1988. Нетребин Юрий Степанович

Самым интересным в деле Нетребина для Варвары был сам Нетребин. Точнее, даже не тот Нетребин по имени Михаил Юрьевич, что был убит на бульваре восемнадцатого мая сего года, а его отец, Юрий Степанович, пропавший без вести в 1988 году.

Варя чувствовала: исчезновение человека четверть века назад явно было нечистым. Похоже, то же самое чувство испытывали в восемьдесят восьмом году оперативники КГБ. Иначе они не стали бы заново перепроверять происхождение, карьеру и образ жизни бывшего секретоносителя, а также столь дотошно устанавливать обстоятельства его исчезновения.

Результатом проверок стало внушительное дело в архиве комиссии.

За период службы Варя полюбила работать со старыми документами. А больше всего ей нравились те, что содержали в себе аромат подлинности. Те, что передавали былое время, дух, эпоху. В деле Нетребина, например, таковыми являлись пленки, что записывали дед, Степан Иванович, и отец, тогда еще юный Юрий Степанович, в кошелковской лаборатории в шестьдесят четвертом году прошлого века. К пленкам прилагались стенографические расшифровки, сделанные позже – позже, но давно, еще в советское время, потому что изготовили их с использованием пишущей машинки, на желтоватой бумаге, в один интервал. Варвара наугад сличила пару мест аудиозаписи и конспекта – совпадение оказалось дословным, и она решила довериться распечаткам.

Пленка третья, запись первая. (Эта пленка оказалась последней в архиве.)

Предположительно, ноябрь 1964 года.

Предположительно, город Кошелково Владимирской области.

Степан Нетребин (?). Что ж, сынок! Сегодняшний сеанс мы посвятим тебе лично. Я постараюсь вызвать в себе видения из твоего будущего. Чтобы, так сказать, разметить твой будущий жизненный маршрут. Расположить на твоей ментальной карте важные ориентиры.

Юрий Нетребин (?) (озабоченно). Папа, а ты хорошо себя сегодня чувствуешь?

Степан (со смешком). Знаешь, как говорят медики? Сообразно возрасту и состоянию здоровья.

Юрий. Может, теперь не будем экспериментировать? Ты что-то бледный.

Степан. Ерунда. Краснее я теперь уж никогда не стану. Давай начинать.

Юрий. Хорошо. Итак, сегодняшняя дозировка пятьдесят миллиграммов…

Степан (прерывает). Э! Э! Какие пятьдесят! Сто!

Юрий. Отец, это слишком большая доза.

Степан. Брось, сынок! У меня уже нет времени, чтобы тянуть кота за хвост.

Юрий. Это опасно.

Степан. Перестань. Какая разница, откуда меня понесут на погост – из ракового корпуса или отсюда? Здесь мы хоть дело сделаем. Вперед.

Юрий. Видит бог, папа, я пытался тебя отговорить.

Степан. Поехали, как сказал Юрий Алексеевич Гагарин.

Далее Варвара бегло просмотрела и опустила пару страниц, заполненную объективными и субъективными данными о состоянии здоровья испытуемого: пульс, давление, температура. Затем начиналось интересное.

В то же время имевшееся досье на Нетребина Юрия Степановича гласило, что в начале 1965 года он обратился с письмом на имя председателя Совета Министров Союза СССР Косыгина Алексея Николаевича. В нем он просил продолжить опыты, которые сначала делались при участии его отца во Владиславльской «шарашке», а потом были тайно продолжены последним в Кошелково. Письмо, адресованное Косыгину, для реагирования переправили в соответствующие органы. Там тщательно и всесторонне изучили проблему, и в итоге в начале года шестьдесят седьмого постановлением Совмина СССР была создана новая, совершенно секретная научная структура: экспериментальная лаборатория общей и медицинской химии при институте химии. Возглавил лабораторию Нетребин Ю.С.

Чтобы глаз не замыливался, Варя, когда работала с источниками, никогда не погружалась в один (как говаривал полковник Петренко) «с головой и хвостом». Она документы чередовала. Совершенно замечательный эффект получался, когда обнаруживались бумаги (или артефакты), противоречащие один другому. Неплохо выходило также, когда второй источник дополнял первый, к примеру, излагал альтернативную точку зрения. Или подавал событие под иным углом зрения.

