Глава 9
Салах ад-Дин
Когда Творец всего сущего добрался до земель Востока, у него, наверное, остались лишь камни, немного семян, хурджин с песком и полупустой бурдюк с водой. Поэтому от щедрот Создателя Восток получил совсем немного зелени в предгорьях и по берегам рек, а также пустыни и редкие оазисы – клочки земли с пальмами и небольшими водяными источниками в виде озер или глубоких колодцев. Оазисы были в основном совсем крохотными, где можно лишь напоить верблюдов или лошадей и отдохнуть в тени одинокого дерева. Но случались и достаточно обширные зеленые заплаты на желтом рубище безбрежной пустыни.
В одном из таких оазисов предприимчивый Абу-Хурайра и обустроил караван-сарай, при котором была отличная чайхана. Несведущий человек может покрутить пальцем у виска и сказать: «Он что, с ума сошел?! Какая прибыль может быть в этом безлюдном месте?!». Но Абу-Хурайра вовсе не был глупцом. И что самое интересное – его караван-сарай и чайхана приносили прибыль едва не большую, нежели заведение всеми уважаемого Абдураззака, расположенное возле базара Сук ас-Сарай, что в Багдаде.
Дело в том, что оазис находился на весьма оживленном караванном пути. Почти каждый день, ближе к вечеру, слышался звон колокольчиков, подвешенных к верблюжьим шеям, и прокаленные насквозь солнцем пустыни погонщики верблюдов, охранники каравана и купец, хозяин больших тюков, закрепленных на спинах животных, становились гостями Абу-Хурайры. А что может быть приятней чашки ароматного чая после дальней дороги по раскаленной, как сковородка, пустыне и отдыха в тени пальм, когда тебе не угрожает опасность?
Конечно, цены у Абу-Хурайры кусались; они были гораздо выше, нежели у того же Абдураззака. Так ведь дорог плов к обеду. Воспоминаниями о дешевизне подобного рода заведений в Багдаде сыт не будешь. К тому же у Абу-Хурайры пища всегда была свежей, вкусно приготовленной, а уж как он заваривал чай, об этом можно было слагать стихи. Более вкусного чая не найдешь ни в Герате, ни в Багдаде, разве что в Дамаске, и то не в каждой чайхане.
Абу-Хурайра управлялся с делами не в одиночку. С ним проживали жена и четверо сыновей – крепких молодцев, которые могли постоять за себя. Но кто же тронет такого известного и уважаемого человека? Припасы ему доставляли те же караванщики на обратном пути, притом даром, так что Абу-Хурайру этот вопрос особо не беспокоил – он платил только за продукты. Чайханщик волновался лишь за своих кошек, которых у него насчитывалось не менее десятка. Они были какой-то особой, очень ценной, породы, и Абу-Хурайра ухаживал за ними как за маленькими детьми. Отсюда пошло и его прозвище – Абу-Хурайра означало «кошатник». Настоящего его имени никто не знал. Естественно, за исключением родни.
Но, как это ни удивительно, и караван, и чайхана Абу-Хурайры не пустовали даже в те дни, когда караваны не приходили. Народ собирался самый разный, не только путешественники. Нередко ароматным чаем Абу-Хурайры наслаждались типы с такими разбойными физиономиями, что любой почтенный человек немедленно бежал бы из чайханы без оглядки. Однако хозяин заведения как-то находил общий язык с этим отребьем, что не могло не вызвать подозрений. Но только у тех, кто часто гостил в его чайхане.
Когда в вечерние часы слышались звуки приближающегося каравана, подозрительные клиенты Абу-Хурайры мигом садились на коней и исчезали среди барханов. Нужно отметить, что лошади у них были первостатейные, несмотря на непрезентабельный вид их хозяев. Такие арабские скакуны стоили больших денег; приобрести их могли позволить себе только приближенные халифа, вельможи или богатые купцы. И сразу возникал вопрос: откуда деньги у людей, явно не принадлежащих к состоятельному сословию?
Возможно, разгадка этой тайны крылась в периодических исчезновениях небольших караванов, гостивших у Абу-Хурайры, но, как говорится, не пойман – не вор. Разве можно возводить напраслину на всеми уважаемого содержателя караван-сарая и чайханы, подозревая его в связях с разбойничьей шайкой? Обычно пропадали караваны, которые везли большие ценности, но кто виноват, что купец пожадничал и не обзавелся солидной охраной? Однако самым странным и пугающим было то, что бесследно исчезали не только товары, но и люди, сопровождавшие караван. Создавалось впечатление, что их сожрали дэвы – вместе с верблюдами и тюками.
В один из таких «неприбыльных» для Абу-Хурайры дней в его чайхане собралась достаточно пестрая компания. Все сидели под обширным навесом, от небольшого озера веяло прохладой, а широкие листья пальм умиротворяюще шелестели под легким ветерком, навевая приятные мысли и возвышенные чувства. Впрочем, это не касалось завсегдатаев чайханы с разбойными физиономиями; их насчитывалось человек пятнадцать. Похоже, они не очень придерживались законов ислама и вместо чая пробавлялись вином.
