Свиток восьмой
Сверкание росы, упавшей с паутины
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
Кёрай
Это был действительно Степан. Он поднялся за мной почти следом и начал упорно звонить в дверь. Выждав какое-то время, я открыла, потому что очень устала и хотела спать.
– Потом, все потом, – тихо проговорила я, снимая платье.
Степан выглядел странно. Спиртным от него не пахло, но глаза были горящие, а движения дерганые, словно марионетка театра бунраку плясала на невидимых нитках.
– Таня, Таня, Таня, – твердил он, не отставая от меня ни на шаг. – Что происходит? Объясни мне толком! Где ты проводишь столько времени? С кем? Почему возвращаешься так поздно, на таких машинах и с такими мужиками?
Он вцепился в подол моего платья и неожиданно упал на колени, разрыдавшись как-то по-детски. Мне стало невыносимо жаль его. Я погладила его растрепанные волосы, потом подняла и прижала к себе. Он уткнулся в плечо и тихо всхлипнул. Я отвела его в спальню и уложила. Когда вернулась из ванной, то увидела, что Степан спит. Я легла рядом и закрыла глаза. Но он быстро развернулся, навалился на меня всем телом и начал лихорадочно целовать, больно придавливая зубами и царапая ногтями. Я вскрикнула от неожиданности и попыталась увернуться. Но где там! Степан весил килограмм девяносто, к тому же был ненормально возбужден. Он разорвал мою рубашку на груди, с силой раздвинул мои ноги. Я попробовала возмутиться, но он закрыл мне рот глубоким поцелуем, раздвинув языком мои сжатые губы. Никогда у меня не было такого агрессивного секса. У Степана явно сорвало башню, и он никак не мог достичь разрядки. Он не выходил из меня несколько часов и ни на секунду не останавливался. У меня уже затекло все тело, а он вгонял и вгонял в меня словно одеревеневший «нефритовый стебель». Когда, наконец, «фрукт лопнул», Степан несколько раз конвульсивно дернулся, глухо застонал сквозь стиснутые зубы и замер, навалившись на меня всей тяжестью. Я выползла из-под него и побрела в душ. Встав под воду, начала улыбаться. Странно все-таки устроена наша психика. Несмотря на явную злость и усталость, я чувствовала и удовлетворение. Мне даже нравилось, что кто-то испытывает ко мне такую безумную страсть.
«А может, он действительно любит меня?» – задала я себе вопрос.
И почувствовала, как внутри разгорается жар.
Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:
«У хозяйки вееров в сердце, как на веере, два рисунка: явный и тайный».
Сайкаку Ихара
«На свете не существует заранее созданных по шаблону злодеев. Обычно все хорошие, во всяком случае – обыкновенные люди. Но в критический момент они вдруг превращаются в злодеев, это страшно».
Нацумо Сосэки
«Нэдзуми – люди-крысы. В человеческом облике – маленькие мелкие людишки без всяких моральных принципов, с отличным нюхом и зрением. Становятся шпионами и убийцами.
Кумо – люди-пауки. Весьма редкие существа, отличающиеся особой холодной жестокостью. В обычном облике выглядят как огромные черные пауки, размером с человека, с горящими красными глазами и острыми жалами на лапах».
Из японских народных поверий об оборотнях
После концерта, посвященного Дню цветов, я вышла из школы в приподнятом настроении. Дети выступили удачно. Я поставила два танца, и оба получились смесью из пластики, национальных японских танцев и свободных движений. Мне нравился изобретенный мною стиль, и для обучающихся детей он был более приемлем. Они легко разучили пластический танец, как я его назвала, «летящих лепестков сакуры» и более традиционный танец кукол. Костюмы по моим эскизам получились красочные и легкие. Господин Ито не присутствовал на нашем празднике, хотя собирался приехать, а потом отвезти меня на прием. Но все неожиданно отменилось. Я не очень огорчилась, когда узнала об этом.
«Поеду домой и устрою романтический ужин вдвоем со Степкой», – мечтательно подумала я.
И тут заметила Лену, подругу Юкио. Она вышла из школы и направлялась в сторону метро.
– Лен! – позвала я. – Подожди меня!
Она обернулась и, увидев меня, заулыбалась.
– Ты тоже в метро? – спросила она, когда я подошла.
– Да, поеду домой. Устала очень.
– И я домой, – смеясь, проговорила Лена.
– С Юкио не будешь встречаться? – без задней мысли спросила я.
– Сегодня нет, – затараторила Лена. – Он и твой Степан опять на каком-то собрании. И снова засидятся. Ты своего-то не ругаешь за эти поздние похождения? И чего они там только обсуждают?
Для меня ее слова прозвучали словно треск разорвавшейся хлопушки.
– А где они собираются? – стараясь говорить равнодушно, спросила я.
– Да все там же! – усмехнулась Лена. – Прямо за домом Юкио, в какой-то школе.
В этот момент мы зашли в метро «Полянка». И распрощались. Мне нужно было ехать на юг, а Лене на север.
Я села в уголок вагона и перевела дух.
«Этого просто не может быть! – метались мысли. – Степа постоянно мне внушает, как плохо он относится к Юкио. И вдруг какие-то совместные собрания? Я должна все точно проверить».
Один раз я была в гостях у Юкио и помнила, что его дом, где он снимал квартиру, находится возле станции метро «Домодедовская».
Приехав на место, я довольно быстро нашла его. На улице уже начало темнеть, и я обрадовалась, что на мне длинный черный плащ.
«Лена сказала, что они собираются в школе, которая находится прямо за домом», – припомнила я и решительно двинулась за угол. Там действительно оказалось светлое двухэтажное здание, похожее на школу.
«Видимо, здесь», – решила я и направилась к зданию.
Вывеска возле дверей не оставила сомнений. Окна были темными. Я подняла голову и внимательно огляделась. Потом обошла школу кругом. И тут же увидела, что густые невысокие пушистые ели, росшие почти вплотную к стене, освещены. За ними виднелись высокие прямоугольники зарешеченных окон. И в них горел свет.
«Похоже на спортзал», – подумала я, продираясь меж еловых лап.
Я нагнулась и сквозь ветки посмотрела через стекло. То, что я увидела, удивило меня. На квадратных ковриках сидели молодые люди в позе со скрещенными ногами. На них были белые короткие кимоно для занятий карате. Все они сидели лицом к Степану, который находился перед ними и тоже сидел в аналогичной позе на коврике. В первом ряду перед ним я увидела Юкио.
«Да это просто занятия карате!» – с облегчением подумала я и приблизилась к приоткрытому окну.
– Да, Достигший, – услышала я робкий голос одного из парней.
– Я рад, что ты все правильно понял, – ответил Степан. – А сейчас повтори.
– «Аум», я буду привержен гуру, всевышнему богу Шиве и всем истинным победителям, – отчетливо нараспев проговорил парень.
– А сейчас повторяем за мной то, что мы должны говорить себе каждый день, – сказал Степан.
Я прилипла к стеклу и просто не верила ни своим глазам, ни своим ушам. Степан был совсем не похож на себя. Его лицо как-то вытянулось и побледнело, глаза запали и, казалось, смотрели внутрь себя.
– Да, Достигший, – хором сказали присутствующие.
– Я буду вести к истине моего спутника жизни, – монотонно начал говорить Степан, раскачиваясь и закрыв глаза. – Я буду вести к истине моего возлюбленного… Я буду вести к истине своих родителей… Я буду вести к истине своих детей… Я буду вести к истине своих друзей… Я буду вести к истине множество знакомых…
Присутствующие, закрыв глаза и мерно покачиваясь, повторяли за Степаном слово в слово.
– Мы освобождены от страданий, лишь когда мы привязаны к истине. Я спасу всех, кого знаю. Я приведу их в «Аум Синрикё», – продолжил Степан.
Я слушала, не в силах оторваться от окна. Меня начало трясти то ли от холода, то ли от ужаса. Но это было еще не все!
