В большой гостиной остались Элиот, Филида, Грейс Парадайн и Альберт Пирсон в качестве буфера. Бог весть, осознал ли он свое положение и счел его крайне невыгодным или просто проявил сообразительность, когда сказал, что должен заняться кое–какими делами, и попросил разрешения удалиться. Пирсон отнюдь не казался взволнованным – впрочем, он никогда не волновался. Если хотя бы раз на протяжении двадцати девяти лет он чувствовал себя не в своей тарелке, то оставил чувства при себе. Миру он являл упрямую деловитость, которая порой раздражала. Непогрешимость требует значительной доли обаяния на другой чаше весов. А обаяния Альберту недоставало. Но сейчас три человека наблюдали за его уходом с сожалением.

Повисла пауза. Филида стояла у камина, глядя в огонь, вполоборота к другим, в позе изящного отчуждения. Щеки у нее раскраснелись. Грейс Парадайн не спешила вернуться в кресло. Элиот под маской вежливого гостя скрывал замешательство и сарказм. Он решил: если мисс Парадайн хочет, чтобы он заговорил первым, пускай себе ждет.

Они все ждали: Филида отстраненно, а мисс Парадайн с возрастающим негодованием. Элиоту хватило наглости прийти сюда, навязать свое общество им… а главное – Филиде! Она подумала: Джеймсу нелегко будет оправдаться за то, что он поощряет этого человека. Очень нелегко. Шок, который пережила Фил, невозможно забыть. И чего же Рэй ждет теперь, когда все разошлись? Мисс Парадайн шагнула к нему со словами:

— Думаю, пора пожелать друг другу доброй ночи. Лейн вас проводит.

В тот момент, когда смущение должно было бы возрасти, Элиот почувствовал, что неловкость окончательно его покинула. Разозлившись до такой степени, что ему стало все равно, он бодро произнес:

— Видимо, мистер Парадайн вам не сказал. Прошу прощения, но я заночую здесь. У нас очень важное дело, и мистер Парадайн настоял, чтобы я остался.

Мисс Парадайн утратила дар речи. Кровь прихлынула к лицу, резкие слова рвались с губ, подгоняемые гневом, который переполнял душу. Но она сдержалась. Сильнее обиды, сильнее всего остального было осознание того, что Филида слушает их разговор и что ошибка может дорого обойтись. Как бы Элиот ни провоцировал, нельзя сделать или произнести нечто такое, что способно внушить Филиде сочувствие к нему. Мисс Парадайн удержалась от колкостей и, осторожно подбирая слова, произнесла:

— Нет, он не сказал. Хотя, на мой взгляд, мог бы и предупредить.

Элиот умел восхищаться теми, кого не любил. Он очень не любил Грейс Парадайн, но не мог недооценивать ее как противника. Они сражались за Филиду, и Грейс победила. Гнев из-за бесполезности баталии одержал верх над восхищением.

— Согласен. Но я ни при чем. Мистер Парадайн срочно попросил меня приехать, я здесь уж точно не по собственному желанию. Сейчас мне необходимо с ним увидеться, поэтому я пожелаю вам спокойной ночи, – сказал он.

Грейс Парадайн склонила голову и отступила на шаг. Элиот взглянул на Филиду – та немедленно отошла от камина и приблизилась к нему.

— Спокойной ночи, Элиот.

Он ответил «спокойной ночи» и помедлил, желая узнать, что она сделает. Ну или потому что отвести взгляд было очень трудно.

Филида подошла вплотную, с тем же мечтательным ласковым видом, и подставила щеку для поцелуя. Это вышло так просто и естественно, что Элиот невольно ответил. Он слегка коснулся ее губами и отстранился. Филида, оглянувшись, произнесла: «Спокойной ночи, тетя Грейс», – пересекла комнату и вышла.

Элиот не испытывал никакого желания следовать за женой. Он был так поражен, что застыл на месте. Они любили друг друга, но расстались, а потом встретились совершенно случайно и беседовали как посторонние люди. Насколько же далека Филида от мыслей об их прежней страсти, полной любви и гнева, если способна подойти к нему и поцеловать так же, как поцеловала бы старенького дедушку! В странном оцепенении Элиот смотрел на Грейс Парадайн, пока та не вышла вслед за Филидой.