Часть II
Глава 9
АЛИБИ
1
Уильям сидел в кресле у приемника. Он низко наклонился вперед. Голова свесилась между коленями, а кисти рук почти доставали до пола. Войди Мандрэг ненароком в комнату, он сначала, пожалуй, подумал бы, что Уильям тщательно рассматривает что-то лежащее на ковре у своих ног. Рана на затылке казалась безобразно-неестественной, скорее нелепой, чем страшной. В это невозможно было поверить. Мандрэг перевел взгляд на Джонатана, стоящего спиной к двери в будуар. Джонатан вытирал платком руки. Мандрэг уловил какой-то тихий звук. Маленькое красное пятнышко появилось у левого ботинка Уильяма.
— Посмотрите, Обри.
— А он?… Вы уверены?
— Господи, вы только взгляните.
У Мандрэга не было никакого желания смотреть на Уильяма, но он, хромая, направился к креслу. Вычислял ли кто-нибудь скорость полета мысли? Одно маленькое мгновение может вместить сотни образов и картин из прошлого. Всего несколько секунд понадобилось Мандрэгу, чтобы подойти к Уильяму Комплайну и склониться над ним. Но и их было достаточно, чтобы в голове возникла вереница ассоциаций. Он вспомнил странности Уильяма, подумал, что никогда уже не увидит его картин, представил, что рот у Уильяма, должно быть, полуоткрыт, и из (его капает кровь. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль о Клорис, которую Уильям, наверное, когда-то целовал, о руках доктора Харта. Всплыли фразы из некогда прочитанных детективов, и тут он подумал, что, давая свидетельские показания, ему придется назвать свое настоящее имя. Постепенно в мысли стало вплетаться имя Родерика Аллейна, а перед глазами все время вставали картины глубоких снегов.
Он опустился перед Уильямом на колени и дотронулся до его правой руки. Она вяло качнулась от прикосновения. Это поразило его. Что-то упало ему на тыльную сторону ладони, и он увидел такое же красное пятнышко, как у ботинка Уильяма. Он его ожесточенно стер и, наклонившись, заглянул Уильяму в лицо. Оно было ужасно — и глаза и рот широко раскрыты. Затем Мандрэг поднялся на ноги, посмотрел на затылок Уильяма и почувствовал отвратительную тошноту. Невольно пошатываясь, он поспешил отойти. Его изуродованная нога наткнулась на что-то лежащее на полу. Предмет был в тени, и ему пришлось нагнуться, чтобы рассмотреть его. Это было нечто плоское, в виде лопатки, заканчивающейся короткой ручкой. За спиной он услышал бормотание Джонатана:
— Он висел на стене. Я вам его показывал. Это из Новой Зеландии. Я говорил вам. Называется мери. Я говорил вам. Сделан из камня.
— Да, я помню, — ответил Мандрэг.
Когда он обернулся к Джонатану, то увидел, что в комнату вошел Николас.
— Ник, — проговорил Джонатан, — мой дорогой Ник.
— Он не умер, — сказал Николас. — Он не мог умереть.
Он оттолкнул от себя Джонатана и подошел к брату. Взяв обеими руками голову Уильяма, он попытался ее приподнять.
— Не надо, — попытался остановить его Мандрэг. — Не стоит. Не сейчас.
— Вы с ума сошли! Почему вы не пытались?… Оставить его в таком состоянии! Вы сошли с ума! — Он поднял голову Уильяма, увидел его лицо и, судорожно всхлипнув, отпрянул. Голова Уильяма безжизненно упала на грудь.
— Билл, Билл, Билл! — без остановки звал Николас брата. В смятении он метался по комнате, как-то странно и бестолково жестикулируя.
— Что нам делать? — спросил Джонатан, и Мандрэг повторил про себя: «Что нам делать?»
Вслух он произнес:
— Мы сделать ничего не можем. Надо вызывать полицию. Доктора. Мы сделать ничего не можем.
— Где Харт? — внезапно задал вопрос Николас. — Где он?
Спотыкаясь, он подошел к двери за спиной Уильяма, повозился с ключом, потом распахнул ее. В зеленом будуаре было темно, огонь в камине погас, лишь мерцали тлеющие угли.
— Господи, действительно, где он? — воскликнул Мандрэг.
Николас направился к двери в холл, но Джонатан и Мандрэг, не сговариваясь, одновременно преградили ему дорогу.
— Пустите меня! — закричал Николас.
— Ради всего святого, Комплайн, подождите минутку, — сказал Мандрэг.
— Подождать?!
— Мы имеем дело с безумцем. Может, он затаился и ждет вас. Подумайте, дружище.
Мандрэг взял Николаса под руку и почувствовал, что решимость того слабеет. В глазах, казалось, мелькнул былой страх.
— Обри прав, Ник, — залепетал Джонатан. — Дорогой мой, нам надо быть осторожнее. Нельзя так бросаться сломя голову. Нет, нет. И потом, тебе надо подумать о матери. Ты ведь понимаешь, что надо как-то сообщить ей об этом.
Николас освободился от Мандрэга, подошел к камину и бросился в кресло:
— Ради Бога, оставьте меня одного! — произнес он.
Джонатан и Мандрэг отошли в сторону и стали шепотом советоваться, что делать.
— Послушайте, — сказал Мандрэг, — я предлагаю запереть эту комнату, пройти в соседнюю и все обсудить. Как там дамы? Все в порядке? Я думаю, их лучше не оставлять одних. Так что вернемся в библиотеку. — Он повернулся к Николасу: — Мне очень жаль, Комплайн, но я думаю, что мы не должны здесь пока ничего трогать. Джонатан, во всех дверях есть ключи? А, да, вижу.
Дверь в будуар была заперта. Мандрэг вытащил ключ, затем запер дверь в холл и отдал оба ключа Джонатану. Проходя по комнате к двери в библиотеку, он почувствовал, как что-то кольнуло в подошве ботинка, надетого на здоровую ногу, и машинально ругнул сапожника. Выводя Николаса из курительной, Мандрэг заглянул за ряды книжных муляжей, расположенных на полках двери, и убедился, что здесь тоже есть замок.
Херси и Клорис сидели у камина. Мандрэг заметил, что у Клорис заплаканы глаза. «В это вмешиваться нельзя. Здесь я помочь бессилен», — подумал он, впервые почувствовав укол ревности к Уильяму, который своей гибелью вызвал слезы Клорис.
Тут он в первый раз обратил внимание на то, что Джонатан был бледен, как смерть. Он непрестанно открывал и закрывал рот, поправлял очки и нервно покашливал.
«Наверное, я и сам выгляжу отвратительно», — подумал Мандрэг. Но, несмотря на все волнения, Джонатан принял важный начальственный вид. Он уселся рядом с Херси и взял ее за руку.
— Итак, мои дорогие, — начал он, и, хотя голос его дрожал, в словах чувствовался привычный педантизм. — Я уверен, что все вы будете держаться разумно и мужественно. Произошло страшное несчастье, и я знаю, что в какой-то мере виноват в нем сам. Сознание этого ужасным грузом ляжет на мою совесть, но сейчас я не имею права поддаваться этим мыслям. Перед нами встала неотложная задача, и мы должны справиться с ней как можно лучше. Боюсь, что не остается никаких сомнений в том, что Уильяма убил доктор Харт. Я думаю, нет сомнений также в том, что Харт невменяем. Поэтому прежде всего я хочу, Херси, чтобы вы обе сидели здесь, закрыли за нами дверь и обещали никому не открывать, пока не вернется кто-нибудь из нас.
— Но он же не за нами охотится, — сказала Херси. — Он ничего против нас не имеет.
— А что он имел против Уильяма?
— Зато Уильям имел против него вполне достаточно, — произнесла Херси.
— Должно быть, это из-за радио, — обратился Мандрэг к Николасу. — Он чуть не набросился на вас, когда вы включили приемник.
— Я послал его к черту и запер дверь перед его носом. — Николас облокотился на каминную полку и стукнул себя кулаком по голове.
— Вы заперли дверь? — повторил Мандрэг.
— Он совал нос не в свое дело. Мне он осточертел. Врываться ко мне! Орать на меня! Командовать мной! Я хотел от него избавиться.
— Да, я припоминаю. Я слышал, как щелкнул замок. Следовательно, он прошел в курительную через холл.
— Очевидно, — проговорил Николас, проводя рукой по волосам.
— Послушайте, — медленно начал Мандрэг, — но ведь это совсем меняет дело.
— Даже если и меняет, — прервал его Джонатан, — мы можем поговорить об этом попозже, Обри. Ник, старина, я думаю, тебе придется сообщить все матери. А мы, — он взглянул на Мандрэга, — должны найти Харта.
Они составили план кампании. Мужчины должны были обыскать дом, а женщины, оставшись в библиотеке, запереться изнутри. Николас сказал, что его армейский пистолет лежит у него в комнате. Они решили сразу же подняться наверх и забрать его.
— У Билла тоже есть, — напомнил Николас, и Джонатан ответил, что они возьмут его для Мандрэга.
Херси предложила Николасу пойти с ним вместе с миссис Комплайн. Клорис стала уверять, что не боится остаться в библиотеке одна.
«Хорошая, благородная девушка, — подумал Мандрэг, — и я ее люблю». Он похлопал ее по плечу и удивился сам, как непохоже это было на его обычное поведение.
— Пошли, — сказала Херси.
Дверь библиотеки за ними закрылась, и они услышали, как изнутри щелкнул замок. В холле было тихо, пусто и темно. Огонь в камине почти догорел, и в углах притаились темные, как провалы пещер, тени. Стены призрачно белели в темноте, неподвижно застыли портьеры; смутно различимые предметы обстановки, казалось, замерли в ожидании неизвестного.
Джонатан протянул руку, и большая люстра залила холл светом. Все четверо стали подниматься по лестнице. Мандрэг видел, как Джонатан достал пистолет. Он продвигался первым и включал настенные светильники. За ним шли Херси и Николас, шествие замыкал Мандрэг, переставлявший быстрее обычного свою больную ногу. Ему все еще мешал гвоздь в правом ботинке, и это слабое покалывание раздражало его. Они поднялись до первой площадки, откуда лестница разветвлялась на два более узких пролета, и направились дальше по левому до верхней площадки, где громко тикали высокие напольные часы. Здесь они остановились. Херси взяла Николаса за руку. Он расправил плечи и движением, казавшимся, несмотря на нервозность, пародией на былую развязность, подкрутил усы. Они вместе вошли в комнату миссис Комплайн. Мандрэг и Джонатан повернули направо и осторожно пошли по коридору.
Пистолет Николаса они нашли там, где он им указал, — в ящике туалетного стола. Пистолет Уильяма, по словам Николаса, лежал у него в комнате рядом с этюдником.
— Его комната по соседству с комнатой Харта, — прошептал Джонатан. — Если Харт у себя, он услышит, как мы вошли. Что делать?
— Нельзя же оставить валяться на виду бесхозный пистолет, Джонатан. Во всяком случае, не тогда, когда в доме на свободе разгуливает псих.
— В таком случае пошли.
Комната Уильяма была напротив комнаты брата. Мандрэг караулил в коридоре, пока Джонатан, воровато озираясь, открыл с величайшими предосторожностями дверь и проскользнул внутрь. Под дверью Харта света не было видно. Может быть, он притаился в спальне, прислушиваясь и выжидая? Мандрэг не сводил глаз с двери, опасаясь, что она распахнется. Вернулся Джонатан, неся второй пистолет. Они прошли в комнату Мандрэга.