Кононова решила не доверять стенограмме из шестьдесят четвертого года, а дослушать последнюю кассету целиком. Когда слушаешь, можно различить интонацию рассказчиков и даже почувствовать их настроение. Кстати, настроение у умиравшего Нетребина Степана было прекрасным, впрочем, как и всегда (как успела заметить Варвара), когда он находился под воздействием препарата.

Пленка третья, запись первая.

Степан. Но, хочешь ты, сынок, или не хочешь, а придется тебе продолжить мое дело. Я так вижу. Вот он, ты – в белом халате, умный, важный, но до сих пор молодой. Что-то вещаешь, во главе полированного стола. Тебя слушают сотрудники с большим вниманием. Это продлится в твоей жизни долго – но с успехом, и не без конца… Меня другое заботит: я не вижу тебя в тот период ни с женой, ни с детьми. А лет уж тебе там будет все тридцать пять.

Юрий. Подумаешь, невидаль, детей нет. Некуда спешить, папа.

Варвара остановила запись и взяла объективку, составленную комитетом, на Нетребина. Интересно, насколько точен был в своих видениях его отец Степан Иванович? Видениях, что он вызывал в шестьдесят четвертом при помощи препарата?

В конце шестидесятых – начале семидесятых в течение несколько лет штат лаборатории, которую возглавлял Нетребин, вырос с пятнадцати до сорока человек, а сам Юрий Степанович защитил сначала кандидатскую диссертацию, а впоследствии докторскую. Однако заказчики исследований и вышестоящие инстанции оставались недовольны низкой практической отдачей лаборатории. Грубо говоря, то, ради чего она создавалась и за что ратовал завлаб Нетребин, – создание эффективного стимулятора и активатор экстрасенсорных способностей человека, – достигнуто не было. Экспериментальные препараты даже не выводили на испытания на людях, потому что опыты на животных свидетельствовали: да, препарат «икс» способен улучшать восприятие и обострять экстрасенсорные способности. Крысы после того, как его им вводили, находили приманку в наглухо закрытом (и запахонепроницаемом!) контейнере в 55–60 процентах случаев. (До приема препарата «икс», как и положено по теории вероятности, этот показатель составлял ровно 50 процентов.) Однако побочные эффекты от его использования оказывались столь сильны, что до трети подопытных грызунов или собачек погибало непосредственно сразу после окончания опыта, а еще около трети – в течение месяца. Иными словами, любой человек, испытавший на себе вещество, становился кем-то вроде камикадзе. О да! Он мог, подобно оракулу или пифии, в течение получаса или даже более, вещать предсказания. Однако впоследствии его ждала тяжелая болезнь и смерть – как скончался в тысяча девятьсот сорок девятом году Каревский, а в шестьдесят четвертом – Степан Нетребин. Впрочем, данных о том, что препарат испытывался в семидесятые – на добровольцах или смертниках – не сохранилось.

Самого завлаба Юрия Степановича неуспехи не смущали. Он даже выдвинул красивую теорию, что гиперспособностями, своего рода «третьим глазом» обладали некогда, в той или иной мере, все живые организмы, однако они оказались в итоге вредны для живых существ и потому в процессе эволюции были природой отвергнуты. Однако военные платили ученым не за теории. Им нужен был результат: препарат, который можно было бы использовать в практике разведчиков, следователей, оперативников и полководцев.

Недовольство верхов зрело и в 1974 году вылилось в комплексную комиссию из представителей Минобороны, профильного министерства, нескольких научных институтов, комитета партийного контроля, комитета народного контроля, военно-промышленной комиссии и ЦК КПСС. Вывод комиссии, которая не спеша обревизовала лабораторию, был краток, но жесток: ни единого очевидного достижения лаборатория за восемь лет своего существования не представила. Ее следует расформировать, а научное направление закрыть как полностью бесперспективное. Несмотря на то, что Нетребин бился, писал письма в самые высокие инстанции, вердикт не переменили. Рассказывали, что мятежному завлабу пригрозили в конце концов тем, что лишат его научных званий: доктора и кандидата наук – и только тогда он успокоился. Лабораторию благополучно прикрыли.

Пленка третья, запись первая.

Ноябрь 1964.

Степан Нетребин. А теперь тебе, Юра, лет сорок. Ты просто полон огня и силы. Я вижу тебя в окружении юных дев. Ты нравишься им. Ты купаешься в этой любви, насыщаешься ею. Тебе даже хватает одного лишь их поклонения, но ты хочешь большего, идешь (и заходишь с девчонками!) все дальше. Ты в летах, но я вижу тебя в постели с юной красоткой – боже, да она совсем девочка, лет восемнадцать, у нее даже прыщички на спине! Берегитесь, Юрий Степаныч! Не увлекайтесь! Вы должны уметь остановиться! Вовремя остановиться! А не то – беда!

