Глава 20
Испытания, через которые она прошла, и шок, который пережила при погружении в воду, губительно повлияли на Ширли. Хотя от глотка бренди синева исчезла с ее губ, но пока лодка неслась к берегу, она лежала в полуобморочном состоянии.
Эмберли почти ничем не мог ей помочь. Он снял пальто и укутал ее, но под ним она лежала в промокшей до нитки одежде и очень замерзла. Он начал растирать ее ноги и руки. Она закрыла глаза, длинные ресницы были мокрыми.
Моряк сочувственно поглядывал на нее и, не удержавшись от любопытства, крикнул в ухо Эмберли:
– Кто это сделал? – Не получив ответа, он прокричал доверительно: – Я думал, у вас винтика в голове не хватает.
Рядом с пристанью была небольшая гостиница и при ней пивная, и когда лодка причалила в гавани, Эмберли отнес туда Ширли. Дорогу ему показывал моряк. Хозяйка гостиницы, яркая здоровенная блондинка, вышла из-за стойки и, вопреки первому впечатлению, оказалась смышленой женщиной, оценившей ситуацию с одного взгляда. Моряк, обрадовавшись шансу поделиться впечатлениями, пустился в подробное описание спасения девушки. Эмберли положил Ширли на диван в зале. Хозяйка сказала:
– Ну и ну! Слава Богу, жива! – и скомандовала Эмберли отнести молодую леди наверх. Затем она громко крикнула кому-то, словно он находился за милю от нее, чтобы принесли горячую воду в лучшую спальню наверху, и враскачку вышла, показывая дорогу Эмберли.
Он отнес Ширли наверх и положил, как ему указали, на большую кровать красного дерева в затхлой спальне. Затем хозяйка сказала ему, что больше в нем не нуждается, и он ушел, зная наверняка, что Ширли попала в хорошие руки.
В зале на первом этаже он увидел моряка, развлекавшего посетителей пивной своей историей, не упуская ни одной детали. Он не захотел принять две пятифунтовые купюры, которые Эмберли вынул из кошелька, но после недолгих уговоров изменил свое решение. Эмберли, выходя из гостиницы, слышал, как моряк предложил всем выпивку за свой счет. Не было сомнений в том, что моряка и его закадычных друзей быстро выставят за дверь, но оставалась надежда, что моряк не закончит ночь в полиции.
«Бентли» по-прежнему стоял там, где он его оставил – у входа на верфь. Он сел в машину и поехал назад к коттеджу рыбака. Было уже начало девятого, и сильно похолодало. Эмберли почувствовал, что его пальто промокло, снял и бросил его на заднее сиденье.
Он быстро доехал до коттеджа рыбака и не успел остановиться, как дверь открылась, и из нее выглянул сержант.
– Это вы, мистер Эмберли? – спросил он. – Слава Богу, а то я начал волноваться. Почти час прошел, как вы уехали. Вы охотились за лодкой? Где вы были, сэр?
– В гостинице, – ответил Эмберли в своей обычной манере.
От этого ответа сержанта даже передернуло.
– В го… о, вы были там? Это правда, сэр? Ну что ж, по мне, так это и лучше.
– Лучше, лучше, – согласился Эмберли. – Вы поймали его?
– Нет, – сказал с горечью сержант. – Не поймал. А почему? Потому что этот чертов дурак не подумал залить горючее в мотор.
Вдруг он заметил, что лицо у Эмберли не бледное и не суровое.
– Бог мои, сэр, вы так мне и не сказали, нашли вы ее или нет?
– О, да, нашел, – ответил Эмберли. – Она в гостинице, я же сказал вам.
– Жива, сэр? – спросил сержант с осторожностью.
– Чуть жива. Жду, когда она сможет все мне рассказать.
Сержант бросился пожимать ему руки.
– Не припомню, когда бы я был так рад, мистер Эмберли. Вы замечательный человек, сэр, вот вы кто, чертовски замечательный.
Эмберли рассмеялся:
– Не заставляйте меня краснеть, Габбинс. Что у вас тут случилось?
Радостное выражение исчезло с лица сержанта. Он сказал раздраженно:
– Да, вам хорошо спрашивать, сэр! Ждет моторная лодка! О да, она ждала, но не заправленная! Когда вы так внезапно уехали, я остался с этим Пибоди и даже посоветовал ему держаться веселей. Так вот, мы оба отправились к заливу, где, как он сказал, на якоре стоит моторная лодка. Что ж, правильно, она стояла. Более того, у него наготове была маленькая гребная лодка, чтобы добраться до моторной. Я не люблю эти шаткие лодчонки, они не для человека моей комплекции, но я знаю, что такое долг, и я сел в нее. Так вот, Пибоди начал грести в сторону моторной лодки и справился с этим отлично, но при этом позволял себе всякие шуточки в адрес толстяков, к чему я не привык и мириться с чем не собираюсь. Но это к делу не относится. Мы подплыли к моторной лодке и встали борт в борт. Я бы не стал себя утруждать, перебираясь в другую лодку, если бы эта дубина стоеросовая вовремя вспомнил, что забыл заправить бак горючим. Да, можете смеяться, сэр. Не сомневаюсь, что и вам не доставляет никакого удовольствия карабкаться из одной лодки в другую, когда они качаются и уплывают из-под ног, потому что этот болван ни на минуту не может придержать их.
