Судьба не оставила в покое мессера Марко. Через несколько месяцев после возвращения он был назначен командиром военной галеры и участвовал в морской битве против генуэзского флота. Венецианцы потерпели поражение, и Марко Поло оказался в подвальной тюрьме, а его гордая галера, захваченная врагами, приплыла в гавань Геновы Великолепной кормой вперед, с позорно спущенным флагом.

В тюрьме томились не только венецианцы, но и жители других итальянских городов. Среди них уж много лет находился Рустичиано, или Рустичелло из Пизы, сочинитель известных рыцарских романов. И естественно, что они близко сошлись: путешественник с терпеливым и проницательным взглядом и бойкий романист, любитель описывать грандиозные битвы и невероятные приключения. Их особенности в восприятии мира отразились в будущей книге – бесстрастное повествование и трезвые сведения купца перемешались с напыщенными монологами царей и скучными поединками, придуманными пизанцем.

Чтобы скоротать время, мессер Марко начал рассказывать узникам о своем путешествии. Грустивший до сих пор Рустичиано обрадовался: наконец он снова нашел повод для литературных занятий. И может быть, книга Марко Поло создавалась так…

Ночь медленно тянулась. Волны гулко бились о каменный мол. В темных углах мерзко пищали крысы. Слышался звон цепей, вздохи и стоны умирающих. За дверью, обитой ржавым железом, раздавались тяжелые шаги часовых. Собравшись к укрепленному на стене, коптящему факелу и скорчившись на сыром полу, истощенные узники слушали мерную речь длиннобородого жилистого венецианца и узнавали невероятные, странные вещи о языческих землях и народах далекого Востока. Мессер Марко все говорил и говорил, вставляя непонятные слушателям татарские, персидские и арабские слова, а пизанский романист скрипел пером по желтоватому грязному пергаменту.

Освободившись из плена, Марко Поло вернулся в Венецию и прожил еще долгие годы, считаясь в своем городе состоятельным, уважаемым и знатным гражданином.

В сорок пять лет он похоронил мессера Никколо под портиком монастыря Сан-Лоренцо, женился и стал отцом трех дочерей. Наверно, его галеры плавали в Малую Азию за шерстью, в Англию за оловом и в Александрию за египетским хлопком. Не исключено, что он перекупал русские меха и осетровую икру с Азовского побережья, продавал мусульманам венецианскую посуду и флорентийский бархат, а в Европу вез несравненную багдадскую парчу. Он давал векселя, затевал тяжбы и жестоко судился с родственниками и с посторонними людьми. Словом, он был алчным и деловым венецианским купцом.

Впрочем, имя Поло стало известным не из-за его коммерческих успехов. А оттого, что книгу, продиктованную им в генуэзской тюрьме и записанную Рустичиано, хоть и варварски безграмотно, но по-французски (на языке менестрелей и королевских дворов), потом перевели на латынь, а еще позже на итальянские диалекты. Вначале книга была мишенью для насмешек, породила язвительные анекдоты и враждебные суждения. Однако вскоре она начала пользоваться большим спросом. Загорелые моряки и юные рыцари приезжали из разных городов, чтобы мессер Марко Венецианец собственноручно сделал надпись на первой странице.

Нередко к причалу старого дома подплывала наемная гондола, и молодой иностранец осторожно стучал в дверь. При виде миловидных дочерей Поло и седобородого хозяина он торопливо снимал алый берет и пером касался порога. Следуя этикету, он улыбался дамам и девушкам куртуазно – с целомудренным обожанием, во все глаза глядел на Петра-Забе, на другого бронзовоскулого слугу с вислыми китайскими усами и учтиво (может быть, сдерживая волнение) разглядывал крепко вылепленные морщины на лице необычайного человека, проведшего четверть века в опаснейших путешествиях, узнавшего невероятное, видевшего невообразимо далекие страны, словно изменившегося в самой своей сути и обратившегося в некоего непостижимого духа, в само воплощение бесконечных, сказочных странствий. И вот как бы тем же волшебным способом он принял снова привычный облик и ничем, кроме медлительно-достойных манер и проницательного, временами отсутствующего взгляда, не отличается от любого преуспевающего коммерсанта. Молодой иностранец мог оказаться, например, посланцем принца Карла Валуа, наследника французского престола. Таких неожиданных, благоприятно значащих визитов было немало. Посетители все дольше беседовали с мессером Марко и выходили, бережно держа под мышкой его книгу.

Профессор Пьетро д’Абано из Падуи явился под предлогом лечения хозяина от слабости сердца. Он приготовил сложное снадобье из трав и кермеса – особых сушеных червецов, которые обычно дают багряную краску. Д’Абано раскланялся, драпируясь в черный бархатный плащ с куньей опушью. На ногах его мягко поскрипывали башмаки желтой марокканской кожи, холеные руки из-под пышных манжет лучисто играли дорогими перстнями. Осмотрев мессера Марко, профессор объяснил, каким образом следует принимать его лекарство, и приступил к делу, ради которого он, собственно, и приехал в Венецию.

