Лист седьмой. Версии и сомнения

Лужайка перед домом семьи Беркович. Агенты спускаются с крыльца и направляются к машине. В отдалении чуть виднеется грузный силуэт хозяйки, работающей в саду.

— Ну и что мы теперь делать будем? — совершенно сбитая с толку Скалли решила спросить об этом Молдера, поскольку у нее самой не было решительно никаких идей относительно дальнейшего хода расследования.

— Для начала отошлем эту кассету в Бюро, пусть профильтруют запись, выделят посторонний голос, — пожал плечами Молдер. — А потом вернется доктор Палиндром, и мы с ним поговорим.

Скалли чуть замедлила шаг, поскольку они уже почти подошли к машине. Поодаль шуровала граблями хозяйка — сгребала опавшие листья.

— Ты все еще думаешь, что он в этом замешан? — спросила Скалли.

Молдер толкнул речь. Сам доктор Палиндром бы обзавидовался, если бы мог слышать это произведение демагогического искусства. Он говорил о несомненном патологическом честолюбии и самомнении ученого, о том, что таковой ученый, каким, без сомнения, является доктор Палиндром, никогда и ни за что бы не отказался от возможности ставить эксперименты на людях, если бы ему удалось таковую возможность заполучить. А возможность есть, по крайней мере, технически, ее не может не быть. И так далее, и тому подобное, в общей сложности минут на пять. Голословные утверждения, ничем, кроме хваленой интуиции Фокса Молдера, не подтвержденные. Бывает.

— Молдер, а тебе не кажется, что ты пытаешься подравнять доктора под свою теорию? Сводишь все его поступки и мотивы под стереотип маньяка-ученого? — осторожно попыталась вразумить напарника Скалли.

— Скалли, только маньяку-ученому могло понадобиться, чтобы забеременела Шелли Беркович, — чуть понизив голос, отрезал тот.

Оба невольно посмотрели туда, где шуршала палой листвой миссис Беркович. Скалли передернуло от бесцеремонности Молдера. Но приходилось признать, что в его последнем пассаже есть доля истины.