Маллет готовил доклад по делу Дикинсона, когда неожиданно зазвонил телефон.

– Вас хочет видеть мистер Дэдмен, – сообщили ему. – Говорит, это очень важно.

Инспектор вздохнул.

Открытая папка с надписью «Дикинсон» на обложке теперь распухла от бумаг. Инспектору хотелось поскорее закончить доклад, отчитаться и со спокойной душой отправить папку в архив, поэтому его раздражало всякое постороннее вмешательство.

– Как можно вежливее попросите его зайти завтра, – сказал инспектор. – Сейчас я очень занят.

На том конце трубки замолчали. Потом все тот же голос произнес:

– Джентльмен говорит, что должен увидеть вас именно сегодня, сэр. Завтра, по его словам, будет уже поздно. Поэтому настаивает на сегодняшнем визите. – Голос чуть тише добавил: – Похоже, ему действительно очень нужно вас видеть, сэр.

– Что ж, тогда ничего не поделаешь, – ответил Маллет, смиряясь с обстоятельствами. – Скажите ему, чтобы поднимался.

Минутой позже мистер Дэдмен вошел, точнее, влетел в помещение. Он не стал тратить время на приветствия и сразу заговорил об интересовавшем его предмете:

– Я занятой человек, инспектор, и вы, без сомнения, тоже. Поэтому не стал бы беспокоить вас без крайней нужды. Но этот визит напрямую затрагивает интересы моего клиента, которые я призван защищать. Я и моя адвокатская фирма занимаемся устройством дел покойного мистера Леонарда Дикинсона. Он застраховал свою жизнь на крупную сумму и…

– Можете не продолжать, мистер Дэдмен. Я полностью в курсе этой истории, – перебил его Маллет.

– Правда? Очень хорошо. Тогда не стану занимать ваше время ненужными рассуждениями. Просто сегодня – последний день, когда я могу принять договорную сумму от страховой компании, если случай с мистером Дикинсоном будет рассматриваться как дело о самоубийстве. Насколько я понял, вы расследовали это дело. Поэтому хочу получить от вас ответ на один-единственный вопрос: это действительно самоубийство или все-таки убийство?

– Это, – тихим голосом произнес Маллет, – несомненно, убийство.

– Отлично. Весьма обязан за информацию. Заеду к вам на неделе, если страховой компании потребуются доказательства. – С этими словами мистер Дэдмен вскочил с места и направился к двери.

– Невероятно! – с изумлением воскликнул инспектор. – Неужели вам совсем не интересно, кто убил вашего клиента?

– Конечно, интересно! Но с этим можно и подождать. Я, видите ли, адвокат, а не полицейский. Кроме того, внизу мне сказали, что вы очень заняты.

– Вам сказали правду. Тем не менее в ваших же собственных интересах ознакомиться с некоторыми фактами этого расследования, прежде чем отправляться в страховую компанию. Кстати, в деле имеется один пункт, который стоило бы обсудить с точки зрения закона в первую очередь.

– С точки зрения закона? – протянул мистер Дэдмен, останавливаясь и снова усаживаясь на стул.

– Именно. Прошу вас объяснить мне, как покойный Леонард Дикинсон распорядился своим состоянием.

– Половина должна была отойти вдове, а вторая половина двум его детям в равных долях.

– А какую часть составят суммы, полученные от страховой компании? Вы их учитываете?

– Разумеется. Ведь они будут являться главной частью всех денег и имущества моего покойного клиента.

– А существует ли закон или правовая норма, мистер Дэдмен, которые запрещают убийце наследовать обещанную ему по завещанию часть денег и имущества?

Мистер Дэдмен открыл рот и уставился на инспектора выпученными от изумления глазами. Все его подчеркнуто деловые манеры словно испарились, по крайней мере на какое-то время.

– Инспектор, – пробормотал наконец адвокат, – кто убил моего клиента?

– Его сын Стефан.

– Боже мой! – вскричал Дэдмен и, достав из кармана носовой платок, промокнул лоб. – Боже мой! – повторил он, понизив голос. – Вы это серьезно, инспектор?

– Абсолютно.

– Но в этом же нет ни смысла, ни логики! Стефан, подумать только! Ведь он все время настаивал на том, что…

– …что его отец был убит, не правда ли? Но именно так все и произошло. Кстати, это единственный случай из моей практики расследования тяжких преступлений, когда убийца вынужден доказывать, что убийство действительно имело место, чтобы получить желаемый результат.