— Если он у себя, то сидит в темноте, — сказал Мандрэг.
— Тише! Возьмите этот, Обри. Николасу надо было взять свой, — прошептал Джонатан. — Жаль, что он не зашел сначала к себе.
— А они заряжены? Я ничего в этом не понимаю.
Джонатан осмотрел оба пистолета.
— Кажется, да. Я и сам… — голос его стал настолько тихим, что можно было уловить лишь отдельные слова, -…последнее средство-крайне нежелательно. — Он беспокойно взглянул на Мандрэга. — Думаю, они на предохранителе. Но будьте осторожны, Обри. Разумеется, мы не должны стрелять, если не случится что-либо ужасное. Пусть он увидит, что мы вооружены. Подождите минуту.
— В чем дело?
На губах Джонатана промелькнула странная улыбка.
— Мне пришло в голову, — прошептал он, — что мы сделали все возможное, чтобы защитить себя, Николаса и трех наших дам. Но мы совсем забыли о четвертой.
— Но, вы думаете? Силы небесные, что вы, Джонатан!
— Здесь мы ничем не можем помочь. Это я так, теоретически. Вы готовы? Тогда идем.
Перед дверью Харта они помедлили. Пистолет Уильяма оттягивал карман смокинга Мандрэга, пистолет Николаса он держал в правой руке. Сердце неприятно стучало в груди, и он подумал: «Не нравится мне все это. Это не для меня».
Когда Джонатан поворачивал ручку, замок слабо щелкнул. Дверь тихо отворилась. Они проскользнули внутрь, и Джонатан зажег свет. В комнате было довольно душно, везде царил порядок. Брюки доктора Харта висели на спинке стула, белье было сложено на сиденье, внизу аккуратно стояли ботинки. Это первое, что бросилось в глаза Мандрэгу, прежде чем он взглянул на кровать, на которой лежал сам доктор Харт.
2
Было совершенно очевидно, что он крепко спит. Он лежал на спине, рот был открыт, лицо в красных пятнах. Из-под полуприкрытых век виднелись белки глаз. Он был похож на мертвеца, и сердце Мандрэга екнуло от предчувствия, которое тут же рассеялось при звуке тяжелого дыхания.
Джонатан закрыл дверь. Они с Мандрэгом посмотрели друг на друга, а потом, будто сговорившись, оба шагнули к кровати доктора. Мандрэг чувствовал, что не испытывает ни малейшего желания будить Харта. Ему было неприятно думать о том, что последует за пробуждением. Воображение рисовало картину испуганных протестов или, того хуже, полный упадок духа и признание. Он понял, что не в состоянии смотреть на Харта, и, переводя взгляд с пистолета Джонатана на столик у кровати, заметил на нем маленький пузырек, наполненный до половины белым кристаллическим порошком, и стаканчик с осадком белого цвета. «Веронал? — подумал Мандрэг, который когда-то пользовался им сам. — Если это так, то я не представлял, что от него выглядишь так омерзительно. Должно быть, он принял большую дозу».
Что Харт действительно принял большую дозу, выяснилось тогда, когда Джонатан попытался его разбудить. При других обстоятельствах зрелище это могло показаться весьма комичным. Сначала, направив пистолет на спящего доктора, он позвал его по имени. Ответа не последовало. Тогда Джонатан повторил свою попытку, но уже повысив голос, наконец резким фальцетом стал кричать:
— Харт! Доктор Харт! Проснитесь!
Харт пошевелился, издал какой-то нечленораздельный звук и захрапел снова. Что-то неразборчиво проворчав, Джонатан сунул пистолет в карман и двинулся к кровати.
— Осторожнее, — предупредил Мандрэг, — возможно, он притворяется.
— Глупости, — решительно произнес Джонатан. Он потряс Харта за плечо. — Никогда в жизни не видел подобного, — буркнул он сердито. — Доктор Харт! Проснитесь!
— А-а-а-х! Что случилось?… — начал Харт по-немецки. Его выпуклые глаза открылись и уставились на Джонатана. Голос, не докончив, замер, глаза затуманились и закрылись.
Последовавшая за этим сцена выглядела весьма забавно: Джонатан, ругаясь, тряс Харта, который что-то бормотал и опять погружался в сон. Наконец покрасневший от досады Джонатан схватил полотенце, намочил его в кувшине с водой и похлопал доктора по щекам. Это средство подействовало. Харт вздрогнул и тряхнул головой. Когда он заговорил, голос его звучал как обычно.
— Ради всего святого! — воскликнул он. — Ну что еще? Почему мне даже спать не дают? Что на этот раз? — Он повернул голову и увидел Мандрэга. — Зачем вы держите эту штуку? — спросил он. — Не направляйте ее на меня. Это все же оружие. Что случилось?
Мандрэг нервно повертел в руках пистолет и пошевелил пальцами правой ноги, стараясь, чтобы несносный гвоздь в ботинке поменьше мешал. Харт провел тыльной стороной ладони по губам и энергично потряс головой.
Джонатан проговорил:
— Мы вооружены, потому что пришли говорить с убийцей.
Харт раздраженно фыркнул:
— Мистер Ройял, сколько можно говорить, что я об этом ничего не знаю. Вы теперь начали будить меня по ночам, чтобы услышать в очередной раз, что я был в ванной?
— Что? Опять?! — закричал Мандрэг.
— Опять? Да, опять! — крикнул Харт. — Я не знаю, что вы имеете в виду под словом «опять». Когда это случилось, я был в ванной. Я ничего не знаю. Я совсем не спал прошлой ночью. Неделями я мучился от бессонницы. Сегодня я принял снотворное. Если я не высплюсь, я сойду с ума. Оставьте меня!
— Доктор Харт, — сказал Мандрэг, — внизу лежит тело убитого человека. Я думаю, вам придется еще немного пободрствовать, чтобы ответить на вопросы.
Харт сел на кровати. Его пижамная куртка был расстегнута, и вид гладкого белого тела вызывал в Мандрэге сильнейшее отвращение. Теперь, окончательно проснувшись, Харт насторожился и стал очень внимателен.
— Убит? — повторил он и, к удивлению Мандрэга, улыбнулся. — Понимаю. Все-таки он это сделал. Не думал я, что зайдет так далеко.
— О чем это вы, черт побери, говорите? — спросил Джонатан.
— Вы ведь сказали, что он убит? Следовательно, я говорю о брате. Я так и думал, что это он подстроил ловушку. Он выдал себя, сказав, что они так озорничали в детстве. Совершенно ясно, что девушка все еще влюблена в своего бывшего жениха. Он нравился женщинам. — Харт помолчал и опять вытер губы. Джонатан и Мандрэг не знали, что сказать. — Как это произошло? — спросил Харт.
Джонатан вдруг начал заикаться. Мандрэг видел, что он вне себя от гнева, и решительно вмешался, прежде чем Джонатану удалось произнести членораздельную фразу.
— Подождите минуту, Джонатан. — Мандрэг, хромая, подошел ближе к кровати. — Его убили ударом по голове каменным топориком, висевшим среди другого оружия в курительной. Он склонился к приемнику. Его убийца подкрался сзади. Не надо, Джонатан, подождите, пожалуйста, минуту. Незадолго до того, как он был убит, мы слышали, доктор Харт, как он включил радио. Если помните, курительная расположена между библиотекой и зеленой гостиной, в которой находились только вы. Двери из курительной выходят в обе эти комнаты и в холл. За исключением мистера Ройяла, который не заходил ни в курительную, ни в будуар, никто не покидал библиотеку после того, как было включено радио, и до момента, когда туда вошла леди Херси и нашла убитого.
Неровные красные пятна на щеках Харта сменились смертельной бледностью.
— Это низко, — прошептал он. — Вы хотите сказать, что это я, я убил его? — Движением руки Мандрэг опять остановил рвущегося вступить в разговор Джонатана. — Но я не мог этого сделать, — сказал Харт. — Дверь в курительную была заперта.
— Откуда вы знаете?
— После того как вы ушли, я подергал ее. Он ведь опять включил этот невыносимый приемник. Я просто не мог сдержаться. Да, признаюсь, я подергал дверь. Когда я увидел, что она заперта, я… я взял себя в руки. Я решил уйти из этой комнаты пыток. Я поднялся сюда и лег. Говорю вам, дверь была заперта.
— Но дверь в курительную из холла заперта не была.
— Я этого не делал. Надо найти доказательства. Это брат. Брат ненавидел его так же, как и я. Это патология. Я все же врач. Я понял это. Мать любила только его, обделяя другого сына, да и девушка его все еще обожала.
— Доктор Харт, — сказал Мандрэг. — Убит не Николас Комплайн, а его брат Уильям.
— Уильям?! — повторил Харт. Руки его вцепились в пижаму. — Уильям Комплайн? Это не мог быть Уильям. Этого не может быть.
3
После этих слов разговор с Хартом особых усилий не потребовал. Поначалу, казалось, его охватило недоумение, и он испытал чувство отвращения. Мандрэг никак не мог решить, притворяется доктор Харт или нет, было ли его замешательство, его непонимание причин тревоги в доме, его категорическое отрицание вины искренне или фальшиво. Теперь он выглядел не таким напуганным и отчаявшимся, как только что, когда считал или только делал вид, что жертвой был Николас. Он казался крайне удивленным. Однако через несколько минут, видимо, обдумав свое положение, он приободрился и дал им ясный отчет о своих передвижениях с той минуты, когда Мандрэг оставил его одного в зеленом будуаре, до того момента, как заснул.
Он сказал, что ему потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от приступа отчаяния, свидетелем которого был Мандрэг. Окончательно привели его в себя звуки приемника, не такие громкие, но страшно раздражающие. В его нервном состоянии это было настолько же невыносимо, как оглушительно-дерзкий грохот музыки. Мандрэг подумал, что эти негромкие звуки действовали на Харта так же, как на него самого осторожное шуршание конфетными обертками во время спектакля.
Приемник не выключали: обрывки французской и немецкой речи, неоконченные музыкальные фразы, приглушенные разряды радиопомех. Харт представил, как Николас Комплайн вертит ручку настройки и ухмыляется про себя. Наконец взбешенный доктор бросился к двери в курительную и обнаружил, что она заперта. Ему казалось, что он собирался лишь отругать Николаса, выдернуть штепсель из розетки в стене и уйти. Но запертая дверь привела его в чувство. Прокричав какие-то проклятия, он решил бежать от этой пытки и, выключив в будуаре свет, отправился наверх. В холле Харт встретил нового лакея с подносом в руках, который видел, как он покидал будуар. Доктор добрался лишь до середины первого пролета лестницы, когда лакей вышел из библиотеки. Дойдя до середины площадки, Харт начал подниматься по левой лестнице и заметил, что лакей все еще в холле.
— Он может подтвердить, — сказал Харт, — что я не заходил в курительную.
— Вы вполне могли покончить с этим делом в курительной еще до того, как в холле появился лакей, — холодно произнес Джонатан. — Потом могли вернуться в будуар и выйти второй раз, когда услышали его шаги.
Мандрэг сделал над собой подлинно героическое усилие, чтобы удержаться и ничего не возразить. Ему хотелось крикнуть изо всех сил: «Нет! Неужели вы не понимаете, что?…» Он знал, что Джонатан ошибался, во всяком случае, говорил совсем не то. Его поражала слепота Джонатана. Но и утверждение Харта сам Мандрэг не мог ни принять, ни опровергнуть, поэтому он промолчал. «Лучше подождать, пока не найду верный ответ», — думал он.
