Для того чтобы выманить девушку на свидание, ее надо прежде всего заинтриговать.

– У меня есть для тебя кое-что интересненькое, – молвил я в трубку.

– Интересненькое? Типа чего? – откликнулась Мишель.

– Типа информации.

– По какому поводу?

Мне показалось, что голос девушки чуть дрогнул. То ли радостно, то ли испуганно. Я не такой знаток психологии, как Римка, чтобы сразу понять.

– По поводу твоего расследования.

– А конкретней?

– Не телефонный разговор.

– Ты что, – хмыкнула Мишель, – думаешь, что нас подслушивают?

– Все бывает. К тому же моя инфа визуальная.

– Ну, ладно, посмотрю свое расписание.

Скоро эту фразу – про свое расписание – будут говорить даже сантехники.

– Сегодня вечером тебя устроит? В десять в кафе в Гусятниковом переулке?

– О’кей. Наличные захвати, – посоветовал я.

– Я догадалась. Много?

– Пять.

– Чего?

– Штук гринов.

– Не крутовато ли за пару дней работы?

– Я на сделке. Ты платишь не за то, сколько усилий я потратил, а за результат.

– Ладно, посмотрим, какие там у тебя результаты.

…А в то же самое время подельница моя Римка штурмовала нынешнего сожителя Мишель гражданина Желдина.

Он с огромным скрипом согласился с ней встретиться: «Зачем я вам нужен, спрашивается?! Говорите – срочно? А что вы хотите узнать? Ну ладно, приезжайте на «Мосфильм», там для меня сейчас клип снимают…» Потом Римма о-о-очень долго прождала в проходной киностудии, пока ей притащат пропуск и проводят. Одна радость: каждый второй мужик, напыщенный от сознания собственной причастности к волшебному миру кино, с удовольствием оглядывал красотку, а кое-кто с ней пытался заговорить. Она даже получила предложение участвовать в двух кинопробах.

– Знаем мы, где такие пробы проходят, – проворчал я, когда помощница докладывала мне о своих успехах, – на диване в костюмерной.

– А тебе что за дело до моей личной жизни? – отбрила голубка.

…Долго ли, коротко ли, Римма оказалась у павильона.

На входе трое в серебристых скафандрах, расстегнутых до пупа, курили, обливаясь потом.

– Ты кто, массовка? – спросил один из них мою помощницу.

– Нет, я к Желдину.

– А это кто?

Второй из числа курящих ответил за нее:

– Продюсер нашего красавца, – и все заржали. – Идите, девушка, он где-то там, – неопределенно махнул рукою «скафандр».

Дивясь количеству камер, спотыкаясь о провода, Римма пробралась к центру площадки. Задник, изготовленный из крашенной в серебро фанеры, изображал внутренности космической ракеты с овальными иллюминаторами – точь-в-точь как в клипе Майкла Джексона. Рядом беседовали трое, и по их величественным позам и небрежным жестам Римма догадалась, что они – главные на этом празднике жизни. Одного из мужчин она узнала: то был изученный ею предварительно в Интернете продюсер Желдин. Рядом с ним в расстегнутом скафандре расположился другой небезызвестный товарищ, вертлявый певец Б. Имя третьего было ей неведомо. «Наверно, режиссер», – подумала Римма и, как впоследствии выяснилось, не ошиблась.

Она представилась. Трое оглядели ее с явным неудовольствием.

– Ах, да, – молвил продюсер, затем бросил режиссеру: – Давайте, начинайте тут без меня. – И крепко уцепил Римму за локоть: – Пошли!

– Он меня даже кофе не напоил, мерзавец! – пожаловалась мне на него Римка.

– А особенно, наверно, обидно, – подшутил над ней я, – что он тебя на пробы не пригласил.

Она ответила мне огненным взором и продолжила свой рассказ.

…Они вышли из павильона на улицу, и он усадил ее в свою машину: белый «Гелендваген». Завел движок, включил кондиционер. Промолвил:

– Здесь нам никто не помешает. Ну, что тебе надо?

Моя помощница начала объяснять: Мишель, ограбление, частный детектив…

– Знаю, знаю! – прервал продюсер. – Я при чем?

– У вас есть ключи от квартиры Мишель?

– Ну, разумеется. А как иначе?

– Может, вы кому-то их давали?

– Я? Да как вы могли подумать? – вдруг вспыхнул Желдин. Разгорячился совершенно неадекватно, пояснила мне Римка. – Да зачем мне это надо? Как вы себе это представляете?

