Глава 5
«Его все ищут, но его нигде нет»
Следующее утро, 13 августа, 10.00. Абрикосово. Лена Барышева
Она сидела на лавочке перед корпусом. Было солнечно и ветрено. Где-то в вышине шумели платаны санаторного парка.
Лена не выспалась, но ей было хорошо, маетно и немного страшно. Как в детстве: ждешь на день рождения подарка, и волнуешься, и предвкушаешь, и боишься – а вдруг его не будет.
Лена знала: скоро придет Иван. Странно: она совсем не помнила его лица. Руки его – помнила. Тело – помнила. Все помнила, каждую клеточку. А вот лицо – забыла. Она почему-то засмеялась: «Вдруг я не узнаю его?»
Лена сидела в блаженной полудреме и мечтала: сейчас они встретятся. Он поцелует ее. Они пойдут к морю, взявшись за руки. Море, наверное, штормит. Она бросит в волны монетку – ведь сегодня ее последний день.
Потом они позавтракают где-нибудь в кафе на берегу. Выпьют кофе – а может, даже шампанского. А потом она утащит его к себе в номер. Уж предлог какой-нибудь придумает. И они опять будут любить друг друга.
А потом он примчится к ней в Москву… Почему-то она не сомневалась, что примчится. Она была уверена, что Иван испытывает к ней точно такие же чувства, что и она к нему. Чувство такой силы, при котором нельзя быть врозь…
Лена взглянула на золотые часики от «Картье». Однако! Четверть минут одиннадцатого. Что за идиотская манера – опаздывать! Надо будет этого летчика проучить…
Однако и в двадцать минут, и в половине одиннадцатого проучивать было некого – Иван не пришел.
Отчего-то Лена ни на секунду не подумала, что Иван забыл о свидании. Или что он решил посмеяться над ней. Или – бросить ее. Даже отдаленно такая мысль не приходила ей в голову. Но… Вдруг что-то случилось? Вдруг те мордовороты из кафе решили отомстить Ивану? Подкараулили его? Избили?
А если он попал в аварию? От санатория до места, где он живет, дорога кружная. Часть ее проходит по трассе… Вдруг навстречу Ивану несся какой-нибудь пьяный «МАЗ»? Или – обкурившиеся братки на «БМВ»?
Сердце Лены болезненно сжалось.
Она решительно поднялась со скамейки. Часики показывали без двадцати одиннадцать.
«Что-то определенно случилось, – подумала Лена. – Надо идти к нему».
То же самое время. Черноморское побережье. Капитан Петренко
Указатель сообщал, что до Абрикосова оставалось шесть километров. Справа раскинулась площадка для отдыха. Петренко решительно направил машину туда.
Остановился, выключил зажигание. За всю дорогу он останавливался второй раз. Первую остановку он сделал, когда проезжал Адыгею, близ станицы Псекупская: долил в бак бензина из канистр.
Гаишники его не беспокоили. Близ стационарных постов – под Краснодаром, в Адыгейске, у Горячего Ключа – Петренко сбрасывал скорость, переходил на предписанные тридцать километров в час. Когда его все-таки останавливали, показывал через стекло одно из своих удостоверений – подполковника МВД. На трех засадах – а на южной трассе ближе к морю самые коварные во всей России гаишники – Петренко на свисты мильтонов даже внимания не обращал, продолжал мчать во всю мочь – пускай догоняют. Если смогут.
Петренко вышел из машины. Помассировал затылок. Повращал головой. Сделал гимнастику для глаз. Затылок и спина затекли, глаза устали. Но Петренко знал себя и знал, что через двадцать минут, когда настанет момент брать Кольцова, он будет как огурчик.
Петренко сошел с асфальтовой площадки в траву. Вокруг высились горы, поросшие голубым и зеленым лесом. Солнце шпарило вовсю. Непонятно почему, но чувствовалось, что где-то рядом – море.