— Вы сказали, у него пробит череп? — Голос Харта, несравненно более сдержанный, чем во время их последнего разговора, заставил Мандрэга вслушаться. — Ну что ж, тогда необходимо запереть комнату. До орудия убийства дотрагиваться нельзя. На нем могут быть отпечатки пальцев убийцы. Дверь в холл должна осмотреть полиция. Нужно разыскать врача. Я в этом участвовать не могу. Мое собственное положение…
— Вы?! — закричал Джонатан. — Боже Всемогущий, сэр…
Мандрэг опять перебил его.
— Доктор Харт, — спросил он, — предположим, если все будут согласны, готовы ли вы в присутствии свидетелей взглянуть на тела Уильяма Комплайна?
— Безусловно, — быстро ответил Харт. — Если хотите, я это сделаю, хотя никакой пользы и не будет. Принимая во внимание ваши нелепые обвинения, я не собираюсь вредить себе, дотрагиваясь до него во время осмотра. Посмотреть же я готов. Но, повторяю, вы должны немедленно разыскать врача и вызвать полицию.
— Вы разве забыли, что мы отрезаны от мира? — Вспомнив фразу, которая весь день пугала его, Мандрэг добавил: — Снег идет все сильнее.
— Все это очень плохо, — строго произнес Харт.
Джонатан, вдруг потеряв самообладание, разразился бесконечным потоком обвинений. Ни разу Мандрэг не видел его в таком состоянии и испытал странное и неприятное чувство, слыша, как его голос становится все более визгливым, а слова неразборчивыми. Его лицо покраснело, маленький рот растянулся, губы дрожали, а за стеклами обычно непроницаемых очков Мандрэг уловил косой взгляд налившихся кровью глаз. В обвинениях не осталось и следа обычной педантичности Джонатана.
— В моем доме, — повторял он беспрестанно. — В моем доме…
Он настаивал, чтобы Харт признал свою вину, грозил наказанием. Не переводя дыхания, он кричал об изуродованном лице миссис Комплайн, об угрозах Николасу и о вынужденном купании Мандрэга. Как ни странно, его взрыв успокоил Харта. Казалось, что какой-то странный закон не позволял в этом доме устраивать истерику двум людям сразу. Наконец Джонатан бросился в кресло, вытащил носовой платок и, увидев на нем какое-то темное пятнышко, с яростью отшвырнул его от себя. Он взглянул на Мандрэга и, видимо, уловив на его лице удивление и отвращение, продолжал более спокойно:
— Вы должны извинить меня, Обри. Я страшно расстроен. Ведь я знал этого мальчика всю его жизнь. Его мать одна из моих стариннейших приятельниц. Умоляю вас, Обри, скажите, что же нам делать?
— Я думаю, если доктор Харт согласен, — ответил Мандрэг, — уйдем и запрем за собой дверь.
— Даже если я не согласен, — сказал Харт, — вы все равно это сделаете. Попрошу вас только об одном. Объясните мое теперешнее положение жене. Может, леди Херси согласится на это. А если позволите, я предпочел бы поговорить с ней сам.
— Его жене? Его жене?!
— Да, да, Джонатан, — сказал Мандрэг. — Мадам Лисс на самом деле мадам Харт. Но сейчас не до этого. Вы ничего не имеете против этих предложений?
Джонатан в знак согласия махнул рукой. Мандрэг подошел к столику у кровати и взял аптечный пузырек.
— Вот это я у вас заберу. Это веронал?
— Я категорически возражаю, мистер Мандрэг.
— Я это предвидел. Пойдемте, Джонатан.
Он опустил склянку к себе в карман и первым направился к двери. Остановившись, он пропустил Джонатана, вытащил ключ из замка. Последнее, что он видел, был доктор Харт, сложивший на груди руки и внимательно глядящий им вслед. Потом он перешагнул порог и запер дверь.
— Джонатан, — произнес он, — где-то мы допустили невероятную ошибку. Давайте найдем Николаса. Нам надо поговорить.
4
Николас стоял в конце коридора, у двери в комнату матери. Выражение его лица напоминало Мандрэгу испуганного жеребенка. Увидев их, он поспешил навстречу.
— Ну что? — прошептал он. — Ради Бога, скажите, что случилось, в чем дело?
— Пока ничего, — ответил Мандрэг.
— Но я слышал, как кричал Джонатан. Значит, Харт у себя в комнате? Почему вы его там оставили?
— Мы его заперли. Пойдемте вниз, Комплайн. Нужно поговорить.
— Я смертельно устал, — неожиданно произнес Николас. И в самом деле выглядел он до крайности утомленным. — Знаете, это было нелегким делом рассказать все маме.
— Как она? — спросил Джонатан, беря Николаса под руку. Они направились к лестнице.
— С ней Херси. Сказать по правде, мама в чертовски плохом состоянии. Она вбила себе в голову, что все это из-за… ну, вы понимаете. Из-за того, что он сделал с ее лицом. Она думает, что Билл что-то сказал ему. Я ничего не мог с ней поделать. Но она… Господи, мне даже страшно это вслух сказать, но вы ведь знаете нашу семью… Она испытывает какое-то облегчение, что это не я. Можете себе представить, каково мне это сознавать. Просто ужасно! Подождите, — сказал он, подойдя к комнате матери, — нужно сказать Херси, что можно выходить без опасения.
Когда они спустились в библиотеку, Клорис сидела в кресле очень прямо, крепко сцепив лежавшие на коленях руки.
— Все в порядке? — спросил Мандрэг.
— У меня? Да, в порядке. Рада, что вы вернулись. Что случилось? Джонатан рассказал Клорис и Николасу об их беседе с Хартом. Он тщательно передал все детали разговора, но лишь до начала рассказа самого Харта. Здесь, видимо под действием справедливого негодования, он отбросил все факты, изложенные доктором, и принялся разглагольствовать о его невыносимой наглости, выдуманном алиби и неуместных уловках. Видя, как Клорис и Николас, ничего не понимая, начинают нервничать, Мандрэг подождал, пока Джонатан не истощил запас своего красноречия, и вступил в разговор, подробно описав все передвижения Харта.
— Чудовищное нагромождение лжи! — возмутился Джонатан.
— Я не думаю, Джонатан, что мы можем так сразу от всего этого отмахнуться. Я уверен, что ни у кого из нас нет и тени сомнения в его виновности, но я боюсь, что его встречу с лакеем обойти невозможно, и это прибавит нам хлопот. Конечно, в случае, если лакей подтвердит слова Харта. Здесь наверняка должно быть какое-то объяснение, но…
— Обри, дорогой мой! — воскликнул Джонатан. — Разумеется, этому есть объяснение. Когда он встретил Томаса, а имя этого парня Томас, все уже было кончено. Вот вам и объяснение.
— Но, видите ли, это не совсем так. Потому что уже после прихода Томаса с напитками мы слышали, как Уильям включил радио.
Наступило удивленное молчание. Затем Джонатан произнес:
— В таком случае он спустился вниз и проскользнул в курительную.
— Но он утверждает, что Томас оставался в холле.
— Он утверждает, он утверждает! Разгадка в том, что он дожидался в тени на лестнице, пока Томас не уйдет из холла.
— Вы помните последовательность событий? — обратился Мандрэг к Николасу и Клорис. — Вы, Комплайн, вышли из курительной. Где сидел ваш брат?
— Кажется, возле камина. Он не был расположен разговаривать, но все-таки, помнится, пробормотал, что этот чертов Харт не сможет помешать ему прослушать сводку. Но было еще рано. Я слышал, как Харт выключил в будуаре свет. Тогда я сказал Биллу, что он, очевидно, сматывается, так что все будет в порядке. Сам я эти проклятые «Новости» слушать не собирался и, как уже говорил, выключив приемник, вернулся сюда.
— Совершенно верно. Если не ошибаюсь, вы вошли сюда, прикрыв за собой дверь. Потом вы открыли ее и крикнули, чтобы он включал «Новости». А вы его видели?
— Нет. Загораживала ширма. Билл что-то пробурчал в ответ, и я слышал, как он прошел к приемнику.
— Хорошо. И через мгновение включил его.
— Я утверждаю, — сказал Джонатан, — что все это проделал Харт. Харт убил, потом, услышав просьбу Ника, включил приемник и вышел из комнаты.
— По словам Харта, когда он увидел идущего с подносом Томаса, он успел уже подняться до середины лестницы, а потом видел, как Томас вернулся в холл. Леди Херси вошла в курительную спустя одну-две минуты после того, как Томас отсюда вышел. Было ли у Харта достаточно времени, чтобы вернуться и совершить… то, что он совершил?
— Но ведь времени было больше, — сказал Джонатан. — Когда Херси пошла туда, «Новости» передавали уже несколько минут.
— Но… — Клорис сделала резкое движение.
— Да? — спросил Мандрэг.
— Я не знаю, может, это и не имеет значения, но ведь приемнику надо некоторое время разогреваться. Мог ли доктор Харт включить его после, после того, как он… когда все было кончено, а потом выскользнуть из комнаты так, чтобы подумали, что включил его Билл? Понимаете, что я хочу сказать?
— Силы небесные! — воскликнул Николас…— Я думаю, она права.
— Нет, — медленно заговорил Мандрэг. — Нет, боюсь, что не права. Приемник еще не успел остыть. Ведь его включали за несколько минут до этого. Да и разогревается он, наверное, секунд двадцать. Если Клорис права, то Харт должен был включить его еще до прихода Томаса с подносом, а мы услышали приемник только после того, как лакей вышел. В этом случае времени для преступления было еще меньше. Тогда все должно было случиться после того, как вы, Комплайн, вышли из курительной, но до того, как появился Томас со стаканами. Поймите, что тогда Харт должен был выйти из будуара в холл, войти в курительную через дверь, ведущую в холл, схватить оружие, подкрасться, — простите, что я возвращаюсь к одному и тому же, но мы вынуждены думать об этом, — сделать то, что он сделал, включить радио, вернуться в будуар, чтобы успеть выйти из него еще раз в то время, когда Томас проходил по холлу.
— Пересказать все это куда дольше, чем сделать, — сказал Джонатан.
— Нет, — произнесла Клорис, — я думаю, мистер Ройял, что Обри прав. Это, кажется, не подходит.
— Дорогая, ничего нельзя утверждать.
— А что вы думаете, Николас? — в первый раз обратилась к нему Клорис. Он покачал головой, прижав к глазам ладони.
— Простите, — ответил он, — ничем не могу помочь, я совсем без сил. Мандрэг подавил в себе чувство раздражения. Николас в скорби казался ему столь же несносным, как и полный сил, жизнерадостный Николас. Он сознавал, что его нетерпимость жестока, а его недоверчивость несправедлива. Николас и в самом деле был расстроен. Он был бледен, взволнован. Да и было бы странно, если это подействовало бы на него как-то иначе. Мандрэг испытывал неловкость от мысли, что его собственная досада была вызвана не столько поведением Николаса, сколько тем сочувственным взглядом Клорис, которым она смотрела на него. «Господи, — думал Мандрэг. — Хорошенький же я тип!» И чтобы успокоить совесть, он начал вместе со всеми уговаривать Николаса идти лечь. Вошла Херси Эмблингтон.