– Я просто спросила.

– А я просто ответил: нет, не давал, ныне, и присно, и во веки веков.

– А может, оставляли их без присмотра?

– Как это?! Ключи что, собачка, что ли? С присмотром, без присмотра! Вот они у меня, – продюсер достал из кармана белоснежных джинсов кожаную ключницу от «Ферре» и потряс ею перед носом у Римки. – Или вы намекаете, что они могли выпасть? Потому что я снимаю свои штаны где попало? – Он закипал все сильнее.

– Ну что вы! – Римма была сама кротость. – Ни на что я не намекаю. Я просто расследую кражу. Может, вы сами кого-то подозреваете?

– Кого, о господи?! Я не вращаюсь, знаете ли, в кругах домушников! У меня несколько другие сферы.

– Вы очень горячитесь.

– А вот это совершенно не ваше дело.

– А ключей, тех самых, – моя помощница кивнула на ключницу, которую продюсер по-прежнему вертел в руках, – вы не теряли?

– Епперный театр! Опять двадцать пять! Ничего я – нигде – не терял! Ясно?.. Значит, вот каких детективов, – Желдин крайне уничижительно интонировал последнее слово, – наняла Мишель?.. Ну и ну! Впрочем, она тратит собственные деньги. Н-да. Лучше б их на паперти раздала!..

– И какое твое о нем общее впечатление? – спросил я Римку. – В смысле, замешан ли он в ограблении?

– Мог. Он очень был взвинчен.

– Жара, – возразил я. – А потом профессия у него такая, нервная.

– Однако со своим подопечным, а также с режиссером десятью минутами раньше он разговаривал совершенно нормально. А со мной, что – вдруг жарко стало? Кроме того, он был слишком убедителен. Чрезмерно. И перебирал с аргументами. Он каждый тезис подкреплял двумя посылами, хотя хватило бы одного.

– «Я опоздал на работу, потому что будильник не позвонил и трамвай сломался».

– Вот именно. И это, как ты меня учил, верный признак того, что человек врет.

– Значит, мы Желдина подозреваем?

– Еще как!

Итоги дня мы обсудили с Римкой в нашем офисе, а вечером я отправился на Чистые пруды на свидание с Мишель.

Она уже ждала меня, задумчиво попивая мохито. В кафе было холодно и сумрачно. Из вечернего московского зноя я нырнул туда, словно в ледяной бассейн. Мишель оторвалась от своего коктейля, томно и благосклонно улыбнулась мне. Я ничего не мог с собой поделать: мне хотелось обладать и этими руками, и этими плечами, и этой тихой улыбкой.

– Чего-нибудь выпьешь? – спросила моя работодательница. – Я угощаю.

– Нет, спасибо, я на машине.

– Да брось, Синичкин! Никогда не поверю, что у тебя нет заветного удостоверения – какого-нибудь внештатного сотрудника милиции.

Похоже, этот ее мохито был сегодня не первым. И даже не вторым.

Однако я не поддался:

– Все равно я люблю водить (да и жить) на трезвую голову.

– Как хочешь… Ну, показывай.

– Что?

– Не серди меня, Синичкин, ты же говорил, что у тебя есть визуальная информация. Вот и показывай ее.

В офисе на принтере я распечатал три фотографии – всего три из сделанных мною в Щербаковке и окрестностях полусотни снимков. Римка тоже одобрила мой лаконизм. Информация потрясает, когда она коротка. Если рассказчик растекается мыслью по древу, никакого эффекта не будет. Когда он предъявляет сто пятьдесят картинок – тоже. Современный человек устал от инфы. На него действует только самое хлесткое.

Итак, сперва я достал из конверта и положил на стол перед Мишель самую невинную карточку: она изображала госпожу Толмачеву, выходящую из калитки дедушкиного дома. Следующий кадр уже содержал компромат: сожительница Васнецова проскальзывала в кабину «микры», за рулем которой сидел мужчина. И, наконец, последовало третье изображение, полупорнографическое: пассажиры авто в страстных объятиях, причем голова мужчины утонула где-то в складках юбки женщины – а она запрокинула голову и уперлась каблучками в торпедо.

Мишель выдохнула – как мне показалось, с облегчением, – а затем разразилась отборной бранью:

– Мерзавец! Сволочь! Гаденыш! Старый маразматик! Придурок!

Я с удивлением понял, что она адресует свои проклятия не коварной изменщице, а прадеду.

