Простой солдат

Марсдон-Хаус был, если можно так выразиться, «законсервирован» полицией. До приезда следственной группы сотрудники Димитри кое-как прибрались, но в основном огромный особняк словно переживал в тяжелой форме период смены хозяина. Здесь стоял запах несвежих окурков, увядших цветов и алкоголя. Больше всего – окурков. Они были повсюду: согнутые пополам, запачканные красным, запачканные коричневым; в пепельницах, каминах и мусорных корзинках; втоптанные в пол бального зала, брошенные за стульями, прячущиеся в грязных чашках и плавающие в жалком размокшем состоянии среди стеблей умирающих цветов. Наверху, в женской гардеробной, они лежали среди барханов рассыпанной пудры, а в Зеленом будуаре кто-то оставил сигаретой обугленный след на краю антикварного столика.

Аллейн и Фокс стояли в Зеленом будуаре и смотрели на телефон.

– Отсюда он мне звонил, – сказал Аллейн и еще раз процитировал: «Это главный по увеселениям. Мог бы с тем же успехом подливать яду в свои проклятые зелья. И работает он с…» Смотри, Фокс, вероятно, он сидел вот в этом кресле, лицом к двери. Но не мог заметить вошедшего из-за этой очаровательной ширмы. Представь себе, что наш неизвестный неслышно входит в комнату. Он улавливает слово, привлекающее его внимание, на миг замирает, а затем, осознав, что происходит, выходит из-за ширмы. Лорд Роберт поднимает глаза: «О, это вы! Не слышал, как вы вошли» – и, помня, что он только что упоминал Скотленд-Ярд, выдумывает историю об утерянной вещи и кладет трубку. Я отдал распоряжение, чтобы каждое имя из списка гостей было проверено и каждого как можно скорее расспросили, не прервал ли он своим появлением тот разговор. На это дело я отрядил много людей, но помощник комиссара, слава Богу, настроен очень благожелательно. Позови мне того констебля, хорошо?

Констебль, оставленный дежурить в доме, доложил, что полицейский сержант Бейли обыскал все комнаты на предмет отпечатков и перед ленчем уехал в Ярд.

– Этот телефон еще подключен?

– Уверен, что да, сэр. Ничего не трогали.

– Фокс, позвони в Ярд и узнай, нет ли новостей.

Пока Фокс разговаривал по телефону, Аллейн бродил по комнате, с отчаянием глядя на следы пребывания столь многих гостей. Было бессмысленно надеяться, что старания Бейли приведут к обнаружению каких-нибудь убедительных улик. На телефоне, конечно, могли обнаружить отпечатки пальцев лорда Роберта, но какой от этого прок? И если бы даже удалось выделить и идентифицировать каждый оставленный в комнате отпечаток, это ни к чему не привело бы.

Говоривший по телефону Фокс обернулся.

– Они прошлись по списку гостей, сэр. Очень тщательная работа. Пять человек на пяти телефонах. Никто из гостей не признается, что подслушал лорда Роберта, как и никто из слуг.

– Тогда это по нашей части. Найти того, кто вмешался в разговор. Почему-то мне кажется, что все дело отыскания убийцы сведется именно к этому. – Аллейн задумчиво бродил по комнате. – Дэвидсон прав: приятная комната.

– Дом ведь принадлежит дяде леди Каррадос, не так ли?

– Да, генералу Марсдону. Похоже, он человек со вкусом. Грёз очарователен. А где же та оскорбительная переделка Челлини? – Старший инспектор наклонился над столиком с рельефной столешницей. – Ничего подобного здесь нет. Любопытно. Дэвидсон сказал, портсигар был на этом столе, верно? Его нет ни здесь, ни где-либо еще в этой в комнате. Странно! Очевидно, он принадлежал кому-то из гостей. Собственно, эта штука нам и не нужна. Но все равно лучше проверить. Вот уж нудное занятие! Опять опрашивать всех гостей, пока не повезет! Быть может, Франсуа видел ее, когда вытряхивал пепельницы. Надо будет его спросить.

Он позвонил Франсуа, тот сказал, что ничего не знает о лежавшем без присмотра портсигаре. Аллейн вздохнул и достал свои записи. Фокс с обычной своей обстоятельностью обходил весь этаж.