Сразу после того как она прослушала предсказание, Варя нашла соответствующий кусок в жизнеописании Нетребина. Судя по всему, после разгрома лаборатории Юрий Степанович утешился быстро. Его живо приняли на работу в один из московских вузов. Довольно скоро он стал вести семинары, а после и читать лекции, проявлял педагогические таланты, пользовался успехом у студентов, а в особенности у студенток. Его послужной список на ниве просвещения оказался гораздо более впечатляющим, чем в оборонке: год семьдесят шестой – старший преподаватель, семьдесят девятый – доцент, восемьдесят второй – профессор.

Успех среди студентов Нетребин живо конвертирует в неформальные отношения с большим количеством юных дев. Красивый неженатый преподаватель сводит с ума не одну молодую прелестницу. Впрочем, и на старуху бывает проруха: в семьдесят седьмом Юрий Степанович, довольно неожиданно для окружающих, женится на женщине на год старше себя, некрасивой. Что он в ней нашел, шептались в институте прекраснодушные. Она обещала накатать на него заяву по поводу морального облика, причем сразу в горком партии, поясняли циничные. Как там оно было на самом деле, за давностью лет было уж не установить. Но факт был объективкой зафиксирован: не прошло и шести месяцев после свадьбы, как в июле семьдесят восьмого супруга Любовь Егоровна рожает для Юрия сына Мишу – в будущем того самого Михаила Юрьевича Нетребина, которого столь жестоко убьют на ***ском бульваре.

А живая и экспансивная натура доктора химических наук нашла новую отдушину. В преподавании он разочаровался. Ему было скучно заниматься расписаниями, методическими планами и прочей оборотной стороной, неизбежно сопутствующей столь увлекательной возможности покрасоваться перед студиозусами. Волочиться и побеждать юных нимфеток тоже становилось ему слишком утомительно, а главное, при наличии Любови Егоровны небезопасно. И Нетребин отыскал себе следующее жизненное увлечение – туризм.

Сложилась целая компания молодых и не очень научных работников. Самые старшие – профессора и доктора (как сам Нетребин), младшие (как правило, девы) – аспиранты и «мэнээс». Компания обычно отправлялась в один большой поход, трехнедельный, летом. Уезжали на Алтай или Байкал, на Белое море или на Северный Кавказ. Ходили пешком, на байдарках, катамаранах или плотах. К большому путешествию готовились весь год, со свойственной научным сотрудникам тщательностью и педантичностью. Составляли маршруты, рисовали кроки (в Советском Союзе не издавали точных карт для широкого пользования – только совершенно секретные, для военных и спецслужб; туристы довольствовались схемами маршрутов, в том числе нарисованными от руки). В какой-то момент хобби даже стало мешать карьере Юрия Степановича, потому что он в поисках отгулов стал явно предпочитать научной работе поездки со студентами на картошку и овощные базы.

Любовь Егоровна в походы с Юрием Степановичем не ходила, жаловалась на нездоровье. (Злые языки поговаривали, что именно в отсутствии рядом супруги крылась столь горячая любовь Нетребина к туризму.) Однако в каждой экспедиции, особенно в длинной летней, обязательно находилась красотка, которая после рыцарских ухаживаний и песен у костра овладевала сердцем профессора.

Однако в последние годы перед трагической гибелью Юрий Степанович увлекся горными походами и горнолыжным туризмом. Отпуск стал брать в феврале – марте, уезжал обычно в Грузию, в Бакуриани или в Теберду и Домбай. Его увлечение принимало все более экстравагантный и рискованный характер. В частности, все чаще он с друзьями занимался тем, что следующие поколения горнолыжников назовут фрирайдом, а именно спуском на лыжах по неизведанным горным склонам, по целине. Так что в трагической гибели Юрия Нетребина в горах не было бы ничего странного, если б не пара-другая обстоятельств.

Во-первых, потому, что в последней экспедиции погибли все ее участники.

Вторая странность заключалась в том, что в свой последний турпоход, в восемьдесят восьмом, Юрий Степанович отправился в очень узкой компании: всего три человека, одна пара да он сам. Обычно ведь пар бывало четыре-пять плюс девочки.

