Часть третья
После Игр

Главный менеджер не умел проигрывать. Любое, даже самое безнадежное дело он мог свести как минимум вничью. Наверное, за это и ценил его председатель Ганзы и Совета Директоров Логинов. Однако даже могущественнейший человек Кольцевой линии находился в глубоком заблуждении относительно талантов этого невзрачного на вид администратора. Главный менеджер был отличным тактиком… и абсолютно никаким стратегом. Он сам это прекрасно понимал. Любая стратегия в умирающем метро – безнадежна, ведь каждый день нужно решать тактические задачи выживания, не заглядывая слишком далеко вперед. И плевать, что там думает председатель Логинов и все остальные члены правления.

Вот и сейчас ганзейский босс, сидя в удобном мягком кресле и барабаня холеными пальцами по прозрачной столешнице, наблюдал за снующими по миниатюрным коридорчикам из оргстекла голыми землекопами и размышлял, какие плюсы можно извлечь из сложившейся ситуации. Сзади, за левым плечом, стоял секретарь.

– Значит, они сумели пройти сквозь глаберов и уничтожить группу Алексея Грабова, – задумчиво произнес Главный менеджер. – Жалко зверушек, мутантиков ведь не один год растили…

– Этого не смогли даже проклятые коммунисты с Красной Линии, – заметил секретарь.

– Еще бы, ведь мы подсунули им фальшивый крем, – Главный менеджер криво усмехнулся, повернув голову в сторону собеседника, – это ваша идея, Велислав Андарбекович. Я бы сказал, блестящая идея: спровоцировать ложную утечку информации, на которую повелись лучшие разведчики краснолинейцев.

Мужчина в клетчатом пиджаке, с лицом, чем-то напоминающим морду очень умного сурка, застенчиво улыбнулся, но ответил не без гордости:

– Я всего лишь скромный советник при гениальном руководителе.

– Ну да… ну да… – как бы нехотя согласился ганзейский босс. – Вы расшифровали бредни шпионов Полиса? Что там агент Спица прислал этому чудаку, Верховному Хранителю Книг?

– Разумеется, – сказал секретарь, – глупцы из Полиса полагают, что, общаясь по телефону на санскрите с элементами эзопова языка, они могут скрыть от нас смысл своих сообщений.

– И что там?

– Очевидно, Верховный Хранитель считает некоего Кухулина, прибывшего из-за МКАДа, избранным и желает использовать его в своих гнусных целях.

– А что думаете вы? – спросил Главный менеджер.

– Я не считаю, что он избранный, его ведь никто не избирал, – секретарь хитро улыбнулся. – Но, полагаю, пришелец определенно обладает сверхспособностями и может нам пригодиться. Сейчас он с группой направляется в сторону Полиса через станцию-призрак, через Полянку. Прикажете послать спецназ?

– Ни в коем случае, – сказал ганзейский босс, – с ними нужно по-другому. Никаких кнутов, только пряники… только пряники… да…

– Предложить им гражданство Кольцевой линии? – с сомнением произнес человек с лицом сурка. – Если они не захотели заканчивать Игры, отказались от победы, то вряд ли их искусят какие-либо преференции.

– А было бы здорово… – Главный менеджер мечтательно сощурился. – Только представьте, господин секретарь: команда Четвертого Рейха, выигравшая Пятые Ганзейские игры, просит политического убежища у Содружества Станций Кольцевой линии. Это прогремело бы на все метро.

– Была бы неплохая, так сказать, пиар-акция, – согласился секретарь, – но нам доложили, что Фольгер, Кухулин и эта… девчушка… запамятовал имя, участвовали на стороне Четвертого Рейха по подложным документам.

– Да плевать, если честно. Истинно то, что преподносится как истина. Мне ли вам объяснять эти примитивные истины, простите за каламбур, – ганзейский босс, бросив покровительственный взгляд на ползающих в макете Московского метрополитена слепых грызунов, поднялся из-за стола. – Говорите, этого Кухулина никто не избирал? Что ж, так давайте мы изберем его, сделаем своим.

– Вы хотите… – на лице секретаря нарисовалось сомнение, – лично встретиться с тем, кто называется Кухулином? На Полянке?

