Глава 18
Черный дол

Зима 1252–1253 годов выдалась бурной: закидала Пущу снегом по пояс, на открытых лесостепных участках свирепствовали бураны, Вендское море постоянно штормило, и огромные валы с грохотом обрушивались на берег – к радости собирателей янтаря. В такое ненастье бывали дни, когда песчаные отмели сплошь покрывались россыпями солнечных камней. Поэтому редко какой прибалтийский народ не посылал на побережье моря собирателей янтаря. Часто от них зависело выживание соплеменников, потому что год выдался неурожайным, и зерно приходилось закупать. А янтарь стоил дорого, и купцы брали его нарасхват.

Кого только нельзя было увидеть на берегах Вендского моря после очередного осенне-зимнего шторма! Даже дикие племена покидали свои потаенные места в чащобах и выходили на берег, чтобы запастись красивыми камешками. Что они с ними делали, неизвестно, но то, что не продавали никому, это точно.

Тевтонский орден поначалу не придавал особого значения завоеванию Пруссии. Тевтонцы больше полагались на крестоносцев из Европы и помощь подкупленной прусской знати, нежели на собственные силы. Это было связано с главной задачей ордена – обороной Святой земли от сарацин, где ситуация постоянно ухудшалась. Приходилось отправлять за море большие силы, и в Пруссии сражались в основном ветераны, которые были по горло сыты Крестовыми походами, и зеленая молодежь.

К середине XIII века орден в Пруссии находился на грани краха, ему срочно нужна была помощь военными ресурсами, а они большей частью уходили в Палестину, где мусульмане вновь начали наступление. После длительных распрей тамплиеры, иоанниты и Тевтонский орден наконец объединились; к ним присоединились и местные рыцари Сирии и Ливана, а также султаны Дамаска и Хомса. Но это не помогло им избежать унизительного поражения. В битве у Газы в октябре 1244 года великий магистр тамплиеров Арман Перигорский пал с тремя сотнями рыцарей своего ордена; Великий магистр госпитальеров, потеряв двести своих рыцарей, был захвачен в плен, а рыцари Тевтонского ордена почти полностью полегли в этом сражении.

Только тридцать шесть тамплиеров, двадцать пять братьев ордена Святого Иоанна и три рыцаря Тевтонского ордена вернулись с поля битвы у Газы. Поэтому верховному магистру ордена пришлось срочно отправлять все имеющиеся в Европе силы для пополнения гарнизонов в Палестине. Пруссия, оставленная на произвол судьбы, могла надеяться лишь на пилигримов из Германии.

Положение Тевтонского ордена начало исправляться с приходом в Пруссию в 1248 году герцога Анхальтского ГенрихаI. В следующем, 1249 году, ему на помощь прибыли маркграф Бранденбургский ОттоIIIи граф Шварцбургский Генрих, и наступление ордена на Пруссию продолжилось.

Особенно тяжело приходилось ятвягам. В 1248 году они потерпели серьезное поражение от князя Василька Романовича при Дрогичине, потеряв сорок своих витингов. В 1251 году Василько Романович и его брат Даниил снова пошли войной на ятвягов вместе с поляками и половцами. Войска перебрались через болота и ворвались в Судовию, причем поляки не утерпели и зажгли первую попавшуюся весь. Этот пожар дал знак ятвягам о нападении вражеской рати на их земли, и они приготовились к обороне. Вожди Судовии прислали послов к Даниилу, которые сказали ему: «Оставь нам поляков, а сам ступай с миром из земли нашей». Однако князь не согласился.

Тогда ночью ятвяги напали на укрепленный польский стан и уже готовились проломить ворота острога, но польский князь Семовит послал гонца просить у Романовичей помощи. Стрельцам удалось отбросить ятвягов от острога, хотя всю ночь от них не было покоя. На другой день Даниил двинулся вперед, а брат его Василько с Семовитом остались на месте, имея позади половецкий отряд. Ятвяги ударили на него и обратили половцев в бегство, отняли у них хоругвь и схватились потом с Васильком и Семовитом. Сеча была лютая, с обеих сторон пало много народу, но в конечном итоге превосходящие силы князей сделали свое дело, и ятвягам пришлось отступить, уйти в глубь Пущи…

Расположенный в низовье Вислы замок Тевтонского ордена Христбург мрачно нависал над неглубокой долиной, по дну которой струилась неширокая речушка. Сложен он был второпях, без той тщательной подгонки грубых деталей, которой славились все крепостные сооружения ордена. Тем не менее стены из толстенных дубовых стволов, уложенных на фундамент высотой в человеческий рост из валунов, собранных по окрестностям, впечатляли. Массивные ворота были окованы железом, а над ними на широкой деревянной перекладине был выжжен девиз Тевтонского ордена: «Heilen – Wehren – Helfen».

