1996. Маша Дорохова
На первом курсе института (поступила в финансовый) я робко надеялась, что найду себе здесь хорошего мужа. Пусть не прекрасного принца – но разве я не заслуживаю обычного, нормального парня?
Окружающие от меня – больше не отворачивались, не шарахались. Но все ж с лицом своим, наполовину мертвым, спросом я у молодых людей не пользовалась. «Не поймешь: то ли ты улыбаешься, то ли прибить хочешь!» – посмеивались однокурснички.
А оживить физиономию, врачи говорили, уже не удастся. Ни в одной, даже самой крутой, швейцарской клинике пластической хирургии. «Поспешили вы, милочка, с операцией».
Поэтому крутить носом я даже не пыталась. Дениса выбрала потому, что никто больше на него не претендовал.
Был он парнем из простой семьи (папа водил поезда, маман работала на швейной фабрике). Его брат с сестрой безропотно поддержали рабочую династию – после школы отправились в ПТУ. А Денис мой поразил многочисленную малообразованную родню – и поступил в финансовый. Причем мы, абитуриенты из интеллигентных семей, костьми легли, чтоб серьезнейший конкурс преодолеть. Лично я и на курсы ходила, и с репетиторами занималась, да и у бабули связи в приемной комиссии обнаружились. Денис подготовился сам. «Не люблю, когда преподы за меня разжевывают. Зачем они вообще нужны, когда учебники есть?»
И – самородок! – ни на один из подводных камней не попал, все препоны обошел, что на вступительных экзаменах чинили. Или, может, его для статистики взяли? Для полноты социального среза?
Деньжат у Дениса было совсем мало, потому он больше тусовался не с пижонами-москвичами, а со скромниками приезжими.
Честно участвовал во всех общаговских вечеринках, на утренние лекции, как отдельные правильнейшие ботаники, не спешил. Но вовремя сдавал и рефераты, и курсовые, и зачеты. Экзамены тоже – всегда на пятерки (кроме философии – ее считал дурью, а красный диплом и с несколькими четверками давали).
Еще что мне нравилось: Денис уже сейчас, на втором курсе, строил мосты в перспективное будущее. Успел в банке покрутиться, в крупной консалтинговой компании. Мы-то все, если брались за подработку, хотели за нее денег. Желательно – среднерыночной зарплаты. А Дениска легко соглашался на позорную (в наших глазах) должность волонтера. Нарабатывал опыт, устанавливал связи.
Но москвич, отличник – для хорошей партии этого считалось мало. Жилья своего – нет, машины – нет, внешность – невыразительная, под гитару не поет, чаевыми не бросается, да и вообще в кафешки почти не ходит – говорит, что глупо платить за одно и то же пиво в пять раз больше, чем оно стоит в ларьке.
«Вы все еще увидите! Когда он миллионером станет!» – ухмылялась я про себя.
И активно взялась Дениса окучивать.
Мы быстро миновали скучноватый, с разговорами ни о чем, конфетно-букетный период и оказались в постели. Здесь однокурсник тоже выглядел неплохо, хотя действовал слишком, на мой взгляд, классически и размеренно. Но предлагать ему заняться этим в лифте или хотя бы связать мне руки я не решилась. Чувствовала: Денис, скучноватый от природы, и жену себе выбирает под стать, без вывертов. Секс-бомба ему не нужна. Главное, чтоб выслушивала, готовила ужины и содержала в порядке дом. Ну, тут уж я саму себя превзошла: кивала, поддакивала и даже произвела с помощью кулинарной книги неплохие котлеты (бабуля помочь не могла – она лепила их крайне редко, да и то из покупного фарша).
Родителям избранника я, впрочем, не понравилась. Бабка тоже держалась с моим женихом холодно, а когда ушел, презрительно фыркнула: «Плебей!»
– Я, бабуля, тоже не принцесса, – вздохнула я.
Нерадостно как-то все шло, без страстей, без эмоций. Словно бы реферат писала. На тему «Техника и технология выхода замуж».
Подружки мои институтские над нашим романом посмеивались. Одна, самая острая на язык, даже пригвоздила:
– Ты будто не семью создаешь, а сделку заключаешь.
– По-моему, очень современно, – парировала я.
– Без любви замужем взвоешь, – вздохнула подруга.
Я нахмурилась. Не считайте совсем уж бессердечной и сухой: любовь в моей жизни была. С двенадцати лет по однокласснику, Юрику, вздыхала, а в пятнадцать, казалось, жить без него не смогу. Ради него одного, что уж скрывать теперь, на пластику кинулась – в первую попавшуюся клинику, не разбирая дороги. Но Юрик всегда вел себя со мной только как с другом. Благородно остался за моей партой, поддерживал, когда мне лицо изуродовали. А когда в четырнадцать лет я избавилась наконец от ужасных шрамов и с трепетом вышла с больничного в школу, узнала: у Юры роман. С девочкой из параллельного класса. Я вздыхала, рыдала в подушку, ждала. Голубки наконец поссорились, но сказать Юрочке, как он мне дорог, я не успела. Одноклассник прискакал ко мне – «своему парню»! – советоваться: как ему другую школьную красавицу уговорить, чтоб в кино с ним пошла.
Так и терзал меня – вплоть до выпускного.
Рассказывать институтской подруге о своих страданиях я не стала. Как могла цинично, усмехнулась:
– Любить мужика нельзя. Пусть лучше он тебя любит.
– Так выходи за Степашку тогда! – посоветовала однокурсница. – Давно по тебе сохнет.
– С ума сошла, – расхохоталась я.
Степашка Иванов у нас на курсе был абсолютным изгоем. Нескладный, кособокий, откуда-то из-под Оренбурга, ни кола, ни двора, ни родни. Поступил в институт по квоте для детей-сирот, в экономике не разбирался вообще, писал с ужасающими ошибками и нагнать нас даже не пытался. С огромным трудом и постоянными пересдачами перебирался из семестра в семестр. Давно бы выгнали уже его (хватало желающих – с вечернего на дневное перевестись) – но за Степашку Лопаревич, заведующий нашей кафедрой программирования, стоял горой. Говорил: бешеный талант.
– Обтесала бы лучше Степашку, – стояла на своем институтская приятельница. – Если умыть-одеть-причесать, он даже ничего. И по жизни куда перспективней Дениски твоего. Будет где-нибудь в Силиконовой долине работать.
Думала я и про Степашку, конечно. Стану при нем постоянной мамочкой – может, тоже добьется успеха. Но только мне придется бесконечно его наставлять, заставлять, продвигать. Умывать, кормить, понукать, чтоб пошел в душ и в парикмахерскую. Терпеть запои – Степашок уже сейчас, на втором курсе, пил гораздо тяжелее и беспросветнее, чем положено среднестатистическому студенту.
Нет, лучше уж всегда чистенький, основательный, здравомыслящий и надежный Денис.
– Слушай, а ты обязательно хочешь белое платье? – Денис взглянул на меня слегка виновато.
Я хотела. И даже выбрала фасон: никаких пышных юбок, шелковое, в пол, по фигуре. Однокурсница, с которой вместе ходили по магазинам, увидела меня в нем и ахнула:
– Да ты принцеска просто, Машка!
Тут же безжалостно добавила:
– Денис твой рядом трактористом будет смотреться.
Напрокат выдать этакую красоту («Эксклюзивная дизайнерская модель!») мне отказались, стоил наряд безмерно. Но я готова была отдать все свои сбережения, чтобы выглядеть в день «Х» пусть не самой счастливой, но, безусловно, самой эффектной в загсе невестой.
Я улыбнулась Денису:
– Что ты имеешь против белого платья?
– Да ну, – пренебрежительно усмехнулся он. – Сестрицу замуж выдавали: дождь, грязь. А жених – он на мальчишнике перебрал, всю свадьбу страдал – постоянно на подол наступал. И вообще, – внимательно посмотрел в глаза, – я бы не устраивал никаких гулянок. Тебе оно надо? Съедется куча родственников, все напьются. В чем смысл?