– Эй! – окликнул его Аллейн спустя десять минут. – Фокс!

– Да, сэр?

– Я тут пытался свести в систему передвижения разных людей. И вот что у меня получилось. Пожалуйста, послушай внимательно, потому что все это очень путано и в половине случаев я сам не слишком уверен. Во время перерыва на ужин леди Каррадос оставила в этой комнате свою сумочку. Франсуа видел, как Димитри забрал ее и понес вниз. Мисс Трой, которая в это время танцевала с Банчи, видела, как Димитри в бальном зале вернул сумочку леди Каррадос. Мисс Трой заметила, что сумка выглядела много тоньше, чем прежде. Мы не знаем, есть ли свидетели того, как она оставляла сумочку, но это не имеет значения. Банчи видел, как она приняла ее от Димитри. В час ночи он позвонил мне, сказать, что у него есть веские доказательства касательно шантажиста, и произошел ключевой разговор. Далее, если верить Франсуа, было четверо людей, которые могли этот разговор подслушать: Уитерс, Дональд Поттер, сэр Герберт Каррадос и бесцветная мисс Харрис, которая могла быть – а могла и нет – в туалете, но явно находилась на этом этаже. Мог прийти и уйти кто-то еще, пока Франсуа бегал за спичками для разъяренного Каррадоса. По возвращении Франсуа зашел в комнату с телефоном и обнаружил, что она пуста. Когда разложишь по полочкам, все становится проще. Отлично. Наша задача выяснить, мог ли кто-то еще подняться наверх, подслушать телефонный разговор и опять спуститься, пока Франсуа ходил с поручениями. Уитерс говорит, что слышал из другой гостиной, как кто-то говорил по телефону. Он также утверждает, что Каррадос тоже был там в это время. Так что, каким бы Уитерс ни был мошенником, похоже, в данном случае он говорит правду. Идем, Фокс, за дело.

Галерея была типична для большинства больших старомодных лондонских особняков. Комната с телефоном находилась в дальнем ее конце, рядом помещалась туалетная. Это оказалось помещение в викторианском стиле, с маленькой передней и атмосферой унылой благопристойности. Внутренняя дверь была наполовину филеночной, с толстым матовым стеклом, которое пропускало внутрь скудный дневной свет. Далее, за туалетной комнатой, шла спальня, приспособленная на время бала под женскую гардеробную, и еще дальше, у самой лестницы, располагалась вторая гостиная. Рядом с ней была еще одна дверь, обитая зеленым сукном: она вела в помещения для слуг и на черную лестницу. Со второй стороны галереи был виден огромный лестничный колодец. Аллейн облокотился о балюстраду и посмотрел вниз, на отвесный пролет между извилистыми лестничными маршами, уходящий вниз, до самого вестибюля.

– Хороший наблюдательный пункт, – заметил он. – Теперь идем вниз.

На следующем этаже находился бальный зал. Невозможно было представить себе что-то более запустелое и безрадостное, чем этот огромный пустой пол, эти стулья, словно молчаливо переговаривающиеся между собой, эта эстрада, усеянная окурками и программками. На всем лежал тонкий слой пыли, и шаги гулко отдавались в огромном пустом пространстве. Казалось, стены потихоньку вздыхали, как если бы запертый в них воздух неудержимо стремился вырваться наружу. Аллейн и Фокс, обойдя все помещение, не нашли ничего полезного и по широкой лестнице спустились в вестибюль.

– Вот здесь он стоял, – сказал Аллейн, – у подножия левой лестницы. Димитри – неподалеку. Сэр Дэниэл вышел из гардеробной, вон там, слева. Группа шумной молодежи находилась ближе к входным дверям. А за той дверью, рядом с мужской раздевалкой, располагался буфет. Давай взглянем на него. Ты видел все это раньше, Братец Лис, но должен позволить мне позанудствовать.

Они вошли в буфет.