После случившегося оперативники комитета допросили всех, с кем Юрий Степанович обычно путешествовал по высоким горам или бурным рекам. Выяснилось, что одна пара с Нетребиным как раз в тот момент разругалась, другим выпала путевка в Венгрию, на озеро Балатон. Третьи уехали в горы в Кировск. Вот и осталась в итоге только одна супружеская чета.

Наконец, еще один момент, который отметила в деле Варя: в ходе обыска в квартире Нетребина была обнаружена книжечка издательства «Мир» под названием «Охотники за лавинами». Что это значило? Обычную любознательность моложавого профессора? Или, может быть, он изучал обстановку, готовился к тому, чтобы инсценировать свою гибель в горах?

Московские оперативники очень тщательно тогда разрабатывали окружение Нетребина. Они скрупулезно опросили его домашних, друзей, соседей и сослуживцев. Все единодушно показали, что ничего необычного в жизни умершего в последние дни и месяцы не случалось. Не имелось ничего, чтобы заподозрить его, допустим, в приготовлении к столь экстравагантному самоубийству или в подготовке к бегству за пределы СССР.

Сотрудники также произвели тщательный обыск в квартире, а также в служебном кабинете фигуранта. Ничего порочащего обнаружено не было, за исключением нескольких томиков «Архипелага ГУЛАГа», отпечатанных на ротаторе и переплетенных кустарным способом – впрочем, в восемьдесят восьмом году это криминалом уже не считалось. Однако нашелся, кроме того, в личном архиве Нетребина документ, представлявший интерес для органов. То был пакет, перевязанный бечевкой с пометкой «Не вскрывать! Опасно!»

Пакет изъяли и с соблюдением в самом деле всех мер безопасности раскрыли. Там имелся лабораторный журнал опытов, что тайно производили в 1964 году отец и сын Нетребины в лаборатории Кошелковского химкомбината, а также те самые магнитные пленки с записями отдельных экспериментов. Журнал и пленки передали на экспертизу в комиссию. После тщательного изучения ведущие химики, медики и фармацевты страны, имевшие соответствующий допуск, сделали заключение. Эксперименты в подавляющем своем большинстве повторяют (а если быть хроникально точными, то предваряют) опыты, что официально производила в период с 1967 по 1974 год спецлаборатория, которой руководил Ю.С. Нетребин.

Магнитные пленки были внимательнейшим образом прослушаны. Было установлено, заверено, подписано и опечатано, что на магнитных записях содержатся (цитата) «видения галлюцинаторного характера, вызванные неконтролируемым приемом сверхбольших доз не апробированного препарата».

Например:

Степан. Я вижу тебя, сынок. Ты уже очень взрослый, почти даже старый. У тебя усы и борода, они тебе идут, но местами уже седые. Седина пробивается и на голове, но волосы хорошие, густые, вьющиеся. Ты в туристической, походной форме, на ногах у тебя странные толстые ботинки, похожие на валенки, толстые спортивные штаны. На тебе куртка, шерстяная шапочка. А на лоб сдвинуты диковинные очки по типу авиаторских. И на плече у тебя пара лыж, не обычных, а каких-то коротеньких. Ты находишься где-то на природе. Наверное, поход или экспедиция. Вокруг – горы. Они все в снегу. Но ты находишься внизу, в долине, у реки. Здесь, видимо, разбит лагерь. Однако стоит всего одна палатка, причем маленькая, да и спутников твоих нигде не видно. Из палатки вылезают двое. Наверное, это и есть твои спутники. По всему похоже, что они муж и жена. Или, по крайней мере, любовники.

Юрий. Папа, какое это время? Какой год?

Степан. Это зима. Или ранняя весна. Сейчас я попробую что-то разглядеть. Вот я вижу газету. Она не новая. В нее были завернуты консервные банки, которые привезли с собой из Москвы. Газета называется, кто бы мог подумать, «Правда». А число… Нет, не рассмотреть, слишком мелко. Вижу только заголовок, на первой странице, прямо под названием газеты.

Юрий. И каков же он?

Степан. «Навстречу XIX партконференции».

Юрий. Девятнадцатой партконференции? Что это?

Степан. Представления не имею.

Юрий. Помню, мы проходили по истории партии в университете: восемнадцатая партконференция была в начале сорок первого года, еще до войны. А больше с тех пор – ни одной.

Степан. Пока не одной. Значит, случится в будущем.