– Предлагаешь, что ли, в джинсах расписываться пойти? – ощетинилась я. – А сразу из загса – на лекции, в институт?
– Не в институт, а в аэропорт, – не смутился Денис. – Штемпельнем паспорта – и улетим куда-нибудь на Мальдивы. А родственники, если хотят, пусть сами за наше здоровье и счастье пьют. Одни.
Идея мне понравилась.
Мальдивы, правда, в конце концов сменились бюджетным Египтом – но все равно я с удовольствием предвкушала день свадьбы. Тщательно выбирала для первой брачной ночи белье, паковала в преддверии медового месяца чемоданчик.
Бабушка смотрела на мои предсвадебные хлопоты снисходительно, свысока. Однажды обмолвилась:
– Охота тебе была!
– Ты это о чем? – насторожилась я.
– Да разведетесь вы – через год, самое позднее, – отмахнулась старуха.
Сама она – с мужем, подходящим во всех отношениях, из академической семьи, – разбежалась еще раньше, даже до рождения сына, моего папы. Когда я спросила, почему, надменно скривила губы:
– Каждая женщина обязана вкусить, что такое семейная жизнь. Но влачить ее постоянно совершенно необязательно.
«А я – тебе назло! – возьму и создам. Семью нормальную. Любви для этого не надо. Только здравый смысл».
Я не придала значения тому, что чем ближе становился день свадьбы, тем печальнее становился Денис. Считала: так положено, все мужики со свободой неохотно расстаются. Не насторожилась, когда жених отказался снимать квартиру. «Зачем? Вернемся из Египта – тогда и займемся». Мы вообще очень мало с ним говорили о нашей будущей жизни, гнездышке, совместных покупках. Даже не спали – в смысле, до утра – ни разу вместе. Я не знала, храпит ли он во сне и что любит на завтрак.
Утром – в день регистрации – проснулась с дурным предчувствием: «Ерунду я затеяла».
Хорошенькие мысли – для счастливой невесты!
Синий заяц (он продолжал «жить» на моей постели), показалось, поглядывает с сочувствием.
Собранный чемодан стоял в углу комнаты. Заграничный паспорт лежал на письменном столе.
«Улететь бы куда-нибудь – одной!» – мелькнула неожиданная мысль.
Но как же… тщательно выверенная, спланированная, благополучная семья? С человеком пусть нелюбимым – но перспективным, адекватным, нормальным?!
Я постаралась выгнать из головы глупые мысли. Почистила зубы, умылась. Обреченно уселась к зеркалу накладывать мэйк-ап (в обычной жизни косметикой почти не пользовалась).
И тут зазвонил телефон.
– Маша? – Голос Дениса звучал деловито.
– Привет! – Я постаралась притвориться, что рада. – Ты уже едешь?
(На глупые традиции отправляться в загс порознь мы наплевали – договорились, что он на такси заскочит за мной.)
– Нет, Маша. – Ни тени смущения. – Я не еду. Вообще.
– В смысле? – растерялась я.
– Я утром в Лондон улетел.
– Как в Лондон? Зачем?! У нас же свадьба! – совсем глупо забормотала я.
– Да брось ты, Машка. Неужели переживаешь? – покровительственно хмыкнул он. – Я ж тебе совершенно до лампочки!
– Но… но почему ты не предупредил хотя бы? – взвилась я.
– Сглазить боялся. Я на грант в английскую бизнес-школу подал, и не ясно было до последнего: дадут – не дадут. Только вчера все решилось.
– А какого дьявола? Я собиралась в Египет, и вообще?..
– Да ладно, не злись. Я ведь позвонил! А мог бы просто в загс не прийти, а ты б стояла там одна, как дура. Ну, все, бывай.
И положил трубку.
Тем и закончилось мое гипотетическое счастливое замужество.
По самолюбию история ударила будь здоров! Я-то считала: пусть принца на белом «Лексусе» заарканить не сумею, но типовыми, заурядно-хорошими мальчиками смогу вертеть как пожелаю. А оказалось: Денис, уж самый обычный из обычных, мною поиграл. На черный день я ему годилась, но едва журавль в небе порхнул, заграница поманила – мигом сбежал. Хотя мог бы, терзалась я, взять меня с собой в Лондон. Я бы поехала с удовольствием.
Резать вены из-за сына машиниста тепловоза я не стала. Даже ни разу в честь несчастливого замужества не напилась. Но с того злополучного дня, который так и не стал для меня свадебным, накрепко усвоила: полагаться на мужчин нельзя. Только в кино и в глупых женских романах они защищают нас в беде, добывают мамонта, прощают милые слабости. А в реальной жизни мужики не союзники, а враги. И обращаться с ними надо как с врагами. Безжалостно использовать, а потом выбрасывать.
Так родилась новая Маша. Которая больше никому не поверит, не станет преданно кивать и готовить котлетки. Я решила: пусть мужчины в моей жизни остаются. До тех пор пока я не выжму каждого до последней капли и не выброшу сама.
Начать свою кампанию по уничтожению я решила с легкой дичи. Со Степашки, безответно в меня влюбленного. Подкараулила на пути от метро к институту. Сокурсник на занятия опаздывал, я нещадно замерзла в новой своей боевой униформе – короткой юбке и ярко-алой кожаной куртешке на размер меньше. Наконец показался: высоченный, нескладный. Бредет, загребает плохонькими ботинками пыль, улыбается чему-то. Увидел меня – столбом застыл, глаза выпучил, лоб нахмурил. Явно пытался придумать комплимент. Тонкий, умный. Чтоб я не высмеяла. Только не получалось.
Что ж. Теперь – на первом этапе! – мужчинам всегда будет со мной легко.
Я тепло улыбнулась Степашке. Взяла его под руку. Произнесла задушевно:
– Первая пара – философия. Может, не пойдем?
– А… ну… а куда тогда? – окончательно растерялся он.
То ли не ждал. То ли просто денег у него не было – в кафешку меня вести.
– Поехали к тебе, – предложила я.
– В общагу?! Э… да у меня там Толик, сосед, с гриппом…
– Тогда ко мне, – легко согласилась я. – Квартира пустая.
– Маша, – теперь он смотрел просто испуганно, – что это с тобой сегодня?
– Да просто одолевают, – я лукаво улыбнулась, – смутные желания.
И погладила невеликое Степашкино хозяйство. Мальчик откликнулся сразу и резво, под тонкими китайскими джинсами не скроешь.
«И никаких сегодня благопристойных миссионерских позиций». Экспертом в сексе я была невеликим, но пару видеокассет просмотрела внимательно. А даже если не получится из меня умелой, страстной, роковой дамы – Степашка не поймет, он, судя по глазам его перепуганным, может и девственником оказаться.
Впрочем, полным дураком мой программист не был. Прежде чем покорным теленком потянуться за мной к метро, все же спросил:
– Зачем я тебе нужен, Маша?
Однажды я уже сказала мужчине правду. Когда мой женишок злополучный, Денис, поинтересовался: «Слушай, а зачем ты вообще за меня замуж идешь? Только не надо врать, что ты в меня влюблена». Я тогда честно ответила: «Ты – перспективный. Ну, и порядочный, конечно». Лишь задним числом поняла, что бросил меня Денис, в том числе, из-за этой рассудочной, скучной фразы.
Что ж. Теперь стратегия будет совершенно другая.
– Я от тебя, Степан, давно с ума схожу, только долго сказать не решалась, – задушевно произнесла я.
Вранье совершеннейшее, и артисткой я была никакой. Но Степашка сразу просиял, потянулся поцеловать, пробормотал:
– Правда?
– Ну конечно! – честно взглянула я ему в глаза.
Степашка позвал меня замуж – сразу после нашего первого секса.
– Спасибо, милый, – тепло улыбнулась я. – Обязательно. Но немного позже. Я тебя и без штампа в паспорте люблю!