Мистер Дэдмен вновь напустил на лицо выражение делового человека, посмотрел на часы, вернул их в карманчик жилета, затем скрестил ноги и откинулся на спинку стула.

– Прошу вас, расскажите мне все об этом деле, – произнес он ровным, спокойным и даже дружелюбным, насколько это было для него возможно, голосом.

Маллету понравилось, что адвокат изменил свои планы и не уехал в страховую компанию, поскольку, когда принимался рассуждать, ему требовались слушатели. Тем более он работал над этим делом в полном одиночестве и с радостью воспользовался возможностью рассказать обо всем сведущему в области закона человеку. Инспектор, надо сказать, всегда предпочитал устные доклады письменным.

– Стефан Дикинсон, – начал он, – был заядлым биржевым игроком, оказавшимся в результате своих рискованных махинаций, что называется, по уши в долгах. Его можно также назвать человеком, лишенным каких-либо принципов, что свойственно многим биржевым спекулянтам. Правда, с одним исключением. Он относился с повышенным пиететом к женщинам, и я, сколько ни искал, не смог обнаружить никаких следов его связей с особами противоположного пола. Другими словами, в этом смысле он был истинным пуританином. Но, помимо этого, ничего хорошего сказать о нем не могу. Добавлю лишь, что он отличался повышенным самомнением и развитым до крайней степени эгоизмом. В особенности он терпеть не мог своего отца, которого осуждал и над которым втайне насмехался. Лично я только раз встречал старого джентльмена и разговаривал с ним, но хочу заметить, что, по-моему, жить с таким занудой и впрямь очень тяжело.

Дэдмен энергично кивнул, выражая полнейшее согласие с данным заявлением.

– Где-то в середине лета, – продолжил инспектор, – у Стефана, чье финансовое положение начало катастрофически ухудшаться, впервые сформировалась идея убийства отца. Разумеется, он отлично знал, что отец после смерти Артура Дикинсона застраховал свою жизнь на значительную сумму. Знал он и о том, что отец регулярно принимал мединал, прописанный ему врачом.

– А как вы определили время? – спросил мистер Дэдмен.

– Я узнал у семейного врача, что мистер Дикинсон-старший прислал ему письмо, где просил в качестве эксперимента выписать рецепт на этот препарат в порошке. Доктор рецепт выписал и отослал, но вскоре получил второе письмо, в котором Дикинсон-старший сообщил, что решил ограничиться таблетками, так как мединал в порошке ему не понравился. Разумеется, оба письма были поддельными, сын перехватил рецепт, получив таким образом средство для осуществления своего замысла.

Итак, сын стал ждать, когда отец отправится в очередной пеший поход. По ряду причин убивать отца в собственном доме ему не хотелось. Возможно, в силу некоторой сентиментальности, точно не знаю. В общем, Стефан решил, что все должно произойти в отеле «Пендлбери», где его отец, человек привычки, обычно завершал свои пешие переходы. Проблема, однако, заключалась в том, что Стефан не знал, когда именно отец доберется до упомянутой гостиницы. А между тем Дикинсону-младшему требовалось предпринять кое-какие действия, чтобы обеспечить себе надежное алиби.

Эту проблему он решил следующим образом: договорился с сестрой о поездке в Швейцарию во время отпуска, но в последний момент нашел предлог, чтобы задержаться и не встретиться с ней в оговоренное ранее время. (Нам пришлось потрудиться, чтобы установить этот факт, но мы выяснили, что от одного из заказанных в швейцарском отеле номеров отказались без предварительного уведомления.) После этого он отправился в «Пендлбери», где снял номер в ожидании, когда туда прибудет отец. Зарегистрировался под именем Стюарта Дэвитта – инициалы такие же, как у него самого, чтобы не выдал багаж, маркированный, вне всякого сомнения, буквами «С.Д.».