Петренко вошел в низкий и густой лес, отлил. Вернулся к машине. Сержантик спал, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Разулся, сапоги аккуратненько поставил на пол салона, намотал на голенища портянки… Так ведь он и дрых, зараза, с той самой минуты, как они шесть часов назад выехали за ворота Азова-13, ни разу не проснулся.
– Рота, подъем! – властно скомандовал Петренко.
У солдатика сработал условный рефлекс на знакомую команду. Он подскочил, чуть не пробив стриженой своей башкой крышу «волжанки».
– Быстро за руль, – приказал Петренко. – Подъезжаем.
Сейчас он справится по своему лэп-топу, где там, в Абрикосове улица Удалова Щель.
В местную милицию капитан решил не звонить. Что он, один с каким-то летчиком-инвалидом не совладает?
11.05 Абрикосово. Лена Барышева
– Хозяйка! Хо-зяй-ка!
Ирма поставила на землю ведро, полное помидоров, и сбежала сверху, с террас, где были расположены цветник и огород.
У калитки стояла девушка. Незнакомая девушка. Явно – курортница.
– Извините, пожалуйста, – взволнованно сказала девушка, – я ищу одного своего знакомого…
– Входите, – радушно пригласила Ирма. Девушка ей понравилась – спокойная и скромная.
Ирма распахнула калитку, и они вместе с гостьей прошли мимо желтого «жигуленка» Ивана во двор. Под навесом, увитым виноградом, стоял обеденный стол. На нем уже лежали кабачки и болгарские перцы: Ирма собиралась закатывать овощную икру.
– Садитесь, – сказала Ирма. – Я сейчас кофе поставлю…
– Я только хотела спросить… Может, я не по адресу…
– Вы ищете Ванечку Кольцова, – опередив ее, проговорила Ирма.
– Да… Ивана… И, наверно, Кольцова…
– Вы – Лена и живете в санатории в двести десятой комнате?
– Да.
– Вам Иван оставил письмо.
– Письмо? А где он сам?
– Его сейчас нет. Да вы сами почитайте.
Ирма легко вбежала в дом, достала записку.
Она не была бы женщиной, когда б не прочитала ее раньше. Содержание письма ей понравилось. И незнакомая ей девушка уже тогда заочно понравилась.
Ирма опять появилась на крыльце. Девушка терпеливо ждала, с любопытством оглядывая двор – их южный, станичный, столь не похожий на московский уклад жизни.
– Извините, – проговорила Ирма, – я вам не принесла письмо утром, как Иван просил, у меня тут дела…
– Ничего.
Лена взяла из рук Ирмы линованный тетрадный листок. Торопливо развернула. Крупным четким почерком, наспех, на нем было написано:
Прости меня, Лена.
Мне надо срочно уехать. Это очень важно. Я не знаю, как и когда, но мы с тобой обязательно встретимся. Я опять найду тебя. Мне кажется, что я очень тебя люблю.
Твой Иван.
«Мне кажется, что я очень тебя люблю…» – вздохнула про себя Лена и проговорила вслух:
– А все-таки все мужики – козлы.
– А ты разве сомневалась? – улыбнулась Ирма.
12.05. Абрикосово. Капитан Петренко
Случилось самое неприятное из всего, что только могло случиться: Кольцов исчез.
Разговор с Ирмой Дегтяревой – женой того самого Василия Дегтярева, с которым Кольцов учился в военном училище на одном курсе, – дал следующую информацию: вчера Кольцов уехал на море на своей машине около семи вечера, а вернулся только поздно ночью. Хозяева, Ирма и Василий Дегтяревы, уже спали.
Во сколько конкретно вернулся на улицу Удалова Щель в дом номер тридцать Кольцов?
Ирма сообщила, что проснулась, когда услышала шум мотора. Выглянула в окно: «жигуленок» Кольцова заезжал во двор. Взглянула на часы: было половина третьего ночи.