– Боюсь, Пибоди немного пошутил над вами, сержант.
– Если бы я так тогда думал, – сказал сержант, взрываясь от негодования, – то не знаю, что бы с ним сделал, хотя у меня и чесались руки, сэр. Сильно чесались. Но как я уже сказал, он только в лодке вспомнил о горючем, и мне пришлось снова перебираться из лодки в лодку. Не знаю, что хуже – выбираться из этой скорлупы или забираться в нее. Как бы там ни было, но я это совершил и сказал этому Пибоди, чтобы он поторопился и греб к той пристани. Это было все, что я мог сделать, поскольку от моторной лодки не было проку, а мне надо было каким-то образом переплыть залив. Не буду повторять, что этот Пибоди на это ответил, потому что у меня язык не поворачивается, но…
– Я сказал, – прервал его голос, – я сказал, что меня нанимали не для того, чтобы переплавлять бегемота через залив, и больше ничего.
Сержант резко обернулся и увидел мистера Пибоди в дверях.
– Замолчите, – сказал он, – нечего здесь околачиваться. И должен вам сказать, что если я услышу от вас еще хоть одно подобное выражение, то вам же будет хуже. Вы препятствуете закону, вот что вы делаете.
Пибоди скрылся в доме, напуганный этой скрытой угрозой. Сержант опять обратился к Эмберли:
– Не обращайте на него внимания, сэр.
– Я хочу знать, – сказал Эмберли, – вы видели, возвращался ли кто на лодке к пристани?
– К этому-то я все и веду, – ответил сержант. – Видел и не видел, если так можно сказать. Я заставил этого Пибоди грести к той стороне залива, но беда в том, что этой бестии понадобилась уйма времени, чтобы добраться до пристани. Мы подплыли уже довольно близко, когда я увидел тень человека, выпрыгнувшего из лодки вроде нашей и привязывавшего ее к причалу. Возможно, сэр, вы будете ругать меня, потому что у меня в кармане был фонарик, и довольно сильный. Но вот что я тогда подумал: этот малый не видел нашей лодки, а следовательно, не знает, что за ним следят. Если бы я включил фонарь, чтобы попытаться разглядеть его лицо, он бы сразу все понял и, как молния, исчез до того, как я выберусь на берег. Нет, сказал я себе, лучше мне не выдавать себя, а заставить этого парня Пибоди грести изо всех сил. Что я и сделал, сэр. Но как только мы подплыли к пристани, я услышал, что где-то за бунгало завели машину, и через минуту ее фары показались на дороге, которая, как сказал Пибоди, ведет в Лоучестер.
– Понимаю, – сказал Эмберли. – Жаль. Но в целом, сержант, я думаю, вы были правы.
– О, вы сняли камень с моего сердца, – сказал сержант с облегчением. – Если молодая леди жива, то она сможет быстро опознать этого человека. Но ведь мы и так знаем, кто он, мистер Эмберли?
– Знаем, сержант?
– Ну, ну, сэр! – сказал сержант снисходительно. – Разве вы забыли, что я вам сказал, когда убили Альберта Коллинза?
– Нет, не забыл. У вас что-нибудь еще есть?
– Да, сэр. Один отпечаток ноги, отпечаток покрышки. И чем быстрее я попаду в здешнее отделение полиции, тем лучше, потому что надо сделать слепки с отпечатков. А след-то оказался большой, больше, чем я предполагал.
– Сержант, вам цены нет, – сказал Эмберли. —Вы отправляетесь в отделение полиции немедленно. Садитесь в машину.
Польщенный, сержант сел в машину.
– Я сделаю все, что смогу, и надеюсь, результатом этого будет арест.
– Можете не сомневаться, —пообещал Эмберли. – Уверен, вас ожидает повышение по службе. Жаль, что не присутствовал при том, как вы перебирались из лодки в лодку.
– Да, вы все смеетесь, сэр. Но, может быть, чем подшучивать надо мной, вы все-таки скажете, за кем я все это время охотился?
– Но я думал, что вы знаете! – сказал Эмберли, от удивления подняв брови.
– Но я не совсем уверен, – признался сержант. – Когда я говорил вам о Бейкере, то я сказал… я имел в виду…
– Не путайте, сержант. Вы сказали, что он мой человек.