– К вопросу об инициалах, – заметил мистер Дэдмен. – Не обратили ли вы внимание на то…

– Об этом поговорим в должное время, – перебил его Маллет и продолжил: – Итак, в регистрационной книге он дал адрес дома по Хаук-стрит, в котором, как мне удалось установить, размещался маленький пансион, где до самого недавнего времени проживал мелкий клерк из офиса брокерской фирмы, помогавший ему проворачивать махинации на бирже. Стефан хорошо знал привычки этого молодого человека, поскольку поддерживал с ним знакомство. Упомянутого же клерка, как выяснилось, его работодатель недавно уволил из-за попыток незаконно присвоить некий процент от биржевых сделок. В отеле сын выбрал комнату рядом с той, которую, как он знал, традиционно занимал отец. (Полагаю, он много раз со скукой слушал рассказы старика, повествовавшего во всех деталях о своем пребывании в столь обожаемом им «Пендлбери».) Найдя предлог, позволявший ему держаться подальше от прочих гостей отеля, Стефан затаился в номере в ожидании своего часа.

В установленное благодаря регистрационной книге время в отель прибыл мистер Дикинсон. И, как всегда, заказал себе в номер чашку чая, попросив, по своему обыкновению, оставить поднос в коридоре, чтобы его можно было взять, когда понадобится. Так что сыну оставалось лишь выскользнуть из расположенной рядом комнаты, высыпать из пакетика порошок мединала в чайник (мне сказали, что этот порошок быстро растворяется в горячей воде и почти не имеет вкуса) и вернуться к себе. Чуть позже отец открыл дверь, забрал поднос, добавил свою стандартную дозу мединала в уже отравленный чай и, выпив его, так крепко уснул, что разбудить его уже не представлялось возможным. На следующее утро сын, заранее выписавшись из отеля, встал с первыми лучами солнца и поехал на вокзал, чтобы успеть на экспресс до Лондона. Там он пересел на восьмичасовой самолет до Цюриха и днем встретился с сестрой в Клостерсе, сообщив ей, без сомнения, что добирался до Швейцарии на пароме и поезде, как делал это раньше. Потом сразу же потащил сестру в горы, где они провели несколько суток, ночуя в хижинах. Это продолжалось до тех пор, пока Стефан не убедился, что они уже не успеют на похороны, где кто-то из персонала отеля мог его узнать. (Кстати, швейцарские власти помогли нам проследить их путь, допросив гида, которого брат с сестрой наняли, отправляясь в горы.)

Обдумав сложившееся положение, Стефан решил, что пока все идет согласно придуманному им плану. Его отца нашли умершим от передозировки снотворного, сочувствующий коронер почти наверняка квалифицирует смерть как наступившую в результате несчастного случая, и поэтому никто не будет задавать вопросов. Так, без сомнения, и случилось бы, если бы не три крайне неприятных обстоятельства. Первое: обнаружение у изголовья покойного записки с цитатой, чье содержание как нельзя лучше подходило к картине смерти. Второе: тот факт, что Леонард Дикинсон, допив таблетки, оставшиеся в одном флаконе, зачем-то выпил еще несколько из другого. И третье: весьма странный, с намеками, разговор, который мистер Дикинсон завел со мной, когда мы познакомились. И все эти несчастливые обстоятельства сыну предстояло нейтрализовать собственными силами! Не знаю, сразу ли Дикинсон-младший понял, что вердикт коронера о самоубийстве может лишить его денег, которые он надеялся получить, совершив преступление, но довольно скоро ему об этом сообщили. В результате парень оказался в тяжелом положении. – Тут Маллет засмеялся. – Я бы сказал, очень тяжелом! Пойдя на огромный риск и совершив убийство, он вынужден был пойти на еще больший риск, чтобы доказать, что убийство имело-таки место, но совершил его кто-то другой.

И вот Стефан Дикинсон, беспринципный человек и азартный игрок по натуре, решил сыграть в самую азартную и важную игру в своей жизни. И прежде чем сделать первый шаг, отправился – подумать только, – ко мне. Возможно, считал, что в моем распоряжении имеются полезные факты, которые могут помочь ему опровергнуть вердикт коронера о самоубийстве. Впрочем, наверняка он ставил перед собой и другую задачу, возможно, даже более важную, чем первая. Он хотел в разговоре на эту тему, так сказать, прощупать меня, чтобы узнать, не вызовет ли его страстное желание доказать, что Дикинсона-старшего убили, каких-либо подозрений на его счет. Видимо, полагал, что, если у него это получится во время беседы с профессионалом, тогда в затеянном им частном расследовании его уж точно ни в чем не заподозрят. И, что интересно, у него все получилось! После беседы с ним я вообще выбросил это дело из головы и вспомнил о нем снова лишь после того, как узнал о самоубийстве Парсонса в Мидчестере. Тогда, вновь обдумав все обстоятельства дела, я впервые всерьез задался вопросом, был ли убит мистер Дикинсон, и если да, то кем.