Как оно попало в чайхану Абу-Хурайры, можно было только догадываться – ведь кафиры сюда не заглядывали, а значит, спроса на спиртное, по идее, не должно быть. Тем не менее подозрительные личности пили вино да нахваливали его, нимало не стесняясь остальных клиентов чайханщика. Их насчитывалось чуть больше десятка. Судя по тому, что все они имели оружие, это были не дехкане.
Двое из них явно принадлежали к буйному братству наемников-джундов – покрытые шрамами лица, видавшее виды оружие, которым они были увешаны с головы до ног, и несколько высокомерное отношение к людям, не имевшим отношения к военному делу. Видно, джунды остались не у дел и теперь искали нового хозяина. Рядом с ними сидели три бедуина из Магриба. Их можно было легко узнать по головному убору, который обматывался так, что закрывал горло, шею, голову с ушами и даже рот. Тех, кто не носил такой головной убор, магрибцы называли «голоротыми», потому что рот у них считался нечистым местом на теле человека. У бедуинов из оружия были только длинные ножи и копья, и джунды поглядывали на них весьма скептически, потому что эта троица как-то ухитрялась есть плов и пить чай, практически не открывая лиц.
Кроме вышеперечисленных клиентов Абу-Хурайры в чайхане сидели четыре бербера с очень темными, почти черными лицами; судя по одежде и оружию, они вполне могли принадлежать к карагуламам – легкой кавалерии Салах ад-Дина. Видимо, их послали с каким-то заданием, а поскольку приближалась ночь, когда за каждым барханом мог таиться разбойник, они предпочли поужинать и отдохнуть в более безопасной обстановке. Похоже, торопиться им было незачем.
Побоище началось с одного из разбойных типов, который, перебрав спиртного, начал подкалывать бедуинов. Он выдавал разные скабрезные шутки, а его товарищи ржали, словно жеребцы. Что касается остальных клиентов Абу-Хурайры, то они посматривали на «шутника» с неодобрением, а кто-то из берберов тихо молвил: «За такие шутки у нас кишки наматывают на столб». Но его слова услышали только рядом сидящие товарищи. Уж какая муха укусила «шутника» и его дружков, неизвестно, но, видя, что бедуины совсем не реагируют на обидные слова, остальные разбойники тоже включились в травлю бедуинов, не выбирая выражений.
А затем случилось то, о чем потом долго вспоминал Абу-Хурайра – в основном с ужасом и тайным сожалением. Сверкнули три стальные молнии и у троих разбойников – или «ночных ястребов», как они называли себя – были перерезаны горла. Конечно же, среди них был и «шутник». И началось столпотворение! Все схватились за оружие, и в первую голову разбойники, но в бедуинов словно вселился злой дух. Их кинжалы разили с беспощадным неистовством. Разбойники пытались достать их саблями, но с тем же успехом они могли поразить пустынный вихрь. Магрибцы сражались в таком бешеном темпе и с такой быстротой орудовали кинжалами, что когда на земле оказалась почти половина разбойников, остальные дружно бросились врассыпную. Их никто не преследовал, и вскоре топот копыт коней «ночных ястребов» затих вдали.
На некоторое время в чайхане воцарилась мертвая тишина, которую нарушил один из наемников:
– Неплохо… Очень даже неплохо. – В его голосе звучало уважение. – И куда путь держат столь великолепные бойцы? Если, это, конечно, не секрет.
– От добрых людей у нас нет секретов, – ответил один из магрибцев, вытирая нож об одежду поверженного разбойника. – Мы едем к великому Салах ад-Дину, чтобы воевать против неверных.
– Тогда нам по пути, – сказал джунда.
– И нам тоже, – вмешались в разговор и берберы. – Мы направляемся в лагерь повелителя, так что можем показать вам туда кратчайший путь.
– Здорово! – просияли наемники. – А то мы уже совсем поиздержались в поисках войска повелителя правоверных.
– Тогда у нас есть предложение отправиться прямо сейчас.
– Почему? – удивился джунда, убеленный сединами.
– Те, кого воины из Магриба направили на путь истинный, – тут в голосе бербера прозвучала насмешка, – явно разбойники. Боюсь, что вскоре они вернутся сюда с целым отрядом. И тогда всем нам несдобровать.
– Разумно, – сказал наемник и встал. – В путь, так в путь. Наши лошади уже отдохнули и поели, да и мы в полном порядке. Вы тоже с нами? – спросил он бедуинов.
– Да, – коротко ответил один из них. – Это тебе, чайханщик, – бросил он на коврик несколько дирхемов. – Похоронишь этих псов, чтобы вони не было.
