Федеральная трасса И-10

Когда Скалли пришла в себя, первое, что она услышала, был слитный, могучий треск костра. Жар близкого пламени опалял лицо, и даже сквозь опущенные веки било оранжевое сияние. Скалли попыталась сказать что-то, а может, позвать на помощь; ничего не получилось. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять: рот заклеен полосой скоча. Заклеен добротно, от носа до подбородка.

Толком пошевелиться тоже не удалось. Она была связана. Руки стянуты за спиной. Ноги и плечи привязаны к чему-то позади — шест, столб… ведьмин костыль?

Это было то самое место. Приоткрыв глаза и тут же вновь зажмурившись — ревущее пламя высотой, наверное, в три человеческих роста ослепило ее так, что казалось, едва не выжгло глаза, — Скалли почему-то сразу поняла, что это то самое место. Старое кострище. Такое старое. Где жгут мусор.

Она успела разобрать, что вокруг костра стоят люди. Много людей. Их смутные, одинаково мерцающие отраженным светом лица, похожие на маски, были неподвижны. Люди молчали, словно ожидая чего-то.

Скалли попыталась понять, как она здесь очутилась. Это ей не удалось. Она помнила, что входная дверь в дом Дорис Кернс оказалась открытой, а свет внутри не горел. Позвав миссис Кернс и не получив ответа, Скалли вошла; попыталась включить лампы. Выключатель щелкнул, но лампы не зажглись — вероятно, что-то случилось с пробками или проводкой. Продолжая звать, Скалли вынула фонарик, затем — пистолет и, напряженная и немного уже напуганная, двинулась в глубину дома, подсвечивая себе узким ярким лучом. Видимо, луч и сыграл с нею злую шутку — все, куда он не попадал, по контрасту совершенно тонуло во тьме. В' ней можно было, наверное, спрятать роту солдат или стадо слонов… Пока Скалли случайно не ткнулась бы лучом в один из хоботов или в одну из винтовок, — она не заметила бы засаду нипочем. Впрочем, не было ни роты, ни слонов. Был, скорее всего, кто-то один, может быть, двое. Когда Скалли дошла до кухни и увидела на полу лаково отблеснувшие черные пятна, она направила свет на них — пятна стали алыми, и Скалли, уже понимая, что это кровь, много крови, все-таки машинально нагнулась, чтобы удостовериться, протянула руку, желая тронуть край пятна пальцем… А потом она уже была здесь, связанная, у костра.

Очень болела голова. Просто чудо, что ее не размозжили и череп выдержал. «Крепкий у меня череп», — подумала Скалли.

Она снова открыла глаза, лишь когда толпа по ту сторону костра затянула какую-то дикую, нечеловеческую песнь на одной ноте, без слов; сначала тихо, потом громче, еще громче.

Пламя ревело, и огненная метла, ходя ходуном от порывов ночного ветра, свирепо мела черное, беззвездное небо. С треском лопались поленья, далеко разбрасывая крутящиеся вихри искр.

Какой-то человек — Скалли показалось, что это был доктор Рэндолф, но под присягой она не решилась бы этого утверждать — в сопровождении двух помощников с громадным чаном в руках принялся обносить неподвижно стоящих певцов хорошей едой. Каждый из стоящих, не прекращая гудеть общую песнь, подставлял доктору свою миску, и тот, кто показался Скалли похожим на доктора, металлическим черпаком наливал в миски какую-то баланду из чана.

Потом в толпе прокатилось некое смятение, песня чуть поломалась. Скалли видела немного нечетко, все плыло — наверное, после удара по голове; вдобавок события происходили по ту сторону костра, и буйное пламя слепило, так что лишь смутные пятна чьих-то лиц маячили и перемещались, словно рыбы в давно не мытом аквариуме, во мраке по ту сторону ревущего ада. Но ей показалось, что это мистер Чейко, явно не к радости доктора невесть откуда и зачем появился перед толпой, крича и размахивая руками.