Вокруг замка местные племена, покоренные тевтонцами, выкопали ров, а на сторожевой башне у ворот постоянно дымилась жаровня с углями. Зимой она обогревала стражу, летом служила очагом для приготовления пищи (взбираться наверх и спускаться с верхотуры было той еще задачкой, поэтому кнехты предпочитали обед готовить собственноручно), а в случае осады замка на жаровню ставили котел со смолой, которую потом выливали на головы осаждавших.

Замок Христбург был совсем небольшим по сравнению с другими крепостями тевтонцев, тем не менее имел почти все, что полагалось по уставу ордена. Главным зданием считалась часовня, которую построили в первую очередь. Все братья обязаны были ежедневно собираться в часовне на молитву, начиная с полночи через каждые три часа, восемь раз в сутки. В эту ежедневную обязанность входила также святая месса, которая проводилась преимущественно перед рассветом. Кроме того, в часовне проходили траурные мессы в честь погибших братьев и торжества по поводу принятия новых членов ордена.

В замке были и дормиторий – общая спальня, и ремтер – столовая, и госпиталь – инфирмарий. Только здание капитула, где происходили собрания братьев-рыцарей и где разбирались текущие дела, лежало в руинах. Оно было сожжено в 1248 году, когда замок ненадолго захватили восставшие пруссы. Поэтому брат Хайнрих Штанге, вице-магистр Пруссии и комтур Христобурга, высших должностных лиц Тевтонского ордена принимал в собственной канцелярии – небольшом домике с крохотным кабинетом, спальней и кухней (в вопросе питания херр Штанге постоянно нарушал Устав – он любил хорошо поесть; в связи с этим комтур регулярно замаливал этот свой грех в часовне, обычно сразу после полуночи).

Комтур был одет в черный кафтан, поверх которого он накинул белый орденский плащ-мантию – герренмантель – с большим золотым латинским крестом, окаймленным черным бархатным бордюром. Такой крест имели право носить на своих одеждах только высшие чины в иерархии ордена; рядовые братья-рыцари носили кресты поменьше, черного цвета. У пояса комтура висел нож и меч в богатых ножнах, с которым он не расставался даже в постели. Из украшений на нем был только знак его высокого сана – золотая цепь на шее из звеньев в виде щитков с черными крестами и двух параллельных мечей, к которым было подвешено изображение Богородицы, покровительницы рыцарей-тевтонцев, в царской короне и со скипетром.

Но главным признаком высокого положения Хайнриха Штанге, по которому его легко опознавали в любой битве, была длинная, изрядно поседевшая борода, раздвоенная на конце. Это был неофициальный знак отличия комтура. Бороды простых братьев-рыцарей Тевтонского ордена не должны были отличаться слишком большой длиной. А братья-сарианты, братья-священники и полубратья вообще обязаны были брить свои подбородки.

Брат Хайнрих был видным рыцарем. Его фамилия Штанге была прозвищем. На средневерхненемецком языке она обозначала «копье». Благодаря виртуозному искусству, с которым Хайнрих владел копьем, он вышел победителем из бесчисленного количества конных схваток на копьях – как во время рыцарских турниров, так и в бою с пруссами. Вопреки разным байкам, нередко изображавшим пруссов толпой пеших косматых лесовиков с дубинами и топорами, многие из них прекрасно владели искусством конного боя на копьях, особенно прусские рыцари – витинги. Так что Хайнрих Копье получил свое комтурство благодаря личным заслугам, а не связям с магистром ордена и его окружением.

Хайнрих Штанге стоял у крохотного оконца своей канцелярии и с тревогой прислушивался к вою ветра. Снежная буря уже закончилась, и он послал братьев, чтобы они расчистили тот участок дороги, за который должно было отвечать его комтурство, тем не менее рыцарь волновался и в который раз спрашивал себя: прибудут ли по такой ненастной погоде комтуры из замков Альт Христбург, Мариенбург и Райзенбург, которых он вызвал на совет?