«Значит, он вернулся сюда, к Дегтяревым, сразу после звонка в Азов-13, – подумал Петренко. – Звонок состоялся в два десять ночи. Почта отсюда, от этой Удаловой Щели, недалеко – около километра. Все сходится. Позвонил и вернулся…»
Затем гражданка Дегтярева снова уснула. Примерно через полчаса ее опять разбудил Кольцов. Он потрепал ее по плечу. Он был взволнован. Шепотом сообщил ей, что ему надо срочно уехать. Куда – не сказал. Зачем – не обмолвился и словом, и о том, куда он мог последовать, гражданка Дегтярева никакого понятия не имеет.
О письме, которое Ирма передала Лене, равно как о ее визите, она предпочла молодому красивому следователю из главной военной прокуратуры – как Петренко представился Дегтяревой – не распространяться.
Кольцов ничего не сказал Ирме о том, когда он вернется. Но Иван должен, похоже, вернуться: практически все его вещи остались у Дегтяревых. Он уехал среди ночи с одним «дипломатиком» в руках. Взял зубную щетку, электробритву… И, пожалуй, все… А главное – у Дегтяревых осталась машина Кольцова. Вот она тут, во дворе, стоит – даже незапертая.
Петренко попросил позволения, а затем досмотрел вещи Кольцова и его машину – впрочем, он досмотрел бы их и безо всякого разрешения.
Ровным счетом ничего предосудительного – ни в каком смысле этого слова – Петренко в результате осмотра не обнаружил.
Итак: в два десять ночи Кольцов звонит майору Журавлеву в Азов-13. А затем час спустя сбегает из Абрикосова. Без машины, без вещей, с одним «дипломатиком» в руках.
Вопрос: куда он побежал? И зачем?
Машину с водителем-сержантиком Петренко оставил на трассе, на улице Ленина, при повороте на Удалову Щель, чтобы лишний раз не отсвечивать на тихой станичной улице черной начальнической «Волгой».
По раскаленному асфальту Петренко вернулся к «волжанке». Солдатик, открыв в машине все окна, опять дрых на заднем сиденье. Как в него столько влазит? Петренко достал из багажника свой спутниковый телефон и лэптоп.
Сперва капитан позвонил в Азов-13, в особый отдел.
Один из Грибочков, то ли Дубов, то ли Жуков, бодрым голосом отрапортовал, что никаких известий о Кольцове в городок после его ночного звонка не поступало. Все телефоны по-прежнему прослушиваются, на проходных предупреждены, его квартира под наблюдением.
Да и не мог он успеть вернуться в городок. Вернее, мог бы – когда бы поехал туда на машине. Но он оставил автомобиль здесь, под виноградником, в доме тридцать по улице Удалова Щель.
Почему? Зачем? И куда он направился?
Как-то все очень странно получалось с этим Кольцовым. Два дня назад он убивает жену – или все-таки не он? После чего как ни в чем не бывало отправляется к другу на курорт и преспокойно проводит время на пляже, а также за починкой душа и закатыванием банок. Затем вдруг среди ночи решает позвонить с поселковой почты в квартиру покойной супруге. Зачем? В самом деле, ни сном ни духом не ведает, что она убита? Или так хитро отводит от себя подозрение?.. Но он же не знал, что его телефон – под контролем… Затем он перезванивает приятелю, майору Журавлеву, и узнает о том, что его супруга мертва. Удивляется, причем очень натурально. После этого возвращается к Дегтяревым и… исчезает.
Почему, зачем и куда?