Разумеется, когда смотришь на это дело по прошествии времени, – продолжал инспектор, пожав плечами, – оно кажется на удивление простым. Прежде всего, вопрос мотива. Впрочем, куда более значимым представляется тот факт, что убийца слишком хорошо знал привычки жертвы. Давайте, мистер Дэдмен, примем в рассуждение несколько пунктов. Во-первых, он должен был знать, что мистер Дикинсон остановится именно в этом отеле и будет ночевать именно в этом номере. Во-вторых, он должен был иметь точные сведения о типе снотворного, которое использует жертва, и способе его употребления. Ну, и в-третьих, он был просто обязан находиться в курсе того, что поднос с чаем всегда оставляют в коридоре рядом с дверью номера, а не приносят в комнату. Кто, скажите на милость, мог обладать всеми этими знаниями, как не член семьи покойного?

– Мне приходило в голову нечто подобное, – ответил Дэдмен. – Вот почему я придерживался теории, что убийца допустил ошибку и мистер Дикинсон-старший выпил отраву, предназначенную для кого-то другого.

– В случае ошибки, – заметил Маллет, – должен был пострадать Вэннинг, настоящее имя которого Пуркис и который, насколько я знаю, является крайне неприятным субъектом и шантажистом. В самом деле, если бы он получил номер, заказанный для него заранее, то умер бы вместо мистера Дикинсона!

Думаю, все остальное не является для вас тайной, мистер Дэдмен. Переговорив со мной, молодой Дикинсон посвятил следующие две недели тому, что колесил по стране, пытаясь возложить ответственность за свое преступление на какого-нибудь невинного человека и используя для этого помощь сестры и ее жениха, не подозревавших о его ужасном деянии. Они исследовали прошлое каждого постояльца, находившегося в отеле в ночь смерти мистера Дикинсона, за исключением, разумеется, мифического мистера Дэвитта.

– Дэвитта он оставил себе, – вставил мистер Дэдмен. – И рассказал своим домашним о вымышленном разговоре с вымышленной хозяйкой комнаты, которую якобы снимал у нее Дэвитт.

– Именно этого я и ожидал. Кстати, его попытка найти козла отпущения, на которого можно было бы возложить вину, хотя и представляется неосуществимой, в реальности едва не увенчалась успехом. Причем – дважды. И первый случай, разумеется, – дело Парсонса.

– Я сам сказал ему, что это дело при умелом ведении могло способствовать подписанию очень выгодного соглашения со страховой компанией, – с раздражением произнес Дэдмен. – У меня просто кошки на душе скребли, когда я узнал, какие фатальные ошибки допустили Стефан и Джонсон во время своих изысканий!.. Извините, инспектор, но я, кажется, отвлекся. Продолжайте, пожалуйста.

– Во втором случае, – сказал Маллет, подавляя улыбку, отчего кончики его усов вздрогнули, – результат мог оказаться еще серьезнее. Когда вы сообщили ему, что доказать виновность Парсонса не удастся, он, похоже, начал подумывать о том, чтобы бросить это дело и согласиться с первоначальным предложением страховой компании. Но потом пришло известие, что очередная биржевая спекуляция полностью его разорила, и Стефан решил предпринять последнее отчаянное усилие, чтобы получить страховую премию. Боюсь, я невольно подтолкнул его к этому. Короче говоря, он попытался возложить вину на Мартина Джонсона. Джонсону, видите ли, и впрямь было что скрывать. Разумеется, никакой он не убийца, но так уж случилось, что в ночь убийства Мартин тоже находился в этом отеле и мистер Дикинсон даже едва его не узнал. В этот момент мы с мистером Дикинсоном беседовали, и он неожиданно сказал мне, что, как ему показалось, заметил в гостиной кого-то из знакомых, а потом сразу перевел разговор на свою дочь, о которой ранее не упоминал. Я полностью осознал значение всего этого, лишь когда узнал, что Джонсон является женихом дочери покойного.