Старший из наемников коротко улыбнулся и с одобрением кивнул головой…
* * *
Лагерь Салах ад-Дина напоминал хозяйство пчеловода. Большой квадрат на ровной местности, окопанный глубоким рвом, был заполнен шатрами-ульями, между которыми деловито сновали воины-пчелы самых разных национальностей и эмиры – командиры отрядов. Перед шатрами дымились многочисленные костры, на которых готовился вечерний плов, слышался стук кузнечных молотков – это в походной кузнице ковали лошадей. Где-то звучала зурна, которой подыгрывали на бубнах, недовольно ревели ослы – они получали корм в последнюю очередь, тихо ржали и фыркали лошади – наверное, разговаривали на своем лошадином языке, а уже выставленная ночная стража по периметру лагеря перекликалась: «Смотри-и! Слу-ушай!». Кроме пешей стражи в дозор отправились и конные отряды, но они вели себя тихо и передвигались скрытно – чтобы не пропустить появление врага.
Египетский султан Салах ад-Дин в задумчивости сидел на невысокой походной тахте и размышлял; в его огромном шатре, расшитом золотыми нитями, не было никого, если не считать телохранителей-мамлюков. Но они были неподвижны и безгласны – как изваяния. Их можно было за людей не считать.
Салах ад-Дин размышлял и вспоминал. Четыре года назад ему удалось захватить Тиверию, Акру, Аскелон и другие города; воины их гарнизонов, почти без исключений, попали в плен или погибли при Хаттине. Остался только Тир. К сожалению, очень не вовремя прибыл морем маркграф Конрад Монферратский с отрядом крестоносцев, обеспечив таким образом городу надежный гарнизон. Натиск правоверных на Тир был отбит.
Тогда султан осадил Иерусалим. Оборону города возглавил барон Ибелин. Однако ему не хватало ни защитников, ни продовольствия. Гарнизон, поначалу отвергнув относительно великодушные предложения Салах ад-Дина, в конце концов, был вынужден сдаться. В октябре 1187 года султан вступил в Священный город, который почти сто лет пребывал в руках христиан, и провел ритуал его очищения, проявив великодушие к жителям Иерусалима. Горожан он отпустил на все четыре стороны при условии, что они внесут за себя соответствующий выкуп. Многим выкупиться не удалось, и они были обращены в рабство. Таким образом Салах ад-Дином была захвачена вся Палестина.
И только Тир остался в руках христиан. В том, что он пренебрег взятием этой крепости до наступления зимы, заключался его самый грубый стратегический просчет. Масихины сохранили за собой мощный оплот, и в июне 1189 года оставшаяся армия крестоносцев во главе с Ги де Лузиньяном и Конрадом Монферратским напала на Акру. Им удалось отогнать армию султана, шедшую на выручку осажденным. Он не имел флота, что позволило христианам дождаться подкреплений и оправиться от поражений, которые они потерпели на суше.
И вот море вновь сделалось судоходным, небо стало ясным и пришло время прибытия подкрепления для обеих армий, чтобы они могли продолжать войну. Первым к султану присоединился Илм ад-Дин Сулейман Ибн Жандар, эмир на службе у ал-Малика аз-Захира. Это был старик, покрывший себя громкой славой, прославившийся мудростью своих советов и отвагой, которую он проявил во множестве сражений. Султан был очень высокого мнения об этом предводителе, одном из его старых соратников. Следующим прибыл Мужадд ад-Дин, повелитель Баальбека, а за ним – Бадр ад-Дин, правитель Дамаска.
Одно за другим прибывали мусульманские войска из разных частей страны. Крестоносцы, со своей стороны, использовали любую возможность, чтобы дать знать Салах ад-Дину, что вскоре к ним прибудет король Франции. Этот монарх занимал очень высокое положение среди франков; он требовал, чтобы его почитали самые могущественные из их правителей. По приезде короля крестоносцы должны были перейти под его руку, и все были готовы признать его верховенство. Наконец прибыл и король Франции с шестью кораблями, груженными провизией и лошадьми.
Салах ад-Дин шевельнулся и пробормотал «Иншалла…» – так хочет Аллах. Возможно, с Акрой придется распрощаться. Тем более, если к франкам прибудет новое подкрепление. Город оказался в отчаянном положении.
После прибытия короля Франции крестоносцы установили мощные баллисты и усилили натиск на город, пытаясь засыпать рвы. Доходит до того, что христиане заваливали ров трупами лошадей и даже бросали в него тела своих мертвецов. Осажденные разделились на четыре группы. Первая спускалась в ров, чтобы разрубать на части трупы сброшенных в него животных – дабы их было легче уносить; второе подразделение сбрасывало трупы в море; третье постоянно обстреливало врага из луков, защищая первые два подразделения и обеспечивая им возможность справляться со своей задачей; четвертая группа занималась баллистами и защищала стены.
Гарнизон Акры был настолько измучен напряженной работой и усталостью, что одолевал султана бесконечными жалобами. В самом деле, ему доставалось больше, чем какому-либо другому воинскому подразделению, и здесь не спасало никакое мужество. И все же гарнизон держался с великим терпением, а Аллах, с теми, кто умеет терпеть.
Полог шатра шевельнулся и раздался голос эмира Сейфеддина Абу Бакра, родного брата Салах ад-Дина:
– Повелитель, у меня новости…
– Входи, – разрешил султан.