Но уже на следующий день – я соблазнила еще одного мужчину. (Познакомились на автобусной остановке.) А потом – еще.
Моя стратегия выработалась быстро – решительный натиск плюс наглая лесть.
А третьим пунктом в ней стало: «Бери от мужиков все!»
Разводила я сильный пол поначалу на мелочи. С того же Степашки что возьмешь – максимум дешевенький шарфик или сережки-бижутерию. Но тем не менее постулат мой гласил: любовник – обязательно должен в тебя вкладывать. Чем больше потратил – тем выше ценить будет. Нет, упаси боже, никакого грубого, как у проституток, материального вознаграждения в обмен на секс. Но, например, проходим со Степаном мимо аптеки. Я шагаю понуро, вздыхаю. Он, конечно, интересуется: что, мол, не так?
– Бабуле церебролизин надо колоть, – с виду неохотно признаюсь я. – Для улучшения мозгового кровообращения, чтобы инсульт не разбил. А он, зараза, дорогой…
Конечно, благородный Степашка выгребал из карманов всю наличность. А я потом пристраивала лекарство – почти без убытка! – в интернет-магазине «Круговорот медикаментов в народе».
А еще у меня туфельки были. С «волшебным» каблуком. Топни посильнее ножкой – сразу отламывался. Задача сводилась лишь к тому, чтоб устроить шоу не у какого-нибудь «Скорохода», а у приличного обувного магазинчика.
Да мало ли что еще можно придумать! Прийти на свидание (в мороз) без перчаток и шарфа. В жару – без головного убора, и обязательно изобразить подобие теплового удара. Надеть на палец жалкое, девчачье колечко с цветным камушком (специально приобрела себе самое убогое) и горестно вздохнуть, когда проходишь вместе со спутником мимо витрины ювелирного магазина. А как мне помог старенький бабушкин фотоаппарат «Зоркий»! Или ее же старомодная, в жутких трещинах по выцветшему лаку, сумочка!
Ну и, конечно, умение восхищенно, преданно, со слезами на глазах благодарить.
Все мужские подарки я старалась как можно быстрее обратить в звонкую, желательно свободно конвертируемую валюту. Каждую неделю клала в заначку сотню-другую долларов и сама с собой шутила: теперь и кошельков находить стало не нужно.
Мне очень нравилась тайная моя жизнь. Я знакомилась с мужчинами где только можно, при любых обстоятельствах. Никаких, упаси боже, кафе-ресторанов-клубов – нарваться на маньяка я не хотела. Действовала куда изящнее. Покупала краткосрочные (чтобы не примелькаться) карточки в дорогие фитнес-клубы. Освоила, на махровом любительском уровне, большой теннис и недавно появившийся в стране гольф. Закончила автошколу. Обожала в магазинах «Автозапчасти», обстоятельно, долго предохранители покупать – товар копеечный, а мужчин кругом полно. Захаживала в хорошие супермаркеты. Проработала целый месяц официанткой в спорт-баре…
Оставалась верной себе – за видными-молодыми-богатыми-холостыми не гонялась. Во-первых, мужчины без изъянов мне всегда подозрительными казались. Не могла с ними расслабиться, ждала подвоха. А во-вторых – чего уж скрывать! – не верила я, что могу быть нормальному мужчине интересна. Я ведь не красавица. Не звезда, не дочка из богатой семьи, не уверенная в себе бизнес-леди. С какой стати меня возьмет замуж прекрасный принц? Если даже Денис, рабочая косточка, из-под венца позорно сбежал?!
Ну ладно, о’кей, случится чудо и замуж меня возьмут – в чем смысл? Варить борщи, убирать в доме – бестолковейшее занятие. Дети – обуза. Лепить из лейтенанта генерала – тоска. И что будет потом, когда я его вдруг слеплю? Вон сколько кругом примеров: когда мужики взлетают в бизнесе и быстренько бросают своих постаревших, преданных жен.
«Буду пока – как выражается бабуля – порхать. А дальше – посмотрим».
Учиться – в свете нового моего хобби – было некогда и неохота. На экзаменах с трудом выцарапывала «трояки». Зато заначка моя продолжала пухнуть. Элементарное понимание экономики – не зря ж в финансовом учусь! – тоже имелось.
В конце 1999 года я решила купить земельный участок. Никаких якобы перспективных (но совершенно пустых) поселков бизнес-класса. Вдохновенные речи риэлторов насчет шикарной экологии за сто первым километром тоже оставили меня равнодушной. Искала четко стародачное место, не дальше пятнадцати километров от Белокаменной.
Пересмотрела десятки поселков. С двумя риэлторами заодно переспала, увеличила свой секретный капитал еще на двести долларов. Наконец повезло: предложили десять соток девственного, соснового леса, от Кольцевой – всего-то пять минут езды. Одна из силовых структур захватила там десять гектаров земли, приватизировала, нарезала на участки. Получали их, конечно, маршалы-генералы, тут же заливали фундаменты, начинали возводить величественные, от пятисот квадратных метров, дворцы. Но один из земельных наделов достался скромному майору (судя по изжелта-бледному лицу и сильному тику, здоровье в горячих точках он подпортил себе изрядно).
– Куда мне строиться? Я лучше свою землю продам и гараж в Москве куплю, – доверчиво объяснил мне офицерик.
«Ох, и дурак же ты! Да твой участок уже через пару лет втрое, впятеро будет дороже!»
Ушлые риэлторы – майор продавал землю через газету бесплатных объявлений – тоже просекли ситуацию. Одолевали вояку предложениями, одно другого слаще.
Я повышать цену не могла – денег было впритык. Оставалось взывать к его офицерской чести:
– Вы же назвали мне сумму, я сказала, что готова ее заплатить. Разве порядочно – ее вдруг увеличивать?
Для усиления эффекта придумала сказку про бабушку (мою «любимую героиню»). Астма, жить в Москве нельзя, врачи сказали: хоть в избушку, но на природу. А еще майор обмолвился: у него сын грудной и жена опять беременная, двадцать восемь недель уже. Изменять сознательно – я уже понимала – такие лопухи не умеют. Пришлось изобразить охватившую меня неземную страсть, с которой я не в силах была бороться. (И он, конечно, тоже не смог.)
В итоге участок достался мне. Предложение риелторов продать его – и немедленно получить прибыль в двадцать процентов – я с достоинством отклонила.
А очень скоро случилось ужасное.
Худшее качество в человеке – самонадеянность. Нет ничего нелепей, нет ничего опасней, когда считаешь: «Я – лучший. Я знаю все, и уже ничем невозможно меня удивить». Как же я пострадала – за свою глупую уверенность!
Но мне действительно тогда казалось: я уже знаю о мужчинах абсолютно все. По множеству мелких деталей, манере речи, шуткам, одежде, улыбке могу определить: что за человек передо мной. Чем хорош, в чем слаб. Я даже развлекалась – обещала своим мимолетным знакомым их профессию угадать. Да, в сферах деятельности иногда ошибалась. Но имеется ли у мужчины высшее образование, технарь он или гуманитарий – безошибочно говорила всегда.
И, конечно – самое для меня важное! – я научилась виртуозно определять, до каких границ мужчина готов дойти. Если, поболтав немного, чувствовала: не садист, но в пылу любовной горячки может по лицу залепить (исключительно от страсти-с) – прощалась с ним сразу. И вообще старалась держаться подальше от секс-гигантов (или тех, кто считал себя таковыми). Да, в постели с ними веселее – но, когда в раж входили, могли запросто синяков наставить (как потом бабушке объяснять?). Да и вытянуть из них подарок оказывалось труднее – самонадеянные самцы считали, что чуть ли ни я сама им за удовольствие должна доплачивать.