— Мама немного успокоилась, Ник, — сказала она. — Но боюсь, ей трудно будет заснуть. Джонатан, в этом доме есть аспирин? У меня с собой нет.
— Я даже не знаю. Сам я никогда им не пользуюсь. Могу спросить у слуг. Может, у кого-нибудь из вас?…
Аспирина ни у кого не оказалось. Мандрэг вспомнил о веронале доктора Харта и вытащил из кармана пузырек.
— Вот что есть, — сказал он. — Харт уже принял, сколько надо, если не больше. Поэтому я у него это и забрал. На этикетке написано, сколько надо принимать. Это лекарство — веронал, я думаю из патентованных образцов, какие обычно рассылают медикам. Хотите?
— Это ведь не повредит, правда? Она могла бы принять крошечную дозу. Я возьму, а там видно будет.
Херси ушла. Вернувшись через несколько минут, она сказала, что дала миссис Комплайн половину рекомендуемой дозы. Николас предложил пойти наверх к матери, но Херси ответила, что лучше ее больше не беспокоить.
— Она заперла за мной дверь, — добавила она, — ив полной безопасности. Думаю, что скоро заснет.
Херси попросила рассказать ей о разговоре с Хартом. Мандрэг повторил все. Она молча слушала о встрече с Томасом в холле.
— А что Пиратка? — внезапно спросила она. — Она что, сладко спит, смазанная солидной порцией крема собственного изготовления, или ей уже известно, что случилось?
— Если вы имеете в виду мадам Лисс, — произнес Николас с прежним надутым видом, — то я ей все сказал. Она страшно расстроилась.
— Вот уж еще несчастье, — посочувствовала Херси.
— Она жена Харта, — мрачно произнес Мандрэг. — Мы вам этого не говорили.
— Что?!
— Не спрашивайте меня, почему из этого делали тайну. Вроде из-за косметических операций. Все как-то чудовищно перемешано. Может, вы об этом знали, Комплайн?
— Я не знал. Я этому не верю, — тупо ответил Николас.
Мандрэг подумал, что поразительное безразличие, с которым он встретил это известие, совершенно ясно показывает, насколько он потрясен смертью Уильяма. Они равнодушно поговорили об этом, но затем вновь вернулись к прежней теме.
— Вот, не могу я понять, — сказала Клорис, — зачем он это сделал. Я знаю, что Билл во всеуслышанье грозился разоблачить его, но ведь, в конце концов, все мы тоже знали об этой венской истории. Не мог же он надеяться заставить нас замолчать.
— Я думаю, он ненормальный, — проговорил Николас. — Боюсь, что последний взрыв ненависти против приемника побудил его действовать так необдуманно. Может, он вошел в комнату, чтобы просто наорать на Билла, как до того наорал на меня. Наверное, у него было что-то вроде истерики, он схватил первое попавшееся оружие и… — у него перехватило дыхание от рыданий, и в первый раз Мандрэгу стало искренне его жаль. — Вот что я думаю, — продолжал Николас, — и можете себе представить, каково мне это чувствовать. Я намеренно раздражал его с этим приемником. Вы ведь слышали это, Мандрэг. — Он посмотрел на своих собеседников, переводя взгляд с одного лица на другое. — Откуда мне было знать? Я признаю, что это было глупо. Это было, если хотите, отвратительно, но он тоже был хорош со всеми своими угрозами и ловушками. Ведь он тоже меня преследовал, правда? Откуда мне было знать, что за все это расплатится старина Билл? Откуда мне было это знать?
— Не надо, Ник, — произнесла Херси. — Ты и не мог этого знать.
— Не вините себя, — сказал Мандрэг. — Вы не совсем поняли. Неужели никто из вас не видит, что произошло? Он вошел со стороны холла. Уильям сидел спиной к двери, нагнувшись к радио. Харт мог разглядеть только плечи в военной форме и затылок. Несколькими минутами раньше вы, Комплайн, прямо заявили ему, что хотите слушать радио и будете это делать. Потом оба мы, и Харт, и я, слышали, как вы проговорили: «Да ладно тебе. Иди спать, Билл». И вот, войдя в комнату, Харт увидел человека в военной форме, склонившегося над приемником. Комната была освещена только пламенем камина. Неужели вы еще не поняли? Когда он наносил удар Уильяму Комплайну, он думал, что перед ним его брат.
5
— Обри, дорогой мой друг, — произнес Джонатан. — Я думаю, вы правы. Уверен, что вы правы. Это просто мастерски. Ваши объяснения великолепны.
— Но перед нами еще одно препятствие, — сказал Мандрэг. — Он слишком умен для нас. Нужно поговорить с этим парнем, Джонатан. Если он действительно видел, как Харт поднимался наверх, а сам оставался в холле достаточно долго, то у Харта такое алиби, которое будет дьявольски трудно разрушить. Сколько сейчас времени?
— Пять минут двенадцатого, — ответила Клорис.
— Они ведь еще не спят, да? Пошли-ка за ним, Джо, — сказала Херси. Джонатан беспокойно заерзал, не зная, на что решиться. — Джо, дорогой, ведь все равно слуги когда-нибудь об этом узнают.
— Я пойду и поговорю с ними у них в гостиной.
— Не стоит, — возразила Херси. — На твоем месте я бы позвонила и позвала их сюда. Я думаю, что мы все должны присутствовать при твоем разговоре с Томасом. В конце концов, — добавила она, — если не удастся разрушить алиби доктора Харта, мы все будем под подозрением.
—_Дорогая моя, это уж совершенно нелепо. Вспомни, пожалуйста, что все мы были в этой комнате, когда Уильям включил военную сводку. Или, что, я думаю, более вероятно, Харт это проделал.
— Нет, — заметил Мандрэг. — Мы уже старались это доказать, но ничего не вышло. Джонатан, вы выходили в холл сразу же после начала сводки. Томас там был?
— Нет, — сердито закричал Джонатан. — Конечно нет! Холл был пуст, а в будуаре не было света. Я прошел через холл и зашел в туалет на первом этаже. Когда я возвращался, в холле все так же никого не было.
— Тогда, может быть, эта история с Томасом…
— Господи, да спросите же самого Томаса наконец! — воскликнула Херси.
После множества возражений Джонатан все же решился позвонить. Явился Кейпер и выслушал новость об убийстве с таким хладнокровием, которое, в представлении Мандрэга, могло быть лишь у домашней прислуги в старомодных комедиях. Кейпер произнес:
— В самом деле, сэр, — раз пять или шесть с самыми разнообразными интонациями. Затем он отправился на поиски Томаса, который вскоре пришел.
Это был бледный молодой человек с влажными волнистыми волосами. Свой фрак он, казалось, напялил наспех. Очевидно, Кейпер уже успел ему все сообщить, так как в его манере держаться проглядывало жадное любопытство. На вопросы Джонатана он отвечал быстро и толково. Да, он встретил доктора Харта в холле, когда шел с подносом. Доктор Харт вышел из будуара, когда Томас шел по коридору в глубине холла. Он совершенно уверен, что из будуара. Он заметил, что свет там погашен. Он заметил также полоску света из-под двери в курительной. Томас еще не вошел в библиотеку, когда доктор Харт дошел до лестницы и включил настенные светильники. Когда Томас вышел из библиотеки, доктор Харт был уже на площадке у лестницы, ведущей в комнаты гостей. Томас остался в холле. Он запер входную дверь, поправил огонь в камине и навел порядок на столах. На вопрос Мандрэга он ответил, что слышал, как по радио в курительной передавали музыку.
— Какую музыку? — спросил Мандрэг.
— Простите, сэр?
— Вы узнали мелодию?
— «Оп-ля», сэр, — подавленно промолвил Томас.
— Ну дальше, дальше, — произнес Джонатан. — Потом, я думаю, вы ушли?
— Нет, сэр.
— А какого дьявола вы околачивались в холле? — спросил Джонатан, проявляя все признаки беспокойства.
— Видите ли, сэр, прошу меня извинить, сэр, я… я…
— Что вы?
— Я просто сделал несколько движений под музыку, сэр. Знаете, как там поют: «Руки, ноги». Я даже не знаю, почему, уверяю вас, сэр. Просто на меня нашло. Только одну минуту, сэр. Ведь музыка продолжалась совсем недолго, сэр, потом ее выключили.
— Скакали здесь по холлу, как заяц, — сказал Джонатан.
— Честное слово, я очень сожалею, сэр.
Какое-то время Джонатан казался совершенно потрясенным признанием Томаса в столь вульгарных наклонностях. Но потом, ухватившись за новую идею, победно воскликнул:
— Ага, значит, Томас, вы танцевали, так? Так сказать, неожиданный приступ жизнерадостности? Почему бы и нет? Правда? Подозреваю, что вы были целиком поглощены своим занятием. Туда повернуться, сюда, да? Так вы, наверное, крутились по всему холлу? Должен признаться, я не очень хорошо знаю этот танец, но, полагаю, он очень быстрый, так?
— Да, сэр, довольно быстрый, сэр.
— Довольно быстрый, — повторил Джонатан. — Конечно, так. Полагаю, что вы были им так увлечены, что и не заметили, если кто-нибудь вошел в холл?
— Простите, сэр. Но в холл никто не входил, сэр. Музыка прекратилась, начались «Новости», и я пошел в гостиную для слуг, сэр. Но пока я был в холле, туда никто не входил.
— Но, мой дорогой Томас, я, я хочу сказать… я хочу сказать, что, пока вы там хлопали в ладоши, шлепали по коленям, ну, производили все остальные действия, кто-нибудь мог вполне незаметно пройти по холлу. Что скажете?
— Послушайте, Томас, — сказал Мандрэг. — Давайте рассуждать иначе. Пока вы были в холле, один человек спустился вниз и вошел в курительную. Вы помните?
— Извините, сэр, что не могу согласиться с вами, — отвечал Томас, багровея, — но, уверяю вас, что никто туда не входил. Никто не мог туда войти. Я был рядом с дверью в курительную, лицом к лестнице. Что я хочу сказать, сэр, я просто услышал мелодию и, право, сэр, я даже не знаю, что мне пришло в голову, сэр, просто захотелось сделать несколько движений под музыку. Просто так.
— Томас, — произнес Мандрэг, — предположим, вас вызовут в суд и попросят поклясться на Библии в том, что после того, как вы вышли из библиотеки, и до момента, когда вы отправились на свою половину, в холле никого не было. Вы поклянетесь в этом?
— Поклянусь, сэр.
— Продолжать это бессмысленно, Обри. Это нам ничего не даст, — сказал Джонатан. — Спасибо, Томас.
— Может быть только одно объяснение, — проговорил Николас. — Он, наверное, спустился после того, как этот парень ушел на свою половину.
— Вниз по лестнице и через холл, — с сомнением произнес Мандрэг. — Ну что ж, возможно. В таком случае ему как-то удалось не столкнуться с Джонатаном и проделать это, пока передавали сводку новостей. Все было кончено, и он удрал перед тем, как леди Херси вошла в курительную и выключила радио. Он еле-еле унес ноги. — Мандрэг нагнулся и сунул палец в ботинок. — Вот черт! — сказал он. — Вы извините меня, если я сниму ботинок, у меня там гвоздь. Просто впился в ногу. — Сняв ботинок, он заметил, как все невольно взглянули на его здоровую ногу и быстро отвели глаза. Он ощупал ботинок изнутри. — Ага, вот он. И какой острый.
— Взгляните, что-то сидит в подошве, — сказала Клорис.
Мандрэг посмотрел.
