Глава 5

Если Уолли вознадеялся, что жена посмотрит сквозь пальцы на его последнюю выходку, то его вновь постигло разочарование. Оказалось, что ночь только прибавила Эрминтруде решимости «вывести этого проходимца на чистую воду».

Мэри и Вики – а возможно, и князь – знали, что перед завтраком в спальне Эрминтруды разразилась чрезвычайно бурная сцена. Ведь эта славная женщина, захлестнутая эмоциями, не только впадала в истерику, но и орала как иерихонская труба. В то памятное воскресное утро лишь глухой не услышал бы истошных воплей, от которых содрогались много повидавшие на своем веку стены Пейлингса.

Словом, к завтраку Эрминтруда не спустилась. Мэри это показалось зловещим предзнаменованием – с мужем Эрминтруда ссорилась и прежде, но старалась, чтобы домочадцы от их размолвок не страдали. Мэри пришлось совершить над собой изрядное усилие, чтобы улыбнуться вошедшему князю. Стараясь придать голосу беззаботность, она сказала ему, что у Эрминтруды разыгралась мигрень и она просит извинить, но вынуждена завтракать у себя в спальне. Князь выслушал Мэри с вежливым видом человека, который вовсе не провел утро под аккомпанемент пронзительного женского голоса, визгливо перечислявшего все прегрешения Уолли со времен Адама.

Мэри была восхищена безукоризненным поведением князя и уже подумывала о том, что была к нему несправедлива, когда он снова настроил ее против себя, ступив на скользкий путь. Ненавязчиво, но достаточно настойчиво князь Варасашвили попытался выяснить у мисс Клифф условия завещания покойного мистера Фэншоу. Собственно говоря, интересовало князя лишь одно: все ли состояние Джеффри Фэншоу безоговорочно отходило к его вдове или какая-то толика доставалась дочери?

С трудом сдержав желание уведомить высокого гостя о том, что за небольшую мзду он получит нужные сведения в Сомерсет-Хаусе, Мэри предложила ему взамен вторую чашечку кофе. Но князь не унимался. Прокомментировав возможное будущее Вики, он с улыбкой, показавшейся Мэри вконец бесстыжей, произнес:

– Малышка ведь и так очаровательна, а разбогатев, станет совсем неотразимой. Мне просто непонятно, почему, зная, что в скором времени она сделается обладательницей несметного состояния, женихи ее пороги не обивают. Или она уже обручена?

– Да, Вики у нас завидная невеста, – уклончиво ответила Мэри.

– Да и вам, мисс Клифф, жаловаться не на что, – улыбнулся князь. – Я слышал – вы тоже наследница?

На мгновение душа Мэри ушла в пятки – ей вдруг показалось, что князь видит возможную невесту и в ней. Однако, взглянув на его лицо, она пришла к выводу, что хитрец просто юлит, опасаясь вконец запугать ее беседой на столь двусмысленную тему.

– Это я-то наследница! – Мэри прикинулась удивленной. – По-моему, князь, вы наслушались россказней дяди Уолли.

– Ну разумеется. А разве это не правда? Жаль, жаль! А я вот слышал, что некая богатая тетушка завещает все свое немалое состояние вашему опекуну, а вы – его единственная наследница.

– Нет, на самом деле все обстоит несколько иначе, – сказала Мэри. – Тетушка Клара вовсе даже не составила завещания, да и вряд ли когда составит. Бедняжка совсем из ума выжила. Уже давно.

– И это только к лучшему, – жизнерадостно провозгласил вошедший Уолли. – Не сомневаюсь, что, будь старуха в добром здравии, она завещала бы все свое злато какому-нибудь задрипанному приюту для заблудших кошек. Или падших овечек. Такое счастье мне, по-моему, на роду написано. Держу пари, что именно так все бы и случилось, если бы старая ведьма вдруг взяла и выздоровела. Любая другая на ее месте давно бы откинула копыта.