Когда собрание закончилось, я увидела, как сектанты встали и, поклонившись Степану, покинули спортзал. А он начал расхаживать взад-вперед мимо окна, за которым я притаилась, и громко разговаривать с Юкио. Тот неподвижно стоял и внимательно слушал. Вначале он возмущенно рассказывал о мизерности каких-то пожертвований, потом о трудностях подполья. И, наконец, дошел до меня.
– Еще эта шлюха, с которой я вожусь столько времени, вздумала меня обманывать, – сказал Степан.
И я затаила дыхание и навострила уши.
– Но мне кажется, что Таня очень хорошая девушка, – неожиданно вступился за меня Юкио.
– Много ты знаешь! – оборвал его Степан. – Да она дрянь подзаборная! Шляется уже без стеснения по ночам, как блудливая сучка. Как ее только в школе-то держат!
Я так сильно сжала пальцы, что ногти впились мне в ладони.
– Ты ошибаешься, – упрямо повторил Юкио.
– Как же! Видел бы ты, на каком она лимузине подкатила как-то под утро и какой ее мужик провожал! Что может быть общего у скромной училки танцев с такими людьми, я тебя спрашиваю?
– Она милая и красивая, – тихо ответил Юкио, но я расслышала его слова.
– Давно бы денежки ее забрал, которые она в трусах прячет, да знаю, что из нее намного больше вытрясти можно. Зачем же разбивать золотое яйцо? К тому же и квартира бы мне ее не помешала! Это же было имущество Петра, а значит, достояние «Аум».
– Ты не прав, – сказал Юкио.
– Почему это?! – взвился Степан. – Я! Коренной москвич! Я должен жить в съемной? А какая-то приезжая шлюшка уже имеет трешку, и, заметь, не где-нибудь за МКАДом.
– Кто же тебе мешает заработать и купить, – пожал плечами Юкио. И после паузы сказал немного грустно: – И я не понимаю твоей агрессии. Ведь ты достиг просветления!
– Да, да, конечно, – вдруг изменил тон Степан. – Просто я разозлился, что она мне изменяет, вот и все. Ты не обращай внимания, друг!
– Вот и хорошо! – сразу обрадовался Юкио и расцвел улыбкой.
– Так что все образуется, – добавил Степан и тоже заулыбался своей открытой детской улыбкой, которая мне так нравилась.
Удивляюсь, как я устояла на ногах, когда правда открылась мне. Но голова закружилась и даже начало подташнивать от волнения. Я осторожно выбралась из своего укрытия и почти бегом бросилась к метро.
– Я буду вести к истине своего возлюбленного, – шептала я, как ненормальная, сидя в вагоне. – Я буду вести к истине своих друзей… буду вести к истине…
Вот так Степан привел меня к истине.
В небе такая луна,
Словно дерево спилено под корень:
Белеется свежий срез.
Басё
Я прибежала домой в невыносимом смятении. Вначале мне хотелось скрыться, исчезнуть, чтобы никогда больше не видеть этого оборотня, но потом мне уже хотелось убить его в какой-нибудь извращенной форме, и я с наслаждением придумывала формы казни и буквально видела, как он корчится от немыслимых мук.
Я сбросила пальто, села на табурет и начала снимать узкие сапоги. В этот момент зазвонил телефон. Я так сильно вздрогнула, что сапог выпал из моей руки. Телефон звонил, а я в ужасе смотрела на него, не решаясь поднять трубку. Мне сейчас мерещилось все самое страшное. Вот он замолчал, но тут же зазвонил снова, и я все-таки ответила. К моему облегчению это был господин Ито. Он извинился, что не смог присутствовать на празднике в школе. Потом осторожно поинтересовался моим настроением. Я нервно ответила, что у меня все в порядке. Он помолчал, потом спросил, не хочу ли я съездить к Павлу Николаевичу. Я не смогла скрыть свою радость. Это было как раз то, что мне требовалось: уехать хотя бы на ночь из этой квартиры. Я безумно боялась возвращения Степана, боялась, что не смогу выдержать и выдам себя. И мне нужно было время, чтобы успокоиться и все обдумать.
Я быстро покидала вещи в сумку и вышла во двор, решив подождать приезда водителя на улице. Низко надвинув на лицо капюшон от плаща, я встала на углу дома, вглядываясь в проезжающие машины. И вот плавно подкатил черный джип, распахнулась дверца, и я быстро забралась на заднее сиденье. К дому Павла Николаевича мы подъехали уже за полночь. Окна были темны, и только у ворот горели желтоватым светом высокие кованые фонари. Ворота бесшумно раскрылись, и мы въехали внутрь. Я уже начала успокаиваться, по крайней мере, неконтролируемый страх из-за открывшейся мне сегодня «истины» отступил. Осталось только желание отомстить.
Водитель остановил машину возле входных дверей, и они тут же плавно распахнулись. Я открыла дверцу и увидела, как ко мне юркнул какой-то маленький человечек в белом плаще с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Я оперлась о протянутую руку в кожаной перчатке и выбралась из джипа. Человечек, опустив голову, пошел впереди меня, взяв мою сумку. Я двинулась за ним в полумраке, отрешившись наконец от своих мрачных мыслей и с любопытством ожидая встречи с Павлом Николаевичем. Мы поднялись в знакомую мне комнату, человечек поставил мою сумку и молча вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. Я скинула плащ и огляделась. В комнате мало что изменилось, только на диване было разложено короткое узкое белое платье из тонкой мягкой замши. Его подол был вырезан в форме лепестков лилий. Белые чулки и белые замшевые сапоги-ботфорты на очень высоких металлических шпильках лежали рядом. Я разделась догола и облачилась в приготовленный наряд. Волосы подняла в высокий узел и украсила живыми белыми лилиями, которые стояли в вазе на столике. Потом нанесла белый грим. Но глазам не стала придавать миндалевидную форму, а удлинила линию верхних век черным карандашом и приклеила очень длинные, загибающиеся резко вверх искусственные ресницы. Губы слегка подкрасила перламутровой светло-розовой помадой. Оглядев свое отражение, осталась довольна. Образ госпожи Юри требовал соответствующего настроения. И я постаралась забыть о своих проблемах и принять невозмутимый, холодный и отстраненный вид.
Я вышла из комнаты и увидела человечка, который сидел на полу напротив двери. Он был все в том же белом плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном. Как только я появилась в проеме двери, он мгновенно вскочил, поклонился и пошел впереди. Я двинулась за ним. Мы спустились по лестнице, но в гостиной никого не было. Мой провожатый не стал там задерживаться и вышел в боковую дверь, скрытую лестницей. Я молча шла за ним. Мы оказались в узком коридоре, освещенном самыми настоящими факелами, вставленными в кованые подставки, висящие на стенах. Он снял, встав на цыпочки и с трудом дотянувшись своей короткой рукой, один из факелов и пошел по коридору. В конце его я увидела кованую дверь с ручкой в виде металлического жгута, согнутого в кольцо. Человечек стукнул три раза этой ручкой. Потом открыл дверь и с поклоном пропустил меня вперед. Вставив факел в подставку на стене, он вышел, плотно притворив за собой дверь. Я увидела длинную узкую лестницу, ведущую вниз. Неровный свет факела плохо освещал ее крутые ступеньки.
«Осталось только навернуться на этих высоченных шпильках», – подумала я и улыбнулась.
Я чувствовала странное возбуждение от этой игры, внутри все трепетало. Аккуратно спустившись по очень длинной лестнице, я увидела еще одну дверь и открыла ее.
Помещение, в котором я очутилась, поражало с первого взгляда. Интерьер был выдержан исключительно в черно-белых тонах. Пол блестел скользкими на вид квадратами черных и белых плит. Стены и потолок казались черными провалами в бездну. По центру на постаменте стояло белое высокое кресло, похожее на трон. Его спинка представляла собой все тот же цветок лилии. У одной из стен находился стеклянный шкаф. Его белые крепления казались скелетом какого-то невиданного существа. Единственным ярким пятном этого черно-белого мира был красный огонь жаровни, расположенной в углу комнаты.
