Глава 22
Девид Эммотт, отец Лавиньи и открытие
Круто повернувшись, Кэри пошел прочь широкими сердитыми шагами.
Пуаро сидя смотрел ему вслед и вскоре пробормотал:
– Да-а, понимаю… – Не поворачивая головы, он произнес немного погромче: – Не показывайтесь пока, сестра. Вдруг он обернется… Ну вот, теперь можно. У вас мой платок? Премного благодарен. Вы очень любезны.
Он не упрекнул меня. Но как он смог догадаться, что я слушала, понять не могу. Он ни разу не посмотрел в мою сторону. Мне стало намного легче, что он ничего не сказал. Я почувствовала себя очень хорошо из-за этого, ведь мне было бы немного неловко с ним объясняться. Так что очень хорошо, что ему вроде и не потребовалось объяснение.
– Вы думаете, что он и в самом деле ненавидел ее, Пуаро? – спросила я.
Пуаро медленно наклонил голову.
– Да, я думаю, да, – с любопытным выражением на лице ответил он.
Потом он быстро поднялся и пошел на вершину холма, где работали люди. Я последовала за ним. Сперва мы никого не видели, кроме арабов, но в конце концов обнаружили мистера Эммотта, который лежал лицом вниз и сдувал песок с только что выкопанного скелета.
При виде нас на лице у него появилась приятная грустная улыбка.
– Вы пришли посмотреть? – спросил он. – Через секунду я буду свободен.
Он сел, взял свой нож и стал осторожно счищать с костей землю, время от времени останавливаясь, чтобы воспользоваться мехами или применить свое собственное дыхание. «Очень негигиеничная процедура», – подумала я.
– Вам же в рот попадут опасные микробы, мистер Эммотт, – уверяла я.
– Опасные микробы, сестра, моя ежедневная пища, – сказал он грустно. – Микробы ничего не могут сделать с археологом, все их попытки совершенно бесполезны.
Он поскреб еще немного бедренную кость. Потом заговорил со стоящим рядом мастером, указывая, что именно надо сделать.
– Так, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Это готово. Рейтер может фотографировать после ленча. Довольно интересная штука была у нее внутри.
Он показал нам маленькую, покрытую ярью-медянкой медную чашу и много золотых и голубых бусинок, которые были ожерельем.
Кости, все предметы были обметены, почищены ножом и разложены для фотографирования.
– Кто она? – спросил Пуаро.
– Первое тысячелетие. Может быть, важная дама. Череп выглядит довольно необычно. Он свидетельствует о смерти в результате преступления. Надо позвать Меркадо взглянуть на него.
– Миссис Лейднер каких-нибудь две тысячи лет назад? – спросил Пуаро.
– Может быть, – сказал мистер Эммотт.
Билл Коулман делал что-то киркой с разрезом стены.
Дейвид Эммотт крикнул ему, я не разобрала что, и стал показывать раскопки Пуаро.
Когда краткое ознакомительное турне закончилось, Эммотт взглянул на часы.
– Мы заканчиваем через десять минут, – сказал он. – Не пойти ли нам домой вместе?
– Прекрасная мысль, – сказал Пуаро.
Мы медленно пошагали вдоль хорошо протоптанной дорожки.
– Я вижу, что вы все рады снова заняться работой, – сказал Пуаро.
– Это намного лучше, чем слоняться по дому и вести эти разговоры, – печально ответил Эммотт.
– Все время чувствуя, что кто-то из вас убийца?
Эммотт не возразил ни словом, ни жестом. Я поняла теперь, что он догадывался об истине с того самого момента, как поговорил с боями из домашней прислуги.
Спустя несколько минут он спокойно спросил:
– Докопались до чего-нибудь?
– А вы согласны мне помочь докопаться? – многозначительно спросил мистер Пуаро.
– Ну, естественно.
Присматриваясь к нему, Пуаро сказал:
– В центре внимания – миссис Лейднер. Я хочу побольше узнать о ней.
– Что вы подразумеваете под «узнать о ней»? – медленно спросил Эммотт.
– Во всяком случае, не откуда она родом или как ее звали в детстве. Я не имею в виду форму лица и цвет глаз. Я имею в виду ее личность.
– Вы думаете, это имеет отношение к делу?
– Я абсолютно в этом уверен.
– Может быть, вы правы, – сказал Эммотт, помолчав пару минут.
– Вот тут-то вы и можете мне помочь. Вы можете рассказать, что она была за женщина.
– Могу ли? Я часто сам об этом задумывался.
– Разве у вас не сложилось определенное мнение?
– Да, думаю, в конечном счете, да.
– Eh bien?
Но мистер Эммотт молчал несколько минут, потом сказал:
– Что думает о ней сестра? Говорят, женщина быстрее разберется в женщине, а у сестры большой опыт.