– Запах здесь, как в кабаке, прямо скажем. Посмотри на эти аккуратные ряды ящиков из-под шампанского под столами. Веселье по десять фунтов за дюжину. Именно отсюда вышли Дональд и Бриджет в предпоследней сцене и именно здесь беседовали Димитри и Каррадос перед самым уходом лорда Роберта. А вот как долго после его ухода? Взгляни-ка, Фокс: штрих в духе Шерлока Холмса. Окурок сигары рядом с длинной дорожкой пепла. Чертовски хорошая сигара и тщательно докуренная. Вот бокал, а вот на полу порванный поясок от сигары. «Корона-Корона». – Аллейн понюхал бокал. – Коньяк. А вот и бутылка. «Курвуазье, 1887». Держу пари, гостям его не подавали. Скорее, припасли специально для старика Каррадоса. Фокс, позвони-ка Димитри и узнай, пил ли сэр Герберт коньяк и курил ли сигару, когда спустился сюда после бала. И заодно выясни у Каррадосов, можем ли мы к ним наведаться примерно через полчаса. Потом надо будет нанести визит чете Хэлкат-Хэккеттов. Их дом недалеко отсюда, на Хэлкин-стрит, – придется возвращаться. Но Каррадоса я хочу повидать первым. Узнай, примут ли нас генерал и миссис Хэлкат-Хэккетт примерно через два часа, хорошо, Фокс?

Фокс неслышным шагом направился к телефону, а Аллейн через вторую дверь вошел в заднюю комнату, буфетную подсобку. Поднос с остатками ужина Димитри все еще был там. «А он ни в чем себе не отказывает, – подумал Аллейн, заметив на тарелке три или четыре маленькие зеленовато-черные гранулы. – Икра. А вот и обглоданное крылышко дичи. И шампанское. Холеный мистер Димитри, лакомящийся за кулисами, словно разжиревший кот».

Он вышел в вестибюль.

– Мистер Димитри, – сообщил Фокс, – вспомнил, что наливал сэру Герберту коньяк из специально зарезервированной для него бутылки. Ему кажется, что сэр Герберт Каррадос курил сигару, пока пил коньяк, однако присягать он не стал бы.

– Нам лучше снять с бокала отпечатки пальцев, – сказал Аллейн. – Я велю Бейли позаботиться об этом, а затем, думаю, можно будет здесь убирать. Как твои переговоры?

– Все в порядке, сэр. Хэлкат-Хэккетты примут нас в любое время сегодня днем.

– А Каррадос?

– Он сам подошел к телефону. Сказал, что примет нас, если мы отправимся прямо сейчас.

– Как он держался? Рвал и метал?

– Если вам угодно так это определить, сэр. Мне показалось, что он, скорее, человек страдающий, чем гневный. Я подумал и сказал, мол надеюсь, он сознает свой долг. Он назвал себя большим личным другом комиссара полиции.

– О Боже, Боже! Оскорбленное величие. Неуверенный в себе, ложно скромный, всем недовольный. Мне ли не знать таких типов? Фокс, мы должны изображать почтительность и вместе с тем показывать, что причастны к высокой миссии. Подавать с лучшим маслом и накладывать большими кусками. Довольно жалкий субъект. Поправь галстук, ожесточи сердце и – в путь.

Сэр Герберт и леди Каррадос жили на Грин-стрит. Лакей отворил Аллейну дверь.

– Сэр Герберт дома? – спросил Аллейн.

– Сэра Герберта дома нет, сэр. Не угодно ли оставить ему сообщение?

– У меня с ним договоренность о встрече, – сообщил Аллейн, – поэтому предполагаю, что он все-таки дома. Вот моя визитная карточка.

– Прошу прощения, сэр, – сказал лакей, в легком замешательстве глядя на превосходную одежду Аллейна. – Я понял, что звонили из полиции.

– Мы и есть из полиции, – сказал Аллейн.

В это время подошел Фокс, который расплачивался с таксистом. Взгляд лакея упал на его котелок и ботинки.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – пройдите сюда, пожалуйста.