У двери на полу распростерся Павел Николаевич, одетый в какую-то просторную длинную белую рубаху, типа женской ночной сорочки. Я спокойно перешагнула через него и прошествовала к креслу, стараясь не упасть на скользком полу. Забравшись на него, я устроилась удобнее и строго сказала:
– Раб! Твоя госпожа уже здесь!
– Я знаю, госпожа Юри, – раздался приглушенный голос Павла Николаевича. – Но не смею.
– Ползи сюда, гаденыш, – равнодушно приказала я.
Почему-то вновь вспомнилось улыбающееся лицо Степана, и слезы подступили к глазам.
– Я кому сказала, ублюдок! – взвизгнула я, соскочила с кресла, подбежала к стеклянному шкафу и схватила с полочки первую попавшуюся плетку.
Подлетев к распростертому Павлу Николаевичу, я начала яростно хлестать его прямо по рубашке. Он вздрагивал под ударами и глухо постанывал. Но продолжал лежать. Когда я увидела пятнышки крови на белой ткани, то испугалась и мгновенно пришла в себя, с удивлением посмотрев на плетку. И тут только заметила, что в кожаный ремень были вделаны маленькие, почти невидимые металлические шипы. Я прекратила избиение и вернулась в кресло.
– Долго ты там будешь валяться, тварь? – тихо спросила я. – Ползи сюда!
Павел Николаевич встал на четвереньки и, не поднимая головы, подполз к креслу.
– Раздевайся, – приказала я.
Он стянул окровавленную рубаху. Но на теле оказались только небольшие царапины, которые, правда, продолжали кровоточить.
«Н-да, – удрученно подумала я, – что-то я перестаралась».
– Раб! – позвала я.
И он поднял на меня глаза. Восхищение и покорность были написаны на его лице.
– У тебя есть спирт? – спросила я озабоченным тоном.
Павел Николаевич быстро пополз к шкафчику, тряся голыми ягодицами и напряженным «нефритовым стеблем», и принес мне в зубах бутылку. Я усмехнулась, увидев, что это обыкновенная водка. Открыв ее, начала лить на его спину. Он опустил голову и постанывал. Но «нефритовый стебель» стоял, как каменный.
– Щиплет? – спросила я.
– О, госпожа Юри, – прошептал он, – это великое счастье терпеть боль от вас.
– Хороший мальчик, – ласково произнесла я.
И он неожиданно всхлипнул. Я отбросила пустую бутылку и сказала:
– Приблизься, раб.
Павел Николаевич быстро подполз, все также не поднимая глаз. Я ухватила его за волосы и притянула к своим раздвинутым ногам.
– Вот твоя награда за хорошее поведение, – тихо проговорила я, чувствуя жар его дыхания.
– О, госпожа! – простонал он, так робко целуя «яшмовые ворота», что касался только волосков.
Я опустилась ниже, подняла короткий подол платья и раздвинула колени. Его язык заработал умело и нежно…
Утром я нашла у порога своей комнаты конверт с деньгами и белый бархатный футляр. В нем оказался необыкновенной красоты кулон в виде платиновой лилии, усыпанной алмазной крошкой. Тут же была и тоненькая платиновая цепочка.
Домой я вернулась во второй половине дня в весьма решительном настроении. Сбросив агрессию, я почувствовала холодное спокойствие. По крайней мере, мне уже не хотелось убивать. Я приняла душ, выпила кофе и позвонила Тимуру. Он долго не подходил, потом ответил сонным и раздраженным голосом:
– И какого черта, кому чего от меня нужно?
– Тим, это я, – рассмеявшись, сказала я.
– Ху из – я? – недовольно спросил он.
– Землячка твоя, – весело ответила я. – Зовут Таня.
– А, Танюха! – совсем другим тоном проговорил он. – Так бы сразу и говорила. А то спросонья я и не понял, кто это.
– У меня к тебе важное дело! – серьезно заявила я.
– Ну? – настороженно спросил Тим.
Я замолчала, раздумывая. Но потом все-таки решилась.
– Вот что, Тимур, мне нужна твоя помощь. Ты не мог бы какое-то время пожить у меня в квартире? Правда, ты на кокаине, и это меня категорически не устраивает. Но мне просто больше не к кому обратиться с таким щекотливым делом.
– Помочь? – окончательно проснулся он. – Что случилось-то, девочка моя?
– Все при встрече. Но ты в принципе согласен? У меня трехкомнатная, так что никто никого стеснять не будет. Только сразу условие – никаких дружков и подружек!
– Хорошо! Охота пожить в нормальных условиях. Сегодня можно переехать? – деловито поинтересовался он.
– Лучше прямо сейчас.
Тим появился через час с большой спортивной сумкой, туго набитой различными вещами.
– Господи, нарядов у тебя как у барышни на выданье! – рассмеялась я, глядя, как он первым делом достает светло-голубой костюм и вешает его на плечики в коридоре.
– А ты думала, – торопливо проговорил он. – Имидж в моем деле – это все! К тому же я просто обязан охмурить какую-нибудь богатую москвичку и жениться на ней, чтобы здесь зацепиться.
– Пойдем, я тебе покажу твою комнату, – усмехнулась я. – Там пустой шкаф есть. Все туда сложишь и развешаешь свои наряды.
Я привела его в бывший кабинет Петра, который сейчас занимал Степан. Там были книжные полки, диван и платяной шкаф с большим зеркалом.
– Шикарно! – восхитился Тим. – А то мы с Максом вдвоем в девятиметровой комнатушке, да еще и на узкой кушетке. Так и ориентацию поменять недолго! – смеясь, добавил он.
– С Максом? А он чем занимается? – настороженно спросила я.
– Да ты его видела в прошлый приход. Помнишь, он в отключке валялся? Ашот тогда еще нас оштрафовал. Любит рублем наказывать несчастных работничков.
– Сами виноваты! – немного агрессивно сказала я.
– Слушай, Таня, – неожиданно серьезно сказал Тим, – я не лезу в твою жизнь, так? И не интересуюсь, на какие шиши ты снимаешь такую хату. Если я иногда балуюсь с Максом, то это наши с ним дела. Девчонок я тоже люблю. И даже больше, чем мальчишек. А кокс я очень редко нюхаю. Очень редко! Во-первых, дорого, во-вторых, здоровье берегу. Ты думаешь, такое тело само по себе так выглядит? Да я ежедневно в спортзале парюсь, и не по часу!
Тим неожиданно бросил рубашку, которую аккуратно вешал на плечики, развернулся ко мне, присел, резко махнул ногой вверх и, прямо как Брюс Ли, высоко подпрыгнул, крутнувшись в воздухе. При этом лицо его осталось невозмутимым. Он мягко опустился на полусогнутые ноги и посмотрел на меня.
– Впечатляет! – восхитилась я.
– Шуайцзяо, – гордо произнес Тим. – Китайская борьба. Я занимаюсь уже третий год. Так вот, Танюха! Специализируюсь на баодинском стиле, он более быстрый, стремительный, много бросков на противника.
– А к чему это ты? – улыбаясь, поинтересовалась я.
– Так ведь ты меня не для приятной компании пригласила здесь потусоваться? Правильно я понял?
– Дело в том, – начала я, – что мой друг, с которым я живу, оказался невозможно ревнивым.
Тим кивнул, видимо, вспомнил, как пытался безуспешно связаться со мной.
– И я решила сказать ему, что встретила своего земляка, мою давнюю любовь, все вспыхнуло с прежней силой, и мы решили больше не расставаться, – продолжила я.
– А я типа играю роль этой давней любви, – усмехнулся Тим.