– Ваш огромный опыт и наблюдательность произвели на меня наилучшее впечатление! – любезно-воркующе восклицал д’Абано. – Я с величайшим вниманием изучил два списка вашей книги – на латыни и на французском. Я был весьма взволнован…

– Вы очень снисходительны, мессер Пьетро. А я ведь больше привычен к недоверию и насмешкам, – отвечал с грустной улыбкой Марко.

– Не обращайте на них внимания. Пренебрегите ограниченностью и грубым невежеством. Оставим в стороне побасенки о том, будто вы побывали в землях, где живут песьеглавцы и люди, у которых голова растет из середины груди, и они якобы могут по своему желанию снимать ее и держать в руках. Это развлечение для глупцов, как и то, что существуют племена, состоящие из особей с одной рукой и одной ногой, потому, мол, они постоянно крутятся колесом. А также и то, будто в империи Китай женщины обладают столь крошечными ступнями, что не могут ходить, а передвигаются на коленях. (Мессер Марко, усмехнувшись, пожал плечами.) Больше всего меня интересует следующее. На основании ваших достоверных рассказов я хотел бы составить ученый трактат, примиривший хоть отчасти разногласия медиков и философов в Падуанском университете. Среди прочих я подвергну рассмотрению вопрос: «Возможна ли жизнь под экватором?»

Профессор д’Абано говорил с Марко Поло не менее трех часов. Уходя, он попросил хозяина обратиться к желтолицему Петру на языке стран великого хана.

– Не удивляйся, – сказал мессер Марко Петру по-уйгурски. – Исполним желание этого дотошного и назойливого посетителя, – и продолжал по-персидски: – Проводи его к лодке церемонно, как подобает слуге султана.

Забе встал сбоку открытой двери, прижав руки к груди и склонившись до самого пола.

– Внимание и повиновение, – ответил он по-монгольски.

Профессор д’Абано уехал ночью, при факеле, учтиво кланяясь и восторженно взмахивая кистью. А через пару дней к дому Поло вновь подплывала наемная гондола, и очередной незнакомец осторожно стучал в дверь.

Время шло, Марко Поло старел, выдавал замуж дочерей: старшую Фантину за некоего Марко Брагадина, пользовавшегося его особым доверием, среднюю Беллелу – видимо, самую привлекательную (если исходить от имени Белла – красивая), за Бертуччо Кверени, принадлежавшего к одной из ветвей знатнейшего патрицианского рода Венеции; младшая Моретта вышла замуж уже после его кончины. Мессер Марко достойно указал в своем завещании и скрупулезно распределил все имущество, вплоть до всевозможной одежды (даже простыней и прочего постельного белья), между своей женой донной Донатой Поло, дочерьми, двоюродными и сводными братьями, племянниками и побочными сыновьями (кажется, и таковые имелись). Не забыл мессер Марко оставить «вольную» и завещать достаточное денежное вознаграждение верному татарину Петру и (по всей вероятности) другому, привезенному с Востока человеку, слуге покойного Никколо Поло. В конце завещания благочестивый купец поручил наследникам похоронить его в монастыре Сан-Лоренцо, рядом с гробницей отца, и передать монастырю пожертвование в двадцать сольдо золотыми венецианскими гроссами.

Итак, он ничем не нарушил установленные обычаи и порядки. Со всеми требуемыми приличиями схоронил дядю и братьев, платил штрафы за нарушение городского порядка, брюзжал, еще и еще раз судился по всякому поводу, наблюдал восстания и казни – бурную жизнь Венеции той эпохи… и приближался к вечеру 8 января лета 1324 от Рождества Христова, к своему последнему странствию, в которое он на этот раз мог взять лишь воспоминания.

А книга, как это обычно случается, имела свою собственную судьбу. Ее переводы почти одновременно появились в Париже, в библиотеке Толедского собора в Испании, в Германии (в Аугсбурге), в Лондоне – сделанные сэром Джоном Фремптоном, и даже в Ирландии, заказанные для лорда Кэрбери и его жены Кэтрин. Книгу читали, удивлялись, смеялись и спорили. Но крупнейшие картографы Средневековья – Тосканелли, Иоганн Реймс, Мартин Бехайм, – составляя прославленные географические карты мира, самым подробным образом использовали описания Марко Поло.

Христофор Колумб испещрил пометками эту книгу, она овладела его умом и направила его волю. Колумб постоянно держал ее при себе, когда его каравеллы плыли через Атлантический океан в поисках новых путей к стране великого хана. Грезя о богатствах Индии и золотых крышах Чипангу, по пути Колумба бросились неистовые конквистадоры, и европейцы узнали про таинственный материк бронзовокожих людей, названный затем в честь незаметного Америго Веспуччи.

Книга продолжала жить, она открывала для географов, этнографов, историков и любознательных читателей многих поколений далекую, огромную и неизведанную Азию. И через столетия пронеслась слава великого путешественника мессера Марко Поло, счастливого венецианца, прожившего необычайную жизнь и написавшего о ней бессмертную книгу.