— Да это чертежная кнопка, — удивился он.
— Должно же быть какое-то объяснение, — произнес Николас с нотой искреннего отчаяния в голосе. — А он там наверху лежит себе в кровати и насмехается над нами. Каким-то образом ему удалось это проделать. Вероятно, во время «Новостей». Но мне кажется, что приемник все-таки включал Билл. Вы скажете, любой мог что-то пробурчать и пройти по комнате. Я не могу этого объяснить, но почему-то уверен, что это был Билл, я чувствовал, что это был Билл.
— Тс-с-с! — вдруг сказала Херси. — Послушайте!
Все разом посмотрели на нее. Она сидела, подняв руку и склонив набок голову. В глубоком молчании, которое воцарилось в комнате, стал слышен далекий и неясный гул. Ставни библиотеки скрипели, комната все больше наполнялась нарастающим за окном шумом.
— Начинается дождь, — сказал Джонатан.
Глава 10
ПУТЕШЕСТВИЕ
1
Споры о том, что же ложь, а что правда в рассказе Харта, вконец измучили всех. Снова и снова они возвращались к одному и тому же. Ужасно хотелось спать, подняться к себе, но не было сил покинуть кресла. Без конца убеждали Николаса лечь отдохнуть, и он каждый раз отвечал, что сейчас уходит. Переговаривались тихо под шум дождя. И временами Мандрэгу начинало казаться, что сам Уильям приковал их к креслам и держит в комнате. Уильям, скорчившийся за закрытой дверью и отмеченный смертью. Мандрэг мог думать только о нем. Может быть, Уильяма надо куда-нибудь перенести? Ведь смерть продолжала совершать в нем тайные разрушения. И каково сквозь шум дождя будет услышать глухой стук падающего в соседней комнате тела? Очевидно, Николасу пришла в голову та же мысль, и он простонал:
— Я не могу этого вынести. Как вспомнишь, что он… Может, мы… не могли бы мы?…
И Мандрэг в который раз объяснил, что Уильяма трогать нельзя.
— Как вы думаете, — спросил он Джонатана, — утром после этого дождя дороги станут проходимы? Что с телефоном? Есть надежда, что линию починят?
В библиотеке стоял телефонный аппарат, и время от времени кто-нибудь поднимал трубку и слушал, сознавая каждый раз, что это бесполезно.
— Если дороги будут проходимы, — сказал Мандрэг, — утром поеду в Чиппинг.
— Вы? — удивился Николас.
— А почему бы и нет? Видите ли, больная нога не мешает мне водить машину. — Каждый раз, когда ему намекали о недуге, он отвечал именно так, сожалея потом о своей горячности.
— Простите, — произнес Николас. — Я не хотел вас обидеть.
— Почему бы мне и не поехать? — спросил Мандрэг, переводя взгляд с одного на другого. — Я надеюсь, что, хотя мы и не можем опровергнуть алиби Харта, меня никто из вас не подозревает? В конце концов, ведь это меня швырнули в пруд.
— Я все время забываю об этой загадке, — проговорил Джонатан.
— А я вот нет, — чистосердечно признался Мандрэг.
— Никто из нас не должен о ней забывать, — сказала Клорис. — Вот где начало трагедии. Как жаль, Николас, что вы не выглянули тогда еще раз из окна павильона.
— Знаю. Но я был полуголый и дьявольски замерз. Я просто видел, как шел Мандрэг, и помахал ему в ответ рукой. Да, жаль, что я больше не посмотрел в окно.
— У меня нет ни малейшего сомнения в том, что вы бы увидели. Вы бы увидели этого гнусного человечишку, крадущегося в снежных вихрях из-за павильона и с налету толкающего меня в спину.
— Это я во всем виноват, — вдруг начал Николас. — Вы все очень милы со мной, но ведь вы же не слепые. Я прекрасно знаю, что вы думаете. Вы думаете, что если бы я не довел Харта, то ничего не случилось бы. Бог с ним, пусть попытается еще раз. Три раза у него со мной срывалось, так? Пусть попробует еще раз. Я не буду прятаться.
— Ник, дорогой, — сказала Херси, — перестань. Неужто одному человеку нельзя показать свою неприязнь к другому? Что же, теперь бояться, что за это убьют ближайших родственников? Не глупи, старина. Ну, а если уж быть откровенным, у доктора Харта отбили даму сердца, и он не мог пережить этого. А отбил ее ты. Должна сказать, что не одобряю твоего поведения, и выбор мне твой не нравится. Ты, вероятно, это заметил. Но только, Бога ради, не терзайся тут перед нами угрызениями совести. Тебе все-таки надо еще о маме подумать.
— Если кого и можно обвинить, кроме Харта, — сказал Джонатан, — так совершенно ясно, что меня.
— Вот что, Джо, — резко заговорила Херси. — Помолчи. Ты был так глуп, что попытался переделать человеческие судьбы. И за это получил сполна. Это будет, без сомнения, тебе хорошим уроком. И нечего теперь на себя напускать. Надо смотреть на вещи реально. Рядом с нами в комнате заперт человек, и мы понимаем, что его убили. А так как мы не можем уличить убийцу, лучше всего согласиться с предложением мистера Мандрэга и надеяться, что утром он сможет добраться до телефона и вызвать полицию.
— Херси, дорогая, — произнес Джонатан, слегка поклонившись. — Ты совершенно права. Мы с Ником полностью тебе подчиняемся. Если Обри сможет и захочет завтра поехать, пусть едет всенепременно.
— Я подумал, — предложил Мандрэг, — что лучше попытаться доехать до дома ректора в Уинтон Сент-Джайлзе. Видите ли, сейчас там живет просто суперполицейский, а так как я знаком с ним…
— Родерик Аллейн? — воскликнула Клорис. — Конечно же!
— Надо все ему рассказать. Я хочу описать все события, начиная с моего приезда сюда. Не знаю, какие у них там правила, но, если показать записи Аллейну, он, во всяком случае, посоветует, что делать дальше.
— А мы сможем посмотреть ваши заметки, Обри?
— Разумеется, Джонатан. Надеюсь, и вы добавите к ним что-нибудь. Мне кажется, что, когда записываешь по порядку, все встает на свои места. Может, к тому времени, когда Аллейн будет читать наши заметки, мы сами найдем уязвимое место в алиби Харта. Думаю, что важнее всего те минуты, когда Джонатан вышел из библиотеки, и те, когда Херси еще не вошла в курительную, а Джонатан сюда уже вернулся. Именно здесь надо искать промахи в его объяснениях. Ну а если нам не удастся найти, Аллейн сумеет это сделать.
— А вы знаете, я не верю, что он сможет, — медленно заговорила Клорис. Она коснулась руки Мандрэга. — Не думайте, что я придираюсь к вашей теории. Это все блестяще. Но почему-то, я даже не могу объяснить почему, я не верю, что можно найти какой-нибудь промах. Боюсь, у него стопроцентное алиби.
— Совершенно не согласен, — громко заявил Джонатан. — Времени для преступления было вполне достаточно. Надо искать.
Он поднялся. Остальные последовали его примеру. Наконец все решились идти спать. Заплетающимися шагами, мучительно зевая, они слонялись по комнате. Мужчины выпили по последнему глотку. Раздавались еще несвязные восклицания. К Николасу вдруг вернулся его прежний страх. Это странным образом противоречило его недавней покорности судьбе, которую он выражал столь патетически. Он доказывал, что дверь Харта нельзя оставлять без охраны, что Харт может попытаться выломать ее. Мандрэг заметил, что если они запрут собственные двери, то ничего страшного не случится, даже если Харт сломает свою. Ведь он, как и все, не может сбежать отсюда.
— Во всяком случае, мы наверняка проснемся, если он примется крушить дверь. Кстати, вот ваш пистолет, Комплайн. — Мандрэг не мог сдержаться, чтобы не добавить: — Вы будете чувствовать себя с ним спокойнее.
Николас принял колкость со всей кротостью.
— Ну что ж, — произнес он тихим несчастным голосом, — думаю, что можно идти спать. — Потом он поглядел на запертую дверь курительной. Мандрэг заметил, как его слегка выпуклые глаза расширились. — Он предлагал обменяться со мной комнатами, — проговорил Николас, — как это благородно с его стороны, правда? Знаете, на тот случай, если бы Харт попытался сделать что-нибудь ночью. Конечно, я бы на это не согласился. Хорошо, что мы были весь вечер вместе. — Он посмотрел на свои руки, потом как-то рассеянно на Джонатана. — Ладно, спокойной ночи.
— Мы все идем, Ник, — сказала Херси, взяв его под руку.
— Правда? Спасибо, Херси.
— Конечно, все вместе, — подтвердила Клорис. — Пошли, Ник.
Джонатан и Мандрэг тронулись вслед за ними. Ковыляя по лестнице последний раз в этот роковой день, усталый до смерти, Мандрэг презирал себя за то, что не мог удержаться от мысли: «А он не прочь, чтобы женщины поддерживали его с обеих сторон. Держу пари, что сейчас он держит Клорис за руку». На первой площадке Джонатан пожелал всем спокойной ночи и отправился на свою половину. И только тогда Мандрэгу пришло в голову, что после неприятного разговора с Хартом он был необычайно тих. «Хотя чему удивляться? Что бы там не говорили, если бы он не затеял этот дурацкий прием…»
Они подошли к комнате Николаса. Смутно испытывая искреннее раскаяние и сочувствие, Мандрэг пожал ему руку, но тут же пожалел об этом, потому что со слезами на глазах Николас поцеловал и Херси и Клорис и срывающимся голосом произнес:
— Да благословит вас Господь. Со мной все будет в порядке. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила Херси и, тяжело ступая, отправилась к себе.
— Спокойной ночи, — сказала Клорис Мандрэгу, а потом с вызывающим видом добавила: — Да, мне действительно жалко его.
— Спокойной ночи, — ответил Мандрэг. — Мне тоже.
— У вас утомленный вид. Мы все как-то забыли о вашем жутком купании. Вы ведь не сейчас возьметесь за свои заметки?
— Хочу сейчас. Знаете, пока еще все свежо.
— Но только не пишите в своей сюрреалистической манере, а то мы не сможем вам ничего возразить. Конечно, жаль, что вам пришлось подвергнуться таким испытаниям. Вы себя нормально чувствуете?
— Все хорошо, — ответил Мандрэг. — И мне очень приятно, что вы обо мне беспокоитесь.
Клорис поцеловала его, и в свою комнату он отправился в состоянии смущенного удовлетворения.
2
Был уже час ночи, когда он отложил ручку и прочитал свои записи. В конце он написал резюме, в котором постарался кратко и логично изложить наиболее важные детали всех трех происшествий. Это обобщение он прочитал дважды:
«1. Случай с игральной карточкой. Только Харт мог написать эти угрозы, так как именно он передал обе бумажки Николасу. Буквы в карточке похожи на буквы в записке к Джонатану. Инциденту предшествовала послеобеденная ссора с Николасом. NB — спросить Джонатана, единственного свидетеля этой сцены, что произошло.