Если он невиновен и в самом деле ничего не знает о гибели супруги, самое логичное и единственно возможное решение – это вернуться в городок. Похороны, поминки, скорбь и все такое… Но тогда он должен был сесть в свою машину и отправиться в путь – это самый быстрый способ добраться до Азова-13. Общественным транспортом туда тащиться, со всеми пересадками, ожиданиями рейсов и дорогами в аэропорт и из аэропорта – куда дольше, чем на своем авто… На частной, чужой машине ехать? Крайне дорого для военного пенсионера, да и какой смысл?.. Нет, Кольцов, когда б он был невиновен, выехал бы из Абрикосова либо ночью, сразу же после того, как узнал о гибели жены, либо поутру. Но – на своем «жигуленке». Автомобиль, проверил капитан, исправен настолько, насколько вообще могут быть исправны «Жигули» в возрасте десяти лет, в баке полно бензина…
Однако Кольцов убежал в ночь пешим ходом, бросив своего железного коня, взяв с собой лишь минимум вещей. Значит, он решил скрываться? И стало быть, он виновен.
Или он перестал владеть собой и начал совершать поступки, неподвластные человеческой логике. Или – он уже вообще не человек.
Капитан Петренко вздохнул. Достал из багажника свой ноутбук. Подключил его к спутниковому телефону. Набрал пароли, вышел в специальную сеть Комиссии.
В электронном «почтовом ящике» для него имелось два сообщения. Оба были от напарника из Москвы.
В первом, датированном десятью вечера вчерашнего дня, Василий Буслаев извещал:
Удалось установить, что одновременно с «объектом» в распоряжение интересующей нас в/ч в 1985 году были откомандированы еще шестеро курсантов Тамбовского высшего военного училища летчиков. Их местонахождение сейчас устанавливается.
Второй «мэссидж» от напарника поступил в «почтовый ящик» капитана в 11.45 сегодняшнего дня. В нем говорилось:
Установлены все лица, которые командировались одновременно с «объектом» в распоряжение данной в/ч:
1. ХОМЯКОВ П. К. Погиб 23.05.1992-го при выполнении служебных обязанностей.
2. ТОЛСТЫХ И. И. 19.09.1991-го покончил жизнь самоубийством.
3. КОСТЮКОВ А. Б. 27.03.1990-го погиб в результате несчастного случая.
4. СЕМЕНОВСКИЙ В. Г. 13.04.1993-го покончил жизнь самоубийством.
5. КОЗЛОВ И. А. 03.05.1990-го погиб в автомобильной катастрофе.
6. БОРТКО К.Е. 01.04.1988-го покончил жизнь самоубийством».
Не менее полуминуты капитан Петренко, сидя в раскаленном чреве черной «Волги», ошалело смотрел на этот скорбный список.
Из семерых человек, откомандированных из Тамбовского авиационного училища в распоряжение таинственного Института прикладных психологических исследований в 1985 году, в живых оставался только Кольцов. Все остальные умерли, причем никто из них не ушел из жизни естественным путем. Или аварии, или несчастные случаи, или самоубийства… Причем все семеро были, по определению (раз из летного-то училища!), молодыми и очень здоровыми. И из них один только Кольцов дожил до тридцати лет. Все прочие трагически погибли. А вот теперь что-то таинственное происходит с Кольцовым…
Вряд ли это могло быть простым совпадением.
Тот же день, 14.40. Абрикосово. Капитан Петренко
Автостанция размещалась в самом центре Абрикосова. Рядом возвышалась, сверкая новыми куполами, недавно отстроенная церковь.
У стен автостанции шумел базарчик. Курортники приобретали персики и арбузы. Пили квас из бочки. Покупали шлепанцы, соломенные шляпы и майки. В кафе торговали пивом, чебуреками и чахохбили. Рядом стояли авто. Те, кто проезжал по трассе, устраивали здесь привал. Торопливо насыщались, разложив чебуреки в бумажных тарелках прямо на багажниках своих автомобилей.
В кассе автостанции Петренко узнал: первый автобус из Абрикосова отходит в 5.10 утра. Билеты на него продает сам водитель, а касса открывается только в семь утра.