Абу Бакр был отличным полководцем, но также признанным хитрецом и искусным интриганом. Он командовал подразделением, которое занималось разведкой.
– Я вижу, – сказал султан, – у тебя есть новости и хорошие, и плохие.
– Именно так, повелитель… – Абу Бакр поклонился. – Аллах видит, твоя проницательность выше человеческих возможностей.
Салах ад-Дин поморщился. В последнее время брат из кожи вон лез, лишь бы ему угодить. При этом постоянно льстил и унижался, что совсем негоже столь известному и уважаемому воину. Ведь Абу Бакру не откажешь ни в храбрости, ни в других воинских достоинствах. Салах ад-Дин понимал, почему его брат заискивает перед ним – он хочет получить в свое управление Аль-Джазиру. Это лакомый кусок. А претендентов на него много. Султан уже про себя решил этот вопрос в пользу брата, ибо тот и впрямь был достоин такой награды, но до поры до времени не объявлял свой указ.
– Будет тебе упражняться в гибкости спины, – недовольно проворчал Салах ад-Дин. – Садись напротив и рассказывай все по порядку. Но сначала давай хорошие новости. Потому что пока ничего хорошего у нас не происходит.
– Все верно, о мой великий брат, – мрачно ответил Абу Бакр. – Пришло новое письмо из осажденного города от наместника, эмира Баха ад-Дина Каракуша.
– Я же просил начать с хороших новостей! Мне надоели его постоянные жалобы. Мы стараемся изо всех сил, чтобы помочь осажденным!
– Нет, письмо иного рода – от всех военачальников, воинов и жителей города. Вот оно… – Абу Бакр протянул султану мятый кусочек пергамента.
– Прочитай сам, – сказал Салах ад-Дин.
– «Мы поклялись умереть вместе; мы будем сражаться, пока не умрем, и не сдадим город до тех пор, пока живы. Вы, со своей стороны, должны сделать все, чтобы связать силы врага и не дать ему атаковать нас. Поскольку мы исполнены решимости, то не унизимся перед врагом и не покажем себя трусами. Мы приняли свое решение». – Абу Бакр поднял глаза на султана и увидел, что у того посветлело лицо.
– Субханаху ва тала!– воскликнул Салах ад-Дин. – Наконец я услышал слова, которые достойны всяческого восхваления. Мужество и стойкость – вот что нужно защитникам Акры. А мы со своей стороны постараемсяпомочь им и будем бить франков, где только возможно.
– Это не все. Король Франции привез с собой белого сокола – очень крупного и редкостной породы. Мне никогда не доводилось видеть подобного красавца. Король очень его любил. Но два дня назад сокол вспорхнул с его руки и улетел, и как франки его ни призывали, он не возвратился, а полетел дальше и опустился на стену Акры. Наши люди поймали сокола, и передели тебе в дар.
– Отличная новость! – Салах ад-Дин с удовлетворением огладил бороду. – Это доброе знамение.
– Показать сокола?
– Позже, позже… Рассказывай дальше.
– Франки предложили тысячу динаров в качестве выкупа за птицу…
– Мы назовем сокола Удачей. А удача не продается.
Абу Бакр улыбнулся и одобрительно закивал.
– Нам все-таки удалось доставить в Акру продовольствие, – сказал эмир, с удовлетворением щурясь – как кот на солнышке. – Немного, но все же…
– Каким образом? – живо заинтересовался Салах-ад-Дин.
– Мы захватили судно франков, погрузили на него мясо, жир, четыреста мешков зерна, а также стрелы и нефть и посадили на него свою команду. Несколько десятков наших моряков и воинов, все родом из Бейрута, переделись как франки, побрили бороды, повесили на мачты кресты и для вида разместили на палубе свиней. Судно приблизились к городу, спокойно проходя между вражескими кораблями. Но их все-таки остановили и сказали: «Вы же идете в Акру!». Изобразив удивление, наши матросы спросили: «Неужели вы еще не взяли город?». Франки, – они изрядно угостились вином – уверенные, что имеют дело со своими, ответили: «Нет». «Что ж, – сказали наши, – тогда мы причалим у лагеря, но за нами идет еще одно судно. Его нужно скорее остановить, чтобы оно случаем не вошло в гавань города». Моряки из Бейрута, по счастью, заметили, что за ними следует франкский корабль. Вражеские суда тотчас направились к нему, тогда как наши на всех парусах устремились к Акре, где их встретили с криками радости, поскольку в городе, как все мы знаем, царит голод.
– Эти храбрецы достойны высокой награды!
– Несомненно, повелитель. А еще в очередной раз отличились франки-перебежчики. Они взяли на абордаж несколько судов крестоносцев, груз которых состоял из слитков серебра и серебряных изделий. Кроме богатой добычи они захватили и много пленников.
– Их тоже нужно поощрить. – Султан коварно улыбнулся. – И относиться к ним как к равным. Когда сторожевые псы одного хозяина грызутся между собой, волкам легче воровать овец. Пусть их предводители завтра придут ко мне.