Уолли плюхнулся на стул и развернул салфетку.

– А ведь находятся еще козлы, которые до хрипоты спорят о запрещении эвтаназии! – с горечью заявил он. – Кончится все тем, что я первым сыграю в ящик, и единственной наследницей станет Мэри. Не подумай, деточка, что я против – я всеми конечностями за, – но справедливость превыше всего… Ты же понимаешь, что я имею в виду, верно?

Мэри к тому времени уже покончила с завтраком и встала, поручив Уолли ухаживать за гостем.

– Насколько я вижу, он может сам за собой поухаживать! – возмущенно вскричал Уолли. – Вы ведь уже почти член нашей семьи, да?

Князь обижаться не стал, но ответил, улыбаясь:

– Да, у вас я и впрямь чувствую себя как дома. Это необычайное ощущение. Поверьте, мистер Картер, я вам чрезвычайно признателен. Я отдыхаю как никогда.

– Я рад, что хоть кому-то здесь нравится, – проворчал Уолли, хмуро взирая на сияющего князя.

Мэри воспользовалась благоприятным моментом и улизнула. Не желая откладывать дела в долгий ящик, она поднялась к Эрминтруде.

Хозяйка дома, убитая горем, возлежала на огромной, застланной розовой парчой кровати. В спальне стоял крепкий аромат духов, а розовые шелковые шторы были плотно задернуты, чтобы не впускать к мученице лучи неуместно развеселого солнца.

– Это ты, милая? – простонала страдалица, вскинув пухлую руку к темени. – О, моя голова!

Мэри искренне любила Эрминтруду и считала, что Уолли почти всегда обращается с женой по-свински, поэтому сочувствие, прозвучавшее в ее голосе, было неподдельным.

– Бедная тетушка Эрми! Я натру вам виски одеколоном, и вам скоро полегчает.

– Я больше не могу! – простонала Эрминтруда голосом, которому позавидовали бы многие драматические актрисы. – Я уже дошла до ручки. Видит Бог, я старалась, но ведь всему есть предел!

Мэри приоткрыла окно и достала одеколон и носовой платок.

– Вы собираетесь развестись с Уолли? – спросила она без обиняков.

Столь резкий переход от классической драмы к пошлой реальности диссонировал с ньшешним душевным состоянием Эрминтруды. Она извергла глухой стон. Похоже, звучание его ей понравилось, и она, простонав еще раз, жалостно и с подвыванием, зарылась головой в кружевные подушки, нагроможденные в изголовье.

Осознав свою ошибку, Мэри приумолкла и принялась смачивать лоб и виски Эрминтруды. Минуту спустя Эрминтруда прошептала:

– Не следует мне говорить с тобой на эту тему. Ты – его воспитанница, да и вообще такая юная и невинная!

– О, не думайте обо мне, тетушка Эрми! – отмахнулась Мэри, произнося эти слова с отрешенностью актрисы, играющей одну и ту же роль в трехсотый раз. – Лучше расскажите, что случилось.

– О, не спрашивай! – выдавила Эрминтруда, громко всхлипывая.

Необходимости в расспросах и в самом деле не было – Эрминтруду вдруг словно прорвало, и подробности ужасающего утреннего столкновения с Уолли полились хотя и не вполне внятным, но беспрерывным потоком. Говоря, Эрминтруда все больше и больше распалялась, пока не завелась настолько, что, раскинув в стороны белоснежные пухлые руки, буквально возопила:

– Должна ли я терпеть такое унижение, когда рядом находится столь прекрасный и благородный мужчина, который готов бросить все и увезти меня хоть на край света!

У Мэри оборвалось сердце.

– Князь? – пролепетала она.

Эрминтруда уселась на подушки и потянулась к флакончику с нюхательной солью.