Петренко предъявил кассирше фотографию Кольцова. Нет, этого парня она никогда не видела. Билета ему сегодня не продавала. Кассирша говорила совершенно уверенно. Петренко верил, что она Кольцова не видела. Конечно, он смылся из Абрикосова раньше. Не стал бы он, прибежав в три часа ночи на автовокзал, дожидаться семи утра, когда откроются кассы.
На ступеньках автовокзала паслись водители-частники. Временами старшой, мужчина метров двух роста и килограммов ста пятидесяти весу, вскрикивал, зазывая пассажиров: «Туапсе! Сочи! Джубга! Геленджик! Аквапарк! Водопады!»
К нему и подошел Петренко, отозвал в сторонку.
Представился следователем ФСБ из Москвы. Продемонстрировал соответствующее удостоверение. Человек-гора сразу проникся, даже заметно съежился и стал внимательно слушать.
Петренко предъявил фото Кольцова и сказал, что этот опасный преступник, числящийся во всероссийском розыске, мог отъезжать от автостанции сегодня ночью, после трех часов.
– Так, – деловито молвил человек-гора. – Сегодня ночью дежурили Боря и Витя. Сейчас разберемся… Борька! Витька! – зычно кликнул он. – Ком цу мир!
Мгновенно подошли послушные Боря и Витя.
– Хорошая у вас организация, – пробормотал капитан. Человек-гора верноподданнически осклабился.
Петренко продемонстрировал двум частникам фото. Один из водителей, Витя – седовласый интеллигентный красавец, – тут же уверенно опознал Кольцова.
– Это я его возил. Он пришел ночью. С «дипломатом».
– Когда точно?
– Часа в четыре.
– Куда вы везли его?
– В Туапсе.
– Куда конкретно?
– На железнодорожный вокзал. Были там в пять тридцать утра.
Петренко едва не застонал: в Туапсе – крупный вокзал. Поезда. Электрички. Плюс автостанция. Плюс морской порт. И еще – аэропорт.
– Вы совершенно уверены, что это ваш ночной пассажир?
– Абсолютно.
– Во что он был одет? Что нес в руках?
Водитель описал Кольцова совершенно так же, как Ирма Дегтярева: белая рубаха, серые брюки, черный «дипломат». Да, это был он. Сомнений быть не могло. Значит, в половине шестого утра Кольцов оказался на туапсинском железнодорожном вокзале. Стало быть, он, Петренко, отставал от Кольцова уже как минимум на девять часов. При условии, что он не имел ни малейшего представления о том, в какую сторону он отправился.
На север – к своему городку? Или в Москву? Или дальше: в Сибирь или на Север? У него есть друзья и в Республике Коми…
Или он понесся на восток? К Сочи, Адлеру и дальше, в не подчиняющуюся никаким нормам Абхазию (почти в Чечню!)? Хорошенький вариант!..
Или он побежал на юг? То есть фактически – на Запад, пытаясь через Турцию, через море нелегально проникнуть к вероятному противнику?
Да, задачка…
Петренко поблагодарил водителей-частников и поспешил к своей «Волге», припаркованной у бочки с квасом.
Руль машины нагрелся так, что обжигал руки.
– Опять поедем? – осоловело спросил сержантик.
– Поедем, – буркнул капитан.
– А куда?
– На кудыкину гору.
Черт возьми!.. Туапсе!..
Петренко посмотрел на часы. Половина третьего дня. Сейчас Кольцов уже мог быть где угодно.
– Давайте я поведу, – лениво предложил солдатик.
– Сиди уж.
Петренко резко выжал сцепление. «Волга» взревела. Капитан вырулил на улицу Ленина – на трассу, ведущую к Туапсе. Он опять опаздывал. Было похоже, что первое же задание, которое выполнял в Комиссии, он проваливал.
То же самое время. Абрикосово. Лена
Лена шла по дикому пляжу. Кроссовки с толстой подошвой мягко пружинили на камнях.