Совсем другое дело – маменькины сынки, скромники. О, эти очечки, криво сидящие костюмчики, смущенные взоры, поэзия Блока!.. И не надо думать, что, если живет мальчишечка на стипендию или скромную государственную зарплату, он, с финансовой точки зрения, бесполезен. Наоборот: за страсть, что я помогла испытать, готовы были вознаградить полной горстью. Один чудик полное собрание сочинений Куприна приволок в подарок (к сожалению, всего лишь 1954 года издания, много выручить за него в «Букинисте» не удалось).
Но больше всего я любила мужчин незамысловатых. От романтики далеких. Принципиальных не-любителей долго обхаживать даму и осыпать ее потоками комплиментов. Многие из них (рассказывали) очень страдали: оттого, что приходилось выводить постоянных подружек в театр, дарить им «валентинки» и медленно, крошечными шажками подводить к постельным утехам. А мне – в отличие от их постоянных мегер – ласковых слов было не надо. Очень простая, но емкая триада: короткое знакомство, быстрый секс, щедрый подарок.
Тот парень тоже показался мне совершенно типичным. Заурядное лицо, обычная одежда, не слишком чистые ногти.
– Ты в автосервисе механик? – предположила я.
– С чего ты взяла? Я стиральные машинки по домам устанавливаю.
– О, как в немецком кино! – усмехнулась я. – Ну, в том самом…
Он понял. Хмыкнул в ответ:
– Ни разу ничего такого не было. Мне все какие-то грымзы попадаются. Только и знают, что секут: как бы я не спер чего.
И улыбнулся – широко, добродушно.
Немецкое кино мы с ним устроили на заднем сиденье его машины (под стать хозяину, неновая, без единого наворота «Шкода»). Парень оказался даже заботливым: все пытался мою точку G отыскать. Пришлось изображать особенно бурный отклик.
– А ты горячая штучка! – не понял моего притворства мимолетный любовник.
«Пара тысяч у него в бумажнике вроде мелькнули, – прикидывала я. – На ювелирку не хватит. Может, на бельишко его развести? А чтоб точно повелся, попрошу присутствовать при примерке».
Идея моему слесарю понравилась. Напасть на меня в примерочной кабинке по полной программе не решился, но облапал от души. А когда вышли из магазина, предложил:
– Завтра на дачу съездим? У меня выходной.
– А у меня – нет, – отрезала я.
Он будто не услышал:
– Коньячку хорошего возьмем. Я шашлыков пожарю.
– Прости, милый. – Я покачала головой. – Не могу никак.
Безопасность – дороже всего. На дачу – к едва знакомому – я бы даже к священнику не поехала. Не то что к установщику стиральных машинок.
– Сложно с вами, девчонками, – обиделся мой Ромео. И неохотно предложил альтернативу: – Ну, давай тогда, что ли, в киношку?
– Я могу с тобой просто покататься. По городу, – со значением произнесла я.
Он явно обрадовался (то ли времени на кино пожалел, то ли денег), и мы договорились встретиться завтра. Я предложила – на Новом Арбате. (Проворковала загадочно: «Там вокруг полно милых, очень темненьких переулков!»)
А еще у меня был план – затащить моего слесаря в казино (игорных заведений в тех краях – на каждом шагу). Он явно не жлоб, пару фишек, хотя бы долларов на пятьдесят, даме сердца купит. Притвориться, что проиграла – пара пустяков. Припрячу, а обналичить зайду в другой день.
Вновь не ошиблась в человеке – когда заглянули в «Мираж», новый знакомый целых сто долларов мне протянул, напутствовал:
– Только обязательно проиграй – а то в любви не повезет!
И подмигнул сальненько.
Даже жаль, что сегодня, скорее всего, наш с ним последний день. (Больше двух раз я с мужчиной старалась не встречаться. Привязанности мне не нужны, да и щедрость моих кавалеров к третьему свиданию часто иссякала.)
Я сбежала к самой дальней рулетке. Изобразила, будто осыпаю игровое поле без счета фишками. (На самом деле поставила всего пару долларов – и что самое интересное, даже выиграла восемь на корнере.) Спутник мой похвастался, что в покере ему выпал стрит – «И не сыграл, сволочь. Крупье флэшем перебил, вообще отпад!»
– Значит, у нас с тобой, уж точно, в любви сегодня все будет шикарно! – соблазнительно облизнула губы я.
– За это надо выпить. – Он протянул мне бокал.
– Что это?
– Коньяк. Французский. Я же обещал! Взял тебе сейчас, на баре.
– А ты?
– За рулем крепче пива не пью, – вздохнул мужчина.
Я с удовольствием выпила – и мы вышли в ночь.
В голове приятно шумело, Новый Арбат искрился огнями.
– Ищем миленький переулочек? – проворковала я.
Своими ногами дошла до машины. А дальше – не помнила ничего.
Что было потом – расписывать не буду. Неприятно и больно. Вкратце: мужчина все же привез меня на дачу. Одноэтажный дом в совершенно пустом, по раннему весеннему времени, дачном поселке. Там – в неотапливаемой комнате, а большей частью в погребе – я провела четыре бесконечных дня. Почти девяносто шесть часов – полных унижения, издевательств и боли.
В первый же вечер – когда я очнулась и напустилась на него со слабыми (язык еще слушался плохо) упреками – Ромео сломал мне челюсть. Он оказался действительно изобретателен. И неутомим. Просто перечислю: ушиб головного мозга, травматическая ампутация двух пальцев на левой стопе, потеря четырех зубов, ушибленные ссадины мягких тканей лица и кистей обеих рук, колото-резаные проникающие ранения грудной клетки…
Спасли меня чудом. Спасибо бабушке: убедила наших ко всему равнодушных ментов принять заявление. Те, как водится, пытались ее отфутболить: «Девица молодая, холостая, нагуляется – придет!» Но отвязаться от бабки моей не так просто. И дело завели, и искать стали. Даже (спасибо старухиным друзьям с телевидения) дали репортаж по Первому каналу. По всей столице были расклеены мои фотографии, однокурсники создали несколько волонтерских отрядов.
И – когда я уже потеряла всякую надежду – в милицию поступил сигнал. Что я – тремя днями ранее – садилась в «Шкоду» с госномером таким-то. Ромео мой был уверен, что искать меня не станут – номер на машине оказался подлинный. И дачка тоже была оформлена на него.
Далее последовал красивый – как в кино! – штурм. Когда увидела моего мучителя – в наручниках, потерянного, жалкого, – даже не обрадовалась.
Слишком раздавленной я была. И слишком уставшей.
Сочувствия от бабушки я не дождалась. Как и тогда, еще в школе – когда меня изуродовала собака. Опять старуха выполняла все необходимые действия – подавала в постель еду, приносила попить, помогала доковылять до ванной комнаты – но не жалела меня ни капельки. Крепко в ней сидело неискоренимое, обывательское: сама с ним пошла – значит, сама виновата. Но мало ли глупостей совершаем все мы! По бабкиной теории получается, и ребенок виноват, которого маньяк поманил игрушкой. И пешеход, что вышел на проезжую часть и попал под машину. И вообще все, кто осмеливается носить золото – а потом становится жертвой грабителей.
Да, я ошиблась. Но видит бог – и зеркало подтверждает! – я уже достаточно наказана. А тут еще бабуля продолжала испепелять меня презрением.
О том, что со мной случилось, в институте знали – спасибо бабушкиной пиар-кампании.
Я попробовала искать утешения у друзей. Однокурсница, с которой общались ближе всего, примчалась, стоило только позвонить. Сострадательно охала, утешала, с готовностью соглашалась: какие они все гады! А еще жадно разглядывала мои синяки со ссадинами и явно заранее составляла в уме цветистые фразы, коими она опишет мое жалкое состояние завтра в институте для всех желающих.
На следующий день телефон разрывался: ко мне теперь собиралась целая делегация, то ли сочувствующих, то ли просто любопытных. Но я разрешила приехать только Степашке. Неприятно, конечно, что мой безответно влюбленный увидит не роковую красотку, а жалкую развалину. Но хотя бы я могла быть уверена: ни с кем обсуждать, «как отделали Дорохову», парень не станет.