– Он не мог больше молчать, – просто сказала она. – Он боролся с собой сколько мог, но когда увидел… когда осознал, что за жизнь я веду, как обращается со мной Уолли, все у него внутри взбунтовалось. Так он сказал. Красиво, да? И он излил мне все, что творится у него на душе! О, Мэри, стоит мне только подумать, что я могла бы стать княгиней Варасашвили, все во мне переворачивается!

Мэри, чуть помолчав, произнесла:

– Что ж, тетя Эрми, почему бы вам в таком случае не развестись с Уолли?

Эрминтруда страдальчески прикрыла ладонью глаза и ответила совершенно нормальным голосом:

– Развестись с Уолли из-за этой потаскухи? Я не такая дура!

– Вам же не обязательно на нее ссылаться. Пусть это будет некая незнакомка.

– А что обо мне люди скажут? – вскинулась Эрминтруда. – Что дешевая девка отбила у меня Уолли? Нет, не дождутся! Да и Вики пострадает, если я подам на развод.

– Почему? – изумилась Мэри.

– Я ведь не вчера на свет появилась, знаю наших сплетников. Им только повод дай. На бедной девочке всю жизнь останется клеймо.

– О, какая ерунда! – отмахнулась Мэри. – Что вам до этих сплетников, тетушка Эрми? Сами знаете: на всякий роток не накинешь платок! И вообще – пошлите их всех к черту!

– Тебе хорошо говорить, девочка, – ты ведь у нас образованная, – сказала Эрминтруда. – А я не могу позволить себе послать их к черту, хотя, признаюсь, меня не раз уже так и подмывало это сделать. Нет, милая, я не могу рисковать счастьем Вики. Она воспитывалась как настоящая леди, и отец ее был истый джентльмен, да и я, что бы про меня ни говорили, всегда считалась женщиной уважаемой.

– Но ведь никто не станет вас меньше уважать, если вы разведетесь с Уолли.

– Это только ты так думаешь, милая, – вздохнула Эрминтруда. – Ты ко мне слишком хорошо относишься, спасибо тебе. А всякие проныры вроде Паркеров тут же распустят слух, что мы с Уолли нарочно подняли эту шумиху, чтобы я могла выйти замуж за настоящего князя!

Мысли о блестящем поклоннике и недостижимом титуле вконец добили Эрминтруду, и она с громким плачем зарылась в подушки, жалобно причитая, что ей до конца дней своих придется оставаться пташкой, заточенной в золоченой клетке.

Мэри не смогла сдержать смеха.

– Тетушка Эрми, но ведь золото принадлежит вам! А что, князь уже и вправду успел предложить вам руку и сердце?

– Настоящей женщине, – провозгласила Эрминтруда звенящим голосом, – ни к чему говорить все напрямик! У князя благородное сердце и намерения самые чистые!

– Несомненно, – сухо сказала Мэри. – А он знает, что вы с неодобрением относитесь к разводу?

– Мне пришлось сказать ему! Не могу же я позволить ему тратить на меня свою жизнь? Господи, за что мне такие муки! Моя бедная голова совсем раскалывается!

Мэри снова смочила платочек и приложила его ко лбу страдалицы.

– Что же вам тогда делать, тетушка Эрми? – участливо спросила она.

– Бог его знает, – всхлипнула скорбящая. Потом неожиданно звучным голосом добавила: – Одно я знаю точно: тратить деньги моего покойного мужа на то, чтобы откупиться от этой развратной дряни, не стану! Это я твердо решила.

– Это и в самом деле ужасно несправедливо, – согласилась Мэри. – С другой стороны, если им не заплатить, то ведь может разразиться ужасный скандал, да?

– Пусть он сам с ней рассчитывается! – вспыхнула Эрминтруда. – Сам нашкодил, должен сам и платить! Не хватало только мне расплачиваться с его паршивыми девками! Это просто невыносимо! Нет, Мэри, так продолжаться не может! Нужно положить этому конец! Раз и навсегда! Подумай сама: что мне уготовлено в будущем? Женщина в самом соку, по рукам и ногам связанная таким мужем, как Уолли, который об меня разве что ноги не вытирает. Сам он потихоньку совсем сопьется, а я – из-за его чудовищного поведения – не смогу даже завести себе горничную моложе семидесяти!