2. Случай у пруда. Оставим в стороне мотивы. Николас не мог столкнуть меня, потому что видел меня из окна и знал, что на мне был плащ. Кроме того, именно он спас меня, бросив надувную птицу. Уильям не мог меня спихнуть, потому что прибежал почти одновременно с Николасом, спустившись со стороны террасы. Николас видел, как он шел. Клорис этого не делала, потому что просто не способна на такое. Джонатан пришел вслед за Клорис, догнав ее почти у бассейна. Джонатан видел, как Харт направился по главной дороге. Харт пришел по тропинке, ведущей вокруг павильона. Я стоял к нему спиной. Он видел, что на Николасе надет плащ точно такой же, какой был на мне. Я натянул на голову капюшон. NB — кто была та женщина, которая вышла из дома и дошла до террасы (следы на снегу). Она могла видеть, кто сбросил меня в воду. Если так, почему она ничего не сказала? Ее следы шли рядом со следами остальных. Следы маленькие. Могла ли она спуститься по ступеням, ступая в мои следы? Окна мадам Лисс выходят на террасу. Харт обычно носит плащ.
3. Ловушка. Харт единственный из гостей не имеет алиби. Алиби Джонатана подтверждаю я. Я не могу точно сказать, сколько времени прошло с того момента, когда Джонатан спустился в гостиную, и до того, как мы услышали грохот. Но с какой стати Джонатану пытаться убить Николаса? Ловушку, должно быть, устроил Харт.
4. Убийство. Перечитав заметки, я обратился внимание, что алиби нет у мадам Лисс, леди Херси и миссис Комплайн. Мадам Лисс и миссис Комплайн могли спуститься вниз и выйти в курительную.
Но если одна из них это и сделала, то как она смогла уйти? В холле находился Томас с того самого момента, когда Уильям включил радио, и до того, когда начали передавать «Новости». Возможно, что одна из дам могла спрятаться где-то в комнате и скрыться, когда леди Херси вышла оттуда позвать Джонатана. Но, вероятнее, этой особе как-то удалось проскользнуть и мимо Джонатана, и мимо Томаса. Миссис Комплайн не могла это сделать — нет мотива для преступления. У мадам Лисс также нет причин убивать Николаса. Если это дело ее рук, то, значит, она знала, что перед ней Уильям, и ее мотивом было…»
Тут Мандрэг вспомнил, что даст читать заметки другим, испугался и вычеркнул все написанное, начиная со слов «нет мотива для преступления». Затем снова продолжил чтение.
«…Николас не мог это сделать, потому что вскоре после того, как он вышел из комнаты, кто-то включил там радиоприемник. Включить мог или сам Уильям, или его убийца. Что происходило в курительной, видеть мы не могли. Хотя дверь туда и была открыта, но сразу за ней стояла ширма, загораживающая комнату. Мы только слышали, что кто-то включил приемник.
Леди Херси вошла в курительную со стаканом виски и, конечно, теоретически, могла убить Уильяма, а затем выйти и позвать Джонатана. Мотива нет.
Харт вышел из будуара. Томас, проходя с подносом, видел это. Когда через несколько секунд Томас вернулся в холл, Харт был на лестнице. Времени недостаточно, чтобы спуститься вниз, убить Уильяма и вернуться на лестницу. Харт не мог убить Уильяма до начала «Новостей», так как в холле находился Томас и так как Уильям включил эту мелодию «Руки, ноги» уже после того, как Харт ушел. Если Харт убил Уильяма, произошло это только после того, как Томас покинул холл. Как в таком случае ему удалось избежать встречи с Джонатаном?
Сам Джонатан вышел из библиотеки, прослушав начало «Новостей», и вернулся перед тем, как Херси понесла Уильяму виски. Он утверждает, что прошел через холл в туалет и обратно, никого не встретив. Мог ли Харт скрыться от него? Не исключено.
Это кажется единственно возможным объяснением…»
На этом резюме внезапно обрывалось. Какое-то время Мандрэг сидел неподвижно. Потом достал портсигар, положил его на стол, так и не открыв, снова взял ручку и добавил к своему резюме семь слов.
«Мог ли Харт устроить еще одну ловушку?»
Кончив писать, он увидел, что на бумаге осталось маленькое красное пятнышко. При мысли о капле крови, упавшей ему на руку изо рта Уильяма, к горлу подступила тошнота, хотя он прекрасно знал, что, придя к себе, вымыл руки. Потом вспомнил, что, вытаскивая портсигар, он обо что-то укололся. И действительно, на кончике среднего пальца набухла маленькая красная капелька.
Порывшись в кармане, он обнаружил кнопку, которую вытащил из подошвы ботинка. Он положил ее перед собой на бумагу. С обратной стороны кнопки была сухая белая полоска. В памяти возникли слова Уильяма, мрачно говорившего ему в гостиной: «Масло. Очень крупными мазками».
Мандрэг положил кнопку в спичечный коробок, а коробок запер в портфель вместе с игральной карточкой, взятой у Джонатана.
И лишь после этого он улегся спать.
3
Заснуть он не мог довольно долго. Несколько раз впадал в то особое состояние, предшествующее сну, когда мысли смешиваются с образами подсознания. В такие мгновения ему грезился новозеландский топорик мери, как Дамоклов меч висящий на волоске над головой. Волосок был прикреплен к потолку старой чертежной кнопкой. «Может, и удержится, — успокаивал Уильям. Его слова звучали невнятно из-за крови во рту. — Знаете, может, и удержится. Ведь масло ложится очень крупными мазками». Мандрэг не мог двинуться, потому что тирольский плащ спеленал ему руки и ноги. Резиновая птица со злобными глазами идола покачивала красным клювом и говорила: «Снегопад еще сильнее, снегопад усиливается». И тут Харт обрезал скальпелем волосок. «Клянемся Юпитером, низверглось», — возопили все в один голос. Только добрая Клорис сильно толкнула его в спину. Изнывая от отвратительного страха, он упал на кровать и проснулся. Дождь по-прежнему стучал в оконное стекло.
Потом он заснул по-настоящему и был первым из живых еще гостей, кому это удалось. Впрочем, самым первым был Харт. Еще задолго до того, как остальные пришли к себе, снотворное вновь погрузило доктора Харта в прерванное было забытье. Теперь он лежал, открыв рот, и глубоко, тяжело дышал.
Жене его не так повезло. Она слышала, как гости поднялись наверх, как пожелали друг другу спокойной ночи, она слышала, как осторожно одна за другой закрываются двери, и представила, как в замках с тихим щелканьем поворачиваются ключи. Сидя, выпрямившись, в кровати в своей изящной ночной сорочке, она продумывала планы собственной безопасности.
Не спала и Херси Эмблингтон. Лампу у кровати она не погасила и лежала, рассеянно массируя смазанное питательным кремом «Херси» лицо. В смятении она старалась отвлечься от воспоминаний о сидящей в кресле человеческой фигуре, голове, расколотой, как орех, о радиоприемнике, оглушающем мелодией «Руки, ноги, оп-ля!». В памяти всплыло, как двадцать лет назад она не решилась ответить согласием на предложение кузена Джонатана стать его женой. Она подумала о конкурентке и, не стыдясь, прикидывала, сможет ли мадам Лисс продолжать свою пиратскую деятельность и после ареста Харта. Наконец, чтобы отвлечься от всего этого ужаса, она вспомнила о собственном возрасте. Но скрюченная в кресле фигура упорно возникала перед глазами, и Херси боялась заснуть.
Клорис не была так напугана, потому что не видела убитого. Ее лишь обескураживало одно открытие: она не испытывала никаких чувств, кроме сострадания, к Николасу и острой жалости к Уильяму. То, что она не любит жениха, она знала, хотя уверяла себя, что он ей очень нравится. По-настоящему влекло ее только к Николасу, и разрыв с ним действительно причинил ей боль.
С самого начала она понимала, что Николас просто решил отбить ее у брата, когда увидел, что тот серьезно увлекся ею. Николас быстро добился согласия Клорис стать его невестой, но вскоре потерял к ней всякий интерес. Именно тогда он познакомился с Элизой Лисс.
Клорис вспомнила письмо, в котором разрывала помолвку с Николасом, и тут же со стыдом подумала о новой помолвке со старшим Комплайном. Все в их отношениях с Уильямом: слова, взгляды, жесты — для нее были важны лишь тогда, когда их замечал Николас. Она вспомнила то гадкое чувство удовлетворения, которое возникло в ней, когда стало ясно, что Николас обижен ее помолвкой с братом, и тот восторг, который она испытала, когда он вновь начал ухаживать за ней.
А теперь все было кончено. Немного слез от жалости к Уильяму, немного слез от нервного потрясения. Отныне Николас в ее глазах был глуповатым трусливым человеком. «С Комплайнами — все», — пронеслось в ее голове. И с удивительной легкостью на душе она стала думать об Обри Мандрэге. «О мистере Стэнли Глупинге, — поправила она себя. — А это, должно быть, смешно. Бедный мистер Стэнли Глупинг, белый как мел, стремится подняться на один уровень со мной. Но почему же мне не хочется смеяться? Я даже не могу из этого сделать забавный рассказ. Для меня ведь его фамилия не имеет никакого значения. Это кажется важным только ему. — А потом подумала: — А правильно ли я себя с ним веду?»
Поднимаясь в комнату, Клорис была преисполнена намерений разобраться в алиби доктора Харта. Но прошел целый час, а про Харта она так ни разу и не вспомнила.
Джонатан Ройял, прижав к груди грелку, смотрел прямо перед собой в темноту. Если бы удалось записать мысли, проносящиеся в его сознании, получилось бы что-нибудь вроде: «Чертовски досадно с этим Томасом, но должен же быть какой-нибудь выход. Обри мне скоро надоест, это ясно. Он почти готов поверить Харту. Проклятый Томас. Но ведь должен же быть какой-нибудь выход. Какой-нибудь оригинальный поворот. Мысли у меня ходят кругами. Надо бы сосредоточиться. Что Обри напишет в своих заметках? Надо внимательно их прочитать. Осторожность не помешает. А этот тип Аллейн? Что еще он придумает? Но ведь есть мотив преступления, два покушения и наши алиби. Он просто не может прийти к иному выводу. Проклятый Томас…»
Николас вертелся и метался по кровати. Он не привык к сосредоточенным и упорядоченным размышлениям. В голове бесконечной вереницей менялись образы и воспоминания. Он видел себя и Уильяма детьми. Он видел, как Уильям уезжает в школу после каникул, а Николас со своим домашним учителем провожают его на машине на станцию. Вот поезд трогается. Лицо Билла, прижатое к вагонному стеклу. Он слышит юношеский, смешно ломающийся голос Билла: «Ей бы хотелось, чтобы ты жил в Пенфелтоне, а я — где угодно. Но я старший. И уже ничего не изменить. Мама никогда мне этого не простит». Он видел Клорис, когда она, гостья Уильяма, первый раз приехала в Пенфелтон. «Мама, пригласи, пожалуйста, Клорис Уинн. Ник, это моя девушка. Смотри, не встревай!» И наконец он увидел Элизу Лисс и услышал собственный голос: «Я и не представлял, что может быть так. Даже не представлял».
Сандра Комплайн положила ручку. Она запечатала листок в конверт и написала на нем только одно слово. На площадке лестницы напольные часы пробили два. Огонь почти догорел, и ей было страшно холодно. Время ложиться. Постель была смята. Она тщательно привела ее в порядок, а потом оглядела комнату. Комната казалась безликой, за исключением небрежно лежащей одежды, которую она в тот день надевала, все было в полном порядке. Немного дрожа, она все сложила и убрала в шкаф. В зеркале мелькнуло ее отражение, и она остановилась перед ним, чтобы поправить волосы. Поддавшись внезапному порыву, она наклонилась вперед и пристально стала себя рассматривать. Потом, подойдя к столику у кровати, несколько минут перебирала там какие-то вещи и наконец легла. Аккуратно поправила простыню, накрылась одеялом. Потом протянула руку к столику.
