9-е письмо Онегина Татьяне. 12 июня 1825 года, из губернского города К*** в Санкт-Петербург
Лошади на станции имелись, прогоны уплачены мною были сполна, смотритель проникся к моей подорожной уважением, поэтому вскоре бричка моя, запряженная согласно чину четверней, уже неслась на предельно дозволенной скорости десять верст в час. Глядя на проплывающие мимо пейзажи во всей блеклой красе нашего северного лета, я думал о том, что… Кстати, замечали ль вы, княгиня, как хорошо думается в карете, когда путешествие только начинается? Верстовые столбы так и мелькают, словно штакетник в заборе, и под мерный стук копыт текут мысли, зачастую весьма философические.
Не то бывает в середине пути или его конце! Тело устает от тряски и неудобной скамейки, голова болит от дорожных неурядиц, поломанных рессор, прохиндеев смотрителей, пьяниц ямщиков! Ты уж не можешь сидеть на одном месте и пускаешь тройку шагом, чтобы прогуляться, или бесконечно набиваешь трубку, или заводишь глупый спор со слугой или случившимся рядом попутчиком…
В начале путешествия – иное дело. Все тебе внове, расстилающиеся по обе стороны пейзажи не утомляют, а развлекают, и мысль твоя льется плавно, привольно.
Вот и в тот день размышлял я о том, сколь же мало меняется с течением лет наша цивилизация! Столбовой этой дороге, по которой я несся, вот уж несколько веков – а все на ней да вокруг нее обстоит по-прежнему. Меняется лишь мода да уборы проезжающих. А по сторонам расстилаются все те же леса и редкие нивы. И дорога, несмотря на все усилия правительства, столь же ухабиста, как и сто, двести, триста лет назад. И, как столетия прежде, встречают нас ямские дворы – только названные нынче станциями. Суть же их осталась прежней: перепишут в книгу твою подорожную, переменят лошадей, а в лучшем случае напоят чаем да проверят или смажут коляску. Все так же, как при бабушке Екатерине, и Петре Великом, и отце его Алексее Михайловиче, и Иване Четвертом, прозванном Грозным… Неужто так все продолжится и дальше? И еще век, два или три принуждены будем мы – а потом наши внуки, правнуки и отдаленные потомки – все так же погонять гнедых да каурых? Или, быть может, успехи Разума и Просвещения, о коих мы сейчас с восторгом узнаем из газет и альманахов, подстегнут, словно курьерский ямщик, клячу Истории? Ведь отовсюду, как вы знаете, княгиня, слышим мы известия об успехах наук: вот и француз Карно, говорят, опубликовал работу с описанием теплового двигателя с необыкновенными свойствами, и британские ученые произвели испытания первого парохода… Возможно, цивилизация наша в ближайшее время сделает чудесный рывок? И благодаря новым машинам мы, к примеру, начнем передвигаться по поверхности Земли или воды (а может, даже в эфире!) со скоростью тридцать, пятьдесят или даже сто верст в час? Может, механизмы, дышащие паром и изрыгающие огонь, наподобие тех, что внедряются нынче на английских мануфактурах, вскоре заменят наших бедных вечных трудяг – лошадей? И машинальные колесницы понесут нас из города в город? Наши дорожные мучения забудутся? И через сто или двести лет уйдут в прошлое даже самое слова, которые нынче знает любой младенец? И жителям будущих веков, возможно, придется лазать в словари устарелых понятий, чтобы разобраться, как организованы были путешествия в наше время: что такое подорожная, тройка, шестерня, прогон, козлы… облучок?..
Очень скоро, признаюсь, езда на почтовых наскучила мне – как надоедает человеку в жизни любая стезя. Могу даже представить себе, как дама будущих времен, через двести или триста лет, сидя в бешеной повозке, пролетающей над долами, над горами со скоростью двести верст в час, станет томно позевывать и говорить своему спутнику на полпути из Санкт-Петербурга в Москву: «Ах, Эжен, зачем мы летим так долго – целых два часа?»
Да слишком я размечтался. Как не менялась российская дорога и персонажи, ее населяющие, последнее тысячелетие – так, верно, не изменится она и в ближайшие пятьсот лет.
Оставшееся время пути я томился, и никакие мудрые мысли меня не посещали. С каждым часом все больше мною овладевало нетерпение. В результате я гнал что есть мочи, не останавливаясь даже для обеда, и преодолел за два дня более трехсот верст!
И вот теперь, дорогая княгиня, я прибыл в губернский город К***, где, как вам хорошо известно, проживает сестра ваша Ольга и муж ее, достопочтенный майор Аржаев.
Прибыл я глубокой ночью, поселился в гостинице и с утра спешу отправить вам письмо. Сегодня я начинаю действовать – о чем отчет свой предоставлю своевременно.