– Не обижайтесь, тетушка Эрми, но ведь вы Уолли уже сто лет знаете! Все его недостатки видны невооруженным глазом. Давайте я принесу вам чай со свежим тостиком, и вам сразу станет лучше.

– Да я и кусочка в рот не возьму! – заявила Эрминтруда. – Сама знаешь, как я себя чувствую, когда Уолли меня доводит. Пощупай, как у меня лоб горит! Должно быть, на неделю теперь слягу. Ах, как плохо иметь утонченную натуру – ты просто обречена на страдания!

Если Эрминтруда планировала растянуть свой нервный кризис на неделю, то ее домочадцы, как подумала Мэри, были обречены на ничуть не меньшие страдания. Она поспешила согласиться, что щеки Эрминтруды пылают, но воздержалась от замечания, что день выдался на редкость жарким, а в пышной постели трудно найти прохладу. Вместо этого она предложила позвонить доктору Честеру и пригласить его прийти.

Это предложение неожиданно нашло живейший отклик у Эрминтруды.

– Пусть принесет мне что-нибудь успокаивающее, – слабым голосом попросила она. – Никого другого я видеть не желаю, но Морис всегда действует на меня умиротворяюще. Он меня понимает. С ним я могу говорить по душам.

Мэри отправилась выполнять поручение. Хотя она и предпочла бы, чтобы Эрминтруда не слишком распространялась о случившемся, но по зрелом размышлении решила, что раз уж избежать этого невозможно, то пусть тетя лучше выплачется в жилетку Морису Честеру, которого знает едва ли не с детства, нежели князю или Роберту Стилу.

Спустившись в холл, она увидела, что Вики разговаривает по телефону. Юное создание расцветило свой очередной выход, нацепив теннисные шортики и легкомысленную маечку без рукавов. Положив трубку, она обернулась и увидела Мэри.

– О, приветик, Мэри! Опять этот паскудный Гарольд Уайт звонил. Тебе не кажется, что он уже становится назойливым?

– А что он хотел на сей раз?

– Позвать Уолли, разумеется. Как думаешь, никто на меня не обидится, если я поиграю в теннис? А то я сказала Уайту, чтобы он прислал Алана. Я хотела посидеть с мамочкой, но она предпочла уткнуться носом в стенку.

– Ты уж, Вики, оставь ее в покое, пожалуйста. Я хочу позвать к ней Мориса. А ты могла бы и Джанет пригласить. Тогда сыграете в паре с князем.

– Нет, благодарю покорно – твоя Джанет просто редкостная зануда! К тому же она отправилась в церковь. Между прочим, я пригласила Алексиса поиграть! Поступок истинной самаритянки, учитывая, как он меня утомил.

– И меня тоже! – невольно вырвалось у Мэри. – Но ведь завтра он уедет, да?

Вики наморщила хорошенький лобик:

– Я не уверена. Более того, я всерьез опасаюсь, что он собирается задержаться. Я уже сказала ему – со свойственным мне тактом, разумеется, – что Эрминтруда относится к тем старомодным женщинам, которые никогда не согласятся на развод, однако боюсь, что последняя выходка Уолли расчистила ему сцену для благородства и самопожертвования. Кстати, ты сама не хочешь поиграть с нами в теннис?

– Нет, я не могу. Я должна присматривать за тетей Эрми. А вот что нам делать целый день с этим дурацким князем, ума не приложу! Надо все-таки организовать парный теннис. Впрочем, пока я должна вызвать Мориса и…

Оборвав фразу на полуслове, Мэри сняла телефонную трубку и набрала номер доктора.

Доктор Честер подошел к телефону сам. Он спросил, что с Эрминтрудой, а в ответ на слова Мэри, что «тетушка понервничала», сказал:

– Понятно. Хорошо, я сейчас приеду. – Голос его прозвучал успокаивающе.