– Позволь, – запротестовал я. – Это она его обманывает – почему же он сволочь?

– Думать надо было, что делаешь, в восемьдесят четыре года! Совсем из ума выжил! Последних мозгов лишился! А если он с этой проституткой уже поженился? Надо срочно остановить этот, мля, бардак! Срочно!

– Теперь все в твоих руках. Фотографии – твои.

– Мы должны поехать к нему вместе, – схватила меня за руку Мишель. Ладонь ее была ледяной.

– На это я не подписывался, – помотал головой я.

– Поедешь, никуда не денешься.

Я устало поморщился. Кажется, она слегка перебрала.

– Кончай базар, Мишель.

– Ладно, я заплачу тебе половину, а вторую половину завтра, после того, как мы съездим к прадеду. Пашенька, ну, пожалуйста, я не могу с ним одна, лицом к лицу, я и так его боюсь, а тут еще такое известие! Да он меня сожрет – или с инфарктом грохнется, что я буду делать?! Потом эта его особа все время рядом с ним, ни на шаг его не отпускает! Она ведь мне глаза выцарапает! Пашенька, я правда нуждаюсь в защите! В твоей защите.

– Ладно, посмотрим.

– Нет, не посмотрим! Ну правда, съезди со мной! Я прошу тебя!

И тут она вдруг погладила меня под столом босой ногой. Туфельку скинула, и… Стопа с шаловливыми пальчиками взобралась до моего колена, а затем устремилась между ног.

– Поедем, Пашенька, со мной завтра, – промурлыкала соблазнительница. – А сейчас зови официанта. Ты должен меня проводить.

Счет у меня Мишель вырвала из рук – однако я успел заметить, что там значилось даже не три, а целых пять мохито плюс один лонг-айленд. Она еще хорошо держалась для такого количества спиртного.

Зато опьянение дало ей право повиснуть на моей руке и попросить проводить до самой квартиры.

Жилье Мишель оказалось совсем рядом – только Гусятников переулок перейти. Пятикомнатная квартира в старом фонде, которую когда-то получил знаменитый хоккеист Валерий Монин. Надо понимать, здесь он с Наташей Мониной (Васнецовой) воспитывал дочку битла Джулию. Сюда хиппующую Юлию привез на «Москвиче» после схватки с люберами Евгений… А теперь здесь проживает всячески демонстрирующая свое благополучие Мишель – при том, что счастливой она отнюдь не выглядит.

Мишель не дала мне времени даже осмотреться – впилась в губы требовательным, жестким поцелуем. Первый поцелуй часто решает все. И я сразу понял: нет, я ошибся. Нет, не то. Нет, прости. Однако проклятое телесное мешало оторвать ее от себя и уйти. Да и неспортивно как-то – убегать от девушки, которая тебя пригласила.

Я только спросил:

– А где твой жених? Товарищ Желдин?

Она хрипло рассмеялась:

– Не бойся, его сегодня не будет.

Что ж! Значит, ничто не мешало моим рукам обнимать ее, а губам – отвечать на ее поцелуи.

Она повлекла меня в спальню. Села на кровать, стащила с себя трусики и потянула мою голову к себе ниже пояса.

Ласкала она меня с силой хорошего докера. Все ее тело было в пупырышках от постоянных эпиляций. Но все равно – она сколько угодно могла не нравиться мне как, блин, эстету, но мужчина во мне хотел ее, рвал, сдирал с нее и с себя шмотки. А когда я нацелился, наконец, проникнуть в нее, она сжала ноги и лукаво спросила: «Так ты поедешь со мной завтра к деду?»

Я ненавижу, когда девки шантажируют сексом: я, мол, тебе дам, если ты вскопаешь огород. Но не устраивать же разборки в самый пиковый момент! И я горячо прошептал:

– Да, да, поедем, поедем! – И тогда она меня впустила.

А когда все кончилось, я встал и начал собирать свою разбросанную по полу одежду – благо по жаркой погоде ее оказалось немного. Мишель лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, вытянувшись во весь рост.

– Да-да, правильно, – сказала она, не поворачивая головы. – Уходи, я не люблю спать с кем-то.

– Я тоже.

– Завтра в Щербаковке у деда, в три часа дня. Ты обещал.

– Я помню свои обещания. Даже те, что из меня клещами вытащили.

– Ах, бедненький! – иронически протянула она. – Ты ведь так хотел меня.

– А ты обещала мне денег.

