит?

– Не знаю, – опять солгала Леся – на самом деле она все знала или, вернее, догадывалась. Подозрение вмиг ледяной рукой сжало ее сердце.

– А ты знаешь, – спросил сыщик, – что твой любимый Васечка – родной племянник Брагина?

«Как я должна отреагировать? – подумала она. – Воскликнуть: не может быть! Сказать, что Васечка совсем не ее любимый?» Она не нашла ничего лучше, чем промолчать. Подозрение и страх постепенно росли у нее в душе. Горло перехватил спазм, заболело внизу живота. А Ник продолжал:

– За вычетом вдовы, Василий – единственный и непосредственный наследник всего состояния Брагина. Кстати, в сложившихся обстоятельствах за жизнь Веры Петровны я не дам и рваного рубля.

Леся с замиранием сердца спросила (реплика далась ей с трудом, в горле пересохло):

– У тебя – или у милиции – есть против Василия какие-то реальные улики?

– Не знаю, – ответил Кривошеев («Тоже соврал? Или правду сказал?»), – однако мотив у Васьки имеется мощный… Ладно. Тебе моя помощь не нужна?

– Нет, спасибо, – холодновато отказалась Леся.

– Ну, смотри, как знаешь… Тогда жду тебя завтра на работе. И береги себя. Не перебегай железнодорожные пути перед близко идущим поездом.

На столь жизнеутверждающей ноте сыщик отключился.

Леся в изнеможении села на лавочку. Мысли ее понеслись вскачь.

«А вдруг Васечка и вправду убийца?.. Нет-нет, быть не может!.. А ведь Кривошеев еще не знает, что парень оказался рядом с домом наркомана, ровно когда я обнаружила труп… Но детектив, даже не зная об этом, все равно подозревает Василия… А если б я еще ему сказала, при каких обстоятельствах его сегодня встретила? Тогда Кривошеев точно своего бедного друга в милицию сдал бы… А мотив у Васи и вправду мощный. Родителей его нет в живых (больше того, они убиты, а душегубов так и не нашли!). Мертвы и Брагин, и двое его сыновей. Осталась только вдова. А если и ее не станет – все унаследует Васечка. А там – ох какие миллионы!.. И дядю своего Василий мало сказать что не любил – он его ненавидел. Но…»

Леся машинально вошла на террасу и посмотрела на диван, где спал Вася. Теперь тот лежал на боку, положив на ухо подушку. Он раскрылся почти до пояса, и Леся видела его плечи – широкие, мускулистые, и спину, худую и беззащитную и слегка загорелую.

«Не мог он убивать, – с облегчением подумала Леся. – Для того чтобы своего родного дядю прикончить, а потом обоих кузенов, надо быть монстром. А Вася – совсем не монстр. Он хороший парень, милый и тактичный. У него, видать, нет в крови гена насилия – иначе он и со мной бы не вел себя столь щепетильно. Он слишком чуткий для того, чтобы быть убийцей».

Однако темное «я», с некоторых пор поселившееся внутри девушки, возразило. (Откуда оно взялось, это темное «я»? Благодаря кому оно появилось в душе, и все росло и росло, леденело и застывало? Может, его привнес Кривошеев – своей подозрительностью? Или Петька Брагин – своими сегодняшними приколами? Или, еще раньше, его отец-продюсер, начавший лапать ее в собственной прихожей? Или все произошло еще раньше, шесть лет назад? Однако не столь важен генезис темной силы, поселившейся в ней, – важно то, о чем она, эта сила, Лесе нашептывала.)

«А может, Вася – маньяк? Говорят, маньяки в жизни – интеллигентные, тишайшие люди… До женщины пальцем боятся дотронуться… Может, и Вася такой?.. Вот он и ковбойки любит носить, как Чикатило…»

«Но маньяки своими преступлениями обычно не преследуют корыстных целей», – возражало девушке ее иное (и пока главное), светлое «я».

«А вдруг, – настаивала на своем темная, подозрительная ее половинка, – Василий – исключение, маньяк-корыстолюбец? Какой спец по судебной медицине возьмется утверждать наверняка, что такого рода преступников вовсе не бывает?»

Чтобы отвлечься от бесконечного прокручивания одних и тех же мыслей, Леся взяла мобильник и набрала номер вдовы Веры Петровны Брагиной. «Я не буду с ней говорить, – решила она, – о чем можно говорить с матерью, только что потерявшей двух сыновей? Я услышу ее голос и сразу повешу трубку. Я просто узнаю, что у нее все нормально».

Однако номер не отвечал. Дважды подряд прослушав «попробуйте перезвонить позднее», Леся в отчаянии нажала на «Отбой».