– А почему бы нет, – сказал Главный менеджер. – Бункер наш совсем недалеко, по спецлинии да на скоростной дрезине я мигом окажусь на станции-призраке.

– Осмелюсь заметить, – настороженно произнес человек-сурок, – это весьма опасно. Полянка славится ментальными и парапсихическими аномалиями…

– Я в курсе, но вербовку такой феноменальной личности никому не могу доверить. Даже вам, уважаемый Велислав Андарбекович. Уж не обессудьте.

Секретарь только пожал плечами и, помолчав секунду, сказал:

– Ну, хотя бы пару охранников с собой возьмете?

Главный менеджер согласно кивнул и спешно покинул зал заседаний.

Феликс Фольгер, Кухулин и Ленора медленно продвигались вдоль заброшенной станции. Абсолютная тьма, разрезаемая блеклыми лучами фонарей, давила с непривычной тяжестью, а гнетущая тишина даже у сверххладнокровного Кухулина вызывала лишь одно желание – закричать. Трудно было понять, отчего у путников выворачивает нутро: ведь ничего здесь нет, если не считать мусора, разбросанного меж грязных пилонов. А может, именно совместное присутствие равнодушной мглы и вопиющего безмолвия превращало станцию-призрак в диковинный замкнутый мирок, живущий по собственным законам и заставляющий случайных путников беспокойно оглядываться по сторонам.

Фольгер предупредил своих товарищей, что Полянка особое и, пожалуй, самое загадочное место во всем метрополитене. Здесь даже с психологически устойчивыми людьми порой происходили странные и нелепые вещи. Иные садисты и развратники после посещения станции-призрака превращались в раскаявшихся грешников и святых, несущих проповедь Света и Любви среди людей, чья кровь давно уже была отравлена Тьмой и Ненавистью. Другие сходили с ума, не выдержав ужаса содеянного, третьи встречались с чем-то таким, что давало им подсказку, как решить сложную жизненную дилемму. Но в любом случае каждый встречал здесь нечто свое, и никогда видения на Полянке не повторялись. Впрочем, попадались и те, кто ничего не чувствовал, не слышал посторонних звуков, не видел бестелесных призраков, не ощущал непонятных запахов. Они просто проходили мимо по своим делам и удивлялись, почему такую замечательную станцию не облюбовали не то что люди, но даже крысы.

– На платформу не поднимаемся, идем вперед и ни на что не обращаем внимания, тут глюк только так можно схватить, – шепнул Фольгер своим спутникам, когда они покинули перегон.

Однако бдительный проводник первым же и попался в сети станции-призрака. Уже в самом конце, когда большая часть пути была преодолена, Феликс услышал звонкий смех. И этот смех принадлежал Еве. Фольгер отчетливо понимал, что его посетили звуковые галлюцинации, что труп сестры гауляйтера, подобранный ганзейскими рабочими, хранится в каком-нибудь станционном морге и ждет захоронения, но ничего с собой поделать не мог.

– Я сейчас, – прошептал он, запрыгнул на платформу и исчез во тьме.

– Я с тобой! – откликнулась Ленора и рванулась за своим новым другом, но Кухулин ее удержал:

– Погоди, львенок.

– Не трогай меня, – резко огрызнулась девушка, попытавшись отдернуть руку.

Кухулин ничего не ответил, лишь сощурился и мгновение спустя отпустил жену. Ленора, оказавшись на платформе, так же, как и Фольгер, была поглощена темнотой и безмолвием. Суператор остался один. Интуиция подсказывала ему не препятствовать товарищам. Каждый должен разбираться со своими кошмарами наедине, ибо если не желаешь впускать постороннего в свой внутренний мир, никто и никогда тебе не поможет, а если и пожелает помочь, то сделает только хуже.

Вдруг Кухулин почувствовал, как мгла надвигается на него, будто некто бесшумно шел навстречу и гнал впереди себя беспросветную тьму. Суператор не испугался и даже не подумал вскинуть автомат, преспокойно висящий у него на плече. Он направил фонарь в сгущающуюся бездну и увидел приближающийся размытый силуэт.

Смех, казалось, раздавался отовсюду. Фольгер беспрестанно вертелся на месте, освещая то обледенелые пилоны, то груды мусора, то изогнутый грязно-бледный потолок. Наконец, Феликс не выдержал и закричал:

– Ева, милая! Покажись! Прошу тебя!