4
В ту ночь дождь прошел только над плоскогорьем Ненастий. Хотя па большей части Дорсета снег лежал нетронутым, здесь его смыло дождем. За ночь холмы и деревья сильно изменились. В лесах Джонатана освобожденные от снега ветви поднялись вверх. Из-под снежных гор потекли ручейки, образовывая в белой массе глубокие скрытые промоины. Снег исчезал, и земля постепенно обретала свои прежние очертания. К рассвету места, которые под снегом казались небольшими ложбинами, становились глубокой колеей — так размыло дороги. В Глубоком овраге шум дождя заглушало журчание бегущей воды.
Когда наконец гости заснули, во сне их тревожили странные звуки: это с крыш и карнизов по желобам или просто в пустоту обрушивались снежные оползни. Стали видны дороги из Хайфолда в горы и деревню, расположенную на плоскогорье Ненастий и носящую то же название. Ливень оказался настолько сильным, что к утру все вокруг было покрыто грязно-серыми потоками.
В восемь часов утра, когда Мандрэг проснулся, дождь заливал окно его комнаты. Сквозь мутную пелену он увидел верхушки деревьев, уже свободных от снега.
Завтракали они вдвоем с Джонатаном, который сказал, что переговорил уже кое с кем из своих людей. Управляющий приехал из дома верхом и снова уехал по делам имения. Джонатан рассказал ему о происшедшей трагедии, и он предложил попробовать проехать по плоскогорью на лошади. Но даже если и удастся пробиться, двенадцать миль придется проделать шагом.
— Если я застряну, — сказал Мандрэг, — он может попытаться. Если я не вернусь через три часа, Джонатан, придется ему отправиться. А он не сказал, в каком состоянии дорога?
Оказалось, Бьюлинги ходили к воротам имения и доложили, что дорога «такое дерьмо, дальше некуда». Но они думают, что пробиться по ней все-таки можно. Но по плоскогорью, если лошадь и пройдет, то машина уж точно застрянет.
— А как та дорога, которая ведет вниз через деревню? — спросил Мандрэг.
— Эта, насколько я понимаю, немного лучше.
— В таком случае, если мне удастся проскочить через Глубокий овраг, я поеду дальше в деревню Ненастий и уже оттуда позвоню в дом священника в Уинтон Сент-Джайлз.
— Может случиться, что телефонные провода оборваны где-то между деревней и Уинтоном. Я думаю, что скорее всего так и есть. Ведь Бьюлинги прошли довольно далеко и не нашли обрыва.
— А нельзя проехать в Уинтон через деревню?
— Вот уж поистине окольный путь. Дайте мне подумать, Обри. Надо будет поехать по главной дороге на восток, повернуть направо у Пен-Джиддинга, обогнуть плоскогорье — но Бог знает, в каком состоянии там дороги. От Пен-Джиддинга идут только проселочные.
— Во всяком случае, я могу попытаться.
— Не нравится мне это.
— Джонатан, — сказал Мандрэг, — вам что, нравится и дальше держать тело Уильяма Комплайна у себя в курительной?
— Ну, что вы, дружище, конечно нет. Это ужасно, кошмар. Я никогда не приду в себя от этого уик-энда, никогда.
— Как вы думаете, один из братьев Бьюлингов сможет поехать со мной? Если я застряну, хорошо бы иметь кого-нибудь под рукой. А если не застряну, он сможет показывать мне дорогу.
— Да, да, конечно. Если вы все-таки считаете, что должны ехать, — Джонатан немного оживился и начал рассуждать, что следует делать, — вам надо захватить с собой фляжку с коньяком, дружище. С вами поедет Джеймс Бьюлинг. Так, еще нужны цепи. Вам ведь понадобятся цепи на колеса, правда?
— А в деревне Ненастий случайно нет полицейского участка?
— Господи, о чем вы, конечно нет! Это же маленькая деревушка. Ближайший констебль, я думаю, только в Чиппинге, а это уже за Уинтон Сент-Джайлзом.
— В любом случае, — сказал Мандрэг, — я думаю, что лучше сначала увидеться с Аллейном. Я все-таки надеюсь, что он согласится всем этим заняться и приедет сюда вместе со мной. Только боюсь, как бы все не осложнилось из-за разных формальностей.
— Дорогой мой, я тоже этого боюсь. Поэтому даже не знаю, что противнее для меня: полиция Чиппинга или ваш внушающий ужас знакомый.
— Он очень приятный человек.
— Вполне возможно. Я думаю, надо послать за старым Джеймсом Бьюлингом, пока он опять куда-нибудь не ушел.
Джонатан позвонил. На звонок явился Томас, которому так и не удалось до конца скрыть внутреннее возбуждение. Он доложил, что Бьюлинги все еще в доме, а через минуту-другую появился Джеймс, весьма озабоченный состоянием своих ботинок.
— Послушайте, Джеймс, — обратился к нему Джонатан. — Мистер Мандрэг и я ждем от вас совета и помощи. Высушите ноги у камина и забудьте о своих ботинках. Слушайте.
Он изложил план Мандрэга. Джеймс слушал с приоткрытым ртом, устремив глаза в дальний угол комнаты и неодобрительно сдвинув брови.
— Ну и что вы думаете, это возможно? — спросил Джонатан.
— Этим-то путем все двадцать миль будет, — ответил Джеймс. — Это ж такой крюк давать. До деревни-то проехать можно, да и после деревни вниз тоже ничего, а вот уж когда она повернет и вверх пойдет, вот где, если хотите знать, сэр, дело дрянь. Где скользить начнет, а ежели где не скользит, то заносить будет.
— Значит, Джеймс, вы думаете, это невозможно?
— Ну, сэр, если у вас в доме труп коченеет, то от одной этой мысли человек на все готов и уж чего не сделает.
— Полностью с вами согласен, Бьюлинг, — сказал Мандрэг. — Вы поедете со мной?
— Да уж конечно, сэр, — ответил Джеймс. — Когда тронемся?
— Сейчас, если вы не против. Как можно скорее. — Произнося эти слова Мандрэг почувствовал, как ему не терпится отправиться в путь. Скоро он опять увидится с Клорис, а желание увидеть ее было твердо и горячо. Но сейчас он на какое-то время просто должен освободиться от Хайфолда. Он должен под проливным дождем отправиться выполнять трудную задачу. Пусть в ближайший час или два он будет иметь дело только с плохими дорогами и скверной погодой, а не со странностями человеческих поступков. Готовность к такого рода трудностям была настолько чужда его обычному образу мыслей, что он и сам удивился. «Но мне не хотелось бы оставлять ее здесь. Может, подождать, пока она выйдет, и предложить ей поехать вместе? А вдруг ей не захочется? А вдруг я поставил ее в неловкое положение своими нудными откровениями? Может, она испугается, что во время поездки я стану вести себя как истинный Глупинг?» Он с ужасом представлял себе, что Клорис считает его человеком дурно воспитанным, слишком несдержанным, от которого следует побыстрее отделаться, пока он совсем не надоел, и направился наверх, полный решимости не поддаваться искушению и не приглашать Клорис с собой. Но, встретив ее на лестничной площадке, тотчас позвал с собой.
— Конечно, поеду, — ответила Клорис.
— Но это будет страшно трудно. Может, у нас ничего и не выйдет.
— Во всяком случае, мы вырвемся из этого дома. Я буду готова через пять минут.
— Закутайтесь потеплее, — крикнул ей вслед Мандрэг. — Я беру с собой старого Джеймса Бьюлинга. Мы подъедем к парадной двери, как только он разыщет мне цепи.
Он весело прошел к себе в комнату, надел еще один свитер, шарф и плащ. Захватил также портфель со своими записями, кнопкой и игральной карточкой. Неожиданно он вспомнил, что никто так и не прочитал его заметки, написанные для Аллейна. Ну и пусть. Если они хотели прочесть, надо было раньше вставать. Он не может здесь ждать до полудня. И кроме того, у них будет масса возможностей все обсудить, когда он вернется с Аллейном. Теперь к машине. Но прежде чем уйти, он разыскал Джонатана и, собравшись с силами, обратился к нему с просьбой. Даже при одной мысли, что надо еще раз зайти в курительную, его охватывал ужас, но он дал себе слово сделать это. Он почти надеялся, что Джонатан откажет ему, но этого не произошло.
— Только я не пойду с вами. И не просите. Вот ключи. Можете оставить их у себя. Я просто не могу сопровождать вас.
— Я ничего не трону. Подождите, пожалуйста, у двери.
Он пробыл в комнате всего несколько минут. Накануне на кресло и то, что в нем было, накинули белую простыню. И хотя он старался туда не смотреть, посещение курительной вывело его из равновесия. Тихо попрощавшись с Джонатаном, Мандрэг вышел через боковую дверь и пошел к гаражу позади дома. Казалось, все ожило вокруг от шума ветра и звука дождя. Снег на открытых местах почти растаял, а там, где еще оставался, был ноздреватым и неровным. Со всех карнизов и выступов Хайфолда фантастическими фигурами свисали сосульки, которые, подтаивая, все время меняли свои очертания.
Усиленно помогая себе палкой, Мандрэг дошел до гаражей, где увидел Джеймса Бьюлинга, надевавшего вместе с братом на колеса цепи. Мандрэгу показалось, что делают они это невыносимо медленно. Цепи были самодельными, и одна все время соскакивала. Наконец все было готово.
— Теперь удержится, будьте покойны. Вот повезло, что они были у нас, — проговорил Джеймс. — Без них-то нам никак не проехать. Так что, сэр, ежели изволите, можно ехать. Машина в полном порядке, бензин и воду мы залили. А вот трос и мешки.
— Ну что ж, тогда поехали, — сказал Мандрэг.
Джеймс устроился сзади. Когда они выезжали из гаража, его брат прокричал:
— Если забуксуете, газуйте!
Мандрэг проехал по дороге к парадному входу. Клорис уже была там. Воротник ее толстого пальто был поднят, а на голове повязан яркий шарф. Лицо от этого казалось треугольным. Бросались в глаза ее бледность и ужас, застывший во взгляде. Увидев машину, она, спотыкаясь, сбежала со ступенек, сгорбившись под порывами ветра, обогнула ее и, прежде чем он успел открыть дверцу, дернула ручку и уселась с ним рядом.
— Что еще случилось? — спросил ее Мандрэг.
— Лучше я скажу все сразу, но мистер Ройял велел нам ехать несмотря ни на что. Просто ужас. Теперь миссис Комплайн. Она пыталась покончить с собой.
5
Не снимая рук с руля, Мандрэг повернулся и уставился на нее. Джеймс Бьюлинг натужно прочистил горло.
— Пожалуйста, поехали, — сказала Клорис, и Мандрэг, не говоря ни слова, включил скорость. Свист ветра и шум проливного дождя дополнились гудением холодного двигателя и лязганьем цепей. Они проехали по площадке и повернули на запад за угол дома.