Пуаро не дал мне возможности говорить, даже если бы я захотела. Он быстро сказал:
– Я хочу знать, что о ней думает мужчина.
Эммотт слегка улыбнулся.
– Я думаю, все они одинаковы. – Он немного помолчал. – Она была немолода, но красива, пожалуй, самая красивая женщина из тех, что я встречал.
– Это не ответ, мистер Эммотт.
– Ну, не так скоро, мистер Пуаро. – Он опять смолк, потом продолжал: – Была такая сказка, которую я читал, когда был маленьким. Северная волшебная сказка о королеве и маленьком Кае. Мне кажется, что миссис Лейднер была на нее очень похожа, все время поднимала Кая на смех.
– Ах да, сказка Ханса Андерсена? И в ней была маленькая девочка. Гердой ее звали, так ведь?
– Может быть, я не очень хорошо помню.
– Неужели вам нечего больше рассказать, мистер Эммотт?
Дейвид Эммотт покачал головой.
– Я даже не знаю, правильно ли оценивал ее. Ее было трудно понять. Сегодня она устраивает черт-те что, а завтра – настоящий ангел. Но я думаю, вы не ошибаетесь, когда говорите, что она была центральной фигурой. Это то, чего она добивалась, – быть в центре всего. И она любила подобраться к людям, я имею в виду, что ей было мало, если вы передавали ей гренки или арахисовое масло, ей надо было еще, чтобы выложили перед ней свою душу.
– А если ей не доставляли такого удовольствия? – спросил Пуаро.
– Тогда она могла превратиться во вздорную женщину!
Я увидела, как он решительно сомкнул губы и стиснул зубы.
– Я полагаю, мистер Эммотт, вы могли бы высказать свое откровенное неофициальное предположение, кто мог убить ее.
– Не знаю, – сказал Эммотт. – Я действительно не имею ни малейшего представления. Я склонен думать, что, будь я на месте Карла, Карла Рейтера я имею в виду, у меня было бы за что убить ее. Она по отношению к нему была настоящей фурией. Ну, конечно, он напрашивался на это, будучи до дьявола чувствительным. Так и напрашивался на головомойку.
– А миссис Лейднер устраивала ему головомойки? – поинтересовался Пуаро.
Эммотт вдруг ухмыльнулся.
– Нет, только так, булавочные уколы. Это был ее метод. Малый, конечно, действовал на нервы. Прямо какой-то вечно хныкающий боязливый ребенок. Но уколы – тоже болезненная штука.
Я украдкой взглянула на Пуаро и заметила, как он слегка скривил губы.
– Но вы ведь на самом-то деле не верите, что Карл Рейтер убил ее? – спросил он.
– Нет. Я не верю, что можно убить женщину только потому, что она постоянно делает из нас дурака за столом.
Пуаро в задумчивости покачал головой.
Без сомнения, мистер Эммотт представил миссис Лейднер совершенно бесчеловечной. Надо было бы ему сказать о ней и что-то доброе.
Ведь в поведении мистера Рейтера было что-то ужасно раздражающее. Он вскакивал при разговоре с миссис Лейднер и совершал идиотские поступки, например, передавал ей снова и снова мармелад, хотя знал, что она его не ест. Я сама испытывала желание слегка ущипнуть его.
– Мужчины не понимают, что их поведение может настолько раздражать женщину, что так и хочется цапнуть.
Мне кажется, я как-то говорила мистеру Пуаро об этом.
Мы вернулись, и мистер Эммотт предложил Пуаро помыться и пригласил к себе в комнату.
Я поспешила через двор к себе…
Я вышла на двор почти в то же время, что и они, и мы все уже направились в столовую, когда появился отец Лавиньи в дверях своей комнаты и пригласил Пуаро зайти.
Мистер Эммотт не стал заходить, мы с ним вместе вошли в столовую. Мисс Джонсон и миссис Меркадо были уже там, а через несколько минут к нам присоединились мистер Меркадо, мистер Рейтер и Билл Коулман.
Мы только сели, и Меркадо послал арапчонка сказать отцу Лавиньи, что ленч подан, как все мы вздрогнули от слабого сдавленного крика.
Я полагаю, наши нервы были уже не совсем в порядке, потому что мы переполошились, а мисс Джонсон побледнела и сказала:
– Что же это такое?
Миссис Меркадо посмотрела на нее в упор и сказала:
– Моя дорогая, что с вами? Просто шумят снаружи в полях.
Но в этот момент вошли Пуаро и отец Лавиньи.
– Мы думали, кого-то ударили, – сказала мисс Джонсон.
– Тысячи извинений, мадемуазель! – воскликнул Пуаро. – Это моя вина. Отец Лавиньи рассказывал мне о некоторых своих дощечках, я поднес одну к окну, чтобы получше рассмотреть, и, не глядя, куда иду, оступился и закричал. До сих пор чувствуется боль, ma foi.
