«Днем уснул и не знал, засыпая…»

To Dorothy and Al Souza

Днем уснул и не знал, засыпая,
Что во сне от разлуки с тобой
Буду плакать, родная.

Ты живешь над озерной водой
В синей области горной,
А внизу городок-недалек,
Беззаботный, игорный,
Как ночной мотылек.

Невысокие горы над ним и сосна строевая,
И на синий похоже Урал,
Где когда-то от раны солдат умирал,
Да не умер солдат, умирая.
Там уральское озеро есть – Кисигач,
Сосны мачтовые, строевые
(Только ты, ради Бога, не плачь).
Там увидел я Та́хо впервые,
Там уральский от раны меня излечил военврач.

Та́хо родственно чем-то синеющему Кисига́чу.
Днем уснул и не знал, что заплачу
От разлуки с тобой. Только ты, ради Бога, не плачь.

Город Ри́но вверху и отель «Казино»,
Где играют в слегка измененное двадцать одно,
Где всю ночь простоял в беззаботной, веселой толпе,
Напряженно следя, как сдает китаянка-крупье,
Наблюдая красивую сдачу,
Но она не понравилась мне все равно,
А играть наудачу,
Наудачу уже не играю давно —
И учебы твоей не решился решить незадачу.

Перед этим мешок деревянных рублей без труда
Отнял в стос у бакинского полупрофессионала,
Всех оттенков простого, казалось бы, стоса тогда
Он еще не освоил, профессионалом без мала
Был бакинец. Но дело не в этом, а в том,
Что настаивал он две недели на том,
Чтобы доллары снял я со счета (которого нету),
Чтоб на доллары мы перешли, соскочили с рублей.
Он твердил: «Поезжай на Кутузовский, дед,
               не жалей
Конвертированную монету», —
Но играть генерации нашей всего тяжелей
На такие монеты-валюты, —
Страх мешает, вколоченный, лютый,
Впрочем, дело не в этом, а в том,
Что поэтому в шопе каком-то пустом
За конторкой сидишь, а не в Рино, в Университете,
В далеко не бесплатной его тишине.
Страх, как сифилис мозга, разыгрывать доллары мне
В те московские дни помешал точно так же,
               как в эти
На границе Невады озерной, лесной,
Где толпа в казино гомонит не смолкая.

Днем уснул и не знал, засыпая,
Что во сне от разлуки с тобой
Буду плакать, родная.

Отправить