Разумеется, он понимал, что этот бесподобный заразительный смех – лишь плод фантазии, ментальное искажение реальности, морок, беспощадно играющий на человеческих эмоциях. Но разум не мог совладать с вырвавшимися из глубин чувствами. Древний, давно потухший вулкан неожиданно проснулся, и раскаленная лава ревущим огненным фонтаном вырвалась наружу.

– Ева, покажись! Я люблю тебя, слышишь!

Фольгер продолжал крутиться, выкрикивая то, что никогда не произносил вслух. Теперь он жалел об этом. Очень жалел.

– Я люблю тебя, милая! Люблю! Слышишь!

Смех неожиданно стих, и Феликс почувствовал, как маленькие ледяные мурашки, безжалостно прокалывая кожу крохотными острыми лапками, засеменили по его спине. Сзади кто-то был. Мужчина резко повернулся и зажмурился от яркого свечения…

Ленора, запрыгнув на платформу, побежала следом за Фольгером, но уже через секунду-другую потеряла его из виду. Она оказалась в кромешной тьме, которую не мог пробить даже луч фонаря, тонущий в непроглядной бездне на расстоянии вытянутой руки. Девушка почувствовала, как глаза ее непроизвольно расширяются; она открыла рот, но закричать так и не смогла. Вязкая мгла устремилась ей в горло и ноздри, запорошила глаза, сдавила грудь, сгустилась до предела. Ленора судорожно глотнула тягучий воздух, застрявший на полпути к легким. Она поняла, что задыхается и сейчас умрет, так и не сумев позвать на помощь. А потом пришло беспамятство…

Кухулин приблизился к силуэту и разглядел в нем мужчину в плаще с капюшоном, под которым виднелся серого цвета камуфляж. За незнакомцем стояли два здоровенных амбала с респираторами на лицах. Что удивительно – мордовороты были одеты в английские классические костюмы.

– Господин Кухулин, – учтиво произнес незнакомец, – станция Полянка славится своими паранормальными трюками. Как вы считаете, я реальный персонаж или лишь галлюциногенный плод соприкосновения вашего сознания с неизвестной аномалией?

– Я могу задать вам точно такой же вопрос, господин… не знаю, как там вас… – не растерялся суператор. – Вполне вероятно, что я только мерещусь вам, а наяву вы разговариваете с коробкой, донельзя наполненной бесполезным хламом.

Незнакомец холодно засмеялся и погрозил пальцем:

– А вы не так просты, как можно подумать.

– А вы не так сложны, как хотите казаться, – сухо ответил суператор.

– Интересно, – незнакомец изобразил задумчивость, – в чем же моя простота? Я-то всегда полагал, что умею просчитывать на несколько ходов вперед.

– Все ваши великие комбинации и замысловатые многоходовки сводятся к простым, даже примитивным целям: выживать в наиболее комфортных условиях, спать с самыми красивыми женщинами и, конечно, властвовать над серой отупевшей массой в умирающем подземном мире. Так скажите, зачем мне просчитывать траекторию вашего движения с бесчисленными волчьими петлями и мудреными зигзагами, когда я знаю конечный пункт каждого из вас? Если мне понадобится кого-то подкараулить, я с легкостью найду где: возле объектов вожделения и комфорта.

– Раз уж вы, господин Кухулин, так проницательны, – сказал незнакомец, – то не вижу смысла ходить вокруг да около. Я хочу сделать вам весьма соблазнительное предложение…

Обомлевший Феликс взирал на люминесцирующий круг. Это была сделанная из цветной керамики композиция. Она располагалась в торце станции. На синем светящемся фоне с красным стягом выделялись две белесые, держащие друг друга за руки фигуры – мужчины и женщины. В левой руке женщина сжимала ветвь, а на плече у мужчины сидел маленький ребенок. Желая изгнать наваждение, Фольгер зажмурился, а когда вновь открыл глаза, то увидел, что фигуры преобразились.

Обрамленная мягким сиянием, перед ним стояла Ева. Она была боса и одета в красное платье. Счастливая девушка держала за руку его – Фольгера, на плече которого, болтая ножками, восседал щебечущий какую-то веселую околесицу малыш.