Доктор как раз собирался объезжать своих пациентов, поэтому и прибыл в Пейлингс всего десять минут спустя. В холле он нос к носу столкнулся с князем Варасашвили, который, переодевшись в спортивный костюм, направлялся на теннисный корт, где уже перебрасывались мячами Вики с Аланом.

Несмотря на все обиды и недомогания, не та была женщина Эрминтруда, чтобы принимать у себя в спальне мужчину, не наведя марафет и не уложив волосы. Доктору Честеру передали, что миссис Картер готова принять его через десять минут, если он соблаговолит подождать. Услышав это, князь тут же увлек доктора на залитую светом веранду и завязал непринужденную беседу. Когда Мэри пришла звать доктора (это случилось отнюдь не через десять минут, а через добрых двадцать), разговор на веранде шел о раскопках – любимом коньке доктора, давно и всерьез увлекавшегося археологией. Он не раз ездил на раскопки в Дордонь и в Восточную Англию, где приобрел немало глиняных черепков и образцов старинного оружия, тогда как князь, по его словам, побывал на раскопках в Анау, что в Южном Туркестане.

Доктор Честер провел у Эрминтруды почти полчаса. Мэри дожидалась его, сидя на подоконнике в широком алькове возле лестницы. Увидев волнение на лице девушки, доктор улыбнулся и присел рядом.

– Ничего страшного, – ободряюще произнес он.

– Она вам все рассказала?

– Да, конечно.

– На сей раз Уолли уже перегнул палку, – со вздохом сказала Мэри. – Я прекрасно понимаю состояние тетушки Эрми. Жаль только, не знаю, как ей помочь.

– От вас ничего не зависит, – заметил доктор.

– Я понимаю, вот и кляну себя за беспомощность. Я предложила развод, но тетушка не хочет.

– Да, этого ей хотелось бы избежать, – согласился доктор.

– А что вы ей посоветовали? Можете мне рассказать – она от меня ничего не скрывает.

– Я посоветовал заплатить и улыбаться.

– О, Морис, но как же так? С какой стати она должна платить за грехи Уолли? Нет, все у меня внутри восстает против этого.

– Милая моя девочка, если она не заплатит, то разразится страшный скандал, которого наша Эрми больше всего и боится. Его нужно избежать любой ценой.

– А сколько требует Бейкер? Кто-нибудь знает?

– Пятьсот фунтов.

– Морис, но ведь это шантаж!

Доктор пожал плечами.

– Может быть, она вовсе и не беременна!

– Тем не менее Картер, судя по всему, такой возможности не отрицает.

– Неужели вы согласны, чтобы бедненькая Эрминтруда выложила такую сумму?

– Эрминтруде, конечно, не повезло, но ведь и Глэдис Бейкер понять можно. Девушка-то за что страдает?

– Можно подумать, что речь идет о целомудренной овечке, честь которой опорочили, – сварливо возразила Мэри. – Насколько мне известно, эта девица вполне способна отвечать за свои поступки.

– Не нам об этом судить, – кротко заметил доктор Честер.

– Вот уж не думала, что вы посоветуете тетушке Эрми такое, – с чувством произнесла Мэри. – Напротив, я боялась, что вы надоумите ее порвать с Уолли, чтобы не связываться с этой историей.

Брови доктора Честера поползли на лоб.

– С какой стати?

– Я же знаю, как вы к ней относитесь, – многозначительно произнесла Мэри. – Да и вряд ли вы всерьез ожидаете, что с возрастом Уолли исправится.

– Да, это верно, я очень люблю нашу Эрми, – признал доктор, – но я также искренне убежден, что развод доставит ей немало страданий. Что же касается Уолли, то он получит хороший урок.

– Вы прекрасно знаете, что он не способен учиться на своих ошибках, – вздохнула Мэри.