— Вы сошли с ума! Посмотрите, что вы натворили! Боги отвернутся от нас! В вас говорит уже не вера, а простой животный страх! Я ли не учил вас не бояться? А вы струсили, и теперь все может рухнуть! Разве можно есть своих? Я предупреждал вас, я запретил трогать Дорис Кернс! Почему вы перестали слушать? Раз начав, вы уже не остановитесь — и вскоре не останется никого, вы все сожрете друг друга! Есть надо ее! — немощно кричащий седой человечек на миг вытянул руку в сторону связанной Скалли. — Чужих! Где ее дружок? Вы его упустили! Вам захотелось легкой добычи? Значит, вы не люди!

— Думаю, — с каким-то странным удовлетворением проговорил тот, кого Скалли приняла за доктора, — вам уже не имеет смысла волноваться из-за наших проблем.

Он явно подчеркнул «вам» и «наших», как бы выводя кричавшего за рамки «нас». Старичок осекся, судорожно глотая воздух распахнутым черным ртом.

Толпа раздалась в стороны, пропуская навстречу кричавшему нового человека. При виде его старик попятился. Человек был абсолютно гол, лишь лицо его было скрыто аляповато размалеванной первобытной маской. «Жрец, — подумала Скалли. — Наверное, я сошла с ума и брежу. Наверное, меня огрели по голове чересчур сильно, и череп оказался не таким уж крепким».

Ей было легче и желательнее поверить в это, нежели в то, что все происходящее происходит на самом деле.

В руках голого жреца была секира. Пламя костра тускло, скользко и рвано отсверкивало на просторном лезвии. Словно по команде — хотя жрец лишь появился и не сказал при том ни слова, — несколько человек, стоявших по обе стороны от старика, споро и грамотно подскочили к нему и схватили за локти. Старик даже не пробовал отбиваться. Он лишь напрягся и заорал с натугой, явственно пытаясь через головы окруживших его мелких правителей докричаться до толпы, до масс, до рядовых жителей и, возможно, даже рассчитывая на их поддержку:

— Вы погибнете! Вы губите себя! Убив меня, вы убьете город! Город — это я, и без меня ему не выстоять!

Толпа была как все толпы — смотрела, слушала, ужасалась и ничего не делала, смиренно глядя, как меняется власть и новые властители торопливо и немного нервно готовят себе из старого владыки ужин. Со старика сорвали куртку, потом рубаху и, заломив ему руки за спину, уложили на какое-то металлическое ложе — сродни, верно, прокрустову. Старик больше не кричал. Вокруг его шеи застегнулся круглый металлический воротник-фиксатор. Голый жрец подошел ближе и поднял секиру.

Толпа запела громче.

Скалли зажмурилась.

Она не знала, сколько прошло времени. Наверное, не так уж много. Она открыла глаза, когда услышала приближающиеся множественные шаги. Да, это был доктор. И еще кто-то — Скалли не знала. Прокрустово ложе было пустым, под фиксатором на земле темнели пятна натекшей крови. Голый жрец стоял с секирой чуть поодаль и чего-то ждал.

Через мгновение Скалли поняла, чего. Ее отвязали от ведьмина костыля и с постными лицами, стараясь не встречаться с нею взглядами, поволокли к прокрустову ложу. Скалли попыталась закричать, но даже мычание заглохло где-то в гортани — славно ей заклеили рот, славно, со знанием дела. «Этого не может быть, — думала Скалли; душа у нее будто смерзлась, никак не принимая действительности. — Просто не может быть. Никак не может.» Ее распластали на ложе затылком вверх. Умом понимая, что идут последние мгновения, но так и не в силах это принять, она задергалась из последних сил. Наверное, так мог бы егозить в попытках сохранить целостность своего драгоценного тельца дождевой червяк под протектором накатившего контейнеровоза. Прямо перед носом Скалли была земля, пропитанная кровью, она чувствовала запах, и от ее дыхания мелкие комочки и песчинки шевелились, шаловливо перекатываясь с места на место. Будто играли в пятнашки. Скалли постаралась отвести взгляд от этой нехорошей земли; почему-то у нее не было сил закрыть глаза, она просто не могла ждать удара с закрытыми глазами, не зная, когда он случится; зачем-то, Бог весть зачем, ей надо было это знать. Краем зрения она вполне отчетливо видела голого жреца в маске: его широко расставленные волосатые крепкие ноги, его синюшный, словно не первой свежести цыпленок, вздрагивающий от возбуждения член — жрецу явно очень нравилось делать секирой то, что он делал… потом мускулистый живот… выше все терялось, было не повернуть голову и не скосить глаза сильнее, — но каким-то чудом Скалли угадала, что руки с секирой медленно, сладострастно пошли вверх в торжественном замахе. Толпа запела еще громче.