Он проводил их в кабинет-библиотеку. Трое покойных Каррадосов, написанные маслом, холодно взирали со стен. Отблески пламени камина дрожали на книгах в единообразных переплетах, стоящих за стеклянными дверцами шкафов. Сам сэр Герберт, в форме штабного офицера, в начищенных до блеска ботинках и восхитительных бриджах, смотрел с группового фото, сделанного в Танбридж-Уэллсе, средоточии его военной деятельности. Аллейн внимательно присмотрелся, но красивое лицо было так же лишено выражения, как и плотно обтянутые бриджами колени, между которыми, на внутренней стороне ляжек, с обескураживающей важностью покоились обтянутые перчатками руки. Дурацкая фотография. К ней примыкали по бокам два разукрашенных официальных адреса, объектом которых был сэр Герберт. На приставном столике стоял роскошный ящик для сигар. Аллейн открыл его и заметил, что сигары были точной копией той, что курили в буфете. Он аккуратно опустил крышку и повернулся, чтобы осмотреть миниатюрный французский секретер.

Фокс, чувствовавший себя совершенно непринужденно, стоял посреди комнаты, солидный, как скала. Казалось, он погружен в легкую рассеянность, но на самом деле мог бы сейчас выйти из комнаты и описать ее с точностью спеца по пелманизму [32] .

Дверь отворилась, и вошел Каррадос, вызвав у Аллейна безотчетную ассоциацию с трауром в королевском семействе. Сэр Герберт хромал, пожалуй, более заметно, чем обычно, и опирался на черную трость. Он выдержал паузу, вставил в глаз монокль и произнес:

– Мистер Аллейн?

Аллейн сделал шаг вперед и поклонился.

– Чрезвычайно любезно с вашей стороны, что вы согласились принять нас, сэр.

– Нет-нет, – возразил Каррадос, – человек обязан выполнять свой долг, какой бы тяжелый удар его ни постиг. Истинный англичанин должен сохранять твердость духа при любых обстоятельствах. Я разговаривал с вашим комиссаром, мистер Аллейн. Он мой старый друг… э-э-э… присаживайтесь, господа. Вы тоже, мистер… э-э-э?..

– Это инспектор Фокс, сэр.

– О да, – произнес Каррадос, протягивая руку. – Прошу садиться, Фокс. Так вот… – Он снова повернулся к Аллейну, когда все расположились. – Ваш начальник сказал мне, что вы сын еще одного моего старого друга. Я также был когда-то хорошо знаком и с вашей матушкой, и она, по-моему, подруга моей жены. Она была вчера в Марсдон-Хаусе. – Он прикрыл глаза рукой и досадливо прошептал: – В Марсдон-Хаусе! Ах да, ну что поделать!

Аллейн сказал:

– Нам, право, очень жаль, сэр, что приходится беспокоить вас после того, что случилось. Боюсь, эта трагедия стала для вас огромным потрясением.

Каррадос одарил его улыбкой страдальца.

– Да, – проговорил он, – не стану притворяться, что это не так. Лорд Роберт был одним из самых дорогих наших друзей. Мы не только испытываем чувство тяжелой личной утраты, но я также не могу отделаться от мысли, что было жестоко поругано наше гостеприимство.

Это сведение убийства к нарушению правил светского этикета ошеломило Аллейна. Судя по всему, сэр Герберт расценивал лишение человека жизни как некую непростительную faux pas [33] .

– Полагаю, – продолжал Каррадос, – что вы пришли сюда, вооруженные перечнем вопросов. Если так, боюсь, вас ждет разочарование. Я простой солдат, мистер Аллейн, и подобные вещи за пределами моего понимания. Могу сказать, что уже с самого утра нас донимает шайка беспардонных юнцов с Флит-стрит. Мне пришлось спросить Скотленд-Ярд – где, смею надеяться, мое имя небезызвестно, – нельзя ли положить конец этому безобразному преследованию. Я говорил об этом с вашим шефом, который, как, по-моему, я уже сообщал вам, мой личный друг. Он согласился со мной, что поведение журналистов в наше время нестерпимо.

– Сожалею, что по отношению к вам проявлена подобная бесцеремонность, – сказал Аллейн. – Постараюсь отнять у вас как можно меньше времени. У нас действительно есть к вам несколько вопросов, но всего лишь несколько, и они совсем не страшные.