– Я все понял! – воскликнул мистер Дэдмен. – Это Джонс!

– Совершенно верно. Опять сыграли свою роль инициалы на чемодане.

– Я догадался об этом еще и по тому, как резко изменилось выражение лица мисс Дикинсон, когда в нашем разговоре в офисе была упомянута эта фамилия.

– Выходит, она знала, что Мартин был в отеле в ту ночь с другой женщиной?

– Несомненно. Боюсь, кроме этого, она знает еще и многое другое.

– Жаль слышать это. Однако Стефан Дикинсон, похоже, не догадывался, что Мартин Джонсон находился в ту ночь в Пендлбери, и я сам навел его на эту мысль. Хотел узнать, как он отреагирует, но никак не предполагал, что его реакция окажется столь быстрой и решительной.

– Этот вопрос и вызывает у меня недоумение, – заметил мистер Дэдмен. – Как, интересно знать, Стефан собирался доказать его виновность, зная, что тот будет яростно все отрицать? Кроме того, никак не могу взять в толк, зачем молодой Дикинсон поехал вместе с ним в Пендлбери?

– Об этом остается только догадываться, – ответил инспектор. – Но лично я не сомневаюсь, что молодой Дикинсон собирался его убить.

– Какой ужас! – вскричал мистер Дэдмен.

– А почему бы и нет? Одно убийство часто влечет за собой другое. Я уж не говорю о том, что после аварии у Стефана в кармане нашли пистолет. Полагаю, он хотел обставить это как самоубийство, совершенное из-за мук совести. А поездка в Пендлбери, без сомнения, должна была добавить красок этому делу. Потом он мог бы заявить, что обвинил в убийстве отца Джонсона, а последний признался в этом и совершенно расклеился. Опровергнуть его показания было бы очень трудно. Возможно, он даже успел предъявить эти обвинения – судя то тому, что Джонсон неожиданно потерял управление. Впрочем, Джонсон сам об этом расскажет, когда оправится от полученных во время аварии травм. Кстати, как он себя чувствует?

– Он, можно сказать, почти поправился. Но, по его словам, ничего не помнит из того, что произошло за полчаса до инцидента. В целом, я думаю, так даже лучше.

– Как скажете. Но парень определенно отделался очень легко. Машину-то ведь почти расплющило. В жизни не видел ничего подобного. Но, как часто бывает в таких случаях, главный удар обрушился на ту часть кузова, где сидел пассажир.

– Интересно, как вам, инспектор, удалось так быстро добраться до места происшествия?

– Я сам направлялся в Пендлбери, чтобы узнать, сможет ли обслуживающий персонал идентифицировать Стефана Дикинсона по фотоснимкам, которые сделал, сфотографировав его в предыдущий вечер. Но так уж вышло, что менеджеру отеля пришлось опознавать его мертвое тело, и это, надо сказать, дало более удовлетворительные результаты.

Собеседники с минуту помолчали, после чего адвокат поднялся со стула.

– Благодарю вас, – сказал он. – Сегодня я сделаю официальное заявление страховой компании, потребовав от нее полной выплаты по страховому полису мистера Дикинсона. Что касается доли Стефана Дикинсона, то, полагаю, с этим проблем не будет. Она станет составной частью наследства моего покойного клиента и будет поделена между его вдовой и дочерью. Сейчас меня заботит только одна вещь: необходимость проследить, чтобы миссис Дикинсон никогда не узнала правду. До свидания, инспектор.

Когда адвокат вышел, Маллет вернулся к доработке своего письменного доклада, поэтому из его кабинета еще в течение часа не доносилось никаких звуков, кроме скрипа пера. Наконец смолкли и они. Доклад был завершен и полностью готов к сдаче, а папка с надписью «Дикинсон» на обложке в последний раз отправилась в ящик письменного стола инспектора.

По настоянию матери Стефана похоронили рядом с отцом на кладбище при церкви в Пендлбери. На похороны съехались родственники и члены семейства Дикинсон в полном составе. И все они заметили, что дядюшка Джордж на этот раз пребывал в куда лучшем настроении, чем обычно. Тетя Люси могла бы сказать по этому поводу следующее: в связи с успешным для Дикинсонов завершением тяжбы со страховой компанией у дяди Джорджа исчезли всякие опасения относительно необходимости поддержки с его стороны семьи брата.