– Слушаюсь и повинуюсь…
К Салах ад-Дину бежали многие франки, которых голод вынудил покинуть лагерь крестоносцев. Они сказали султану: «Если ты дашь нам корабли, мы будем защищать тебя с моря, а добычу поделим поровну между нами и мусульманами». Султан дал им барку и еще несколько судов помельче. Абу Бакр и другие эмиры были не в восхищении от этого решения султана; они думали, что франки, получив суда, просто сбегут на родину. Однако Салах ад-Дин оказался прав – перебежчики добросовестно выполняли уговор и уже принесли немало пользы войску султана.
– А теперь давай о плохом, – сказал Салах ад-Дин, видя, как лицо Абу Бакра помрачнело. – Насколько я понимаю, халва и шербет в твоих речах закончились.
– Ты прав. Почти… Ночью мои удальцы снова пробрались в лагерь франков и умыкнули оттуда двух рыцарей. Мы сможем обменять их на наших знатных пленников.
– Твое сообщение о лазутчиках – это обыденность. По-моему, ты просто тянешь время. Не томи, говори, что там у тебя.
Действительно, последняя хорошая новость была рутинной. Лазутчики Абу Бакра постоянно проникали в лагерь франков и похищали их добро. Кроме того, они захватывали и пленников – безо всякого шума. Прокравшись в шатер рыцаря или какого-нибудь оруженосца и приставив ему кинжал к горлу, они будили его и знаками показывали, что стоит тому подать голос, как он будет немедленно убит. Затем выводили бедолагу за пределы лагеря и вели в расположение армии султана. Пленник не осмеливался и рта раскрыть. Подобные вылазки в стан неприятеля совершались много раз.
– Пожалуй, самая плохая новость на сегодня, это то, что большой корабль, на борту которого находились военные машины, оружие, продовольствие и отряд воинов из Бейрута, снаряженный по твоему приказу, – чтобы прорвать блокаду и войти в гавань Акры – захвачен франками. На борту находилось шестьсот пятьдесят воинов… – Абу Бакр тяжело вздохнул. – Галеры, которых, как мне доложили, было до сорока, окружили корабль, и начался отчаянный бой. Провидению было угодно, чтобы ветер стих. Экипаж нашего судна не мог справиться с превосходящими вражескими силами. Видя, что поражение неизбежно, капитан Якуб ал-Хальби, уроженец Алеппо, отважный и опытный воин, сказал: «Именем Аллаха! Мы умрем достойной смертью, и они не получат ничего, что находится на этом корабле!», – и сделал пробоины в бортах корабля. Все, что находилось на борту, не досталось врагу – пошло ко дну. Спаслись лишь несколько матросов, которые все это и рассказали. Такая же судьба постигла и эмира Джамала ад-Дина Мухаммада ибн Арказа. Его судно с припасами для наших войск окружили корабли франков, матросы прыгнули в воду, ища спасения, но эмир продолжал сражаться. Франки пообещали ему пощаду, и Джамал ад-Дин сказал, что сдастся лишь их предводителю. Франки, эти трижды глупцы, ему поверили. К Джамал ад-Дину подошел капитан вражеского судна и обнял его, считая, что эмир уже его пленник. Тогда Джамал ад-Дин с силой обхватил франка руками и прыгнул с ним в море. Они утонули оба, сопровождая друг друга на пути в рай или ад они.
– Иншалла… – Салах ад-Дин скорбно склонил голову.
– И еще одно плохое известие, – сказал эмир. – В Багдаде убит сахиб аль-кашф Абд аль-Кадир, наш верный слуга, который немало нам помог в изобличении вражеских лазутчиков.
– Невероятно! Абд аль-Кадир отличался осторожностью, и его практически нельзя было застать врасплох. Кто его убил?
– Неизвестно. Но «почерк» знакомый…
– Неужели снова хашишины ас-Синана?!
– Похоже на то. В письме, которое мы получили от нашего человека в Багдаде, нет подробностей, но то, что убийц не нашли, наводит на определенные размышления. Они исчезли бесследно.
– Но у нас ведь существует договор со Старцем Горы!
– Ты забыл про второго шейха аль-Джабаля, который сидит в Аламуте. Возможно, Абд аль-Кадир каким-то образом перешел Мохаммеду дорогу. Непонятно…
Салах ад-Дин не раз подвергался нападениям ассасинов, но впоследствии заключил с Рашид ад-Дином ас-Синаном мир и даже иногда пользовался его услугами для достижения своих целей. Неужели все началось по новой – ас-Синан опять заключил договор с франками и начнет посылать наемных убийц к верным сподвижникам султана? В прошлом хашишийиа убили множество правителей, вельмож и видных деятелей. Поздней осенью 1121 года был зарезан главнокомандующий халифов Фатимидов Афдаль ад-Дин, по вине которого был лишен халифского престола и погиб Низар, законный имам низаритов. Кроме него, впоследствии были убиты восемь государей, из них три халифа, шесть визирей, семь военачальников, пять вали – наместников областей, пять раисов-градоначальников, шесть муфтиев и около десятка казиев – судей. И это еще неполный перечень злодеяний хашишийиа.