Степашка явился с полным больничным набором. Апельсины, букет цветов, любовные романы в ярких обложках. Бульону в термосе приволок, с гордостью сообщил: «Сам сварил!» Вообще смех. Я боялась: тоже станет винить, укорять – но нет, о том, что со мной случилось, даже не обмолвился.
Впрочем, силы свои я переоценила. Вести светскую беседу – с мужчиной, пусть даже совершенно безопасным и дружелюбным – у меня не получилось. Оборвала на полуслове его разглагольствования о новом альбоме группы «Алиса» и разревелась. А когда Степашка, чтоб утешить, попробовал приобнять меня за плечи, вообще впала в истерику. Швырнула в него крышкой от термоса.
Парень не обиделся. Назавтра явился снова. Я встретила его хмурым взглядом. Он пробормотал:
– Я буквально на минуту.
И бережно извлек из-под куртки взлохмаченного, тигрового окраса котенка. Выглядело создание жалко: шерсть свалялась, глаза слезились. Одна лапа неестественно вывернута.
Я никогда особо не любила животных. Отшатнулась, брезгливо пробормотала:
– Что это?
– Не повезло человеку. То есть коту, – пожал плечами Степан. – Машина сбила. А я себе взять не могу – куда с ним в общагу?
– Ну, отвези его в ветеринарную клинику, – посоветовала я. – Пусть усыпят, это недорого.
И отвернулась.
Подсознательно ждала: сейчас Степка психанет. Закричит на меня. Скажет, что я – сволочь и тварь.
– Я уже был в клинике, – спокойно отозвался он. – Внутренних повреждений у него нет, на лапе – просто сильный ушиб. Усыплять жаль. А еще сказали, он породистый. Называется «европейский короткошерстный». Можно будет, когда поправится, по выставкам возить.
– Ну и вози, что ты ко мне-то пришел?! – вспылила я.
– Ласкуша страшный. Мурлычет, когда пригреется, как паровоз, – продолжал искушать Степка. – А еще по-английски понимает. Не веришь? Вот послушай!
Отвел котенка от себя на вытянутой руке, произнес с выражением:
– Cat! Would you like to eat?
– Мяу! – решительно отозвалось существо.
И я наконец улыбнулась.
Степан бесстрашно приблизился к моей постели, осторожно поместил котенка поверх одеяла. Животина взглянула на меня с недоверием – но замурлыкала. Неуверенно.
– За ухом ему почеши, – велел Степашка.
Я осторожно коснулась пушистого тельца. Котенок съежился – будто ожидал от меня удара. Беспомощный, худой, нескладный.
– Я после клиники поехал, его в приют попробовал пристроить, – вздохнул Степан. – Но они говорят: только на две недели. А дальше, если хозяин не найдется, будут усыплять.
Кот, видно, и по-русски понимал: понуро повесил голову, мявкнул трагическим тенорком.
А я не выдержала – рассмеялась.
Бабушка и не думала оберегать мою ранимую душу. Подначивала:
– Раньше от мужчин с ума сходила, теперь – от котов. Типичный случай антропоморфизма.
Тигрик-полосатик, которого принес Степашка, стал первым. Но не единственным. Месяца полтора спустя я подобрала на улице его собрата: тоже покалеченного, несчастного. Лежал на автобусной остановке, преданно заглядывал прохожим в глаза, скорбно мяучил. Вездесущие бабки (возле животины их собрался целый рой, ахать – ахали, но домой никто брать не хотел) просветили: звереныша мальчишки замучили. Начали с мелочи – привязали консервную банку к хвосту, а в итоге лапу сломали, внутренности все отбили.
– Не бери его, девочка, все равно не жилец, – посоветовала мне одна из всезнаек-пенсионерок.
Но я все равно потащила котенка в лечебницу. Плакала, когда врачи его усыпить предложили, заплатила в итоге совершенно несусветных денег. Думать раньше не думала, что этим созданиям – при всех их девяти жизнях! – и УЗИ делают, и антибиотики колют, и успокоительное прописывают.
В итоге у Тигрика появился дружок – Пантер, ударение на первом слоге. Тоже мальчик.
Я старалась быть с ними строгой, но сладкая парочка очень быстро доказала: хозяева в доме – они. Какое там теперь: прийти домой, заварить себе чаю, плюхнуться в кресло! Первым делом бежала накормить троглодитов. Сменить наполнитель в туалете. Приласкать. Подобрать – чтоб бабушку инфаркт не хватил – все, что хулиганы расшвыряли за день.
Зато ночью мне всегда было тепло. Мужчины мои (хотя обычно дрались – только повод дай) проявили поразительное единодушие: Тигрик укладывался слева, а Пантер – справа от меня. Пусть тесновато – разваливались парни в полный кошачий рост – зато страшных снов мне больше не снилось. А если просыпалась – с тоской на сердце, в холодном поту – лекари мои хвостатые тут же включали свои мурчалки, доверчиво тыкались лохматыми башками мне в подмышку – и я быстро вновь засыпала, почти счастливая.
Степашка наврал – никакой породистости в Тигрике не обнаружилось. Пантер тоже оказался самым заурядным (как бабуля говаривала, «помоечным»). Но пусть внешними данными мои коты не блистали, зато головную боль умели снимать буквально за пять минут. Даже скептик бабушка признавала. А самое главное: научили меня жизни если не радоваться, то хотя бы с ней примиряться. Когда казалось: все кругом черно и никакого просвета, я переводила внимание на бестолковые кошачьи прыжки, их умильное попрошайничество у холодильника, безмятежное спанье в кресле – и ледяная тоска отступала. Пусть людям верить нельзя – зато четвероногие подопечные не подведут никогда.
– Ага, они в огонь за тебя кинутся. Или деньгами помогут, – издевалась надо мной бабушка.
– Ты ничего не понимаешь, – злилась я. – Они всего лишь мне преданы. Всей своей кошачьей душой.
– Ерунда, – отмахивалась старуха. – Коты привыкают к месту, не к человеку. А предложи им кто-нибудь ветчинки пожирнее – мигом тебя забудут.
– Ну, дай им что угодно: хотя бы мяса килограмм! Никогда они в твою комнату не перейдут!
– Да упаси господи! – перекрестилась старуха.
Выглядела она сейчас совсем старенькой и какой-то даже деревенской. Все меньше в ней теперь было железной научной уверенности. Все чаще поминала бога. Даже стала пытаться сквозь мою железную стену пробиться. Интересовалась, куда я хочу после института работать пойти. Не появился ли у меня ухажер.
Ответить ей было мне нечего.
Мужчин я теперь ненавидела и боялась. Только для Степашки делала исключение – впрочем, он и не мужик. Эфемерное, компьютерное создание.
А что до карьеры… Бухгалтерия, фондовый рынок, аудит и прочая финансовая скука не интересовали меня абсолютно. О том, что скоро я получу диплом и придется ежедневно, в наряде согласно дресс-коду, топать в офис, думала с ужасом. Бессмысленное и тяжкое бремя. Да и вообще, я теперь в любой шумной компании тушевалась, терялась. Понимала, что просто не переживу жизни в рабочем коллективе с неизбежным прогибом перед начальством и интригами.
Но жить-то было надо! У бабули, ввиду почтенного возраста, отобрали дневные лекции и спецсеминар, она теперь только дипломников и аспирантов вела. У меня с деньгами тоже было плохо. Все, что «заработала» на мужчинках, отдала за земельный участок. А с неба, как раньше, сокровища больше не падали. Будто издевались высшие силы: много раз казалось, что отправляют они меня пройти по определенному маршруту. Спешила, куда подсказывало чутье, шарила глазами – под ногами, повсюду. Но – ничего не находила. Иссяк мой секретный источник.