После Сретения Господнего, когда погода немного устоялась, вице-магистр Пруссии решил отправиться в поход на Замланд. Самонадеянный рыцарь рассчитывал одним ударом расправиться с местными язычниками и снискать себе лавры победителя. Зимнее время для похода было наиболее благоприятным – хотя бы потому, что многочисленные реки Пруссии и коварные болота сковал лед, по которому могла передвигаться рыцарская конница. А то, что выпало много снега, так это еще и лучше: пруссы из других земель не смогут быстро прийти на подмогу своим братьям из Замланда.

Хайнриху Штанге припомнилось недавнее прошлое. 7 февраля 1249 года орден в лице помощника гроссмейстера Генриха фон Виде и прусские повстанцы заключили в замке Христбург договор о мире. Посредником выступил архидьякон лежский Яков. Договор гласил, что принявшим христианство пруссам папа римский дарует свободу и право быть священниками, а крещеные прусские феодалы могли стать рыцарями.

Крещеным пруссам давалось право наследовать, приобретать, менять и завещать свое движимое и недвижимое имущество. Продавать недвижимое имущество можно было только себе равным – пруссам, немцам, поморянам, но надо было оставить ордену залог, чтобы продающий не сбежал к язычникам или другим врагам ордена. Если у какого-то прусса не находилось наследников, его земля переходила в собственность ордена или феодала, на земле которого он жил. Пруссы получили право подавать в суд и быть ответчиками. Законным браком считался лишь церковный брак, и только рожденный от этого брака мог стать наследником.

В договоре было указано, что памедены должны построить тринадцать костелов, вармийцы – шесть, натанги – три. Пруссы также обязались каждую церковь обеспечить земельным наделом, платить церковную десятину и в течение месяца крестить своих соотечественников. У родителей, не крестивших ребенка, могло быть конфисковано все имущество, а некрещеных взрослых следовало выгонять из мест, где живут христиане. Пруссы обещали не заключать договоров против ордена и участвовать во всех его походах. Права и свободы пруссов должны были действовать до тех пор, пока пруссы не нарушат свои обязательства.

И они их нарушили! Кто бы в этом сомневался… Проклятые язычники снова вернулись к своим варварским обрядам, а церкви никто и не думал строить. Уже за одно это их земли нужно предать мечу и огню!

Хайнрих Штанге процедил сквозь зубы проклятие на головы неверных пруссов, подошел к столу, налил полный кубок вина с пряностями и медленно выпил, смакуя каждый глоток. Хорошего вина в этих диких краях не достать, но третьего дня в Христбург наконец приехал его родной брат Герман, который привез в качестве подарка две большие бочки кипрской «коммандарии».

В 1210 году орден госпитальеров получил от короля Гуго де Лузиньяна земли на Кипре, где была учреждена «Гранд Коммандария» – резиденция командора. Госпитальеры, как и тамплиеры, всегда отличались предприимчивостью и вскоре начали производить вино, весьма ценившееся в Европе. Хайнрих Штанге был большим любителем «коммандарии», поэтому Герман знал, чем угодить вице-магистру Пруссии, ведь в Тевтонском ордене родственные связи мало что значили, поэтому для быстрого продвижения по службе требовалось нечто более существенное, нежели братская любовь и воспоминания о далеком детстве.

С сожалением посмотрев на кубок, – увы, пока предаваться возлияниям нет никакой возможности, так как скоро должны прибыть комтуры, его подчиненные, – Хайнрих Штанге снова возвратился к окну… и услышал крики сигнальщиков на сторожевой башне. А вскоре увидел, как во двор замка втягивается отряд рыцарей на заиндевелых конях. «Christisterstandenvonder Marteralle…» – радостно прочитал комтур начальные слова песни, с которой тевтонские рыцари шли в бой, и поспешил встречать гостей…

Зимой Пуща поражает воображение даже тех, кто в ней живет. Заснеженные деревья кажутся великанами из страны вечного льда, а тишина в лесу стоит такая, что от нее начинает звенеть в ушах. Не слышно ни единого звука в этом белом безмолвии, не шелохнется ни одна ветка, и только изредка снег, не удержавшись на еловых лапах, обрушивается вниз небольшой лавиной и образует облачко из крохотных снежинок, которые днем, в лучах неяркого зимнего солнца, сверкают, как алмазная пыль. А уж какие чудеса являют топи на болотах! Мороз выдавливает из глубины воду, которая образует участки совершенно чистого льда, цветом похожего на дорогой янтарь. Зеркальный лед отражает кусты и деревья, и временами чудится, что небольшое замерзшее озерко – это вход в иной мир.