Доктор поднялся.

– Мне пора, – сказал он. – Я оставил Эрминтруде кое-какие порошки, хотя особой надобности в них и нет. Пусть сегодня отлежится, а завтра будет уже как огурчик.

– Боюсь, что этот мерзкий грузин не даст ей отлежаться, – покачала головой Мэри. – По мнению Вики, все сложилось просто идеально для того, чтобы он разыграл роль великодушного спасителя. Я тоже не хочу, чтобы тетя Эрми развелась с Уолли, хотя отлично понимаю, какую свинью он ей подложил. Я бы, кажется, все отдала, чтобы они помирились, но Уолли упрям как осел, а тетушка не сделает первый шаг, пока вокруг вьется этот гадкий обольститель. А что, кстати, ему от вас было нужно?

– Сам не понял. Боутри, похоже, заинтриговал его моим жеребцом. Впрочем, вполне возможно, что это был просто предлог, чтобы завязать беседу. Он также набивался ко мне в гости, чтобы полюбоваться моими находками, но я сделал вид, что не понял. Однако если вы хотите от него отдохнуть, я готов его пригласить.

– О, Морис, как вы великодушны! – растрогалась Мэри. – Хотя не представляю, зачем бы это ему понадобилось.

Вдруг лицо ее просветлело.

– Поняла! Он собирался попытать вас насчет денег тети Эрми! Он хочет знать, не отойдет ли ее состояние Вики, когда девочка станет совершеннолетней. Он и ко мне приставал, но я его отшила.

– Что ж, пусть попытается, – с расстановкой произнес доктор Честер.

Мэри и доктор вышли в залитый солнцем сад и зашагали по направлению к теннисному корту. Вики играла против Алана, а князь наблюдал за ними. Увидев приближающегося доктора, Вики со всех ног помчалась к нему навстречу, чтобы узнать про маму. Доктор Честер заверил девушку, что жизнь Эрминтруды вне опасности, а несколько секунд спустя повторил те же слова в ответ на взволнованные расспросы подоспевшего князя. После чего добавил, что хотел бы показать ему свои сокровища, и тут же пригласил пожаловать сегодня к чаю.

Князь превзошел самого себя, рассыпавшись в благодарностях, но сказал, что не вполне уверен, сможет ли принять приглашение, поскольку не знает, не уготовили ли для него иных планов гостеприимные хозяева. Однако Вики мигом рассеяла его сомнения.

– Нет, конечно! – громко заявила она. – Я точно знаю, что бедняжке Эрминтруде нужно отдохнуть, а Уолли намылился в гости к Гарольду Уайту. Так что – полный вперед! Я даже дам вам свою машину.

– Значит, около пяти? – уточнил князь.

Честер надтреснутым голосом заверил, что будет просто счастлив. Затем, кинув взгляд на часы, провозгласил, что должен обойти еще нескольких пациентов, и откланялся.

Мэри проводила его до парадного подъезда, где они столкнулись с выходящим из дома Уолли. Заметив доктора, он замер как вкопанный.

– Так и знал, что вы заявитесь, – процедил он. – Только вас тут и не хватало! И нечего смотреть на меня как на вампира! Эрми сторонится меня, словно я Синяя Борода. Или прокаженный. Послушайте моего совета, доктор: никогда не женитесь на актрисе! Если, конечно, не хотите заполучить жену, которая ведет себя как леди Макбет, Мата Хари и гремучая змея в одном обличье. – В его голосе появились горестные нотки. – Надо же, устроить такую сцену еще до завтрака! Если кто и имел право вас вызвать, так это я! Однако стал бы кто сочувствовать мне, вздумай я запереться в своей спальне и, жалобно стеная, отказываться от еды? Да ни за что на свете! Никому я не нужен!

Казалось, Уолли вот-вот расплачется.

Презрительно фыркнув, доктор Честер забрался в машину.