– Уверяю вас, что совсем не боюсь полицейского расследования, – вновь страдальчески улыбнулся Каррадос, все еще прикрывая глаза рукой.

– Разумеется, нет, сэр. Я хотел бы прежде всего спросить вас, беседовали ли вы с лордом Робертом прошлой ночью. Я имею в виду нечто большее, чем приветствие и прощание. Я подумал, что если в его поведении было что-то необычное, это не ускользнуло бы от вашего внимания, как от внимания большинства других людей.

Вид у Каррадоса стал чуть менее обиженным.

– Я не претендую на особую наблюдательность. Но как солдату мне действительно приходилось работать глазами, и если где-то что-то не так, думаю, от меня это не укроется. Да, я разговаривал с лордом Робертом Госпеллом раз или два прошлой ночью и могу заверить вас, он вел себя совершенно обычно во всех отношениях. Был весьма любезен и сказал мне, что, по его мнению, наш бал самый успешный в сезоне.

Аллейн чуть подался вперед и почтительно посмотрел на Каррадоса.

– Сэр Герберт, я намерен сделать нечто нетрадиционное, и, надеюсь, вы не выставите меня за дверь, как, бесспорно, очень легко могли бы сделать. Я хочу полностью вам довериться.

Было приятно видеть, как признаки скорби исчезают с лица Каррадоса и как меняется его поза: из раненого солдата он превратился в точную копию своей фотографии из Танбридж-Уэллса. Он вскинул голову. Руки непроизвольно легли на внутренние стороны ляжек, между расставленными коленями. Недоставало только перчаток и бриджей. Мудрый сын империи приготовился выслушать признание.

– Это не первый случай, – скромно промолвил сэр Герберт, – когда мне оказывают доверие.

– Уверен, что так. Вот в чем наше затруднение. У нас есть основания полагать, что ключ к разгадке этой тайны лежит в одной-единственной фразе, сказанной сэром Робертом по телефону из Марсдон-Хауса. Если бы мы могли получить правдивый отчет о разговоре, который лорд Роберт вел с неизвестным человеком сегодня в час ночи, убежден, мы сильно продвинулись бы в поимке преступника.

– А! – Каррадос просиял. – Это подтверждает мою собственную гипотезу, мистер Аллейн: убийца был со стороны. Видите, я знаком с вашей терминологией. В ту самую минуту, как мы услышали о трагедии, я сказал жене, что совершенно убежден: никто из наших гостей не может быть замешан в ней. Телефонное сообщение от неизвестного лица! Ну, что я говорил!

– Я почти надеялся, – сдержанно заметил Аллейн, – что вы слышали об этом разговоре. Вероятно, это было глупо с моей стороны.

– Когда он состоялся?

– В час ночи, по нашим сведениям.

– В час ночи. В час ночи. Дайте подумать! – Каррадос надвинул тяжелые брови на свои глупые глаза и значительно наморщился. – В данный момент, должен признаться, я не могу хорошо припомнить…

– Большинство ваших гостей еще сидели за ужином, – подсказал Аллейн. – Я разговаривал со слугой, дежурившим на верхнем этаже, и он как будто бы припомнил, что вы поднялись туда примерно в это время.

На красных щеках сэра Герберта внезапно проступили багровые жилки.

– Ну уж, клянусь Богом, этому парню положено было запомнить, будь проклята его наглость! Конечно же, я поднимался на верхний этаж, и это было именно в час ночи. Вы совершенно правы, мистер Аллейн. Я плачу этим проклятым устроителям банкетов целое состояние, чтобы они все организовали и вправе ожидать – не без оснований, надеюсь, – определенного уровня качества. И что же я вижу? Нет спичек! Нет спичек в гостиной у лестницы, а вся комната усыпана пеплом! На каминной полке горит непотушенная сигарета! Это как раз под часами. Вот почему я запомнил время. Именно в час ночи, как вы говорите. Смею думать, я человек благоразумный, Аллейн, но не постесняюсь признаться вам, что пришел тогда в ярость. Я вышел на площадку и задал тому парню такого перцу, что он не скоро забудет. Как наскипидаренный, он помчался вниз за спичками! Ленивые, изнеженные итальяшки, черт бы их побрал!