«Так могло быть! – ошарашенно подумал Феликс. – Так могло быть, но так никогда не будет!»

Фольгер закрыл лицо ладонями. Нестерпимая горечь подступила к самому горлу, а в коленях появилась дрожь. С бывалым сталкером такого не случалось давно. Не хватало только разрыдаться.

– Могло быть по-разному, – донесся до него знакомый голос. – Например, ты мог не ограничиваться непыльной работой на Рейх, а стать палачом, навсегда разделавшимся с собственной совестью. Это было бы гораздо хуже.

Феликс отдернул руки от лица и обнаружил, что находится посреди округлого, весьма просторного зала. Пол его был облицован синим люминесцирующим мрамором, стены и потолок, закрытые красной тканью, колебались, словно на ветру. А рядом с Фольгером стояла она.

– Ева? – удивленно воскликнул Феликс…

Сделав глубокий вдох, Ленора открыла глаза и осмотрелась. Она стояла все на той же платформе, но Полянка решительно переменилась. Станция теперь была залита ослепительным светом, а пилоны, пол и дугообразные потолки сияли необычайной чистотой. Сощурившись и прикрыв глаза ладонью, девушка побрела наугад. Неизвестно, сколько времени она шла: толстенные беломраморные опоры сменяли друг друга нескончаемой чередой, перрон превратился в длинный коридор без конца и края, и только гулкие шаги одинокой путницы отражались от сводов призрачной станции.

Вдруг, спустя многие и многие минуты беспрестанной ходьбы, Ленора увидела впереди человека.

– Феликс! – крикнула она и побежала. – Феликс, с тобой все в порядке?

Приблизившись к мужчине на расстояние двух шагов, девушка в испуге остановилась. Это был не Феликс. Некто, облаченный в костюм химзащиты, уставился на Ленору безжизненными стекляшками противогаза. Тихо вскрикнув, девушка попятилась, а незнакомец протянул к ней свои лапы.

– Нет! – споткнувшись, Ленора упала. – Нет… пожалуйста…

– Ты боишься резиновых масок, – сказал мужчина и сорвал с себя противогаз.

И перемена оказалась разительной…

– Пожалуй, господин Кухулин, вы правы, – сказал человек в плаще с капюшоном. – Выживание с комфортом, красивые женщины, готовые услужить в любое время, и власть над безмозглым человеческим стадом – предел мечтаний для большинства из нас. Это три аркана, сжимающие глотку любому человеку. Но вы ведь не такой, вам нужно кое-что еще. Я прав?

– Вряд ли вы сможете это мне дать, – сказал суператор.

– Отчего же, – возразил собеседник, – я являюсь полномочным представителем самого могущественного государства Московского метрополитена, и наши возможности в пределах подземки практически неограниченны. Я вас разгадал, господин Кухулин. Вы по натуре революционер, всегда хотели преобразовать общество, сделать его чище и лучше. Так почему бы нам не объединить усилия в этом достойном всяческой похвалы деле? Свобода, равенство и братство из утопической мечты превратятся в реальность.

– Объединить усилия… – как бы в задумчивости произнес Кухулин. – Звучит заманчиво…

– Вот-вот, заманчиво, – воодушевился человек в плаще. – Подумайте сами: ваша пассионарность, ваши сверхспособности и наши связи, наши знания преобразуют метро навсегда. Вы станете для нас своим. А своих мы не бросаем.

– Есть одна маленькая деталь, портящая идиллию, которую вы мне пытаетесь здесь изобразить, – суператор внимательно посмотрел на собеседника, пытаясь разглядеть его лицо, скрытое капюшоном. – Я много читал о прошлом человечества и могу сказать одно: всякий раз, когда революционер шел на сделку с жирующим бонзой, он очень быстро превращался в тряпичную куклу, играющую по чужим правилам. Он мог сколь угодно много разглагольствовать о светлом будущем человечества, но уже не в силах был помочь страждущим. Он превращался в обыкновенного политикана, клоуна на побегушках. Таков закон истории. Именно поэтому в последние десятилетия перед коллапсом любая революция, любая освободительная борьба оборачивалась фарсом.