— Она сделала это сама, — объяснила Клорис. — Одна из горничных поднялась к ней с завтраком, но увидела, что дверь заперта. Экономка решила, что миссис Комплайн не хочет, чтобы ее беспокоили, но горничная, разносившая утренний чай, видела под дверью ее комнаты свет. Тогда обо всем доложили мистеру Ройялу. Сами понимаете, что это странно, если лампа горит при дневном свете. В конце концов они решились постучать. Это случилось сразу же после вашего ухода. Они стучали, стучали, но не было никакого ответа. К этому времени уже пришел Николас и страшно разволновался. Он настоял на том, чтобы мистер Ройял велел выломать дверь. Она оставила записку Николасу. Кажется, была какая-то кошмарная сцена, потому что мистер Ройял сказал Николасу, что эту записку надо кому-то отдать. Что он не позволит Николасу держать ее у себя, хотя сам он ее не читал. Я не знаю, что в записке. Знает только Ник. Она без сознания. Думают, что она умрет.
— Но… как?
— Остатки того снотворного и весь аспирин, который у нее был. Она сказала леди Херси, что у нее нет аспирина. Мне кажется, она хотела набрать его как можно больше. Вот сейчас, если бы вы видели Николаса, то пожалели его.
— Да, — мрачно ответил Мандрэг, — да, сейчас я действительно жалею Николаса.
— Он совершенно пал духом. Бедный старина Ник уже больше не красуется, — проговорила Клорис прерывающимся голосом. — В том, что это самоубийство, не может быть никаких сомнений. Ник согласился, чтобы ее осмотрел доктор Харт. Как все странно, правда? Все пришли к выводу, что он убил Билла, и вот, пожалуйста, он делает его матери искусственное дыхание, что-то сердито приказывает, и все суетятся, выполняя его распоряжения. По-моему, мир сошел с ума. Он дал мне список лекарств, которые надо купить в аптеке в Чиппинге. Это не так далеко от Уинтона. Пока вы будете разговаривать с мистером Аллейном, я могла бы взять машину и проехать туда. Да, и полицейский хирург. Нам надо постараться найти его. Но самое главное, конечно, вернуться как можно скорее.
— Харт думает, что?…
— Я уверена, он считает положение совершенно безнадежным. Я в комнату не заходила, а ждала его распоряжений в коридоре. Слышала только, он говорил, что одного веронала было двести гран. Он обрушился с вопросами на леди Херси. Сколько она дала? Как она посмела это дать? Все было бы даже забавно, если бы не было так ужасно. Леди Херси сама в жутком состоянии. Она чувствует, что здесь есть и ее вина.
— А я забрал этот порошок у Харта, — сказал Мандрэг. — Господи, вот ведь насмешка судьбы. Я-то боялся, как бы он не покончил с собой.
— Никому из вас не нужно мучиться угрызениями совести, — быстро проговорила Клорис. — Доктор Харт сказал потом, что одного аспирина было бы достаточно, чтобы убить ее. Я сама слышала, как он говорил это леди Херси.
Они доехали до леса. Здесь дорога пролегала между двумя крутыми склонами. Гравий уже кончился, и грунт был мягкий, размытый потоками воды. Везде валялись ветки и комья земли, которые снесло сверху. В одном месте на дороге был небольшой оползень. Мандрэг, включив вторую скорость, сумел его проскочить, но почувствовал, как цепи в последний момент выдернули начавшие было буксовать задние колеса.
— Что-то в этом роде, я полагаю, надо ожидать и в Глубоком овраге? — обратился он к Джеймсу Бьюлингу.
— Там, сэр, по всему оврагу вода, надо думать.
— Если мы застрянем… — начала Клорис.
— Если мы застрянем, дорогая, пара пустяков достать на ферме лошадей, которые вытянут нас на другую сторону оврага.
— Ну что ж, не мытьем так катаньем, — сказала Клорис.
Лес кончился, и дорога, там, где она проходила по лужайкам парка, была вся в рытвинах и канавах. Джеймс Бьюлинг проворчал, что уже лет десять они с братом Томасом твердят хозяину, что здесь нужна машина щебенки. Дождь вовсю хлестал по лобовому стеклу. Щетки не успевали стирать расплющенные капли, как они появлялись снова. Найдя где-то щель, вода просочилась к приборной доске. Порывы ветра были такие, что машина все время стремилась вильнуть в сторону, и Мандрэг с трудом удерживал руль. Он осторожно подъехал к краю оврага, вглядываясь в него сквозь потоки воды на стекле. Теперь он чувствовал приятное возбуждение. Это открытие удивило его, потому что он всегда считал, что терпеть не может всяческие неудобства.
В Глубоком овраге все еще лежал снег. Когда они подъехали к самой кромке ложбины, то увидели, что дорога исчезает где-то внизу, а потом грязной лентой поднимается по противоположному склону.
— Ну, сейчас здесь еще ничего себе, — сказал Джеймс. — Снег-то фута два, не глубже. Но под ним, может статься, вода. Радиатор бы лучше закрыть, сэр.
Мандрэг остановился, и Джеймс с мешком выскочил из машины. Мандрэг выбрался вслед за ним. Ему не хотелось сидеть внутри в ожидании, пока Джеймс укрепит мешок на радиаторе. Ему хотелось быть ловким и деятельным. Он подтянул провисший на капоте мешок и привязал его собственным носовым платком. Критически осмотрел работу Джеймса. Потом, быстро переставляя свой тяжелый ботинок, он направился обратно к машине и, улыбаясь сквозь дождь Клорис, пришел в восторг от ответной теплоты ее взгляда, наивно полагая, что обязан этому своей деятельностью. «Это был взгляд женщины, — подумал Мандрэг, — взгляд признательный, покорный и даже льнущий». Он так и не узнал, что Клорис была глубоко растрогана, но не потому, что почувствовала в нем защитника, а потому, что догадалась о его мыслях. И с этой минуты, проявив житейскую мудрость, она позволила Мандрэгу заботиться о себе.
Машина начала осторожно съезжать по склону Глубокого оврага.
— Уж поди добрых десять лет мы со старшим братом Томасом говорим хозяину, — рассуждал на заднем сиденье Джеймс, — что давно бы пора здесь построить этакий славный мостик. Прошлой зимой здесь была грязь непролазная, полно воды. Позапрошлой зимой он замерз. Еще до того все склоны вдруг обвалились. — Машина попала в глубокую рытвину, и Джеймса на заднем сиденье подбросило. Он продолжал: — А еще раньше был затоплен. Мы же говорили ему, что не дело, мол, чтобы в имение джентльмена вела такая дорога. Да и управляющему мы толковали… Здесь левее, сэр, по глине, а то по уши завязнем.
Передние колеса глубоко нырнули в мешанину талого снега. Задние колеса то проворачивались в снегу, то цепляли за грунт, то буксовали, то опять толкали машину вперед. Теперь они ехали по снегу, и Джеймс Бьюлинг орал сзади:
— Правее, газуйте!
Машина клюнула носом, и в ветровое стекло ударили комья размокшего снега. Мандрэг выглянул в боковое окно. Дождь хлестал в глаза.
— Не стойте, сэр, — вопил Джеймс.
— Я попал в какую-то чертову яму. Кажется, приехали.
Машина поползла влево, забуксовала, несколько раз дернулась вперед и встала.
— Христа ради, не глушите мотор, — возопил Джеймс и выпрыгнул наружу. Он оказался по колени в снегу и тут же скрылся где-то за машиной.
— Он с вашей стороны. Что он там делает? — спросил Мандрэг.
Клорис выглянула в окно.
— Я вижу только его спину. Кажется, он подкладывает что-то под колеса. А сейчас он машет. Хочет, чтобы вы ехали.
Мандрэг включил первую передачу, потихоньку придавил газ и попробовал тронуться. Колеса за что-то зацепились. Разбрызгивая талый снег, машина прыгнула вперед и застыла. Джеймс вернулся, взял лопату и принялся за работу у передних колес. Мандрэг вышел из машины, попросив Клорис не глушить мотор. Ветер сбивал с ног, а от проливного дождя лицо сразу окоченело. Он пробрался к передку машины и увидел Джеймса, неистово орудовавшего лопатой в снегу глубиной фута в три. На Мандрэге были толстые автомобильные перчатки, и он принялся помогать ему руками. Наверху снег еще был твердым, но ближе к земле оставалась нерастаявшая масса, под которой почва оказалась мягкой и размокшей. Передние колеса попали в канаву, идущую поперек дороги. Как только удалось разбросать снег, канава наполнилась водой. Джеймс проревел что-то непонятное, сунул Мандрэгу в руки лопату и нырнул за машину. Подняв глаза, Мандрэг увидел прижатое к ветровому стеклу встревоженное лицо Клорис. Улыбнувшись, он помахал ей рукой и энергично принялся за работу. Вернулся Джеймс, таща за собой две большие ветви. Они поломали их, как могли, и бросили в канаву и под задние колеса.
Внутри машины был совсем иной мир с запахом бензина, обивки, сигарет и чего-то такого, что, решили про себя Клорис и Мандрэг, было присуще только Джеймсу: смесь запахов клеенчатого плаща, пожилого человека и деревенской работы. Мандрэг захлопнул дверцу, посигналил, предупреждая Джеймса, и включил скорость.
— Ну что, старушка, — обратился он к машине. — Трогай!
Ветки трещали, машина куда-то угрожающе проваливалась и отчаянно кренилась, сквозь шум бури до них доносились леденящие душу вопли Джеймса. Но вот цепи застучали по твердому грунту. Они поднимались вверх по склону оврага.
— Первый барьер, думаю, взят, — сказал Мандрэг. — Мы подождем Джеймса наверху.
* * *
В доме приходского священника в Уинтон Сент-Джайлзе старший инспектор сыскной полиции Аллейн заглянул в кабинет и обратился к жене:
— Я наблюдал из мансарды за горой Ненастий и ничуть не удивлюсь, если там льет дождь. Что скажете, пастор?
Преподобный Вальтер Коплэнд повернул голову и посмотрел в окно. Дама, стоящая перед большим мольбертом, пробормотала что-то себе под нос и положила кисти.
— Дождь? — повторил священник. — А здесь внизу морозит. Но, честное слово, вы правы. Да, да, без сомнения, в Хайфолде идет проливной дождь. Очень странно.
— Действительно, очень странно, — мрачно откликнулась миссис Аллгйн.
— Мой ангел, — произнес ее муж, — я приношу тебе извинения по четырнадцати пунктам. Ваше преподобие, умоляю, примите прежнюю позу.
Нервно вздрогнув, священник отвернулся от окна, сцепил руки, наклонил голову и послушно уставился в левый верхний угол мольберта.
— Так хорошо?
— Да, благодарю вас, — ответила дама. Повернув к мужу худое лицо с испачканным зеленой краской носом, она с удивительно застенчивым видом проговорила: — Я подумала, может, ты нам почитаешь?
— С удовольствием, — ответил Аллейн, входя и закрывая за собой дверь.
— Вот это действительно чудесно, — сказал мистер Коплэнд. — Надеюсь, я не очень плохой приходской священник, — добавил он, — но так приятно думать, что сегодня больше не будет службы. Знаете, мы с Дайной были на заутрене совершенно одни, а раз погода такая плохая, вряд ли ко мне кто-нибудь явится с визитом.
— Будь я на работе, — произнес Аллейн, рассматривая ряды книжных полок, — я бы никогда не решился сделать подобное замечание.
— Но почему?
— Потому что, как только я произнес бы это, мне тут же наверняка пришлось бы, как героине мелодрамы, отправляться в метель по особо неприятному делу. Однако, — добавил Аллейн, снимая с полки том «Нортенгерского аббатства», я не на службе, слава Богу. Не почитать ли нам мисс Остин?