– Вы все время находились на галерее, сэр?

– Конечно же, я не был все время на галерее! Я то заходил, то выходил из этой гостиной, будь она неладна. Я поднялся наверх, полагаю, примерно без пяти час, вошел в комнату и нашел ее в таком состоянии, как описал. Я бы зашел и в другую комнату – ту, что с телефоном, но там сидела парочка. Они, кстати, вели себя скорее как лакей с горничной, чем как люди, которых имеешь обыкновение принимать в качестве гостей. Как вам это понравится! Мужчина выскользнул в тот момент, когда я устраивал разнос проклятому официанту, и потом слонялся по галерее. Я имею в виду этого парня, Уитерса. Не помню, называл ли вам раньше его имя. Потом вышла леди и скрылась в гардеробной. Да, – клянусь Богом, сэр! – затем наверх действительно поднялся Роберт Госпелл и вошел в комнату с телефоном. Вот именно! В комнату с телефоном! – торжественно провозгласил Каррадос, раздувая усы.

– Великолепно, сэр. А теперь позвольте мне перечислить все это еще раз. Хочу удостовериться, что я все правильно понял. Вы вышли из первой гостиной и поговорили с официантом. Капитан Уитерс вышел из второй гостиной, той, что с телефоном, а следом выскочила миссис Хэлкат-Хэккетт и прошла в дамскую гардеробную.

– Эй, позвольте! – воскликнул Каррадос. – Я не упоминал имя леди. Бог свидетель, я достаточно хорошо воспитан, и не в моих правилах называть имя дамы.

Лицо Аллейна выразило вежливое лукавство.

– Боюсь, сэр, я несколько поспешил с выводами.

– А что, в самом деле? Вы хотите сказать, уже пошли слухи? Она ведь американка, не правда ли? Так-так-так, мне жаль это слышать. Хэлкат-Хэккетт очень старый мой друг. Весьма жаль это слышать.

Аллейн, не без ехидства отметив, что сэр Герберт от души рад, продолжил:

– В этот самый момент, когда вы, отослав слугу, вернулись в гостиную, а миссис Хэлкат-Хэккетт нырнула в гардеробную, на верхнюю галерею поднялся сэр Роберт. Что в это время делал Уитерс?

– Уклонившись от встречи с ним, удрал в гостиную вслед за мной. Мне пришлось вступить с этим типом в разговор. Молодой Поттер тоже сидел там с надутым видом. Смею надеяться, Аллейн, что у меня не меньше толерантности к молодежи, чем у любого другого старого чудака, но, должен признаться…

Он смущенно замолчал.

– Да? – пробормотал Аллейн.

– Ничего… не имеет значения. Не стоит отвлекаться от темы, не так ли? Так вот, льщу себя надеждой, Аллейн, что могу поладить с большинством людей, но честно признаюсь, мне не понравилось общество Уитерса. Называет себя капитаном. Из какого он полка?

– Понятия не имею. А вы, случайно, не слышали, как лорд Роберт разговаривал по телефону в другой комнате?

– Нет. Нет, не слышал. Теперь, когда вы спросили об этом, мне кажется, я слышал, как телефон позвякивал, – так бывает при наборе номера. Дело в том, что я не мог больше выносить проклятого разговора с этим субъектом. Я извинился и отправился вниз.

– На лестнице никто не попался вам навстречу?

– Не думаю. Впереди меня спускалась миссис Хэлкат-Хэккетт.

– То есть, пока вы все еще были в гостиной, сэр, любой мог подняться по лестнице и войти в комнату, где разговаривал по телефону сэр Роберт?

– Полагаю, так.

– То есть миссис Хэлкат-Хэккетт могла войти туда перед тем, как вы стали спускаться по лестнице. Капитан Уитерс или Дональд Поттер могли бы войти туда после этого.

– Да, черт возьми, могли бы. Если вам нужен отчет об этом телефонном разговоре, спросите их. Я не люблю делать предположения в отношении своих гостей, но честное слово, от капитана Уитерса вполне можно ожидать, что он станет подслушивать чужой разговор. О чем думает молодой Поттер, общаясь с подобным грубияном, да еще на двадцать лет себя старше, хотел бы я знать? Еще что-нибудь?