Обычно отдыхающие располагались прямо у спуска к морю – кому охота тащиться по каменистому побережью? Тем более если сумки полны выпивкой и продуктами.
Но Лене хотелось уйти подальше от людей. Подальше от надоедливых станичников, которые приезжали в Абрикосово целыми колхозами, – а сегодня как раз пятница, день массового заезда. Такое впечатление, что все Ставрополье, Краснодарский край, Адыгея, Ростовская область устремляются на летний уик-энд сюда, на узкую полоску черноморского пляжа. Приезжают целыми автобусами, раскидывают палатки-шатры на склонах гор, а на пляж спускаются напиться-искупаться (именно в таком порядке). Лена поймала себя на мысли, что думает о новоприбывших на курорт с неприязнью, словно старожил, и улыбнулась. Самой ей сегодня уезжать, и хотелось сохранить в памяти – на весь следующий дождливый, снежный, ледяной московский год – образ моря, согреваться воспоминаниями о нем все эти долгие месяцы.
Но шумные компании совершенно не гармонировали с уединенной дикостью морского побережья. Громовой хохот под теплую водку начисто убивал очарование свободной стихии. К тому же парубки, увидев Лену, частенько забывали о своих законных половинах и горячо приглашали ее принять участие в застолье. От застолий она вежливо отказывалась – к нескрываемой радости провинциальных жирных тетенек. А от компаний приходилось прятаться за утесом – полтора километра по побережью, если считать от спуска к морю. Ленивые отдыхающие никогда не забирались так далеко.
Лена устроилась на огромном валуне – его, как и безлюдный дикий пляж, она считала своим. Камень был горячим и гладким. А если подстелить махровое полотенце, то вообще будешь лежать, как на кровати! Лена скинула кроссовки – за время отпускных прогулок по острым камням они окончательно износились – и улеглась на свой валун. И, уже лежа, поняла, что сегодня – подсознательно! – устроилась не лицом к морю, а так, чтобы был виден спуск на пляж. Дура, он все равно не придет! А вдруг придет?
Лена чувствовала себя пятнадцатилетней школьницей. С теми же ощущениями. Море волшебно колышется и переливается под солнцем – это потому, что есть ОН. Солнце сегодня особенно нежное и деликатное – из-за него, из-за Ивана… В мозгу услужливо всплыла история любви бог весть какой давности. Ее первая любовь, которая приключилась здесь же, в этом же санатории. Ей только исполнилось пятнадцать, ему – девятнадцать. Лёнчик, мускулистый, щеголеватый и не шибко образованный курсант морского училища. Как и Кольцов, надо заметить, человек служивый. Оба тогда, и она, и Леня, приехали сюда на каникулы. Они проводили время в одной компании, переглядывались-пересматривались… Так они и играли в гляделки почти до самого отъезда. И только за день до окончания каникул Лена, которая только что прочитала «Унесенных ветром», подкараулила своего Лёнчика после утренней пробежки и выпалила ему в лицо:
– Лёка… я люблю тебя!
Как засияли его глаза!.. Лёня, несмотря на всю свою взрослую браваду, оказался чрезвычайно стеснительным. Он все каникулы мечтал объясниться – но не хватало духу. Ленино признание освободило его от тяжкой миссии. Он подхватил ее на руки, закружил-завертел и чуть не уронил в кусты тамариска… Но у них оставался единственный вечер – назавтра надо было уезжать. Его они провели на этом же пляже – может быть, даже на этом валуне – точно Лена не помнила. Они «ловили» падающие звезды и загадывали желания. Им хотелось сказать друг другу так много – один начинал, а другой заканчивал мысль. Как будто они были настроены на одну и ту же волну… Будущая учительница Лена читала стихи, а Лёня, который никогда не утруждал себя изучением литературы, пытался отгадать, кто автор:
– Пушкин!
– Нет!
– Тютчев? – неуверенно произносит Леня.