– Я также много читал о прошлом человечества, господин Кухулин, – в голосе незнакомца в плаще появились нотки угрозы, – и тоже могу кое-что сказать: непримиримые погибают первыми. Какими бы они ни были суперменами, их всегда обламывали, пускай потом и превращали в святых и великомучеников. Таков закон истории. От Христа до Че Гевары – исключений не было. Когда герой врезает дуба, можно рисовать с него иконы и штамповать майки с его изображением. И главное, благополучно продавать поделки все той же безмозглой толпе. Так что жирующий, как вы выразились, бонза и так, и так останется при своем профите.

– И все же вы всегда боялись тех, кто вместо того, чтобы с благочестивым трепетом покупать картинки с усопшими, пытался вникнуть в суть того, чему они учили и что творили. От Христа до Че Гевары – без исключений. Вы боитесь всех, кто не имеет ничего общего с вашей братией и не принадлежит, как вы выразились, к безмозглой толпе.

– Сотрудничество с нами, – отчеканил незнакомец в плаще, и смутная недобрая улыбка прорисовалась в тени капюшона, – даст вам хоть какую-то возможность улучшить быт жителей метро. А это все-таки больше, чем ничего, согласитесь, господин Кухулин.

Суператор промолчал. Он понимал, что им не договориться, и обе стороны останутся при своем мнении. Видимо, то же самое дошло и до человека в плаще.

– Знаете, господин Кухулин, почему Ганза – самая могущественная организация в метро? – спросил он.

– Ева? – удивленно воскликнул Феликс.

Девушка в ярко-красном платье до колен звонко рассмеялась, и, казалось, в такт ее смеху затрепетали, обдуваемые могучими неощутимыми ветрами, красные полотнища, а синий пол пошел пульсирующими фиолетовыми разводами.

– Не совсем, – сказала она, – меня зовут Аве. Я и Ева – отражения друг друга. Впрочем, ты можешь называть меня как угодно, теперь я и она – одно целое.

– Это как? – спросил Фольгер, неожиданно вспомнив, что находится на Полянке, и все, что он видит, скорее всего, лишь очень реалистичная галлюцинация.

– У каждого настоящего человека, у каждого, кто не превратился в пустую резиновую куклу, есть свой двойник, – ответила девушка. – У тебя он тоже имеется. И оттого человек, как бы счастлив ни был, время от времени чувствует себя одиноким, словно разрубленным надвое. И потусторонняя тоска овладевает им, и совсем непонятно ему, несчастному, отчего так. Он мечется по жизни, обреченный бежать по кругу до конца дней своих. И только разорвавший этот круг встречает, наконец, своего близнеца, скрытого где-то глубоко в безднах бессознательного, и обретает гармонию и покой.

– Я бы рад тебе поверить, – заметил Феликс, оглядываясь по сторонам, – но чувствую, что меня просто не по-детски штырит. Это какая-то фантасмагория.

– А разве тот мир, в котором ты живешь, не фантасмагория? – возразила Аве. – С подземным бытом, мутантами, сталкерами и враждующими микрогосударствами? Твой мир походит на кошмар подростка. Вся человеческая история вообще напоминает бред сумасшедшего. Эта вселенная так же несчастна, как и люди, населяющие ее, ибо она не может найти своего двойника, утопию, о которой мечтали философы и поэты прошлого.

– Ты слишком заумно излагаешь, – проговорил Феликс. – Я почти верю, что ты – отражение Евы. Она тоже любила изрекать что-нибудь этакое, только попроще. Двойники, надо же…

– Каждый скрывает своего двойника, – настаивала девушка, – каждый прячет свое «я» от самого себя.

– Интересно увидеть мое альтер эго, – сказал Феликс, чувствуя, что любопытство вкупе с щемящей тоской одолевают скепсис.

– Что означает Фольгер? – спросила Аве. – Почему ты так назвался?

– Сокращение от немецкого der Verfolger, – на задумываясь, ответил Феликс, – можно перевести на русский как «сталкер».

Девушка загадочно улыбнулась и принялась выводить указательным пальцем буквы, которые высвечивались в воздухе фосфоресцирующими огнями. Полминуты спустя перед глазами мужчины горела переливающаяся желто-зеленым надпись латиницей: FOLGER.

– А теперь посмотрим на отражение, – проникновенно произнесла Аве и сделала кругообразный пас ладонью.