Можно было, конечно, прикрыться депрессией (а она у меня, безусловно, была) и устроиться на тихую должность – консьержки, сторожа, смотрительницы в музее. Бабушка, бессребреница, не осудит. Меня наряды, путешествия и прочая мишура тоже теперь не интересовали. Уйду в свой монастырь. Чего еще желать? Необременительная работа, да Тигрик с Пантером.
Но однажды (я уже оканчивала последний курс, сидела над дипломом) у Тигрика в мочевом пузыре обнаружились камни. Болезнь несмертельная, но чрезвычайно нудная. Несколько раз пришлось с ним в ветеринарную клинику ездить – то вставляли катетер, то капельницу делали. Пока котяру моего уносили на процедуры, я перебрасывалась парой-тройкой слов с другими хозяевами. Всегда при этом смущалась, казалось мне, что полной дурочкой выгляжу. С чужими животинами находить общий язык было гораздо легче. Без разницы, кто они были: коты, собаки, хомячки, канарейки. Однажды молодой парень приволок на лечение удава. Весь прочий народ перепугался, жался в уголке приемной – одна я с удовольствием разглядывала змею, гладила по влажной, горячей коже.
Кто-то из посетителей шепнул мне в спину:
– Вот дурная!
А парень (нескладный, несчастный – вроде меня) вдруг спросил:
– Слушай. Где ты работаешь?
– Нигде пока.
– А где хочешь?
– Не знаю.
– Иди туда, где с животными, – серьезно посоветовал он. – Они тебя любят.
– В цирк, что ли? – хмыкнула я.
– Ну, или в клинику ветеринарную. В приют какой-нибудь.
– Я по профессии – экономист, – тоскливо произнесла я.
Но идея мне понравилась. Зачем идти в консьержки – если можно в ту же ветеринарную клинику? Секретарем, например? Уж точно, не буду кричать на хозяев (как приходилось слышать):
– Немедленно уймите своего пса!
Договорюсь с животным – сама.
Иное дело, что в клинике – очень много неприятного. Тупоголовые блондинки приносят усыпить собаку. Когда спрашивают, зачем, – безмятежно улыбаются:
– Надоела.
Много «ничьих» пациентов. Подберут пенсионеры или дети на дороге раненого зверя – несут:
– Помогите!
Платить, естественно, нечем. А бесплатно коммерческая медицина не лечит.
Мне ведь – секретарю! – придется улыбаться клиентке-блондинке. Той, что принесла убивать совершенно здорового зверя. А неплатежеспособных стариков с умирающими котами и собаками выгонять за порог.
Я с ума сойду.
Может быть… может быть… Тоже работа с животными – но совершенно иное?
Идея, что вдруг пришла мне в голову, казалась совершенно безумной.
Я немедленно себя оборвала: «Машка, не чуди! Не получится ничего! Да и деньги – откуда?!»
Но чем более нереальным виделся мой проект – тем сильнее хотелось его осуществить.
К тому же небеса мне благоволили. Хотя зря я пишу: «небеса». Не ангелы до меня снизошли. Демоны.
Пару дней спустя (я продолжала фантазировать, как именно буду осуществлять свой прожект – хотя совершенно не представляла, откуда возьмутся на него средства) ко мне явился Степашка. Бестолковый, милый и нескладный, словно беспородный щенок. Вручил мне тортик, котам – элитного корма (знал уже, как меня задобрить). Слопал тарелку невкусного бабушкиного борща. А когда пили чай, похвастался:
– Я базу данных телефонной сети взломал.
Степан по-прежнему сходил с ума от компьютеров, в институте у нас считался звездой (слегка малахольной). Но практической пользы от его увлечения не имелось. «Написал бы какую-нибудь программу золотую, – шевелила его я. – Антивирус, например, универсальный!» Но Степашка оказался непробиваем. Только улыбался беспечно:
– Не хочу. Мне это неинтересно.
Его, видите ли, чистая наука интересовала. А если в сети хулиганил, то по мелочи, исключительно для удовольствия. Нет бы взломать навороченную систему защиты крутого банка. И теперь: взял и разбомбил телефонную базу данных. На что она нужна?
Впрочем, Степашка объяснил:
– Знаешь, зачем? Мой профессор (обожаемый его Лопаревич, заведующий кафедрой) пожаловался, что телефон опять подорожал. Каждый год расценки повышают! Ну, я и решил ему помочь. Влез в базу и превратил его в льготника. Вполовину меньше он теперь будет платить. Как ветеран войны. Круто?
– Глупо, – охладила Степашкин пыл я. – Они там, на телефонном узле, быстро во всем разберутся. А твоего профессора еще в мошенничестве обвинят.
– Куда им! – отмахнулся однокурсник. – Даже не заметят. Это Центральный округ, у них самая большая в городе телефонная база! А если и найдут: причем здесь Лопаревич? Они сами ошиблись. Профессор мой неправильную квитанцию от них получил.
– А что сам Лопаревич тебе скажет? – прищурилась я.
– Ругаться будет, – простодушно усмехнулся Степашка. – Знаешь, как он орал, когда я два его гаишных штрафа уничтожил, бесследно? А когда голос уже сорвал, попросил: «Научи, как ты это делаешь!»
Парень подбоченился, добавил гордо:
– Очень, между прочим, приятно, когда можешь чему-то профессора научить.
– Ох, Степан. Твою бы энергию – да в мирных целях! – вздохнула я.
Он фыркнул:
– Ты сейчас говоришь как бабуля твоя.
– Бабуля моя об общественном благе печется, – отмахнулась я. – А я – о твоем. Давно бы уже с такими талантами миллионером стал.
– Но я не хочу быть миллионером, – совершенно серьезно ответствовал Степашка.
Любой другой скажи такое – не поверила бы. Но Степан – он, правда, не от мира сего. Во всем.
Я улыбнулась:
– А для меня заработать миллион – слабо?
Схема, что придумалась, – за минуту, с ходу! – оказалась простейшей.
Дано: телефонная база данных. С адресами, фамилиями, суммой – действительно, немаленькой, бабуля тоже ворчала. Всего-то нужно: банковские реквизиты изменить. На свои собственные. Да подменить квитанции.
– Классная идея! – восхищенно взглянул на меня Степан.
К счастью, он, как и я, оказался не из тех, кто рассуждает про законность, мораль и прочие глупости.
– Допустим, ты скачиваешь эту телефонную базу на свой компьютер… – рассуждала я. – Мы меняем реквизиты, распечатываем новые квитанции, разносим их по домам.
– Но зачем? – Он взглянул удивленно. – Это ж сколько мороки!
– А как?
– Да просто! Пусть на узле телефонном все для нас сами сделают. Я прямо в базе данных внесу изменения в реквизиты! Централизованно!
– Да ладно. Не сможешь! – подначила я.
Степка схватил со стола салфетку, написал формулу, нахмурил брови, перечеркнул, начертил несколько цифр и символов снова… Задумчиво произнес:
– А я говорю: смогу. За пару ночей.
Впрочем, триумфальная улыбка быстро сменилась унынием. Пробормотал:
– Но… если в больших масштабах… они быстро обнаружат, конечно.
– Насколько быстро? – нахмурилась я.
– Ну… Там же примерно знают – когда народ счета оплачивать идет. Недополучат денег – и сразу забьют тревогу. Или даже раньше. Если кто-то бдительный обратит внимание, что реквизиты не те.
– Сам говорил, что у телефонной сети Центрального округа – абонентов прорва. Как минимум миллион, – заверила я. – Пусть обнаруживают. Но пока они будут очухиваться, хоть тысяч десять народу заплатят не им, а нам!
– А как мы будем деньги снимать? – еще больше насупился парень. – Счет арестуют сразу. А владельцев повяжут.
– Обижаешь, Степан, – улыбнулась я. – Не забывай, мы с тобой – партнеры. Равноправные. Ты – придумал гениальный способ: откуда взять. Я уж тоже постараюсь. Сделаю так, чтоб снимать было безопасно, и все концы в воду.
– Но как это можно? – Он взглянул удивленно.