– Да, сэр. Вы, случайно, не заметили, пока были наверху, некую мисс Харрис? Тот официант говорил что-то…

– Харрис? Вы имеете в виду секретаршу моей жены? Да, конечно, я видел ее. Когда я поднялся, она бросилась в туалет. Как она выходила, я не заметил.

– Понимаю. Что, если бы я переговорил с ней прежде, чем мы уйдем?

– Пожалуйста, но с ней вам будет нелегко. Она девица стеснительная – жаль, что сейчас таких мало. В наши дни им наплевать, кто их застигнет у какой двери.

Сэр Герберт, решив, что сказал нечто забавное, разразился лающим смехом, к которому Аллейн не преминул присоединиться.

– Бедняжка Харрис, – проговорил Каррадос. – Да уж…

– Ну а теперь, – продолжал Аллейн, когда смех умолк, – переходим к завершению бала. Нам, разумеется, хотелось бы отследить передвижения лорда Роберта. Не знаю, сэр, могли бы вы помочь нам в этом.

– Что ж, дайте подумать. Мы с женой стояли на том этаже, где бальный зал, у лестницы, прощались с гостями – то есть с теми из них, кто оказался достаточно старомоден и счел необходимым поблагодарить хозяев. Некоторые из молодых щенков, смею вас заверить, не озаботились этим. Лорд Роберт, конечно, подошел и был очень любезен. Теперь позвольте подумать. Он спустился по лестнице в гардеробную и вышел оттуда в своем диковинном плаще. Я помню этот момент, потому что сам спустился в вестибюль и прошел мимо него. Я направлялся в буфет.

– А вышли вы оттуда до ухода лорда Роберта?

– Нет. – Каррадос снова вошел в образ израненного в сражениях солдата. – Нет. Это был последний раз, когда я видел Роберта Госпелла. Да! Не скрою, Аллейн, все это дело сильно по мне ударило. Очень сильно! Тем не менее мы должны быть стойкими, не так ли? О чем мы говорили? Ах да. Я пробыл в буфете довольно долго. Не скрою, я совсем выдохся. Я выкурил сигару и выпил бокал коньяка. Перемолвился с этим парнем, Димитри, и отправился домой.

– Вместе с леди Каррадос и мисс О’Брайен?

– Что? Нет. Нет, их я отправил раньше, на другой машине. Моя жена была крайне утомлена. А я хотел еще осмотреться. Удостовериться, что все в порядке. Я не доверил бы этого никому другому. Эта публика так чертовски беспечна – повсюду оставляет непогашенные сигареты. Убедившись, что все в порядке, я направился домой. Шофер вернулся за мной. Смею предположить, вам захочется поговорить с ним?

– Нет, сэр, благодарю вас. Мы верим вам на слово.

– Я бы не хотел, чтобы со мной обращались иначе, чем с кем-либо другим, но это уж как вам будет угодно, разумеется. Еще какие-то вопросы?

– Я хотел бы поговорить с леди Каррадос, если возможно.

– Едва ли моя жена что-то сообщит вам, Аллейн. Она крайне удручена всем этим. Роберт Госпелл был очень большим ее другом, и она восприняла его смерть чертовски тяжело. Собственно, она еще не вставала.

Аллейн выдержал паузу.

– Как жаль! – произнес он наконец. – Весьма досадно. Я-то хотел, по возможности, избавить ее от появления на дознании.

– А когда дознание?

– Завтра утром, сэр.

Каррадос сердито сверкнул на него глазами.

– Она, безусловно, слишком слаба для подобного испытания. Я прослежу за тем, чтобы врачи ей запретили. И точно так же она не в состоянии говорить с вами сейчас. Я знаю, что если бы мне пришлось ее потревожить, чего я делать не собираюсь, поскольку она спит, она отказалась бы. Это определенно.

Дверь отворилась, и вошел ливрейный лакей.

– Ее светлость, сэр, просит передать мистеру Аллейну, что если у него есть несколько свободных минут, она была бы очень рада его видеть.

Лакей немного подождал и при крайне неловком молчании затворил за собой дверь.