– Как же, как же! – с сарказмом сказала она, перекатываясь с живота на спину и взирая на меня. – Я должна тебе еще заплатить!.. Ладно, возьмешь в секретере, там есть гриновый налик, отсчитай две с половиной. Добавку привезу тебе завтра. Иди, дверь за собой захлопнешь, я тебе доверяю.

Я вышел из спальни. Вот как бывает: лучший способ излечиться от любви – добиться ее. Западаешь на девчонку – а когда достигнешь своего, оказывается, что она обыкновенная выдра, мелкая хищница с острыми зубами. Нет уж, вряд ли гражданке Мишель удастся когда-нибудь снова меня раскрутить на секс с ней.

В гостиной я задержался. Сначала все никак не мог определить, что за зверь имелся в виду под именем «секретер». Комната выглядела так, словно мечтала попасть на выставку современного дизайна. Всюду – и на полу, и на стенах – шахматная, черно-белая глазурованная плитка, от которой ломило глаза. Белый диван, весь из прямых углов, такого же фасона кресла, однако черного цвета, камин из белых панелей, похожий на летающую тарелку… Черный прямоугольник ТВ… И три одинаковых шкафчика, инкрустированных, как шахматная доска. Я открыл первый – там оказались книги. Возвышались словари, энциклопедии, альбомы по искусству. А еще, кстати, – с десяток древних папок, советских еще времен, с плотным картонным переплетом. В подобной моя маман хранила отксеренное творческое наследие Владимира Высоцкого. Из любопытства я заглянул в одну – однако там оказалось пусто. Посмотрел вторую – и там тоже ничего. В третьей была стопка подшитых документов – явно из давнего прошлого. Замелькали шапки: СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР. ПРИСУТСТВОВАЛИ… СЛУШАЛИ… Я открыл вторую, там было покруче: ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС. ПРИСУТСТВОВАЛИ: Горбачев М. С., Васнецов П. И., Громыко А. А., Лигачев Е. К. Странно, зачем в понтовом дизайнерском шкапике держать ободранные осколки СССР? Может, где-то здесь содержатся документы о тайном визите к нам битлов? Но зачем тогда Мишель другие доказательства? Бери и отдавай документы в прессу… Все равно надо будет при случае спросить хозяйку, что это за бумаги. А может, даже полистать их – несмотря на то, что любая официальная бумага (за исключением банковских билетов) наводит на меня сон.

Я закрыл первый шкаф и перешел ко второму. Он оказался доверху набит видеокассетами и DVD-дисками. Опять же неясно: зачем в штучном, многотысячедолларовом шкафу держать видео «Ночь живых мертвецов» и диск «Мумия возвращается»? Воистину, деньги у наших богатеев меняют только наружный слой. Чуть поскреби позолоту – и выглянет наглое и не очень образованное мурло.

Наконец, в третьем секретере обнаружилась наличность: ровно две с половиной тысячи долларов. Я пересчитал их, сунул в задний карман брюк, и мне вдруг пришло в голову: «Раз в секретере оказалось ТОЧНО две с половиной – значит, она все просчитала с самого начала?.. И то, как будет со мной торговаться в кафе, и как соблазнит меня, и как приведет сюда, и как отправит прочь из своей спальни и скажет забрать деньги?.. Ничего себе расчетец! Вот это дальновидность! Снимаю шляпу!.. А я-то! Подставился по полной программе. Оказался примитивным, абсолютно предсказуемым мужланом, которого девица просчитала на раз. Выпила, привела, использовала, унизила – да еще заставила завтра тащиться объясняться с Васнецовым. Ай-яй-яй, стыдно-то как!»

Я захлопнул дверь и вышел в прохладный, старый и гулкий подъезд. Когда-то я сам жил в подобном – а теперь вот приходится таскаться по чужим квартирам, чтобы еще раз ощутить восхитительное чувство: я – в центре города.

Я, разумеется, никогда не расскажу Римке, как провел этот вечер. И не потому, что боюсь ее ревности. Да она вроде и не ревнует меня. Привыкла к моим встречам, так сказать, на стороне. Ох, какая же дурь – ее идея выйти за меня замуж! Какая блажь! Мы семь лет нормально, спокойно проработали бок о бок, и на восьмой – вот оно, здрасте, приехали: мы идеальная пара, давай поженимся. Ерундистика полная.