Буквы поменялись местами, и получилось: REGLOF.

– Можно прочитать как Реглов, – девушка, вытянув губы трубочкой, дунула, и надпись рассеялась. – Это твоя настоящая фамилия, Филя. Ты пытался изменить свое имя, поменять судьбу. Ты решил, что мир – это воплощение Зла, и ты станешь таким же. Из принципа. Признай, глупо все это. А главное – безрезультатно. Своего двойника, который и есть ты сам, можно закопать глубоко-глубоко, но от тоски и разочарования никуда не денешься.

Феликс молчал. Он не знал, что возразить.

– Ты ведь жалеешь, – продолжила Аве, – что ни разу в жизни не признался Еве в любви, – ведь Фольгер, циничный и веселый трахарь, не мог позволить себе произнести три простых слова. То ли дело Реглов, он совсем другой…

– Евы больше нет, – с горечью произнес Феликс.

– Я Аве, – сказала девушка, – но я же и Ева. Я единое с ней целое.

– Ты совсем другая личность…

– Но ведь и ты другой! – воскликнула собеседница. – До катастрофы ты был одним, после нее стал вторым, воевал под Изварино с зомби третьим, вернулся в метро четвертым, а сейчас ты снова иной. Человек, как река, дважды одним и тем же не бывает. И вот я стою напротив тебя и смотрю в твои глаза. Скажи мне то, что всегда хотел сказать.

– Я… – Феликс запнулся.

– Скажи, – почти умоляюще попросила девушка, – и две реки сольются в единый поток, и их уже ничто не сможет разлучить. Ничто и никогда.

– Я люблю тебя, – вымолвил Феликс, и голос его дрогнул, – я люблю тебя, Ева!

– Я тоже люблю тебя, Филя, – донесся призрачный ответ, и тут же бьющиеся на ветру красные стяги и синий люминесцирующий пол начали исчезать на глазах, рассеиваясь во тьме станции.

– Постой! – закричал Феликс, протягивая ладони к полупрозрачному фантому. – Не покидай меня, пожалуйста…

– Очень скоро мы вновь встретимся, – послышался чуть слышный шепот, – и больше не расстанемся. Никогда…

Девушка растворилась во мгле, и Феликс внезапно осознал себя стоящим с фонарем в руках, освещающим скульптурную керамическую композицию: белесые фигуры женщины, мужчины и ребенка на красно-синем фоне… а потом послышался выстрел.

– Ты боишься резиновых масок, – мужчина, сорвавший с себя противогаз, оказался не таким страшным, как рисовала себе в воображении Ленора, – скорее, наоборот. Это был седобородый старик с удивительно светлыми и добрыми глазами.

– В том мире меня называли Дед, – сказал он. – Впрочем, в этом тоже.

– Я – Ленора, – тихо произнесла девушка.

– Чудесное имя, – сказал старик, – означает «львица» или, скорее, «львенок».

Ленору передернуло. Так ее называл Кухулин.

Дед понимающе кивнул:

– Да, ты действительно не любишь маски и восхищалась своим кумиром за то, что он, один-единственный, не скрывал своего лица. И на тебе: оказывается, он не тот, за кого себя выдает…

– Это не твое… – Ленора поправилась, – не ваше дело!

– А может, он себя ни за кого и не выдавал? – продолжал рассуждать Дед, не обращая внимания на возражение девушки. – Может, это ты в своих грезах слепила идеальную маску и набросила ее на лицо совершенно стороннего мужчины?

– Не ваше! – Ленора сорвалась в визг. – Не ваше дело!

– Только поверь мне, милая девочка, в этом отравленном мире без масок – никуда. На, возьми, – старик протянул противогаз девушке, – ведь ты обронила свой на Павелецкой.

– Не возьму, – прошипела Ленора, – я перестану быть собой!

– Не перестанешь, – Дед подарил девушке теплую улыбку, – не перестанешь. Просто помни, что маска на лице далеко не всегда отображает суть.

– Не хочу это слышать, уходи, – Ленора попятилась и, споткнувшись, упала.

От неожиданности она вскрикнула, а когда поднялась на ноги, оказалась в абсолютной темноте. Девушка нащупала фонарик, висящий на поясе, включила его, и в бледно-желтом пятне среди разбросанного мусора заметила аккуратно сложенный новенький противогаз. Сделав шаг, она подняла его с пола, и тут послышался одиночный пистолетный выстрел…

– Знаете, господин Кухулин, почему Ганза – самая могущественная организация в метро?