Варя оторвалась на минуту от стенограммы, взяла свой чудо-планшет и быстренько набрала в поисковике «XIX партконференция». Сеть услужливо вывела ее на энциклопедический сайт, который немедленно сообщил: Девятнадцатая всесоюзная конференция Коммунистической Партии Советского Союза проходила в Москве с 28 июня по 1 июля 1988 года.

Сообщение энциклопедии произвело на Варю впечатление: год восемьдесят восьмой! Ничего себе! Как мог человек из шестьдесят четвертого года предвидеть, что родной компартии вдруг вступит в голову снова проводить партийные конференции?! И это означало, что записанное на магнитофон видение Степана, скорее всего, сконцентрировано на восемьдесят восьмом году – как раз том времени, когда погиб (или все-таки НЕ погиб?) Нетребин Юрий.

Кононова продолжила чтение.

Степан. Я пытаюсь двинуться дальше. Дальше в будущее. Я вижу… (Здесь следует разрыв в записи – см. примечание 1).

Варвара оторвалась от записей и залезла в первое (и последнее) примечание к стенограмме. Там значилось:

Что могла означать эта лакуна в записи, задумалась Варя. Скорей всего, человек, в чьих руках находилась запись, не хотел, чтобы кто-то после его исчезновения или смерти смог бы услышать, что там предсказано. А так как пленка хранилась у Юрия Нетребина, резонно сделать вывод: информация о том, что предсказал ему отец, представляла для него определенную опасность. Какую? Ну, возможно, она совпадала с тем, что он собирался в восемьдесят восьмом осуществить сам. И действие это в лучшем случае являлось аморальным. А в худшем противозаконным. Именно потому Юрий Степанович и постарался ликвидировать часть отцовского предсказания.

Звучало довольно фантастично – впрочем, за время службы Варя уже привыкла, что многие, и даже очень многие события, которые при первом знакомстве представляются нереальными, на самом деле случаются. Иначе разве скуповатое в целом государство (когда дело не касается благ для его лидеров) до сих пор платило бы столь большие деньги на содержание сверхсекретной Вариной комиссии?!

Девушка продолжила знакомство с делом Юрия Нетребина.

После исчезновения Нетребина и его спутников в феврале 1988 года УКГБ по Кабардино-Балкарии тщательно проверило маршрут тургруппы. Туристы и впрямь путешествовали по лавиноопасному району. В дни похода зарегистрированы сходы лавин, как раз в тех местах, где проходил их маршрут. Были найдены вынесенные рекой котелок и другие вещи, которые были опознаны родственниками как принадлежащие членам данной группы. Тел погибших так и не нашли. Очевидно, они навсегда остались похоронены под многометровым слоем земли. В пользу версии о гибели в потоках снега и льда свидетельствовал и тот факт, что после даты, когда, предположительно, свершился сход лавины, никого из исчезнувших в республике больше не видели.

Задним числом «кагэбэшники» прошерстили также биографии всех троих, без вести пропавших, особо пристально – руководителя туристической группы Нетребина, как секретоносителя с еще не истекшей пятнадцатилетней подпиской. Кроме не вполне благополучного происхождения и пары других пятен, ничто жизненного пути Нетребина Ю.С. не омрачало. Воспитывался он в семье отчима, видного полководца, генерал-полковника В.М. Дедова. Окончил химфак МГУ. Работал в лаборатории, которую возглавлял на Кошелковском химкомбинате его отец Нетребин Степан Иванович. Эта связь с отцом, бывшим зэком, работа у него, да и сам факт рождения от него – вот и все, что являлось компрометирующим в благополучной в целом биографии Юрия Степановича. Впрочем, еще сам вождь народов, помнится, заявлял, что сын за отца не отвечает. А в пятьдесят седьмом году Нетребина Степана Ивановича реабилитировали – так что и по этой линии придраться к его отпрыску было сложно.

Другое дело – оба тогдашних спутника Юрия Степановича, которые, как и он, пропали без вести, а впоследствии были признаны умершими.

Их звали Антон и Юлия Дороховы. И они оставили на попечение бабушки, матери Дорохова, восьмилетнюю дочку – Машу.

Варя прикинула – сейчас той самой девочке уже за тридцать. Как, между прочим, и Микаэле Сулимовой. Что там Данилов говорил про то, что у женщины к Нетребину-младшему – давний счет?

Оставалось лишь сделать срочный запрос в загс и выяснить, не меняла ли Маша Дорохова имя и фамилию.