Потом раздался выстрел, и толпа с готовностью взвыла от ужаса. Через мгновение выстрел повторился, потом повторился снова, и Скалли услышала множественный топот; общий вой разбился, раздробился на отдельные, быстро удаляющиеся крики. Толпа — она и есть толпа. Насиловать или удирать — вот все, на что она способна.

Первой рядом с головой Скалли упала секира. Плашмя. А потом на нее рухнул жрец. Он падал совершенно неосмысленной грудой, и Скалли, даже не видя, куда вошла пуля, сразу поняла, что жрец мертв. При падении маска слетела с его лица, и теперь шерифа Фарриса узнать было совсем не трудно.

Потом раздались еще выстрелы, совсем близко.

«Это Молдер, — поняла Скалли, не ощущая ни облегчения, ни благодарности, ни радости. Душа ее по-прежнему была во льду. Но рассудком она поняла: это Молдер. — Когда кто-то из нас в беде, другой обязательно успеет спасти, — подумала Скалли. — Это уже столько раз случалось, что иначе быть просто не может. И плевать мне на проект «Секретные материалы», плевать на зеленых человечков и летучую посуду — в конце концов, у каждого из нас свои тараканы в голове. Главное — это то, что мы всегда ухитримся друг друга спасти.»

— …Доктора они тоже затоптали, — говорил Молдер, медленно ведя Скалли к машине. Он придерживал ее под руку, и сейчас Дэйну Скалли совершенно не обижало то, что напарник так неприкрыто и бестактно проявляет свое — во многом, разумеется, эфемерное — мужское превосходство. Ноги ее все еще не держали. — И еще двое затоптанных, незнакомых.

— Они успели съесть Дорис, — пробормотала Скалли.

— То-то я смотрю, чан с бульоном почти полный…

— Ты успел хотя бы приблизительно прикинуть, сколько их было?

— Нет. Не меньше пары сотен — вот все, что могу сказать.

— В Дадли восемь тысяч жителей.

— И все они, возможно, потенциальные носители Кройцфельдта-Якоба… — задумчиво уточнил Молдер. Свободной рукой он открыл перед Скалли дверцу машины; по тому, как косо машина стояла, по длине следа, прочертившего бетон и вспахавшего песок обочины, было понятно, на какой скорости несся сюда Молдер и как он тормозил. И снова Скалли не обиделась на него за старомодную предупредительность, когда он буквально вручную, будто раненую или больного ребенка, усадил ее на сиденье. — Ладно. С этим будем разбираться завтра. Сейчас надо отдохнуть. Перекусить наконец как следует — и спать.

— Только ради всего святого, Молдер, — моляще пробормотала Скалли, ежась от не-прекращающегося озноба, — не заказывай ничего куриного.

— Куры тут ни при чем, — сказал Молдер, обходя машину и садясь за руль. — Заразу получили только каннибалы.

— Я не заразы боюсь… просто я теперь вообще, наверное, не меньше года не смогу есть ни яйца, ни цыплят… ничего такого…

Молдер захлопнул дверцу со своей стороны и повернул ключ зажигания. Мотор мягко фыркнул и заурчал. Припомнив последнюю шутку, которую отмочил чернобыльский мутант перед смертью, Молдер повернулся к Скалли и спросил:

— Не угодно ли ножку Буша?

Скалли покосилась на напарника и впервые за весь этот сумасшедший день улыбнулась.