В один из таких морозных безветренных дней полное безмолвие Пущи было нарушено. Небольшой отряд дайнавов во главе со Скумандом шел на соединение с главными силами ятвягов, которыми командовал князь Скумо. Зима для крестоносцев была лучшим временем для нападения на форпосты прибалтийских племен, и ятвяги шли на помощь самбам, на которых, как донесли лазутчики, Тевтонский орден готовил поход.

После победы над поляками Скуманд приобрел очень большой авторитет. Он по-прежнему занимался делами, которые считались обязанностью любого вайделота высшего посвящения, но его голос на военных советах был определяющим. Поэтому когда самбы прислали гонцов с просьбой о помощи, дайнавы долго не думали – быть по сему. Прежде пруссы и ятвяги жили как кошка с собакой – когда мирно, а когда цапались так, что только шерсть летела. Но Скуманд понимал, что времена розни прошли, и, чтобы победить Тевтонский орден, нужно объединяться.

Конечно, не все старейшины и жрецы были согласны с его решением (вождя Комата вообще уже никто не воспринимал всерьез; на советах он исполнял роль болванчика, который в нужные моменты важно кивал головой), но тут подоспел и гонец от князя Скумо. Оказалось, что главный вождь ятвягов такого же мнения, как и Скуманд. Он требовал прислать минимум полсотни воинов для усиления своего войска. И опять на удивление всех Скуманд оказался прав, а старцы-вайделоты даже не стали гадать, кто возглавит этот отряд…

Дайнавы в зимнем лесу передвигались с такими же предосторожностями и так же тихо, как и летом. Они казались бесплотным тенями – на миг появлялись на белом фоне, и тут же исчезали. Воины шли цепочкой, след в след, как волки, чтобы враг не мог сосчитать их количество, и был слышен только тихий хруст снега под ногами. Впереди и по бокам отряда следовало немногочисленное передовое охранение – лучшие следопыты племени. Они вообще сливались с местностью в любое время года; дайнава-следопыта могли заметить только их сотоварищи, и то не всегда.

Скуманд дышал полной грудью. Он уже понял, что война – это его стихия, и поход стал для него самым радостным событием за последние годы.

Прошло почти двенадцать лет со дня памятной победы над войском князя Конрада Мазовецкого. Скуманд возмужал, превратился из юнца в могучего мужа. Самые известные витинги отдавали должное его непревзойденному мастерству боя на мечах и копьях. Но время шло, и Павила, к огромному горю Скуманда, отправился вместе с дымом погребального костра в чертоги бога Еро, а предсказания главной жрицы Прауримы не сбывались – он по-прежнему вайделот (пусть и не из последних) и даже намека никакого нет, что ему уготовано место вождя или хотя бы военачальника. Может, этот поход что-то изменит в его судьбе?

Неожиданно впереди раздался шум, – всего лишь звуки тихой человеческой речи – и Скуманд насторожился. Но тревога оказалась ложной – это появился один из следопытов племени.

– По Черному Долу идет войско тевтонцев! – сообщил он, стараясь привести бурное дыхание в норму.

Передвигаться по зимнему лесу очень непросто и тяжело, а уж бежать – тем более. Несмотря на то, что на ногах дайнава-следопыта были снегоступы, представлявшие собой овальную деревянную рамку с сеткой из сыромятных ремешков, благодаря которым человек не проваливался в сугробы, все равно скорость его передвижения зависела в основном от физической силы и опыта передвижения по снежной целине на этих приспособлениях. Поэтому в передовое охранение обычно посылали самых крепких и выносливых, потому как воины отряда шли по короткому пути – по прямой, а следопыты петляли по лесу, словно зайцы.

– Много? – спросил встревоженный Скуманд.

Необученный счету парень лишь широко и выразительно развел руками, тем самым показав, что крестоносцев великое множество.

– Что будем делать? – подошел к Скуманду витинг по имени Корк.

– Похоже, тевтонцы идут на Гирмове, – мрачно ответил вайделот. – Хитро придумано… Со стороны Черного Дола самбы уж точно никого не ждут. Места там гиблые, болота не замерзают полностью даже в лютые зимы. Чтобы пройти в тех местах, нужны проводники из местных.

– Пруссы – предатели. Они ведут тевтонцев, – заявил следопыт. – Я заметил троих. Может, их и больше.