Сержант осторожно спросил:
– Положим говорил, а что?
– Вы были абсолютно правы, – сказал мистер Эмберли. – Он мой человек.
Сержант поперхнулся, но тут же пришел в себя и браво заговорил:
– Так я это и хотел сказать, если бы вы меня не прерывали. Я сразу догадался.
Мистер Эмберли усмехнулся:
– Неужели? Так же, как сразу догадались, кто настоящий преступник?
– Послушайте, сэр, – сказал сержант, – если это не Бейкер, то остается один человек, и, насколько я понимаю, это – мистер Фонтейн.
– Наконец-то! – сказал Эмберли. – Конечно, это Фонтейн.
– Да, прекрасно, – сказал сержант, – но почему он решил убить молодую леди?
– Потому что она его кузина, – ответил Эмберли.
– О! – воскликнул сержант. – Потому, что она его кузина. Конечно, это объясняет все, не так ли мистер Эмберли?
– Должно бы, – сказал Эмберли, – если вы можете сказать, сколько будет два да два.
Сержант все еще пытался решить эту простую задачку, когда машина остановилась у отделения полиции. Мистер Эмберли высадил сержанта и поехал в гостиницу.
Светловолосая хозяйка встретила его утешительной новостью: бедняжка отогрелась и сейчас пьет горячий бульон. Если он хочет, то может подняться к ней наверх.
Ширли, закутанная в халат хозяйки и несколько шалей, сидела на полу перед камином, пила бульон и сушила короткие кудрявые волосы. Она узнала его решительный стук в дверь и смущенно сказала:
– Войдите.
Мистер Эмберли вошел и закрыл за собой дверь. Подойдя к камину, он остановился, глядя на Ширли с улыбкой.
– Итак, мисс Ширли Браун, – сказал он, – я застал вас в неловком положении, не так ли?
Она улыбнулась, но пожала плечом.
– Пожалуйста, не надо! – сказала она, бросив на него быстрый взгляд. – Я, должно быть, выгляжу ужасно. Не хотите ли присесть? Я вас.. еще не поблагодарила.
Он сел в обитое плюшем кресло, на которое она указала.
– О нет, уже поблагодарили. Ваши манеры значительно улучшились. Вы поблагодарили меня сразу же.
– Да? – улыбнулась она. – Я не помню. Я… когда я услышала, как подплывает лодка, то почувствовала, что это вы. Полицейский рассказал вам, что случилось?
– Такер? О, нет, он представления не имел. Приношу извинения за то, что приставил к вам такого бесполезного стража. Мне помогла интуиция. Кстати, Билл выпрыгнул из кухни через окно. Я оставил его на попечение Такера.
– Как хорошо, что вы о нем позаботились, – сказала Ширли, смущаясь еще больше.
– Я хороший, – сказал Эмберли беззастенчиво.
Она засмеялась и покраснела:
– Да, я… я знаю.
– Не хочу вам надоедать, – сказал он, – но есть один вопрос, который меня очень беспокоит: что вы сделали с вашей половиной?
Она вздрогнула и удивленно посмотрела на него:
– Моей… моей половиной?
– Не хотите ли вы сказать, что она была при вас?
– Нет, – сказала она, оцепенев от удивления.
– Так куда же вы ее дели? Оставили ее где-то или забыли, как, между прочим, забыли и свой пистолет на столе в кухне? Попытайтесь вспомнить. Это очень важно. Ваш похититель знал, что она у вас. Филисити все выболтала, черт ее возьми. Поэтому-то он и хотел от вас избавиться.
– Филисити? – эхом повторила Ширли. – Откуда она могла знать?
– Она не знала, но вспомнила, что дядя позабыл книгу, и она была у вас в руках в тот день, когда он взял ее у Фонтейна.
Ширли подняла руки и убрала волосы с лица.
– Не могу сообразить, откуда вы узнали о книге. Кто вам мог сказать?
– Никто мне ничего не рассказывал. Вы должны отдать должное моей сообразительности, дорогая. Грейторн дважды подвергался налету из-за этой книги. И, естественно, я сразу понял, что именно книгу Коллинз выбрал в качестве тайника. Только в книге ничего не было. Из-за вашего абсурдного упрямства я был в полном замешательстве и не знал, где вторая половина. Только сегодня я узнал, что дядя на каких-то десять минут оставлял книгу в «Голове кабана». Где она была?
Как загипнотизированная она ответила:
– Засунута в корешок книги. Я обнаружила это случайно. Но что толку? Коллинз умер, а вторая половина была у него. Теперь все бесполезно.
– Напротив, – сказал Эмберли. – Та половина, что вы нашли, принадлежала Коллинзу.
– Да, я знаю, но он нашел и половину, принадлежавшую Даусону.