– Я думаю, повелитель, нужно усилить охрану, – четко выговаривая каждое слово, сказал Абу Бакр. – Боюсь, что хашишийиа опять вышли на тропу войны с нами. Неровен час…
– Мне моих мамлюков вполне достаточно! – отрезал Салах ад-Дин. – И потом, не думаю, что хашишийиа осмелятся проникнуть в воинский лагерь. Тем более – в мой шатер, который охраняется, словно сокровищница. – Тут он поморщился; большую охрану, которую он считал излишней, потребовали для султана его сыновья – ал-Малик ал-Афдал и ал-Малик ал-Азиз. Салах ад-Дин не стал с ними препираться, чтобы не уронить свое достоинство, потому как знал, что сыновья характером пошли в него и в споре все равно не уступят.
На этом отчет Абу Бакра закончился, потому что в шатер Салах ад-Дина вбежал командующий мамлюками-телохранителями и меченосец султана эмир Тугрил, пал ниц и возопил:
– Светлейший повелитель, меч Аллаха, позволь молвить слово!
Султан поморщился – голос у Тугрила был таким, что от его команд на поле боя лошади садились на задние ноги.
– Говори, – разрешил Салах ад-Дин. – Только потише.
– В лагерь франков прибыл король Англии!
Новость была из тех, после которых наступает оглушительная тишина. Все молчали. Салах ад-Дину уже донесли, что Ричард Плантагенет воюет на Кипре, и он молил Аллаха, чтобы тот подольше там задержался. Правитель Англии славился разумом и большим военным опытом, великим бесстрашием и неутолимым тщеславием. Это был очень опасный враг. Значит, Кипр в руках у франков… Скверная новость. Теперь у крестоносцев не будет проблем со снабжением провизией. А значит, Акра может пасть, притом в ближайшее время.
– Продолжай, – наконец сказал султан.
– С королем прибыло большое количество галер, полных воинов, оружия и продовольствия. Это случилось вчера вечером, и всю ночь в лагере франков горели большие костры и факелы, а воины неверных веселились. Наши люди, которые знают язык франков, подобрались к их лагерю поближе и подслушали, что вскоре должны прибыть и другие суда, числом не менее полусотни.
– Иншалла… – стараясь выглядеть спокойным, сказал Салах ад-Дин. – Не будем прежде времени рвать волосы на голове, словно наемные плакальщицы. Я полагаюсь на милость Аллаха и его защиту. Нам нужно много воинов, гораздо больше, чем сейчас, поэтому мы объявим джихад. Поднимись и сядь, – приказал он Тугрилу. – Будем думать…
– Есть еще кое-что, повелитель, – сказал командир мамлюков. – Это очень важно…
– Я слушаю.
Тугрил наклонился, чтобы приблизиться к султану, и заговорил очень тихо, почти шепотом, словно опасался, что его могут подслушать…
Тем временем лагерь сарацин жил своей жизнью. У тех, кто постоянно в походах, кто каждый день воюет, иногда случаются и передышки. Сегодня было воскресенье, четырнадцатый день месяца жумада, и Салах ад-Дин решил дать своим воинам отдых, благо и франки не испытывали большого желании вести боевые действия – теперь понятно, по какой причине.
В лагере султана не только шатры были пестрыми, но и состав его армии. Легкие конные лучники-шуджаны, адат – сарацинское ополчение, джунды, лучники-харфуши, копейщики-карагуламы, джариды – арабо-тюркские конники, тяжелая конница мамлюков – абтал, лучники-мамлюки, аширы – сирийские воины, суданские лучники, тяжелая пехота – табардарийя… Все говорили на разных языках, но как-то умудрялись понимать друг друга. Может, потому, что в те времена восточные языки не имели больших различий.
Среди этого многоголосия и многолюдья нашлось место и трем бедуинам из Магриба. Их зачислили в отряд карагуламов – по протекции гонцов, которые наблюдали схватку в чайхане Абу-Хурайры. Им выделили места в одном из шатрови дали по плошке плова, в котором мяса не было и в помине. Магрибцы, которые пока не были знакомы со своими товарищами по оружию, скромно уселись в сторонке и принялись за еду.
На них никто не обращал внимания.
Чего нельзя было сказать про бедуинов. Их острые глаза подмечали малейшие детали быта армии султана. В особенности их интересовал шатер Салах ад-Дина. Он был окружен плотным кольцом мамлюков, но, похоже, многочисленность стражи самим мамлюкам казалась чем-то вроде надежной крепостной стены, поэтому службу свою они несли спустя рукава. Одни жевали насвай, другие ловили мух, третьи созерцали вечернее небо, а четвертые с тоской думали, зачем они торчат без дела под шатром султана, когда можно было в этот воскресный день весело провести время с друзьями. Они никак не могли взять в толк – кто осмелится пробраться в хорошо защищенный лагерь, чтобы пробиться в его центр, где стоял шахтер султана (что совершенно невозможно), и напасть на их повелителя?