– В общем, как бы там ни было, а крестоносцы нападут на самбов внезапно, и их участь будет решена очень быстро, – констатировал Скуманд. – Гирмове будет захвачено.

– Этого нельзя допустить! – вступил в разговор еще один витинг, Дор. – Ни в коем случае нельзя! В Гирмове много пришлых самбов из окрестных селений, разоренных тевтонцами. Есть там и ятвяги.

– Но чем мы можем помочь? – обреченно спросил Скуманд. – Добраться раньше тевтонцев до Гирмове нам не удастся, ведь по пути туда нас ждут леса с буревалами. А князь Скумо со своим войском может прийти к Гирмове лишь на разбор шапок.

– Нужно послать гонца! – подключился к разговору и третий витинг, изрядно поседевший Небр.

Со временем его неприязнь к Скуманду угасла, и теперь он стал ближайшим помощником вайделота во всех воинских делах, благо опыт у него по этой части был огромный. Несмотря на преклонные годы, он сам напросился в этот тяжелый поход. Отказа Небр не потерпел бы, поэтому Скуманд не сказал ни слова против. И Небр доказал, что старый боевой конь иногда бывает лучше двух молодых жеребцов. Он шел впереди, прокладывая дорогу, а когда требовалось, возвращался в хвост колонны и подбадривал молодых воинов – некоторые из них вышли на тропу войны впервые.

– Только не к Скумо (ему все равно не успеть), а в Гирмове, чтобы предупредить самбов, – продолжал Небр. – Им нужно успеть подготовиться к осаде. Для этого требуется день – всего один день! – не более, пока подойдет помощь, – витинг вдруг умолк и его взгляд стал отрешенным.

Скуманд взглянул на него и потупился; он понял, что замыслил Небр. Что ж, коли так, придется уповать лишь на бога Еро…

– Я понял тебя, Небр, – мрачно сказал Скуманд. – Все верно. Мы должны стать на пути крестоносцев, связать их боем и продержаться до ночи. А тем временем наши самые быстрые и выносливые вои должны добраться до Гирмове.

Дайнавы зашумели, услышав такую новость, но шум этот не был печальным; в нем слышалась радость и предвкушение жестокого сражения. Никто не думал о смерти; что может быть для воина почетней гибели в бою? Однако Скуманд слишком хорошо знал соплеменников, чтобы сильно обольщаться по поводу их стойкости.

Если все шло на лад и количество противников было вполне приемлемым, дайнавы (да и все остальные племена ятвягов) сражались, как лютые звери. Но вдруг что-то пошло не так, как мыслилось, и победа начинала склоняться на сторону врага, они вмиг оставляли поле боя и исчезали в Пуще, буквально растворяясь в лесных зарослях. Уж что-что, а прятаться в родной стихии ятвяги умели.

А в данный момент этого нельзя было делать. Отряд Скуманда должен был стоять до конца, каким бы он ни был. И все для того, чтобы гонцы успели добраться до Гирмове и предупредить самбов. Тогда у них будет достаточно времени для подготовки к встрече столь сильного и коварного врага.

Скуманд порылся в своей суме жреца, с которой никогда не расставался (даже будучи в воинском облачении; ведь ему приходилось не только командовать воинами, но и врачевать их), достал оттуда глиняную флягу, откупорил ее, сам немного отпил хранившегося в ней зелья и передал Небру со словами:

– Всем выпить по два глотка!

Это было сказано громко, все услышали и исполнили приказание своего предводителя беспрекословно. Четко очерченные губы Скуманда на миг покривила мрачная улыбка; вот оно, преимущество вождя-вайделота – никто не посмеет ослушаться приказа. Это значило пойти против воли богов.

Гирмове нужно было спасать хотя бы по той причине, что недалеко от него находился высокий холм, на котором стояло почитаемое всеми прибалтийскими племенами святилище бога Лиго. Это веселое божество покровительствовало пьянству, плотским утехам и прочим радостям жизни. Раз в год, летом, здесь собиралась молодежь – парни и девушки – со всего побережья Вендского моря. Не чурались праздника бога Лиго и люди постарше. Начиналось все с того, что к народу на белом коне выезжала обнаженной жрица бога Лиго – самая красивая девственница Пруссии. Это служило знаком к откупориванию бочек с пивом и прочими хмельными напитками. А дальше в окрестностях холма начинались настоящие вакханалии…

Пройдя по косе Фрише-Нерунг, Хайнрих Штанге с войском переправился через пролив у Витландсорта и, продвигаясь на север, по пути разграбил несколько прусских селений. А затем, повинуясь указаниям проводников-пруссов, принявших христианство, тевтонцы свернули в Черный Дол.