Лена радуется, что темно и он не видел, как она покраснела… Эти стихи были ее. Но в этом она так и не признается, назвав автором Афанасия Афанасьевича Фета…
Боже, как давно это было!.. А все повторяется. Столько лет прошло. И тот же пляж. И тот же валун. И море – тоже.
И она – такая же дура.
Лена делает вид – для кого? – что смотрит в морскую даль. Но нет-нет – и оглянется на спуск к пляжу…
Наконец солнце повернулось в сторону гор.
Лена возвратилась из финального отпускного заплыва, вытерлась. Оделась. Широко размахнувшись, бросила монетку на счастье… Посмотрела на часы: до отъезда остается всего полтора часа. А ведь надо еще собраться…
Бросив прощальный взгляд на равнодушно горящую гладь – интересно, а морю жалко ее отпускать? Или ему все равно? – она быстрым, упругим шагом направляется прочь от него…
«Прощай – и если навсегда, то навсегда прощай».
Тот же день. 18.20. Черноморское побережье Кавказа, г. Туапсе. Капитан Петренко
Вскоре после Джубги трасса вышла к морю. Огромное, синее, оно лежало справа, перекатывалось своими блестящими на солнце боками.
Вдоль дороги тянулись пляжи, пляжи, пляжи. Всюду стояли припаркованные автомобили. Рядом с ними ветер надувал навесы и палатки. Тысячи людей резвились в море. Тысячи поджаривались на песке.
«Затеряться здесь – ничего не стоит, – мрачно думал Петренко. – Век этого Кольцова ищи – не отыщешь». Рубаха капитана насквозь промокла от пота. Прилипала к спинке сиденья. Ярчайший день, синь моря и золото пляжей слепили глаза. Странно, но Петренко даже не приходило в голову остановить машину, выкупаться в море, освежиться, переодеться. Какое там купание, если он проваливал задание. Какое там море, когда каждая минута на счету!
Скоро трасса стала удаляться от береговой кромки. Начался перевал. Дорога тянулась в гору. Повороты, и каждый на сто восемьдесят градусов, следовали один за одним. Петренко пытался ехать с максимально возможной скоростью, с трудом удерживая тяжелую «Волгу» на «тещиных языках». Визжали шины. Вдобавок к жаре он весь взмок от напряжения. Ну и трасса!
Только около пяти вечера припарковался у железнодорожного вокзала города Туапсе.
С четырех утра Петренко проехал около семисот пятидесяти километров. Кроме двух утренних чашек кофе и полуторалитровой бутылки воды, ничего за весь день во рту не было. Петренко пошатывало от дороги и усталости. «Не надо было пижонить, – сердито подумал капитан. – Нечего строить из себя Джеймса Бонда. Опять считаешь, что все на свете делаешь лучше других. Солдатик и сам бы мог машину вести. Правильно меня полковник Савицкий критикует: не хватайся за все дела, у тебя есть подчиненные… И сейчас мог бы поберечь силы для следствия, тем более что работаешь один, под прикрытием легенды и никаких подчиненных у тебя, в сущности, нет. Кроме этого шофера. Мог бы и его поэксплуатировать!..»
Петренко вздохнул и выбрался из машины. В течение следующего часа он последовательно имел беседы с кассирами в туапсинских железнодорожных, автобусных и авиационных кассах, а также с милиционерами, дежурившими этим ранним утром на туапсинском вокзале.
В компьютерах железнодорожного вокзала и авиакассах человека по имени Иван Кольцов не значилось. Не смогли припомнить его лицо ни автобусная, ни авиационная, ни железнодорожная кассирши. Ничего не говорила его внешность и милиционерам.
В 18.20 капитан Петренко, до предела измученный, уселся на дальнюю лавочку аллеи, ведущей к морскому порту. Набрал прямой номер полковника Савицкого. Когда соединение установилось, горестно выдохнул в трубку:
– Владимир Евгеньевич, я его упустил…