– А как я еще могу от него избавиться? – пожала я плечами. – Он грозится, что не уйдет, и все такое, сам представляешь.
– А он москвич? – почему-то поинтересовался Тим.
– Да, – нехотя ответила я. – А какое это имеет значение?
– Это он платит за эту хату? – продолжил расспросы Тим.
– Нет, не он, – хмуро сказала я.
– Тань, я знаю, сколько стоит снять такую трешку в Москве, – резонно заметил он. – И тем более не за МКАДом. Так что лучше колись, где бабло берешь. Так и мне и тебе спокойнее будет. Мне ведь проблемы тоже не нужны!
– Я работаю в престижной русско-японской школе, – начала на ходу сочинять я. – И администрация сочла возможным оплачивать часть моих расходов по этому жилью. Помимо этого я даю частные уроки танцев некоторым из своих учеников, а так как родители там все далеко не из бедных, то и оплачивается это все вполне достойно.
Ясно?
Поверил Тим или нет, не знаю, но больше вопросов задавать не стал.
Вечером после работы Степан как ни в чем не бывало заявился с тортом и букетом хризантем. Все произошло мгновенно. Как потом с улыбкой сказал Тим, ему было некогда миндальничать, так как нужно было успеть на работу в клуб. Степан позвонил, я открыла. Он поцеловал меня, ясно глядя в глаза и ласково улыбаясь.
– Вот торт купил к чаю, – сказал он, протягивая мне коробку.
– Прекрасно! – услышала я за спиной невозмутимый голос Тима.
Он мягко отстранил меня, взял торт и ушел на кухню. Забавно было наблюдать за выражением недоумения и постепенно рождающейся ярости на лице Степана.
– Это еще что за фрукт?! – тихо, но с явной угрозой спросил он.
– Муж, – спокойно произнес Тим, вернувшийся из кухни.
– Кто?! – заорал Степан.
– Супружник ейный, – заявил Тим, – так что ты, хахаль залетный, уматывай отсюда подобру-поздорову.
– Таня?! – повернулся ко мне Степан.
Я увидела, что его лицо побелело.
– Извини, Степа, хотела сегодня тебе все рассказать. Но мы с Тимуром давно любим друг друга. Это еще до Петра было. Я жить без него не могу. Так что давай спокойно и без скандалов расстанемся.
– Сука! – заорал он и замахнулся.
Тим легко подпрыгнул, выбросив одновременно ногу и руку. Я увидела, как его кисть обхватила шею Степана, а босая ступня уперлась в кадык. Он мягко дернул рукой, голова Степана подалась вперед. Тот захрипел и тут же упал, катаясь по полу и задыхаясь. Тим постоял немного, безразлично наблюдая. Когда Степан поднялся, он спокойно распахнул дверь и вытолкал его.
– За вещами пусть Юкио завтра же приедет, – крикнула я ему вслед.
Степан, опирающийся в этот момент на перила, с трудом повернулся, глядя на меня с ненавистью, и еле слышно прохрипел:
– Погоди, сучка! Еще узнаешь!
Тимур уехал в клуб, наказав мне не открывать никому. А я легла в постель, но так и не смогла уснуть. В темноте рождались всякие ужасы. Под утро я уже склонялась к мысли, что мне было бы лучше убить Степана, чем так мучиться неизвестностью. На рассвете явился бледный уставший Тим, принял душ, немного поболтал со мной, пока я готовила ему горячие бутерброды, потом завалился спать в соседней комнате. И его присутствие моментально меня успокоило. Я смогла забыться и проспала до полудня.
Прошло две недели. Степан не давал о себе знать. Как-то вечером приехал молчаливый Юкио и забрал его вещи. Тим по-прежнему жил у меня и оказался очень спокойным и милым соседом, хотя я его редко видела. Почти каждую ночь он работал в клубе, потом спал до обеда, затем отправлялся или на тренировку по шуайцзяо, или в бассейн, или встречаться с многочисленными друзьями и подружками, или в салон красоты на массаж, маски для лица и тела, или в солярий. Никогда не думала, что такой естественный красивый внешний вид требует столько времени и усилий. Стоил такой образ жизни немало, и почти все, что Тим зарабатывал, тут же тратилось. И это несмотря на подработку у богатых клиенток. Они, я думаю, платили ему неплохие деньги за интимные услуги. Но мы сразу договорились, что не лезем в жизнь друг друга. И свято соблюдали это правило. К тому же у меня началась довольно напряженная пора. В мае у японцев с апреля по 5 мая, Дня детей, проходила традиционная «золотая неделя», и в нашей школе даже прекращались занятия на это время. Зато было много развлекательных мероприятий. И моя студия принимала участие почти во всех. Господин Ито улетел в Йокогаму на эту неделю, и гейша Аямэ улетела вместе с ним. Так говорили все, кто нас знал. И я вновь задумалась о создании собственного дела. Пора было выходить из тени господина Ито.
Что глупей темноты!
Хотел светлячка поймать я –
И напоролся на шип.
Басё
Как-то вечером, когда Тим был дома, мы пили чай на кухне и весело болтали ни о чем. Вдруг он расхохотался и, хлопнув себя по лбу, сказал:
– Склероз! Тобой же шибко Ашот интересовался. Уже два раза спрашивал. Может, дать ему твой телефон? Он мужик при деньгах и к тому же влиятельный.
– Ты уже сводником заделался? – улыбнулась я.
– Боже мой, ну что за стереотипы? – сказал Тим с неподражаемым презрением и откинулся на спинку стула, удивленно приподняв красиво откорректированные брови.
Его синие глаза смотрели на меня со странным выражением.
– Ты же красива и довольно загадочна. А это беспроигрышный вариант в отношениях с нами, мужиками, – продолжил он.
– Это я-то загадочна? – непринужденно засмеялась я.
– Ладно, Танька, я же ни о чем не спрашиваю, помня наш уговор. Так как, дать телефон? – настойчиво спросил он.
– У меня его визитка есть, – усмехнулась я. – Сама позвоню.
– Ну и отлично! – одобрил Тим. – Чего зря такую красоту растрачивать!
Он вечером уехал в клуб, а я после небольшого раздумья позвонила Ашоту. Он явно обрадовался и тут же пригласил меня в ресторан «Арарат». Я согласилась, и он заехал за мной, но, слава богу, уже не на помпезном лимузине, а на небольшом компактном «Пежо». Выразив восхищение моей необычайной прелестью, удивление, что мои глаза из голубых превратились в карие и поцеловав кончики моих пальцев, Ашот сразу предложил перейти на «ты». Я равнодушно согласилась. Мы сели в машину и поехали. Я удивилась, что он сам сидел за рулем. Я привыкла, что люди такого уровня, как правило, имеют водителя и охрану. Ресторан находился в центре, на Неглинной улице и славился отличной армянской кухней и живой музыкой. Мы уселись за столик, Ашот сделал заказ. Я положилась на его вкус, про себя обдумывая, как начать разговор. Когда мы выпили по бокалу сухого красного вина, мужчина начал сыпать мне комплименты один за другим. Я мило улыбалась и скромно опускала глаза.
– Как твои дела на работе? – спросил, наконец, он.
– Хорошо, – ответила я. – Только сейчас большая нагрузка, много выступлений в студии.
– А вы только у себя в школе выступаете? – уточнил он, аккуратно наливая мне вино в опустевший бокал.
– Конечно, – улыбнулась я. – Ведь это самодеятельность! Мы и полгода не занимаемся!
– А тебя это огорчает? – поинтересовался он, внимательно глядя мне в глаза.
– Дело в том… – начала я.
– О! Какие люди! – раздался за моей спиной знакомый голос, и я невольно вздрогнула и замолчала.
К нашему столику быстро приближался растрепанный и потный, как всегда, депутат Иван Викторович. В руке он держал бутылку коньяка. Надо же, в Москве столько ресторанов, но именно в этот он сегодня решил зайти. Вот уж правда, мир тесен!
