Бензоколонка в окрестностях Бойсе

Сумерки подкрались по-осеннему быстро. Светло-серое клочковатое небо сделалось просто серым, потом свинцово-серым, и у бесчисленных машин, летящих по шоссе, рубиново запылали габариты.

— Ты не устал? — спросила Скалли, — Хочешь, я поведу?

Молдер отрицательно качнул головой.

— Нет. Я так быстрее выздоравливаю.

Они были в дороге уже два часа.

— Надо заправиться, — сказал Молдер, увидев впереди бензоколонку, и сбросил скорость.

Я выйду, разомнусь немного, — сказала Скалли.

— Конечно.

Когда машина, мягко клюнув носом, остановилась, и служитель торопливо побежал со шлангом в руке, Скалли, уже взявшись было за ручку своей дверцы, снова выпустила ее и полезла в сумочку.

— Посмотри, что я нашла в тамошней библиотеке, — нехотя сказала она. — Рылась в подшивках старых газет, хотела посмотреть, когда начались эти похищения и как на них реагировали в городке поначалу… Вот. Надеюсь, слово «пропавшие» указывает не на похищение пришельцами, а просто на то, что этих видов у нас на материке не осталось.

Она протянула Молдеру ксерокопию газетной статьи. Статья называлась «Натуралисты Уилла Эмброуз и Каэл Ланг будут возвращать в США пропавших животных». Над гордым заголовком красовалась большая фотография: Каэл и Уилла, молодые, веселые и, очевидно, совершенно счастливые, стояли, обнявшись, а на плече у Каэла уютно устроилась маленькая смешная горилла. Шевелюру Каэл по тогдашней моде отрастил чуть ли не до лопаток, и похоже было, что юная Софи собирается по-хозяйски вить из них гнездо.

Молдер долго смотрел на фотографию, потом вернул ксерокопию Скалли.

— Не буду читать, — сказал он. Помолчал, — Как все-таки тесен мир!

— Я с самого начала чувствовала, что между ними когда-то что-то…

— Все, — прервал ее на миг опять ставший стальным Молдер, — Забыли.

Скалли вышла из машины.

После теплого салона на вечернем октябрьском ветру было особенно промозгло и зябко. Подняв воротник, поглубже засунув руки в карманы, Скалли медленно пошла вдоль заправочных автоматов. С надсадным пролетающим шуршанием неслись машины по шоссе.

Гуманист Молдер, думала она, убежден, что они просто пытаются спасти вымирающие виды. Зачем? Зачем это им? Но даже если и так — на поверку получается настолько отвратительно, что… Что — что? Что лучше смерть? Нет, не лучше. Но если они вдруг решат, что и мы вымираем тоже? Если они… кто-то… начнут проделывать все это с людьми? Например, со мной?

Но мы же проделываем с животными… Чего только мы с ними не проделываем. Значит, нам можно? Почему? Потому что они, эти животные наши?

Но вдруг они тоже убеждены, что мы их? И будут стараться ради нашего блага, как мы подчас ради блага животных стараемся — так, что, если посмотреть непредвзято, волосы дыбом встают, будто от вида печей Бухенвальда… А как нам правильно жить с братьями меньшими, как? Чтобы не провоцировать тех, кто выше нас, на скопированные с наших жестокие ошибки?

Как? Что можно предложить помимо обывательского умильного равнодушия?

Шизоидное стремление к свободе к своей и заодно, якобы, ко всеобщей? Не заботиться ни о ком, выкинуть всех из души и из жизни под предлогом того, будто подарил им самое, дескать, ценное — свободу?

Или истерическая любовь к животным, порожденная одной только проевшей душу насквозь черной ненавистью к людям?

Не греет.

Лучше не думать. Лучше забыть.

Из-за угла осторожно, ежесекундно готовая прянуть обратно, выступила на цыпочках маленькая, худая, облезлая кошка.

Замерла, увидев Скалли. Передняя лапа вкрадчиво и воровато зависла в воздухе.

— Кс-кс, машинально сказала Скалли.

Обтянутый полосато-серой шерстью скелетик будто того и ждал. Скалли ахнуть не успела — киска уже, едва слышно мурлыча горлом, терлась об ее ногу.

— Да у меня же ничего нет, киса… — растерянно и виновато пробормотала Скалли. Надо бы присесть и погладить, — но не хочется пачкать руки, вон она какая шелудивая…

Кошке было все равно, есть у Скалли что-то, или нет. Лишь бы потереться о ноги. Лишь бы создать хоть на короткий миг иллюзию выхода из одиночества, иллюзию взаимной любви. Обязательно — взаимной. Пока нога, об которую трешься, не ушла по своим важным человеческим делам.

— Скалли! — крикнул от машины Молдер. — Ты не замерзла?

Панически квакнув, кошка серой тощей молнией улетела за угол. Ощущение теплого вкрадчивого касания еще несколько мгновений жило на коже ноги, потом растворилось и оно.

Нет, и это не истина, думала Скалли, медленно и устало идя к машине.

Истина ускользала. Истина была не здесь. Возможно, где-то совсем рядом. Но снова не здесь.

Как всегда.