Одетые в тяжелые латы крестоносцы с трудом продирались сквозь лесные заросли. Их одежда постепенно превращалась в лохмотья, они застревали в коварных болотцах, прикрытых тонким льдом, проваливались в ямы-ловушки, предусмотрительно вырытые самбами на всякий случай. Эти ямы предназначались для лесных племен, которые могли вполне незаметно пробраться через Черный Дол к Гирмове, но в них угодили крестоносцы. Обозы и рыцарских коней пришлось оставить ввиду полного бездорожья, и теперь тевтонское воинство тащило провиант на себе, что еще больше усугубляло незавидное положение отряда Хайнриха Штанге.

Тем не менее никто из крестоносцев и кнехтов не ныл и не скулил – они были привычны к таким трудностям. Впереди их ждала победа, в это все свято верили, потому что войску было послано знамение свыше.

Когда Хайнрих Штанге накануне похода преклонил колени перед алтарем в часовне ордена и молил Господа, чтобы тот явил ему какой-нибудь знак, если он считает его достойным своей милости, то деревянная фигура Христа, перед которой молился комтур, протянула руку и, осенив крестом, благословила его. Это видел брат Гейндрик, священник замка, который молился в это же время в другом углу часовни. Он и рассказал всем о чуде – естественно, добавив к своему рассказу массу других чудесных подробностей…

Дайнавы напали на крестоносцев с двух сторон. Причем удар был нанесен по замыкающим колонны, где находились самые слабые воины ордена, которые пасли задних. Поэтому они были вмиг смяты и рассеяны. Воины дайнавов, на которых сильно подействовали напиток Скуманда (рецепт которого дал ему наставник Павила) и гипнотическое внушение военачальника-вайделота, выли, как волки, и дрались так отчаянно, что испуганным тевтонцам показалось, будто на них напал очень сильный отряд.

Хайнрих Штанге, находившийся впереди колонны, тут же постарался прийти на помощь своему арьергарду, но не тут-то было. Комтур пенился от злобы, но что он мог поделать, когда более-менее удобной и проходимой лесной стежкой была лишь та, по которой двигалось войско? Чтобы нанести ответный удар, тяжеловооруженные рыцари и кнехты разворачивались медленно и с очень большим трудом. Два-три шага в сторону от стежки – и очередной неудачник тонул в болоте. Его тут же старались вытащить на твердую землю, но все это занимало слишком много времени, а дайнавы не унимались, продолжали сражаться с отчаянностью обреченных. Никто даже не помышлял скрыться в лесу после первых успехов, как это делалось раньше, хотя тевтонцы уже опомнились от неожиданности и их было слишком много.

Скуманд дрался как одержимый. Его меч разил, словно молния, и уже не один кнехт упал к ногам вайделота, обливаясь кровью. Но вот перед ним появился рыцарь, однако и он не устоял перед его диким напором. Рыцаря не столько испугало отменное владение мечом противника, сколько выражение лица варвара – в нем не было ничего человеческого. Казалось, что открылась преисподняя, и из нее вырвалось исчадие ада. На место первого рыцаря встал второй, и история повторилась с поразительным постоянством – и этого тевтонца испугало обличье противника, который сражался без шлема, простоволосый.

Но самым страшным было то, что варвары, казалось, не чувствовали боли. Даже лежа на земле, весь израненный, на последнем издыхании, дайнав находил в себе силы впиться зубами в глотку врагу, которого угораздило упасть рядом с ним по причине легкого ранения. Особенно отличались витинги; закованные в броню, они были достойными противниками рыцарям. Тевтонцам, немало повоевавшим на своем веку в Палестине и иных землях, приходилось напрягать все силы и применять все свое умение, чтобы противостоять варварам, которые на поверку были никак не слабее сарацинских воинов.

Наконец к сражающимся прорвался и Хайнрих Штанге вместе со своим братом Германом и цветом рыцарского воинства. Бой длился уже больше часа, и конца ему не было видно. Почти половина варваров, напавших на тевтонцев, уже пала, но каждый из оставшихся в живых сражался за двоих. Напиток Павилы продолжал действовать (нужно было выпить лишь один глоток, но Скуманд, предвидя развязку боя, приказал сделать два глотка), и дайнавы превратились в настоящих кровожадных чудовищ. Они продолжали выть и рычать, как дикие звери, и проявляли чудеса храбрости и умения владеть оружием.