– Вот здесь я вам возражу, – сказал Эмберли. – Он не нашел ее. Половину Даусона нашел я.
– Вы? – изумилась она. – Вы нашли ее? Но… Откуда вы знали о ее существовании? Где вы ее нашли?
Он улыбнулся:
– Я извлек ее из ящика одного комода. Не догадываетесь какого?
Она отрицательно покачала головой:
– Я думала, что ее взял Коллинз. Никогда бы не подумала на вас. Вы знали, где она находилась?
– Нет, но я следил за вами из холла, когда вы первый раз выдвинули ящик. Затем вас спугнул Коллинз, и вы отошли, а я обследовал ящик. Половина завещания, которая принадлежала Даусону, была в нем. Это подтвердило все мои подозрения.
– Где же вы прятались? – спросила она. – Я ни разу вас не заметила. Все это кажется неправдоподобным. Я была уверена, что Коллинз вернулся к комоду до того, как я снова прокралась к нему.
– Я стоял за шторами в проходе. Когда вы с Коллинзом прошли по коридору, я, по соображениям стратегии, проскользнул в ближайшую спальню. Все очень просто.
Она удивленно смотрела на него.
– Вот как? Но как вы узнали, кто я? Леди Мэтьюс тогда еще меня не видела, поэтому не думаю, что она могла вам сказать обо мне.
Ее слова заинтересовали его.
– Тетя Марион? Вы хотите сказать, что она знала?
Ширли кивнула.
– Факт остается фактом, вы доверяли ей больше, чем мне, – сказал он разочарованно.
Ей почему-то очень захотелось опровергнуть его обвинение.
– Нет, совсем нет! Она узнала меня, как только увидела. Но сказала мне об этом только сегодня, когда я… попросила ее помочь мне увидеться с вами. Знаете, я очень похожа на отца, поэтому она меня и узнала.
– Вот так? – Эмберли фыркнул. – Какая же проницательная тетя Марион. Мои же подозрения возникли, когда я увидел портрет, висящий в коридоре особняка. Очень сильное сходство. Но из всего нашего разговора я так и не понял, что вы сделали со своей половиной?
– Я вложила ее в конверт и по почте отправила леди Мэтьюс перед тем, как сегодня днем отправиться в коттедж, – сказала Ширли. – Я ничего другого не могла придумать.
– Благодарите за это Господа! – сказал Эмберли. – Это единственный разумный поступок из тех, что вы совершили до сих пор. – Он взглянул на часы. – А сейчас, дорогая, в любой момент сюда может явиться мой друг сержант Габбинс, который хочет получить от вас «подробное изложение обстоятельств дела»… и так далее. Но до его прихода я хочу вам задать один вопрос и получить ясный ответ. Вы выйдите за меня замуж?
Какой-то момент она не могла уяснить смысл сказанного. Она смотрела на него в полном недоумении и только произнесла:
– Но я вам не нравлюсь?
– Бывают моменты, – сказал мистер Эмберли, – когда я с большим желанием вытряс бы из вас душу.
Она не сдержалась и рассмеялась:
– О, вы невозможны! Как вы можете желать жениться на мне?
– Не знаю, – сказал Эмберли, – но я женюсь.
– Вы же постоянно твердили, что терпеть меня не можете, – настаивала она.
– Зачем твердить одно и то же? Вы мне совсем не нравитесь. Вы упрямая, своенравная и ужасно скрытная. Ваши манеры отвратительны. И вообще вы нарушительница общественного порока. И все же я боготворю вас, – он наклонился и, взяв ее руки, притянул к себе. – И у меня есть подозрение, что я влюбился в вас с первого взгляда.
Она сделала попытку освободить руки.
– Неправда, вы меня терпеть не можете.
– Может быть, я и не выносил вас, – сказал мистер Эмберли, – но если бы не был влюблен, то почему, черт возьми, не сообщил о вас полиции?
В этот момент она осознала, что находится в его объятиях. Как это произошло, она не понимала – ведь она не позволяла ему обнимать ее. Внимательно изучая узор на его галстуке, она сказала охрипшим голосом:
– Никогда не думала, что захочу выйти замуж за человека, который считает меня такой упрямой.
Мистер Эмберли крепко сжал ее в своих объятиях:
– Любимая, я считаю, что ты восхитительна!
Мисс Ширли Браун, только что избежавшая смерти, поняла, что ее ждет не лучшая судьба. Она чувствовала, что, по крайней мере, одно из ее ребер окажется сломанным, но не сделала ни малейшей попытки освободиться из крепких объятий, от которых она чуть не задохнулась.
Извиняющимся, но в то же время не допускающим возражения голосом сержант, появившись на пороге комнаты, сказал:
– Прошу прощения, но я стучался дважды.