Ни к чему посвящать его в детали.
– Не морочь себе голову, – твердо произнесла я. – Твое дело – изменить реквизиты. Когда я скажу. А об остальном – не беспокойся.
Алкоголик алкоголику рознь. У меня для них целая шкала. От начинающих (кто пьет по выходным и праздникам) до полных дегенератов. Ни первые, ни последние меня не интересовали. Нужен был кто-то из середины, но ближе к концу.
Для охоты я оделась неброско. Выпивохи нынче стали осторожны, с откровенными красотками не знакомятся – боятся, что клофелином отравят. Иное дело – прилично одетая девушка с доброй улыбкой. Ей можно (спьяну) и про переустройство мира поведать, и на горькую судьбину пожаловаться.
Кирилла Ивановича я приметила в парке. С виду – очень даже приятный мужчина, одет прилично, нос некрасный, руки не трясутся. Подошел к ларьку, попросил пива. Я обратила внимание, с каким нетерпением сковырнул страдалец пивную крышечку. Сколько блаженства было на лице, когда отхлебнул живительной влаги. Так опохмеляются только господа с большим алкогольным стажем. И зацепило его почти мгновенно. Настолько, что к ларьку он шел сумрачный, нахохленный, а тут глазки сразу же загорелись, миру улыбается, мне подмигнул.
– Зря вы, – пожала плечами я.
– О чем это ты? – хитро улыбнулся он.
– Как говорит моя бабушка, опохмеляться – первый шаг к пропасти.
Мужик сразу помрачнел, забурчал:
– А кому какое дело?
– Скажите еще: «Я взрослый человек, что хочу, то и ворочу», – усмехнулась я. И добавила серьезно: – Странные вы люди, мужчины. Вот вы: еще молодой, приличный – а загоняете себя в гроб. И удивляетесь потом: почему русские женщины за границу замуж выходят.
Он прищурился. Спросил подозрительно:
– Слушай. Тебе чего вообще надо от меня?
– Да просто жаль вас, – вздохнула я. – Воскресенье, погода прекрасная. Пошли бы лучше на велосипеде покатались. В шахматы на свежем воздухе сыграли.
Развернулась и пошла прочь.
Мужик, конечно, догнал. Пахло от него омерзительно – пиво наложилось на старые дрожжи. Но пиджак – почти чистый, пусть плохо, но выбрит, на запястье – часы. Паспорт с московской пропиской у него явно имелся.
Произнес просительно:
– Слушай. Пойдем выпьем, а?
Я начала было отказываться. Он перебил:
– А завтра я с тобой на велосипеде покатаюсь. Слово.
– Обманете, – хмыкнула я.
– Не. Все. Завязываю, – твердо произнес он.
И щедро хлебанул пива.
Нормальный оказался дядька. Пил, правда, уже лет десять. Полный набор: жена ушла, дети не показываются, с работы выгнали, диабет, артрит, в правительстве подонки.
– А пьете на какие шиши? – поинтересовалась я.
– Комнату сдаю.
– Деньги получили – тут же прокутили, – констатировала я.
– Есть грех, – не стал спорить он. – Ну, еще где подработаю когда: мебель перенести, разгрузить чего. Тоже быстро кончаются, правда.
«Пока – подходит. По всем параметрам», – решила я.
Сели рядышком в парке. Я терпеливо мусолила свою бутылку пива (Кирилл Иванович давно уже перешел на водку). Вместе ругали демократов, врачей-убийц и даже бессмертный «Вечерний звон» исполнили. Развезло моего собутыльника быстро, и сексуальных домогательств не последовало.
– Н-но з-завтра – в-в-елосипед. Обещаю! – прохрипел он спустя пару часов в своей квартире, куда я его довела.
И вырубился.
Я была почти уверена: не придет.
Однако ошиблась – явился. Помятый, похмельный. Сегодня руки уже тряслись.
– Какой уж вам велосипед, – вздохнула я.
Он признался:
– Да, лучше бы пивка. Только бабок нет…
Что ж. Я купила бедолаге пенного – на собственные средства.
И пока тот еще что-то соображал, посочувствовала:
– Тяжело вам без денег.
– Да, понимаешь, зараза! – начал он. – Еще вчера лопатник полный был, квартирант рассчитался. Но разлетелось все.
– Экономить надо.
– Издеваешься? – насупился он.
Я изобразила работу мысли:
– Ну… или карточку завести.
– Чего? – удивился он.
– Пластиковую карточку. В банке, – терпеливо объяснила я. – Получили деньги за квартиру – сразу на карту. Подработали – туда же. Все равно, конечно, пропьете. Но хватать будет на дольше. Каждый раз ведь придется банкомат искать.
– А мне дадут? – засомневался Кирилл Иванович.
– Кредитную карту – ни в жизнь, – заверила я. – Ее только тем оформляют, кто работает и вообще благонадежный. А обычную, дебетовую – чтоб вы с нее только собственные средства снимать могли – запросто.
– О, я б хотел! – оживился мой пьяница. – Но банки эти я вообще не перевариваю. Одни старухи. И в окошках грымзы. Начнут нервы мотать: тут напиши, тут распишись.
– Вы в современных банках не были, – возразила я. – Там все уже давно цивилизованно. С клиента – пылинки сдувают. Хотите, вместе сходим? Сами убедитесь.
Он пошел.
Когда я заполняла заявление на открытие счета (Кирилл Иванович в банке сразу поутих, растерялся и все переговоры поручил вести мне), вписала: «выдать дополнительную карту».
Спустя две недели пластик был готов. Получать мы явились вместе. Кирилл Иванович попробовал новенькую карточку на зуб, конверт с пин-кодом сунул в задний карман, мне – погрозил пальцем:
– Не покажу! Секрет! (Он уже был серьезно под газом.)
А что я получила вторую карточку (с собственным пин-кодом), несчастный пьяница даже не заметил.
Мне есть чем гордиться. История с фальшивыми телефонными квитанциями стала первой аферой подобного рода в России и даже вошла в справочник «Самые дерзкие мошенничества современности». У нас со Степой до сих пор немало подражателей, но, как написал один журналист, «дерзость и размах первооткрывателей ни с чем не сравнимы».
Естественно. В базу данных абонентов больше не влезть – защиту сразу после прецедента поставили мощнейшую. Максимум, что удается мелким жуликам, – самим распечатывать и подкидывать в почтовые ящики фальшивые квитанции. Но сколько народу клюнет? Пять человек на весь подъезд – от силы. Граждане нынче грамотные.
А нам со Степаном (прежде чем счет Кирилла Ивановича заблокировали) перечислили деньги почти сто тысяч москвичей!
Им сложно было заподозрить подвох. Название банка в платежке осталось тем же, что и раньше. Изменились только номера счетов. Внимательный операционист, конечно, мог бы заметить несоответствие – но часто в наших сберкассах вы встречаете въедливых-дотошных?
К тому же не забывайте: мы были первыми. Никто просто не ожидал подвоха. Это потом уже по сберегательным кассам стали рассылать предупреждения, а граждане изучали свои платежки чуть ли не под лупой.
Мы бы и многократно больше получили. Но в банке, что выдал карточку бедняге Кириллу Ивановичу (а на самом деле мне), существовал лимит выдачи наличных. Самый большой в России, я специально выбирала – двадцать тысяч долларов в день. Я выгребала его сполна. Целый день ездила от банкомата к банкомату и один за одним их потрошила. Ох, приятно было вставлять карточку. Запрашивать – максимально возможную сумму. И получать, получать, получать деньги! Ни за что! Ни за труд, ни за пот. Только за собственные ум и хитрость.
Минула целая неделя, прежде чем очередной железный ящик объявил: «Ваша карточка заблокирована». Счет несчастного алкоголика Кирилла Ивановича наконец арестовали.
Что ж. Мы славно повеселились.
Ни малейших угрызений совести я не испытывала.