– Здравствуйте! – радостно осклабился он и потянулся к моей руке. – А где ваш неизменный спутник Ито? Говорят, он смылся в свою Японию и гейшу прихватил? И ты не ревнуешь? – тараторил Иван Викторович, размахивая бутылкой прямо перед моим лицом.
– Таня, а ты нас не представишь? – встрял Ашот.
После обмена любезностями он пригласил нового знакомого за наш столик, но тот отказался. Он здесь был не один, а с друзьями. Ашот вытянул шею, поглядев в том направлении, куда указывал Иван Викторович. Я тоже повернула голову. Через два столика от нашего сидели двое незнакомых мне мужчин. С ними была Лия, та длинноногая блондинка, с которой мы познакомились в казино. Ее клона Милы рядом не наблюдалось. Ашот осмотрел всю компанию со странным выражением и, видимо, составил свое мнение. Лия махнула мне рукой, и я ей кивнула.
– Это прекрасной Тане и ее спутнику от нашего стола, – напыщенно произнес Иван Викторович и, наконец, поставил бутылку на стол. – Примите, не побрезгуйте, – добавил он.
– Благодарю, – вежливо проговорил Ашот и прищурился.
Его лицо приняло задумчивое выражение. Иван Викторович быстро вернулся за свой стол. Ашот открыл коньяк, но я отказалась. Он выпил и стал еще более задумчивым. Потом позвал официанта и отослал компании Ивана Викторовича бутылку шампанского. Они радостно и шумно встретили ее появление. Ашот пригласил меня на танец. Иван Викторович уже топтался посередине зала, навалившись на Лию. После танца мы все вместе подошли к их столику.
– Мы нарушаем ваше уединение, – умильно говорил Иван Викторович, – но негоже пренебрегать старыми друзьями. Посидите с нами немного.
«Тоже мне старые друзья», – недовольно подумала я, глядя на Лию.
Она, к моему удивлению, посмотрела на Ивана Викторовича с плохо скрываемой злобой. Тот представил нас своим приятелям. Молодой и довольно симпатичный мужчина оказался из аппарата президента. Иван Викторович не уточнил его должность. Звали его Олег. Второй был депутатом Госдумы. Его имени я не помню.
После ресторана сильно подвыпившие мужчины, включая и Ашота, захотели в сауну. Я немного растерялась, не зная, принимать ли приглашение. К тому же время шло к полуночи.
– Я знаю одно отличное местечко, – зашептал Иван Викторович, когда мы вышли из ресторана.
– Я тоже, – хихикнул Ашот.
– И я! – подхватил Олег.
Мы с Лией встретились глазами. Она пожала плечами и скривилась.
– Может, я домой? – робко спросила я Ашота.
– Вах, дорогая! – вскричал он. – Вечер только начинается. Сейчас прихватим спутниц для наших друзей и поедем!
Он был сильно пьян и возбужденно блестел карими влажными глазами.
– Я не могу, – отказался второй депутат. – Меня ждут в другом месте.
И он словно растворился в полумраке улицы. Но Ивана Викторовича это не смутило. Он шустро остановил такси и долго спорил с шофером, отказывающимся везти пятерых человек. Я смотрела, как он размахивает депутатским удостоверением, потом стодолларовой купюрой. При этом он беспрестанно матерился. Этого Ашот уже вынести не мог. Он посадил нас с Лией в это такси, а мужчинам предложил ехать в его «Пежо».
– Ага! – радостно закричал Иван Викторович. – Так и поступим.
– Но ты же пьян, – тихо сказала я Ашоту.
Он не обратил никакого внимания на мое замечание и сел в машину.
– Куда едем-то? – поинтересовался таксист.
Иван Викторович назвал ему адрес.
Мы с Лией уселись на заднее сиденье. Она вначале молчала, потом повернулась ко мне и спросила:
– Где твой японец-то?
– Уехал отдохнуть на неделю, – сухо ответила я.
– Ясно. А ты пока без него с этим армяшкой отрываешься? – хихикнула она. – И правильно!
– А где твоя подружка Мила? – поинтересовалась я, чтобы сменить тему.
Лия вдруг всхлипнула и отвернулась в окно. Я подождала, пока она успокоится, и испуганно спросила:
– Ты чего?
– Милку этот подонок в карты проиграл, – тихо и быстро проговорила Лия, доставая из сумочки косметичку.
– Кто? – еще больше испугалась я. – Господин Кобаяси?
– Ты что, подруга, сбрендила?! – агрессивно поинтересовалась она, открывая зеркало и вытирая салфеткой размазанную тушь. – Я про Ваньку тебе толкую. Кто ж еще мог устроить такую пакость? Депутат хренов! С ней, бедняжкой, потом двое суток подряд развлекались три мужика. Она сейчас в Кащенко в отделении реабилитации вылеживается.
– Господи! Как такое возможно? – прошептала я. – Так чего ты снова с ним?
– А что, я это решаю?! – взвилась Лия. – Я бы ему сама кое-что откусила! Но мы же подневольные, будто не знаешь?
– Откуда, Лия? Я еще тогда вам сказала, что не отношусь к вашей профессии.
– Ты элитный эскорт, что ли, не пойму? Все равно крыша должна быть. И этот Ашот…
– Не много ли ты болтаешь? – резко оборвала я ее.
Меня начал невыносимо раздражать весь этот разговор. Настроение окончательно испортилось. Вместо романтического свидания с Ашотом, во время которого я хотела хоть что-то узнать о его бизнесе и определиться со своими возможностями в организации салона, я ехала в сауну в компании с проституткой.
Такси остановилось, как мне показалось, возле какого-то леса. Лия выпорхнула из машины и начала вертеть головой, оглядываясь и поеживаясь в коротком, сильно декольтированном платье, на которое была накинута кожаная курточка. Я и таксист вышли из машины практически одновременно. Он привалился на капот и закурил, не сводя глаз с длиннющих стройных ног Лии.
– Что, девоньки, – хихикнул он, – сами расплачиваться будете? Или мне ваших кавалеров ждать? А ведь счетчик-то тикает! И я, в принципе, согласен натурой, – расхохотался он и крепко обнял Лию.
– Ну-ну, – взвизгнула она, – полегче! А то еще самому приплатить придется.
В этот момент появился «Пежо». Расплатившись с водителем, Иван Викторович сказал, что через лесок лучше доехать. Я оглядывалась по сторонам, видела стоящие неподалеку за деревьями многоэтажки с освещенными квадратами окон, но никак не могла сообразить, где мы находимся. Забравшись в машину, мы с трудом втиснулись на заднее сиденье, потому что там, рядом с Олегом, сидела пухленькая черненькая девушка.
– Здрасьте, – сказала она, вытаращив на нас большие, сильно накрашенные карие глаза.
– Это Дашка, – довольно захихикал повернувшийся к нам Иван Викторович. – Она составит компанию Олегу.
– Из какой подворотни они ее вытащили?! – зашипела мне на ухо Лия.
Я не ответила. Затея нравилась мне все меньше.
Сауна находилась в каком-то массажном салоне, прячущемся за густыми зарослями сиреневых кустов, покрытых первыми листочками. Кроме нас и администратора, там никого не оказалось.
– Мы будем совершенно одни! Это я позвонил хозяйке и договорился, – хвастался Иван Викторович, идя по коридору за администратором.
Мы плелись за ним.
– Тут есть даже бассейн. Девочки, можете голышом, – посмеивался он. – Да, курочка? – спросил он и ущипнул администратора, женщину весьма почтенного возраста.
Та развернулась, возмущенно на нас глянула и пошла дальше, поджав губы и ничего не ответив.
– У меня нет купальника, – сказала я Ашоту, шедшему рядом со мной.
– Так будем топлес! – весело предложила Лия.