– А мы думали, еще одно убийство, – сказала миссис Меркадо, смеясь.
– Мэри! – упрекнул муж.
Она вспыхнула и закусила губу.
Мисс Джонсон поспешно перевела разговор на раскопки, на предметы, найденные в это утро, и весь ленч был сугубо археологический.
Я думаю, мы все чувствовали, что это наиболее безобидная тема.
Попив кофе, мы перешли в общую комнату. Потом мужчины, за исключением отца Лавиньи, опять отправились на раскопки.
Отец Лавиньи повел Пуаро в комнату древностей, и я пошла с ними. Теперь я разбиралась в этих вещах довольно хорошо и ощущала некоторую гордость – почти такую, как будто бы это была моя личная собственность, – когда отец Лавиньи снял с полки золотую чашу и я услышала возглас восхищения и удовольствия Пуаро.
– Какая красивая! Какая искусная работа!
Отец Лавиньи охотно согласился с ним и стал с воодушевлением и знанием дела говорить о ее достоинствах.
– Никакого воска сегодня, – сказала я.
– Воска? – Пуаро внимательно на меня посмотрел.
– Воска? – Отец Лавиньи тоже внимательно посмотрел на меня.
Я объяснила свое замечание.
– Ах, je comprends, – сказал отец Лавиньи. – Да-да, свечка накапала.
Это прямо привело к разговору о ночном визитере. Забыв о моем присутствии, оба перешли на французский, и я оставила их и вернулась в общую комнату.
Миссис Меркадо штопала мужу носки, а мисс Джонсон читала книжку. Довольно странно для нее. Казалось, что она всегда чем-то занята.
Спустя некоторое время вошли отец Лавиньи и Пуаро, первый, сославшись на работу, ушел, а Пуаро подсел к нам.
– Чрезвычайно интересный человек, – сказал он и спросил, много ли работы сейчас у отца Лавиньи.
Мисс Джонсон сказала, что плитки встречаются редко, а кирпичей с надписями и цилиндрических печатей почти нет. Как бы то ни было, отец Лавиньи справляется со своей работой на раскопках и очень скоро составит арабский разговорник.
Разговор перешел на цилиндрические печати, и вскоре мисс Джонсон достала из шкафа лоток со слепками, сделанными путем раскатывания их на пластилине.
Когда мы склонились над ними, восхищаясь замысловатым узором, я поняла, что этим-то она и занималась в ту роковую половину дня.
Во время разговора я заметила, что Пуаро раскатывает и мнет пальцами маленький шарик пластилина.
– Вам, мадемуазель, надо много пластилина? – спросил он.
– Порядочное количество. Мы, кажется, израсходовали в этом году уже много, хотя ума не приложу, на что. Но половина нашего запаса вроде бы ушла.
– Где он хранится, мадемуазель?
– Здесь, в этом шкафу.
Когда она ставила на место лоток со слепками, она показала ему полку с кусками пластилина, клеем «Дурофикс», фотоклеем и другими постоянными запасами.
Пуаро быстро наклонился.
– А это? Что это такое, мадемуазель?
Он просунул руку до самой стенки и вытащил помятый предмет.
Когда он расправил его, мы увидели, что это была весьма своеобразная маска, глаза и рот были на ней грубо намалеваны тушью, и вся она сильно испачкана пластилином.
– Чрезвычайно странно! – воскликнула мисс Джонсон. – Я ее никогда раньше не видела. Как она сюда попала? И что это значит?
– Что до того, как она попала сюда, так это укромное место ничем не хуже других. Я предполагаю, что этот шкаф не разбирали бы до конца сезона. А вот что это значит – сказать нетрудно; перед нами лицо, о котором говорила миссис Лейднер. Призрачное лицо за окном, в полумраке, без туловища.
Миссис Меркадо тихо взвизгнула. У мисс Джонсон даже губы побелели. Она пробормотала:
– Так, значит, это не выдумки. Это была шутка, злая шутка! Но кто ее устроил?
– Да, – закричала миссис Меркадо. – Кто мог устроить такую злую, ужасную шутку?
Пуаро не пытался отвечать. Его лицо было мрачным, он пошел в следующую комнату, вернулся с пустой картонной коробкой в руках и положил в нее смятую маску.
– Полиция должна осмотреть ее, – объяснил он.
– Кошмар! – сказала мисс Джонсон тихим голосом. – Это кошмар!
– А вы не думаете, что все спрятано где-то здесь? – пронзительно закричала миссис Меркадо. – Может быть, оружие – дубинка, которой она была убита, еще вся покрытая кровью, может быть… Ох! Как мне страшно, как мне страшно…
Мисс Джонсон обхватила ее за плечи.
– Успокойтесь, – строго сказала она. – Вон доктор Лейднер приехал. Нам нельзя его расстраивать.