Видимо, эта безмятежность мамлюков очень понравилась магрибцам, потому что впервые за все время путешествия от оазиса с чайханой до местности, где находилась армия Салах ад-Дина, их лица посветлели, и в фигурах исчезла постоянная напряженность, будто каждый из них ждал какого-то подвоха или удара ножом из-за угла.
Ночь, как это обычно бывает на Востоке, упала на землю внезапно. Еще совсем недавно можно было свободно различать лица товарищей, а теперь даже руки своей не видно. Засуетились подносчики дров из феллахов, и костры запылали жарче, взметнули к черному небу снопы искр, которые, как известно детям, затем превращаются в звезды. Правда, не все, а только те искорки, которых отправили на небеса чистосердечные и добрые детские пожелания.
Постепенно лагерь засыпал. Лишь ночная стража удвоила бдительность и ее крики стали звучать чаще. Вскоре почти все уснули, благо дневная жара уступила место приятной прохладе, и только в шатре султана все еще горели свечи из пчелиного воска. Это было новшество, подсмотренное у франков. До нашествия крестоносцев на Востоке были в ходу медные лампы, заправленные земляным маслом, которые сильно чадили.
Никто не заметил, как от шатров, где почивали карагуламы, отделились три темные фигуры, мгновенно растворившиеся в ночи. Кое-где еще догорали костры, и неяркий свет угольев мог быть опасен для тех, кто крался во мраке, но троица, беззвучно передвигающаяся среди изрядно захламленного лагеря, обходила такие места стороной.
Это были бедуины-магрибцы. Они крались к шатру Салах ад-Дина. Мамлюки, которые должны были смениться в полночь, совсем расслабились в ожидании смены, и бедуины приблизились к своей цели почти вплотную. Они зашли с задней стороны шатра, где и вовсе царил сонный час: один мамлюк откровенно спал, опершись на копье, а второй подремывал; иногда он вскидывался, стараясь сбросить с себя сонную одурь, но это у него не очень получалось.
Две темные фигуры, которых, казалось, породила сама ночь, выросла перед мамлюками, словно из-под земли. Тот, который спал, ушел к Аллаху, даже не поняв, что с ним случилось, а второй все же увидел ночных призраков и попытался крикнуть, но железные пальцы тисками сжали ему горло, и всепоглощающая, последняя в жизни боль пронзила его тело как удар молнии – нож магрибинца попал точно в сердце.
Тела мамлюков тут же исчезли в темноте – магрибцы оттащили их подальше от шатра султана и уложили так, будто они уснули. А затем бедуины вернулись обратно, и один из них начал осторожно, по ниточке, резать ткань шатра острым, как бритва, ножом, чтобы сделать отверстие, через которое может пролезть человек.
Они рассчитали все точно. Салах ад-Дин в шатре был один, не считая двух мамлюков-телохранителей. Он сидел спиной к магрибцам и что-то писал. Мамлюки стояли позади повелителя, по-прежнему изображая статуи; до них от места разреза было примерно три шага. У входа в шатер стояли две медные курильницы, дым которых отгонял различных насекомых, и слышен был сладковато-терпкий запах териака.
Бедуины один за другим проскользнули внутрь шатра и на какое-то мгновение замерли, не веря в свою удачу. А затем, выхватив кинжалы, они вихрем бросились вперед.
Мамлюки под ударами двух магрибцев пали мгновенно. Им не помогли даже высокие кольчужные воротники. Но третий, самый опытный, нацелившийся на самого Салах ад-Дина, едва увернулся от удара саблей, которой его жертва вдруг отмахнулась из положения сидя. Притом так точно и мастерски исполненного, что голова убийцы едва не слетела с плеч. Магрибец сумел остаться в живых лишь благодаря великолепной реакции, вовремя отпрянув в сторону.
Султан мгновенно вскочил на ноги и вскричал:
– Стрелки! Одного оставить в живых!
Полог, прикрывающий походное ложе Салах ал-Дина, раздвинулся, и раздалось зловещее пение тетив. Два магрибца упали рядом со своими жертвами, а третьему, который на какое-то мгновение растерялся, – он не мог поверить, что все это происходит не во сне, а наяву, – султан, приставив саблю к горлу, приказал:
– Брось кинжал! Сдавайся, пес! Иначе умрешь!
У магрибца вообще голова пошла кругом – это был не Салах ад-Дин! Совершенно другой человек, переодетый в одежду султана. Их обманули, обвели вокруг пальца, как младенцев! Какой позор!
– Аллах и честь! – истерически выкрикнул магрибец и в тот же миг недрогнувшей рукой вогнал кинжал себе в сердце.
– Кус эммек! – не сдержавшись, грязно выругался Тугрил: это он изображал султана. – Как я мог так опростоволоситься?! Нужно было приготовить сеть.
– Ты все правильно сделал, мой верный Тугрил, – сказал Салах ад-Дин, который слез со своего ложа, где прятался вместе с двумя стрелками-мамлюками.