Но администратор по моей просьбе принесла мне в раздевалку отдельный купальник ярко-бирюзового цвета. Он был новый, даже с этикеткой. Лия и Даша недоуменно смотрели, как я его натягиваю. Они собирались выйти к мужчинам в одних трусиках.
– Чего тебе стесняться? – поинтересовалась Даша. – Фигурка просто супер! Это я толстуха!
Она повертела передо мной полным белым телом, тряся огромной грудью. Ее черные трусики-стринги были почти не видны под пухлым животом и между больших круглых ягодиц.
– Нашла чем хвастаться! – презрительно заметила Лия. – Корова! А туда же! Где они тебя подцепили-то?
– Не твое дело, глиста, – огрызнулась Даша. – Много воображаешь!
– Так, девушки! – сказала я с металлом в голосе, невольно войдя в образ госпожи Юри. – Если я еще раз услышу, что вы ругаетесь, то приму меры. Ясно?
Они почему-то сразу замолчали и посмотрели на меня с явным испугом.
– Ладно, не буду, – после паузы ответила Лия.
– И я, – подхватила Даша.
Когда мы вышли к бассейну, мужчины уже сидели за невысоким сосновым столом и пили водку. В углу на полу стоял громоздкий музыкальный центр. Из него доносилась песня «Тучи» из только что вышедшего дебютного альбома стремительно набирающей популярность группы «Иванушки International». Мужчины встретили наше появление возбужденными криками. Лия и Даша сразу встали на краю бассейна, приняв эффектные позы и жеманно поводя плечами под музыку.
«Чего они стараются? – подумала я, присаживаясь рядом с Ашотом. – И так обеих сегодня поимеют по полной, судя по развитию событий».
– И вот эта самая Аямэ, – говорил в этот момент Иван Степанович, – такая красотка! Такая умница, обаяшка! И поет, и танцует! И как по-русски ловко лопочет, как наша, честное слово! И главное, черт его поймет, что там скрывается под этой одеждой, за этим белым личиком! Прямо на слюну изойдешь!
– И что, ее никто не видел без грима? – заинтересованно спросил Ашот. – И с ней никто не…?
– Что ты! Этот хитрец Ито оберегает ее от любопытных. Я как-то слышал, какие деньги ему предлагали просто за знакомство с ней. Но это его личная диковинка, типа редкой обезьянки, – продолжал Иван Викторович. – Он ее сейчас с собой увез в Японию. И неизвестно, привезет ли обратно. Но весь бомонд на ушах стоит! Еще бы! Такая загадка!
– Мальчики! – хором позвали Лия и Даша.
И тут же нырнули в бассейн. Иван Викторович вытянул шею, наблюдая за их телами, хорошо различимыми в прозрачной воде. Потом встал, стараясь втянуть толстый живот, и засеменил к бассейну.
– Пойдем, Танечка? – спросил Ашот.
Но я отрицательно покачала головой. Он вскочил и с разбега под визг девушек нырнул в воду.
– Водку будешь? – хмуро спросил молчавший до этого Олег.
– Немного, – ответила я, глядя на его бледное усталое лицо с темными кругами под глазами.
Он налил полрюмки и протянул тарелочку с бутербродами с черной икрой.
– А ты не такая, – сказал он, кивая на резвящихся и хохочущих девушек.
Иван Викторович уже стянул с Лии трусики и выбросил их из бассейна. Я промолчала.
– Чего ты с этим Ашотом? Или у него в баре танцуешь?
– У него только мужской стриптиз, – ответила я и улыбнулась.
Потом быстро опрокинула водку в рот.
– А ты что-нибудь знаешь про эту новоявленную гейшу? – поинтересовался Олег, медленно пережевывая маринованный огурец.
– Ничего, – спокойно ответила я. – Хотя хорошо знаю господина Ито.
– Да? – вяло удивился он. – И откуда?
– Я в школе работаю, русско-японской, танцы преподаю. А он вроде спонсора и друг нашего директора.
– Ох уж эти нам русско-японские связи! – вдруг сказал Олег и тяжело вздохнул.
Он налил себе еще водки и предложил мне.
– Немного, – ответила я. И осторожно спросила: – А что – связи?
Олег усмехнулся.
– Не бойся, твоей школы это вряд ли коснется. Есть у нас такой российско-японский университет. Может, слышала?
Я отрицательно покачала головой, не понимая, куда он клонит. Олег зачем-то понизил голос.
– Открыли его в девяносто первом при содействии некоей секты «Аум Синрикё». Ну, про нее ты наверняка слыхала.
Я кивнула, чувствуя, как сильно начинает биться сердце.
– Руководил им не кто-нибудь, а Олег Лобов. В девяносто втором он был главой экспертного совета при президенте. И в начале года поехал в Токио с официальным визитом. И там, представляешь, встретился с Асахарой.
Олег сделал паузу и многозначительно посмотрел на меня. Видя, что я молчу, он пояснил:
– Ты, видимо, не в курсе. Асахара – это глава «Аум». Сейчас сидит за решеткой как миленький! – добавил он.
Потом налил водку и поднял глаза на визжащих в бассейне девушек. Иван Викторович ухитрился стянуть трусы с объемных форм Даши, и они плавали по воде черным пятном.
– Нет, ты подумай! – возмущенно сказал Олег. – Лобов встречается с каким-то сомнительным сектантом! Все посольство России было в шоке. Позорище на весь мир! В результате весной к нам заезжает с визитом Асахара и с ним триста послушников. И здесь их ждали с распростертыми объятиями. Руцкой, Хасбулатов и еще ряд высокопоставленных товарищей имели беседы с «учителем». И сразу, как грибы после дождя, начали расти филиалы «Аум».
Олег вздохнул, неподвижно глядя в пустую рюмку. Я молчала, переваривая услышанное. Никак не могла подумать, что во всей этой истории задействованы такие величины. Из памяти всплыла японская поговорка: «Задумал муравей гору Фудзи передвинуть».
– Народ у нас дикий, но доверчивый, – продолжил он. – Многие кинулись поклоняться новому идолу. Особенно молодежь. А сколько самоубийств было среди новообращенных! Ты и представить себе не можешь. Такая секта – это целая система психического воздействия на умы. Подсаживались, как на наркотик. Страшно все это. Если бы не эти газовые атаки, неизвестно, куда бы завел «учитель».
– Что ему грозит? – тихо спросила я.
– Судебные разбирательства долгими будут, вот увидишь. Большие деньги и большие люди во всем этом замешаны. Адвокаты попытаются, как обычно в их практике, представить Асахару невменяемым. Если не пройдет, то повесят непременно. У японцев с этим все четко. У нас тоже разборки ведутся. И неизвестно, какие факты еще вскроются! Ладно, девочка, что-то я сильно тебя загрузил информацией. Вон глазки какие грустные стали.
Олег улыбнулся и положил мне руку на плечо.
– Я знаю, как ты от всего этого далека. Просто ты мне очень симпатична. И тебе надо понимать, что русско-японская школа в наше время – это большой вопрос.
– Эй, эй, дорогой, ты чего мою девушку обнимаешь? – возник перед нами Ашот.
С его тела текла вода, волосы были мокрыми и прилипли ко лбу. Глаза горели. Олег сразу убрал руку и, рассмеявшись, сказал, подражая его акценту:
– Ты чего, дарагой? Какую дэвушку? Тебе привиделось!
Они дружно расхохотались. Возле них появилась мокрая Лия, уже в трусиках, которые, впрочем, ничего не скрывали, и внимательно на меня глянула. Я пожала плечами. Олег посмотрел на прилипших друг к другу в воде Дашу и Ивана Викторовича, встал и взял Лию за руку.
– Пошли, покажешь мне, где ваша раздевалка.
Лия сразу оживилась, засмеялась и быстро пошла впереди Олега, ведя его за руку.
– А ты мне ничего не хочешь показать? – зашептал разгоряченный Ашот.