И верно, в этот самый момент во двор въехала машина. Из нее вышел доктор Лейднер и направился к двери общей комнаты. У него было усталое лицо, и он казался в два раза старше, чем был три дня назад.
– Похороны состоятся в одиннадцать часов утра. Настоятель будет вести службу, – спокойно сказал он.
Миссис Меркадо что-то сказала, потом выскользнула из комнаты.
– Вы придете, Энн? – спросил доктор Лейднер.
– Разумеется, мой дорогой, мы все придем. Конечно, – ответила мисс Джонсон.
Она больше ничего не сказала, но на ее лице отразилось то, что не в силах был выразить язык: лицо ее засветилось любовью и моментально стало спокойным.
– Дорогая Энн, – сказал он, – вы для меня настоящее утешение и опора. Мой добрый старый друг.
Он положил руку ей на плечо, и я увидела, что краска заливала ей лицо, когда она бормотала как всегда глухо:
– Ничего страшного.
Но я уловила промелькнувшее на ее лице выражение и поняла, это был миг, когда Энн Джонсон была невероятно счастлива.
И еще одна мысль пронеслась у меня в уме. Может быть, скоро, по естественному ходу вещей, обращение к старому другу за участием приведет к новому счастливому событию.
Не то чтобы я была в самом деле сваха, и, конечно, неприлично думать о подобных вещах, да еще перед похоронами. Но в конце концов, это было бы счастливым исходом. Он ее очень любит, и не было сомнения, что она бесконечно ему предана и была бы совершенно счастлива посвятить ему свою жизнь. То есть если бы она смогла пережить бесконечное воспевание Луизы. Но женщины могут смириться со многим, когда у них есть то, чего им хочется.
Доктор Лейднер затем поприветствовал Пуаро и спросил, продвинулись ли у него дела.
Мисс Джонсон стояла позади доктора Лейднера, смотрела на коробку в руках Пуаро и качала головой. Я поняла, что она умоляет Пуаро не говорить ему о маске. Она, несомненно, чувствовала, что ему на этот день переживаний достаточно.
Пуаро пошел навстречу ее желанию.
– Такие дела, месье, продвигаются медленно, – сказал он.
Сказав еще несколько слов невпопад, он попрощался.
Я проводила его до машины.
Я хотела спросить у него с полдюжины вещей. Но когда он повернулся и посмотрел на меня, я не спросила его вообще ни о чем. Я хотела спросить хирурга, не думает ли он, что операция проведена хорошо. Но я просто робко стояла и ждала указаний.
К моему крайнему удивлению, он сказал:
– Будьте осторожны, дитя мое. – А потом добавил: – Не знаю, хорошо ли вам здесь оставаться?
– Я собираюсь поговорить с доктором Лейднером об отъезде, – сказала я. – Но думаю подождать до похорон.
Он кивнул в знак одобрения.
– И не пытайтесь узнавать слишком много, – сказал он. – Вы понимаете, я хочу, чтобы вы были умницей! – И добавил с улыбкой: – Ваше дело подавать тампоны, а мне – оперировать.
Разве не забавно, что он на полном серьезе говорит это? Потом ни с того ни с сего вдруг сказал:
– Интересный человек этот отец Лавиньи.
– Монах, занимающийся археологией, кажется мне очень необычным, – сказала я.
– Ах да, вы – протестантка. Я-то примерный католик и кое-что знаю о священниках и монахах. – Он нахмурился, немного помедлил, потом сказал: – Помните, что он достаточно ловок и может вывернуть вас наизнанку, если захочет.
Если это он предупреждает меня в отношении болтовни, то я не нуждаюсь в предупреждениях! Мне просто это действовало на нервы, я совсем не хотела спрашивать его о том, что действительно хотелось узнать, но я не видела причин, почему бы мне, по крайней мере, не высказать ему одну вещь.
– Вы простите меня, мистер Пуаро, – сказала я. – Но вы тогда оступились, а не наступились и не отступились.
– А-а! Спасибо.
– Не стоит благодарности. Просто употребляйте правильные выражения.
– Я запомню, – сказал он довольно смиренно.
Он забрался в машину и уехал, а я медленно пошла по двору назад, размышляя о многих вещах. О следах иглы шприца на руке у мистера Меркадо и о том, какой именно наркотик он принимал. И об этой кошмарной желтой запачканной маске. И как странно, что Пуаро и мисс Джонсон не услышали моего крика в общей комнате, в то время как мы все совершенно отчетливо слышали крик Пуаро в столовой, а ведь комнаты отца Лавиньи и миссис Лейднер находятся почти на одинаковом расстоянии от общей комнаты и столовой.
А кроме того, я была очень довольна, что научила доктора Пуаро правильно произносить одно английское слово!
Даже если он и великий детектив, пусть знает, что знает не все!