– Я оставил вашей супруге кое-какие снадобья, – сказал он. – Если ее больше не волновать, то часа через два она уже полностью успокоится и придет в себя. Всего хорошего!

Проводив взглядом его автомобиль, скрывшийся за поворотом, Уолли сердито проворчал:

– Снадобья он ей, видите ли, дал! Небось какие-нибудь мятные пилюли подсунул, подлюка, а содрал втридорога! Эскулап чертов!

– Дядя Уолли, это правда, что Бейкер пытается раскошелить вас на пятьсот фунтов? – спросила вдруг Мэри.

«Дядя» Уолли метнул на воспитанницу преисполненный подозрительности взгляд.

– Что значит, правда ли это? Не думаешь же ты, что я решил сделать ему такой подарок ко дню ангела?

– Нет, – покачала головой Мэри. – Но сумма кажется мне несуразной. Если хотите знать, то это вообще смахивает на шантаж!

– Не суйся не в свое дело! В таких случаях всегда дерут три шкуры. К тому же для Эрми пятьсот фунтов – сущие пустяки.

Мэри сказала, с трудом сдерживаясь:

– Дядюшка, неужели вы сами не понимаете, в какое положение ее ставите?

Уолли пожал плечами.

– Сама виновата, – буркнул он. – Положи она мне изначально приличное содержание, я бы сейчас сам все уладил. Я понимаю, что ты ей сочувствуешь, но попробуй поставить себя и на мое место. Мне-то, по-твоему, каково просить у Эрминтруды денег на бедную Глэдис? Это для меня чертовски унизительно, но я в отличие от некоторых не валяюсь в постели и не жалуюсь на злосчастную судьбину.

Осознав, что спорить с ним бесполезно, Мэри холодно сказала:

– Стыдитесь, дядюшка. Кстати, это правда, что вы сегодня собрались в Дауэр-Хаус?

– Да, а что? – запальчиво спросил Уолли. – Что ты ко мне пристала как банный лист? Беги наябедничай Эрминтруде. Давно мы что-то с ней не цапались!

– Дядюшка, угомонитесь! И вообще, если хотите, чтобы тетушка Эрми вас простила, постарайтесь не выводить ее из себя. Вы ведь знаете, как она относится к Гарольду Уайту. Ну почему вам вдруг вздумалось именно сегодня идти к нему?

– Если хочешь знать, я собираюсь поговорить с ним о важном деле. А доносить на меня Эрминтруде вовсе не обязательно!

– Она и так обо всем узнает, – сухо произнесла Мэри и оставила его стоять с разинутым ртом.

Порошки доктора Честера или сам его приход оказали на Эрминтруду благотворное действие. Чтобы не дать жизни вконец угаснуть, Эрминтруда заставила себя проглотить несколько бутербродов и выпила изрядный стакан шампанского. Печально улыбнувшись Мэри, она сказала слабым голосом:

– Я обещала Морису хоть что-нибудь съесть. Шампанское меня взбодрило. А вот икра эта мне не понравилась – слишком соленая. Больше такую не покупай, ладно? Да и князь предпочитает свежую.

– В наших краях свежая икра – редкость, – сказала Мэри. – Да и не хранится совсем.

– А нам вовсе ни к чему ее хранить, – резонно заметила Эрминтруда. Плеснув в стакан еще шампанского, она добавила, что чувствует себя настолько лучше, что к обеду, пожалуй, спустится.

И вот уже в полдень, будучи хозяйкой своему слову и сопровождаемая горничной, которая несла за ней нюхательную соль, носовой платочек и одеколон, Эрминтруда, тяжело опираясь на руку Мэри, отважилась сойти вниз и расположилась на софе в гостиной. Ослабев от пережитого, она тем не менее поинтересовалась, как выглядит в новом чайном платье. – До свидания! – кивнул Уолли и, дождавшись, пока светлейший гость отойдет на безопасное расстояние, добавил: – Чтоб тебе с паровым катком столкнуться, скотина!