…Римма в тот же самый вечер отправилась к Василисе – бывшей помощнице по хозяйству гражданки Мишель. Тетенька проживала неподалеку от Коломенского в квартире своего гражданского мужа – который оказался настолько любезен, что даже зарегистрировал ее на личной жилплощади.

– Квартира маленькая, душная, – рассказывала мне следующим утром рыжекудрая красотка. – И еще ее заполнял застарелый запах алкоголя…

– Василиса пьет, что ли? – поинтересовался я.

– Не от нее пахло. Да и воняло, как будто там пиво и вино дешевое регулярно на столы и на пол разливали.

– А сожителя гражданки ты видела?

– Нет. По-моему, он в комнате храпел. А мы с ней на кухне разговаривали.

Василиса была настолько любезной (или беспечной, или провинциальной), что пригласила мою помощницу зайти в дом. И даже проводила на кухню. И уже только там простодушно спросила:

– Я чего-то не поняла: кто вы? С чем пожаловали?

А когда Римка объяснила, женщина немедленно заплакала. И через слезы начала истерить:

– Да сколько же можно! Участковый приходит, допрашивае-ет! Следователь вызывае-ет. Мука-то кака-а-ая! Подписку невыездную взяли! Да почему ж Мишель на меня-то все валит? Раз я приезжая, значит, виновата во всем? А когда я у нее полгода убиралась, там конфетки не пропало – это как? А тут случилось что – давай, пожалуйста, выгнала! Ну и ладно! Ну и обойдусь! Меня уже в три дома приглашают! И зарплата больше! Только зачем оговаривать-то меня? Какая ж я ей воровка-то?! Нашла грабительницу!..

Словом, пришлось Римке выступать в роли матери Терезы: водой гражданку отпаивать, корвалол в мензурку накапывать.

Я спросил свою помощницу, не показалось ли ей, что истерика Василисы – просто игра.

– Нет, – твердо сказала она, – эта женщина – личность совсем не демонстративная. Скорее застревающая. Типичная жертва.

Я пропустил мимо ушей наукообразный бред, которого в последнее время нахваталась Римка, и спросил:

– Твое мнение: она замешана?

– На девяносто девять процентов нет.

– А мужик ее?

Мой простой вопрос поставил ее в тупик. Она немедленно начала оправдываться:

– Н-ну… А при чем здесь он?

– Значит, с ним ты не разговаривала?

– А зачем?

– Василиса приносила ключи от квартиры Мишель домой?

– Зачем ей это надо?

– То есть ты об этом тоже не спросила?

И я, и Римка – мы оба понимали, что она прокололась, не побеседовав с сожителем гражданки. Именно поэтому помощница надула губки и огрызнулась:

– Ну, и ездил бы сам, раз такой умный!

– Разговорчики в строю! – рявкнул я.

– Ладно, извини, – пошла на попятный моя сотрудница.

Мне показалось, что она не стала со мной спорить не потому, что я как-никак ее начальник, а оттого, что вознамерилась выскочить за меня замуж. Вот еще черти накачали дополнительную заботу: с матримониальными замыслами Римки разбираться!

А рыжекудрая вдруг оповестила меня – тоном, каким обычно изъясняются не подчиненные, но девушки:

– Раз ты кричишь на меня – не скажу, что еще я там, в Коломенском, видела.

Я пожал плечами: мол, не хочешь – как хочешь, не говори. Я не сомневался: если что-то действительно важное – она покапризничает и расскажет. Ну а ерунда какая-нибудь – пусть себе молчит.

Я не ошибся.

– Знаешь, мне показалось… – начала Римка. – Я не уверена, конечно, но неподалеку от дома Василисы я видела машину Желдина.

– Продюсера и любовника Мишель?

– Ну да.

– А как ты поняла, что это его машина? Ты что, номера пробила?

Римка смешалась.

– Нет. Она так быстро проехала, что я их даже не заметила.

– Ага, номер не заметила, – ухмыльнулся я, – но что машина принадлежит Желдину, определила?

– Да мало их, таких машин, Паша!

– Каких же?

– Белых «Гелендвагенов».

В автомобилях Римка разбирается хорошо. И если говорит, что видела джип «Мерседес» – значит, это не могла быть спортивная «селика».

– А ты что, прямо во дворе Василисы авто продюсера видела?

Она потупилась.

– Нет, на улице. Он мимо проезжал.

Я отмахнулся:

– Даже если это он – мало ли по каким делам Желдин там был! – Я вспомнил, как сам провел вчерашний вечер, и добавил: – Может, он к тайной возлюбленной наведывался.