Султан был одет в доспехи и в руках держал меч.
– Выкинуть их за пределы лагеря! – приказал Салах ад-Дин старшему из мамлюков, которые толпой ввалились в шатер султана. – Псам и грифам на поживу. А своих товарищей, погибших на посту, похороните с воинскими почестями.
Он не мог сказать мамлюкам, что телохранителей не предупредили о задумке Тугрила. Иначе весь замысел мог пойти насмарку. Как заставишь человека в полном спокойствии ждать верную смерть, притом неизвестно откуда, когда и в какое время? Мамлюки обязательно заволновались бы, и убийцы могли заподозрить неладное. Попробуй потом докажи, что они пришли в лагерь Салах ад-Дина с недобрыми намерениями. А оскорблять подозрением, возможно, честных воинов не разрешил сам султан. Не предупредил Тугрил и стражу, охранявшую шатер – из тех же соображений.
Пришлось прибегнуть к переодеванию, хотя Салах ад-Дина уговорить пойти на такой трюк было сложно из-за гордости султана. Хорошо, помог в этом деле Абу Бакр, который сразу понял, что бедуины из Магриба очень опасны. Тем более что его люди опросили четверых берберов-карагуламов, которые рассказали о схватке в чайхане Абу-Хурайры. Так мастерски орудовать кинжалами могли очень немногие, в том числе и хашишины. Тугрил был уверен, что магрибцы долго в лагере не задержатся – опасно. Ведь для многих не секрет, что Абу Бакр всем новобранцам устраивает проверку: кто он, откуда, какого рода-племени, зачем прибыл в войска и прочее. Писец ответы записывал, а затем все перепроверялось.
Абу Бакр и его люди тоже здорово помогли. Они следили за передвижениями магрибцев по лагерю, а когда те убили часовых, в шатре повелителя правоверных тихо звякнул колокольчик – предупредительный сигнал для султана, Тугрила и мамлюков-лучников. Шнур от колокольчика протянули в соседний шатер, где наготове сидели отборные бойцы, чтобы прийти на помощь Салах ад-Дину. Но они не понадобились.
Когда из шатра убрали тела наемных убийц и мамлюков и заменили пропитанные кровью ковры на новые, султан собрал на совет близкий круг – своих сыновей, ал-Малик ал-Афдала и ал-Малик ал-Азиза, братьев Абу Бакра и Шахиншаха, а также двух эмиров из родственников, командующих отрядами, – ал-Малика ал-Музаффара Таки ад-Дина и Наср ад-Дина Мухаммада.
– Нам брошен вызов, – тяжело глядя на собравшихся, сказал Салах ад-Дин. – Хашишийиа, это собаки, снова перебежали на сторону франков. Ибо только им нужна моя смерть.
Это понятно без долгих размышлений. Нам не удалось узнать, кто их послал, – Мохаммед или ас-Синан – но это неважно.
Их крепости – эти осиные гнезда – нужно уничтожить! – Заметив, что Абу Бакр хочет что-то сказать, султан опередил его: – Да, да, брат мой, ты прав – мы пока не в состоянии это сделать. Все наши силы брошены на то, чтобы отстоять Акру, а затем сбросить неверных в море. Но примерно наказать зарвавшихся хашишийиа мы можем!
– Я думаю, это проделки ас-Синана, – веско сказал Шахиншах. – В отличие от безвольного Мохаммеда, он обладает большими возможностями и постоянно интригует. К тому же, Магриб, откуда пришли эти псы, находится под его рукой.
– И мы склоняемся к этой же мысли, – ответил за себя и за брата ал-Малик ал-Азиз.
– Что ж, тогда решено. Вы со своими отрядами, – сказал султан, обращаясь к эмирам, – отправитесь в горную Сирию и разрушите несколько крепостей ас-Синана. Низаритов в плен не брать! Вырезать всех под корень. Даю сроку вам месяц. После этого возвращайтесь. Да ниспошлет вам Аллах удачу!
И Салах ад-Дин сделал жест, понятный эмирам. Они встали и, кланяясь, попятились к выходу – султану нельзя было показывать спину. Салах ад-Дин не очень любил этот обычай, ему казалось, что такое чинопочитание унижает его верных военачальников, но статус султана обязывал исполнять предписания дворцового этикета. За этим следил специальный визирь, который в свое время по вечерам долго и нудно растолковывал новоиспеченному султану все тонкости дипломатии и придворных правил, которые были куда как сложнее военных стратагем.
– А теперь давайте обсудим неприятную новость, – сказал Салах ад-Дин, когда эмиры покинули шатер. – На помощь войскам, осаждающим Акру, прибыл король Англии…
После этих слов в шатре воцарилась тишина. Казалось, что все военачальники на какое-то время стали похожими на новых мамлюков-телохранителей, по-прежнему торчавших позади султана как два каменных изваяния. Только снаружи доносилась грызня бродячих псов за пределами лагеря, которым достались остатки армейского ужина, да раздавались приглушенные расстоянием крики ночной стражи: «Слу-ушай!.. Смотри-и!..».