Я допила водку и медленно направилась в коридор. В конце было устроено несколько массажных кабинетов. Мы зашли в один из них и, не включая свет, устроились прямо на узком массажном столе. Я была настолько потрясена полученной информацией, что мне хотелось только одного: прекратить думать об этом. И я прибегла к своему излюбленному средству – сексу.
Ашот подвез меня к дому на рассвете. Я нежно поцеловала его, сидя в машине. Но он вдруг отстранился и с изумлением посмотрел в окно.
– Вах, дорогая! – воскликнул он, оторвав руки от меня и смешно воздев их к небу. – А этот птенчик что здесь делает?
Я испуганно посмотрела в окно и увидела Тимура, вышедшего из такси и направляющегося к моему подъезду.
– Вообще-то он живет в моей квартире, – сказала я, улыбаясь с облегчением.
– Зачем это? – хмуро поинтересовался Ашот, сдвинув густые черные брови.
– Я думала, что ты знаешь, – пожала я плечами. – Ты не волнуйся, у нас с ним ничего такого нет. Просто я опасаюсь одного человека, вот и попросила Тима пожить со мной.
– А меня не могла попросить, да?! – заволновался Ашот, возбужденно жестикулируя в узком пространстве салона. – Я тебе не друг, да?
– Но ведь мы только сегодня подружились, – увещевающим тоном произнесла я. – Я подумаю над твоим предложением.
– Не надо думать, дорогая! – громко ответил он. – Только одно твое слово, и твои обидчики уже не живут, да?
– Хорошо, милый! – засмеялась я. – Если что, то сразу к тебе.
Я подождала, пока его «Пежо» не скрылся из вида, потом пошла домой.
«Все это, конечно, замечательно, – устало думала я, – но о деле я так и не поговорила».
Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:
«Признак тоталитарного сознания – это непризнание за человеком права на ошибку. Запретить интерес к религии или прекратить работу миссионеров (кроме случаев, носящих откровенно уголовный характер) невозможно, а лучше научиться жить в мире религиозного многообразия. Главное, знать правила техники безопасности.
Любая секта начинает с того, что формирует у своего адепта новый язык. Им это необходимо, потому что речь впрямую влияет на мышление. И таким способом секта переписывает личность человека. Как же проявляются изменения личности, нередко называемые зомбированием?
Обращает на себя внимание потухший взгляд, маловыразительное лицо, отсутствие интересов к окружающему миру и близким людям, настойчивое стремление уйти из дома. Причем главным требованием некоторых культов является именно разрыв со своей семьей (секта лжехриста Сергея Торопа – «Виссариона», секта Петра, именующая себя «Ревнители истинного благочестия», и т. д.)
Культисты отличаются почти абсолютно некритическим отношением к высказываниям, поведению, образу жизни своих лидеров. Все их мысли сосредоточены на жизни в секте. Нередко у них развивается депрессия, особенно в тех случаях, когда проясняется сознание, и тогда часты случаи самоубийств».
Цитата из Интернета
«Часто эти секты оказывают деструктивное влияние на психику людей, осуществляют финансовые аферы и порой доводят людей до самоубийства… Например, в России была очень распространена японская тоталитарная деструктивная секта «Аум Синрике». И на меня были нажимы со стороны лиц, в том числе занимающих ответственные посты в государстве, чтобы я принял Асахару. Но, к счастью, я выдержал этот натиск и не принял…»
Патриарх Алексий II
Не страшны ей росы:
Глубоко пчела укрылась
В лепестках пиона.
Басё
В конце мая вернулся господин Ито. И сразу пожелал встретиться со мной. Я поехала к нему на квартиру, думая, что предстоит очередной выход в свет. Но господин Ито решил провести этот вечер только со мной. Он привез мне кучу всевозможных подарков, несколько нарядных кимоно, пару шелковых, расписанных вручную вееров и новые духи от Кензо. Я открыла флакончик и с наслаждением вдохнула нежный цветочный аромат.
– Этот запах идеально тебе подходит, – заметил довольный господин Ито. – Наш мужчина-цветок, как он любит себя называть, создал что-то действительно утонченное.
– Мужчина-цветок? – удивленно переспросила я.
– Да. Я имею в виду Кензо Такаду. Он всегда так себя называл. Мы же вместе с ним учились в начале шестидесятых в Токийском художественном институте. На разных факультетах, но я с ним часто тусовался, как вы сейчас выражаетесь. А потом он взял и в один прекрасный день уехал в Париж. А ведь был отличником! Но Кензо просто бредил высокой модой. Вначале снимал крохотную квартирку, работал где-то на текстильном предприятии. Туго ему пришлось в то время. Но знаешь, как у нас говорят: «Не бойся немного согнуться – прямее выпрямишься». Вот он и выпрямился! Его отец, кстати, был владельцем чайного домика.
Господин Ито замолчал, погруженный в воспоминания. Я выждала, потом сочла момент подходящим.
– Эта история поучительна, Ито-сан, – сказала я с улыбкой. – Вы многому меня научили. И я вам благодарна за это.
Он с удивлением посмотрел на меня. Потом тоже улыбнулся и сказал:
– Продолжай.
– Мне всегда хотелось открыть свое дело. Вы могли бы мне помочь советом.
– И что за дело? – поинтересовался господин Ито, тут же став серьезным.
– Салон с гейшами, – тихо ответила я, боясь поднять глаза.
– Это перспективно, – задумчиво проговорил господин Ито. – Но нужен грамотный бизнес-план, соответствующие вложения и защита. Сейчас у вас тут такие группировки всем заправляют, что куда там нашей якудзе! – засмеялся он.
Но глаза остались серьезными. Я молчала, ожидая, что он еще скажет.
– Помещение снять не проблема, лицензия тоже. В этом я могу помочь. Деньги, извини, вложить не могу. Доля в таком предприятии меня не интересует. Но можно взять кредит.
– У меня есть шестнадцать тысяч долларов, – призналась я. – И трехкомнатная квартира в моей собственности.
Хочу напомнить читателю, что в 1996 году за эти деньги можно было купить однокомнатную квартиру в Москве.
Господин Ито приподнял брови, потом сказал:
– Это только малая часть требуемой тебе суммы. Аренда, переделка, обстановка в японском стиле… Ты ведь хочешь, чтобы это выглядело как стилизованный чайный домик? – спросил он.
Я молча кивнула.
– Еще хороший штат, лицензия, налоги государству и крыше, – продолжил перечисления господин Ито. – Все это не представляется мне таким уж невыполнимым по сравнению с основным товаром, который ты собираешься предлагать.
– Вы имеете в виду гейш?
– Именно! В этом я вижу основную трудность. Тебе не надо объяснять, что это за специфическая специальность. Девушки должны обладать талантами, воспитанностью, утонченностью и обаянием. И внешность должна быть соответствующая. Где ты найдешь таких девушек? Допускаю, что на первых порах тебе самой нужно будет выступать в этом качестве. Но если ты будешь во главе дела, то на это у тебя просто не останется времени, понимаешь?
Я молчала, переваривая все услышанное. Настроение упало. Моя затея казалась сейчас трудноосуществимой.
– Вот что, Таня, – сказал господин Ито, видя, что я молчу. – Давай отложим этот разговор на какое-то время. Я подумаю и потом выскажу свои соображения. О’кей?
– Хорошо, Ито-сан, – улыбнулась я. – И спасибо, что принимаете участие в моих делах.
– Не за что! – рассмеялся он. – Мы ведь не совсем чужие, да?
То, что он отказался вложить свои деньги, огорчило и насторожило меня. Возможно, задуманное предприятие было не таким выгодным, как я считала.