Никого не убивали, последнего куска хлеба не лишали. Подумаешь: наказали некоторое количество граждан на небольшую сумму. Не последние же деньги они нам отдавали! Тем более что телефонный узел после парочки пенсионерских митингов под своими стенами благородно взялся покрыть убытки (эти уж точно не обеднеют!). И пьянчугу Кирилла Иванович под расстрел я не подвела. Наверняка потрясли дядечку от души – но вряд ли в чем-нибудь смогли обвинить. Видно же за километр: он – просто лопух.
Степашка пребывал в абсолютном восторге. Я умоляла его не привлекать к себе внимания, но однокурсник швырял деньгами как безумный. В один день приобрел себе сразу три каких-то навороченных компа. Рвался покупать машину, квартиру…
– И думать не смей, – злилась я.
Он – герой, на коне, при огромных деньгах – перебивал:
– О, Машка! А давай мы с тобой особняк на Рублевке купим! В кредит, но мы ведь еще заработаем! У нас с тобой – команда!
Цены на недвижимость тогда были – с нынешними не сравнить. Двухкомнатная квартира в центре стоила не дороже пятидесяти тысяч долларов.
Я всерьез забеспокоилась. Казалось бы, предусмотрела все. Кроме Степкиного глупого поведения. А если те, кто ведет следствие, сейчас проверяют всех мало-мальски хороших компьютерщиков? И узнают, что один из них неожиданно, неприкрыто разбогател?!
Но не убивать же его, дурака?
К счастью, у Степки имелся заграничный паспорт.
Я не поленилась: съездила к нему в общежитие. Вскрыла перочинным ножиком запертый ящик письменного стола. Извлекла документ. И помчалась в первое попавшееся турагентство. Степашка давно бредил Индией. Не устоит он, когда я предложу ему увидеть имперский Дели и суматошный Бомбей. Подавляющий своей красотой Тадж-Махал и мерцающий дворец в Удайпуре. Побывать в форте Амбер в Джайпуре, принять участие в поло на слонах и приблизиться к королевскому тигру в Рантхамбхоре. Я практически не сомневалась: он не вернется в Россию сразу после поездки по стране на роскошном поезде «Золотая колесница». Обязательно останется в Индии – просветляться. Медитировать на закаты. Общаться с всегда счастливыми аборигенами. «Пусть он уедет и останется там подольше, пока шумиха утихнет!» – просила у судьбы я.
Как и предполагала, Степашка пришел от моего подарка в восторг. Чуть не плясал, восклицал умильно:
– Только ты могла такое придумать! Спасибо!
Компенсировать расходы (а заплатила я за путевку из своей доли) не пытался. Впрочем, предложил:
– Поехали вместе!
Но в Индию, тем более со Степашкой, я не собиралась. У меня были совершенно другие планы.
Первый из них – несколько эзотерический.
Я твердо решила навсегда расстаться с некрасивой девушкой (но блестящей аферисткой!) Машей Дороховой. С самой собою. Слишком несчастливая у нее (у меня!) была жизнь. Но теперь, когда обрела и здравый смысл, и деньги, – все будет по-другому.
Практическое обоснование моему поступку тоже имелось. Я боялась, что Степка может спьяну или сдуру сболтнуть про имя своей подельницы. Я не смогу, конечно, исчезнуть совершенно – но все ж найти меня, если я стану зваться по-другому, будет куда сложнее.
Я еще и заработать на «гибели» Маши Дороховой умудрилась.
Нашла через газету бесплатных объявлений некоего Эмиля Сулимова. Человеку очень нужно было получить российское гражданство. Мы встретились, заключили соглашение – и подали заявление в загс. Я стала Марией Сулимовой, он вскоре получил российский паспорт. Через три месяца «счастливая пара» подала на развод, но фамилию мужа я, бывшая супруга, оставила за собой. А еще спустя некоторое время снова явилась в загс – и подала заявление с просьбой изменить имя. Причина: не сочетается с фамилией, стоит представиться – все сразу улыбаются, а я нервничаю. Мария Сулимова – все равно, что Гюльчатай Иванова.
Сотрудница загса с моими доводами (подкрепленными дорогим шампанским и огромной коробкой конфет) согласилась.
Логики в моих действиях, может, было и немного – но я четко чувствовала (точнее, предчувствовала): новая личина мне пригодится.
И, как всегда, я не ошиблась.
Свой участок в ближнем Подмосковье я не навещала почти год. Зачем? Смотреть, как растут чужие коттеджи, и только расстраиваться. К тому же электрички туда не ходили, надо было тащиться от конечной станции метро на рейсовом автобусе, а потом еще добрый километр ковылять пешком, вдоль помещичьих высоченных заборов.
Впрочем, когда я только покупала землю, наша, дальняя оконечность поселка была еще не застроена. Сосед справа заливал фундамент, сосед слева, ворчливый генерал-лейтенант, вырубал на своем участке вековые сосны. Когда я удивленно спросила, зачем, буркнул:
– Чтоб посадки не затеняли.
Я еще удивилась: неужели будет, в элитном поселке, картошку растить?
Хозяева территорий, примыкавших к моей, выглядели, несмотря на звонкий статус, обычными русскими мужичками. Недалекими, грубо скроенными. Никакого пиетета по отношению к ним я не испытывала.
Но когда явилась в свои владения сейчас, оробела. Мой участочек, с обеих сторон, обрамили дворцы. В одном – четыре этажа и мансарда с круглым окошечком, второй пониже, зато с медной, ослепительно блещущей на солнце крышей, а поддерживалось здание настоящими (с виду) античными колоннами. И никаких (как я разглядела сквозь щели в заборе) огородов. Хвойники, розы, ухоженные дорожки, даже каскадный пруд. Вот тебе и скромные с виду служаки.
С территории генерал-лейтенанта выглянула усохшая, будто прошлогодний горох, старушенция. Оглядела меня выцветшими, почти белыми глазенками, бросила:
– Работу ищешь?
– Нет, – отвернулась я.
Вытащила из сумки кадастровый план, рулетку – и отправилась вдоль забора.
Бабка занервничала:
– Ты… Вы – чего делаете-то?
– Границы своего участка проверяю, – сказала я.
Как и следовало ожидать: оба соседа, не чинясь, прирезали от моей земли – каждый по метру.
– Придется забор ваш сносить, – обмирая от страха, заявила я бабке.
– Чушь, – отрезала та. – Мы компенсируем вам стоимость, – голос наполнился презрением, – этих десяти сантиметров.
– Не десяти, а ста, – поправила я. Хмуро добавила: – И дом ваш от моей земли в двух метрах. Хотя положено минимум пять.
Бабка укоризненно потрясла седенькой головенкой:
– А ты скандальная.
Со значением добавила:
– У нас в поселке – так нельзя.
Вот деловые! Я – такой же собственник, как они!
Однако тем же вечером мне позвонил председатель садового товарищества и популярно объяснил, что с соседями, людьми высокого ранга, мне лучше не ссориться:
– Съедят.
– Каким образом?
– Да масса вариантов! – хохотнул дядечка. И начал перечислять: – Шум у вас на стройке позже шести вечера. Самосвалы ваши дорогу разбили. Рабочие у вас проживают без регистрации. И вообще, девушка, – добавил он доверительно, – продайте лучше земельку, а? Хорошую цену дам.
– Не хочу.
– Ну и зря, – убежденно произнес он. – Все равно вам здесь жизни не будет.
«Может, действительно: что-нибудь попроще найти?» – мелькнула трусливая мыслишка.
Но для моего бизнес-плана чем ближе к Москве, тем лучше. К тому же тут сосны и хорошая дорога.
Нет, назло всем: доведу я до конца свою стройку века.
Придется разбавить дворцовую архитектуру скромным одноэтажным домиком – для меня. Игровой площадкой. Отдельными домиками-боксами (номерами-«люкс»). И вольерами, открытыми, на лето, и теплыми, на остальное время.
Я решила построить лучшую на всю Москву загородную гостиницу для животных.