Если против кнехтов дайнавы дрались вполне успешно, то когда появилось большое количество рыцарей, воинская удача покинула их. Витинги по-прежнему работали мечами, как жнецы серпами, и по-прежнему к ним тяжело было подступиться, но длинные рыцарские копья сделали свое дело. Один за другим падали храбрые дайнавы на красный от крови снег, и вскоре в живых остались лишь Скуманд, Небр и еще с полдесятка витингов; некоторые из них были ранены, но это никак не сказывалось на их жажде боя и выносливости.

– Уходи! – отбив очередной удар рыцарского меча, прохрипел Небр, зыркнув на Скуманда налитыми кровью глазами.

Действие напитка и внушения постепенно проходило, и он начал мыслить вполне логично.

– Нет! – отрезал Скуманд. – Я хочу умереть вместе со всеми!

– Ты нужен племени! Уходи! Прошу! И-ех! – Еще один кнехт упал, разрубленный огромным мечом Небра почти до пояса.

– Только вместе! – ответил вайделот, и его меч тоже пропел песню смерти: разрубив вражеское копье пополам, он мгновенно приблизился к рыцарю, который не ожидал от него такой прыти, и вогнал ему меч в слабо защищенное горло.

Сразив тевтонца, Скуманд сорвал с пояса боевой рог, и его звонкий голос заглушил шум битвы. Услышав знакомый сигнал, дайнавы бросились врассыпную, и на тропе, заваленной трупами, остались одни крестоносцы. Оказавшись в зарослях, витинги мигом вывернули наизнанку свои теплые зимние плащи, сделанные из шкур белого козла мехом внутрь, и сразу же пропали из поля зрения кнехтов, которые бросились их догонять. Козлиная шкура и хорошо согревала, когда приходилось ночевать на снегу, и служила дополнительной защитой от вражеских стрел и мечей, направленных в спину, – обработанная специальным способом, она была очень прочна.

Спустя какое-то время преследователи возвратились к войску, несолоно хлебавши, – дайнавы как сквозь землю провалились. Даже следы их пропали. Некоторые кнехты втихомолку крестились, считая это кознями нечистого. Им и в голову не могло прийти, что витинги свои следы заметали лапником, а затем стряхивали с ветвей снег, чтобы их путь выглядел снежной целиной.

Хайнрих Штанге был в ярости: из-за коварного нападения варваров придется задержаться до утра следующего дня, потому что среди его войска было много раненых. А когда ему доложили, сколько человек отправилось на тот свет, он разразился в неистовстве такой грубой бранью, что от него шарахнулся даже брат Герман. Оказалось, что проклятые варвары ранили и убили семьдесят полубратьев и сариантов, но самое скверное – еще и четырех рыцарей! Комтура смерть кнехтов сильно не волновала – на их место замена всегда найдется, а вот утрата рыцарей, главной ударной силы ордена, была весьма некстати. Войско еще не добралось до Гирмове – и такие страшные потери…

Ночью в Черном Доле запылал огромный костер. На куче сухого хвороста и дров лежали тела мертвых тевтонцев. Отправить их в Христбург было не на чем из-за отсутствия обоза, похоронить в могиле, как добрых христиан, некогда, – земля сильно промерзла, копать ее мечами и ножами можно до утра, а войску требовался отдых, – но и оставлять тела на поживу лесному зверью негоже. Поэтому решили справить тризну и сжечь покойников по старинному обряду.

Когда утром следующего дня огромное красное солнце осветило Черный Дол, по нему уже ползла длинная железная змея – войско Тевтонского ордена продолжило свой путь к Гирмове. Выпавший за ночь иней облачил деревья в праздничный наряд, переливающийся под солнечными лучами всеми цветами радуги, но лес все равно был мрачен и молчалив. Вонь погребального костра заполнила Черный Дол доверху, пропитав сугробы, поэтому звери и птицы старались держаться от него подальше. Лишь высоко в небе летал орел. Он кружил не над колонной тевтонцев, а чуть поодаль. Что-то привлекло его внимание на земле, и орел упрямо совершал один круг за другим, опускаясь все ниже и ниже.