В конце мая закончились занятия в «Нодзоми». Мы дали заключительный концерт на одном из школьных вечеров. Я даже выступила сама. Исполнила японский танец «Итакодэдзима» с игрой веера и пластический этюд «Айседора», поставленный мной. Этот номер я исполняла босиком. Присутствующие пришли в восторг и даже вызывали меня на «бис». Но все-таки «Нодзоми» – это детский коллектив. Я чувствовала определенную неловкость, выступая после своих воспитанников. И несмотря на успех, решила, что больше этого делать не буду. После концерта дети тепло попрощались со мной до нового учебного года и подарили сувенирную куклу в кимоно. Отпуск у меня был, как у преподавателей, сорок восемь дней. Я написала заявление на июль – август.
– Ну, в июне можешь пока помочь библиотекарю, – сказал Михаил Феликсович. – Надо учебники принять, привести их в порядок, разложить по полкам.
– Да? – вяло спросила я. – Там и без меня помощников хватит.
– А что ты предлагаешь? Ты официально оформлена уборщицей. Хочешь тряпкой помахать? – засмеялся он.
– Михаил Феликсович, голубчик! Можно за свой счет в июне? – просительно сказала я. – А в конце августа я выйду, как положено.
И он согласился. Я выбежала из школы в состоянии эйфории, словно сама была ученицей и у меня начались долгожданные летние каникулы.
Я решила сразу уехать домой. Тем более Тим по-прежнему жил у меня, и он в мое отсутствие присмотрел бы за квартирой. Но поразмыслив, я поняла, что весь отпуск находиться с родителями не имеет смысла. Чем бы я там занималась? Сидела бы с ними в квартире и смотрела телевизор? Или поехала бы к бабушке и дедушке? Они жили в небольшой деревеньке недалеко от города. Или гуляла бы по вечерам в городском парке в полном одиночестве? Я потеряла связь с подругами. И потом я настолько изменилась внутренне, что мне просто не о чем было бы с ними говорить. И я осталась в Москве. Хотя по-прежнему чувствовала себя не совсем спокойно из-за Степана. Он, правда, никак не проявлял себя, но я не верила в то, что он так просто оставил меня.
Несколько раз я встретилась с Ашотом. Он ухаживал красиво, но, в принципе, однообразно. И, по-моему, относился ко мне как к дорогой и редкой кукле, которой он пополнил свою обширную коллекцию. Правда, всегда был предупредителен и галантен и выполнял все мои прихоти. Я продолжала поддерживать с ним отношения, так как по-прежнему не оставляла мысли открыть салон и думала, что он мне будет полезен.
Господин Ито вновь начал появляться на вечеринках и приемах и часто в сопровождении гейши Аямэ. Я видела, как он более внимательно выслушивает предложения на мой счет, которые продолжали к нему поступать, видимо, просчитывая возможность успеха задуманного мной дела. Я больше не напоминала ему о нашем разговоре, а просто ждала, когда он созреет и сам заговорит об этом.
Кроме этого я довольно часто составляла компанию Тиму и его дружкам. Мне нравилось шататься с ними по клубам и дешевым кафешкам. Я одевалась в молодежном стиле, заплетала косички и чувствовала себя безбашенным и довольно нахальным подростком. Это словно переносило меня во времена беззаботной юности и помогало забыть мою несчастную любовь и ту боль, которая притаилась на дне души и никогда меня не покидала.
Как-то мы с Тимом и его дружком Максом засиделись в ночном клубе «Арлекино». Мы пили и болтали о всякой ерунде под грохот музыки. Вдруг Тим привстал и махнул рукой каким-то двум парням.
– Антон! – крикнул он. – Иди к нам!
Те подошли. Второго парня звали Игорь. Он был маленького роста, худощавый и не снимал низко надвинутую на лоб шляпу. В сочетании с широкоплечим кителем какого-то военного образца, джинсами и тупоносыми ботинками на высокой тракторной подошве это смотрелось странно, но авангардно.
– Привет, – спокойно сказал Игорь и сел напротив меня.
– Пивка? – предложил Тим.
Антон согласно кивнул, а Игорь отказался. Его глаза, внимательно глядящие на меня из-под полей шляпы, показались мне голубыми бездонными озерами. Тим нас представил.
– Таня? – переспросил Игорь. – А я подумал, что ты японка.
– На четверть, – засмеялась я. – И была недавно в Японии.
– Всегда мечтал там побывать, – улыбнулся Игорь. – Загадочная философия жизни и смерти.
– Я думаю, съездишь еще! – рассмеялся Антон. – Ты же у нас теперь зазвездился!
– А ты же… – начал Тим и хлопнул себя по лбу, – вот же мы идиоты! Антоха, предупреждать надо. То-то я смотрю!
– А что такое?! – одновременно спросили мы с Максом и дружно расхохотались.
– Ребята, – зашептал Тим с конспиративным видом, – это же один из «Иванушек»!
– Так я и знал, – хмуро сказал Игорь. – А как хорошо все начиналось.
– Мне нравится песня «Тучи», – сказала я. – И вот увидите, это хит всех времен и народов.
– Матвиенко планирует и клип снять, – сказал Игорь.
– Будем ждать! – опять хором сказали мы с Максом.
– Ну, эти сегодня сговорились! – засмеялся Тим.
Я с любопытством смотрела на Игоря, все-таки – звезда. Их дебютный альбом «Конечно он» вышел в этом месяце и наделал много шума. Песни «Иванушек» доносились из всех палаток. Но Игорь совсем не походил на попсовую звезду. Он был тихим, молчаливым, иногда озирался по сторонам из-под полей шляпы. Видимо, так быстро свалившаяся слава уже тяготила его.
– А мы тоже артисты! – неожиданно хвастливо заявил Тим. – А Таня вообще хореограф!
– Да! – гордо выпрямился Макс, который перед этим лежал на плече Тимура.
– И в каком жанре? – улыбнулся Игорь.
– Хватит тут пыль в глаза пускать! – ехидно сказал Антон. – Стриптизеры они! Тоже мне – артисты!
– И что?! – тут же стал агрессивным Тим. – Мы только тела обнажаем, а вы – души! И еще неизвестно, что хуже.
Я внимательно глянула в его синие глаза с очень расширившимися зрачками и нахмурилась.
«Не иначе в туалете опять кокс нюхнули», – подумала я.
– Возможно, вы правы, – спокойно сказал Игорь. – У каждого свой дар, и его надо реализовать. И не просто как необходимый продукт, а как дар, понимаете? Таня ставит танцы, а ребята позволяют любоваться прекрасным телом, данным им от природы.
– А ты поешь песенки перед ошалевшими от восторга девчонками, – добавил Тим.
– Я еще и стихи пишу, – тихо сказал Игорь.
– Да-а? Сти-и-хи? – дурашливо протянул Макс и захихикал.
– Ребята, может, хватит? – встряла я. – Чего прицепились?
– «Далеко-далеко, у зеленой реки, где не знают холодного ветра, собирает цветы, оставляя следы на горячем песке, лето», – медленно продекламировал Игорь.
Его глаза словно начали таять, как голубые льдинки под ласковыми лучами солнца.
– Красиво, – сразу подобрел Тим. – Твое?
– Да. И еще много других, – ответил Антон. – И одно другого лучше. Так что, пацаны, нечего наезжать! Завидки берут, так и скажите!
Игорь в этот момент достал из кармана блокнотик, вырвал листок и что-то быстро писал на нем. Закончив, он встал, протянул листок мне и сказал:
– Приятно было пообщаться. Но нам пора! Всем – до свидания!
Антон тоже встал. Они ушли, а Тим и Макс взяли листок, который я положила на стол. Тим хмыкнул и громко прочитал вслух:
– Мудрые старцы с седыми главами
Веками внушают нам опыт былой.
А мы – дети ветра, потомки иль предки
Воздушные замки возводим нередко
И ищем дороги, и чужд нам покой
Когда он закончил читать, мы посмотрели друг на друга в каком-то оцепенении.
– А что, клево! – вдруг сказал Макс.
– Он большой талант, – задумчиво произнесла я, убирая листок в сумочку.
И я до сих пор бережно храню его.