Суператор размышлял недолго, ибо действительно знал, или думал, что знает:

– Кольцевая линия расположена на пересечении всех остальных линий метро. Таким образом она занимает главенствующее положение в экономике подземки, является ее центром, в то время как остальные фракции и независимые станции поневоле оказываются экономической периферией и вынужденно попадают в зависимость от Ганзейского содружества.

– А вы, оказывается, любитель мир-системного анализа, – натянуто засмеялся незнакомец в плаще. – Кого из авторов предпочитаете, Броделя, Валлерстайна, Амина Самира или, может, Кагарлицкого?

– Я никого не предпочитаю, – ответил Кухулин, – это простая логика, и ничего более.

– Ну да, – согласился незнакомец в плаще, – в ваших словах имеется доля правды. Но есть еще и метафизический аспект. Понимаете, господин Кухулин, людям не нужна свобода. Люди хотят, ни за что не отвечая, думать, что они свободны. Это большая разница.

– И в чем же заключается ваша метафизика? – безучастно спросил суператор.

– В том, что внешняя форма зачастую соответствует содержанию. Посмотрите на карту метро. Что вы видите? Рейх и Полис со всех сторон обложены конкурентами. Они – как загнанные крысы в клетке. То же самое касается и других государств. Есть Красная Линия проклятых коммунистов. Но и она в конечном счете ущербна. Только представьте, господин Кухулин, вы начинаете свой путь по прямой, и вам кажется, что впереди светлое будущее. Вы идете, идете, идете и тут – бац! Линия закончилась, впереди – тупик. У краснолинейцев нет перспектив. А теперь взгляните на нашу Кольцевую. Сколько бы вы ни шагали, вы никогда не упретесь в стену, вы будете идти все время вперед, думая, что приближаетесь к заветной цели, а на самом деле – бегать по кругу. И главное, у вас есть выбор: хотите, двигаетесь по часовой стрелке, хотите – против. Демократия в действии, – человек в плаще засмеялся, – этим мы и привлекаем выживших. Из-за этого они стремятся эмигрировать…

– Зачем вы мне все это говорите? – Кухулин равнодушно пожал плечами.

– Затем, чтобы вы поняли, за кем в метро будущее.

– Знаете, господин… ганзеец, – сказал суператор, – ни у кого из вас нет будущего. Не обольщайтесь. Все ваши подземные фракции цепляются за умершие идеи, не соответствующие историческим реалиям. И, раз уж вы подняли тему формы и содержания, скорее, наоборот, те, кто оказался в тупике, начинают отчаянно искать выход. Может, у них что-то и получится. А вот те, кто до самого смертного конца думают, что у них все в порядке, обречены на бесславную гибель.

К незнакомцу в плаще бесшумно подошел один из охранников в английском костюме и респираторе и что-то шепнул на ухо. Тот, хмыкнув, кивнул и обратился к суператору:

– Мне пора, господин Кухулин. Я вижу, наш разговор неконструктивен. Только запомните: ваш радикализм неприемлем. С такими взглядами вы быстро превратитесь в персону нон грата не только в Ганзе, но и на Красной Линии, и в Полисе, и в Рейхе, и в любом другом крупном объединении метрополитена. Вам не выжить в подземном мире, каким бы суперменом вы ни были. Если вы вступаете в игру, то должны соблюдать правила.

– В любом случае это будет мой свободный выбор.

– Пусть так, – согласился незнакомец. – Я вас предупредил, господин Кухулин. Отказ от сотрудничества – ваш окончательный ответ?

– Окончательный.

– Тогда прощайте, – разочарованно произнес таинственный собеседник и спешно скрылся в темноте, а следом за ним исчезли и охранники.

Суператор остался наедине с собой. Какое-то время он думал о странном ганзейце, так не похожем на большинство обитателей подземки. А потом грянул выстрел, и пуля, отрикошетившая от рельса возле самой ступни Кухулина, заставила его выйти из забытья и рвануться в сторону станции. В мгновение ока он запрыгнул на платформу и скрылся за пилоном.