Свиток шестой
Танцы цветов на быстром ветру
Все кружится стрекоза…
Никак зацепиться не может
За стебли гибкой травы.
Басё
Степан стал частенько наведываться ко мне. Он, как выяснилось, к двадцати семи годам уже успел и жениться и развестись. А недавно окончательно разругался со своей очередной подружкой и сейчас находился в свободном поиске. Он начал ухаживать за мной, заботиться и всячески опекать. Доходило до смешного, часто он звонил в полдень и всерьез спрашивал, не забыла ли я пообедать. Я спокойно принимала его ухаживания, он мне нравился, но сердце, как всегда, молчало.
Юкио также периодически давал о себе знать, но я инстинктивно ему не доверяла и старалась избегать общения с ним. Но именно Юкио нашел мне работу. Он позвонил где-то в середине ноября и сказал, что хочет поговорить. Ожидая от него только плохого, я настороженно выслушала его предложение. В специализированной русско-японской школе, с одной из учительниц которой, как я поняла, Юкио встречался, решили организовать танцевальный кружок. И им нужен был преподаватель. В планах было изучение не только японских национальных танцев, но и русских. И я согласилась. Занятия начинались после Нового года.
– А у тебя временная регистрация? – спросил Юкио.
– Да, конечно, – ответила я, вновь насторожившись. – Елизавета Викторовна выхлопотала.
– Ну и отлично! – ответил он. – Подъезжай прямо сегодня и прихвати документы.
Я съездила в школу, которая располагалась в Замоскворечье, и обо всем договорилась с директором, моложавым подтянутым мужчиной трудно определимой национальности и возраста. Внешне он очень походил на японца, но звали его Михаил Феликсович.
– Вам трудовая нужна? – поинтересовался он.
– Наверное, – равнодушно ответила я. И, поймав его удивленный взгляд, добавила: – Конечно, хотелось бы.
– Такой единицы у меня нет в штате, – задумчиво произнес он. – Могу оформить вас только уборщицей.
Мне было абсолютно все равно, и я согласилась, тут же написав заявление.
– И вот еще что, Татьяна… – Он замялся, заглянул в мой паспорт и добавил: – Андреевна, школа у нас очень престижная. Здесь обучаются не только русские дети, но и дети из семей работников посольства Японии, а также некоторых бизнесменов, подолгу живущих в Москве. Так что вы должны понимать, какой у нас уровень.
– Да, я все поняла, – спокойно произнесла я и улыбнулась.
Михаил Феликсович внимательно на меня глянул миндалевидными черными глазами и улыбнулся в ответ.
– Но вы прелестная и воспитанная барышня, к тому же с японскими корнями, судя по вашей фамилии и внешности, – добавил он. – Поэтому думаю, что вы именно то, что нам нужно.
– И к тому же, – сказала я, – заметьте, недавно вернувшаяся из Токио, где обучалась искусству танца и даже игры на сямисэне.
– Да что вы говорите! – непритворно обрадовался Михаил Феликсович. – А этот хитрец Юкио ничего мне об этом не рассказывал! Нуте-с, поподробнее, милая барышня!
И он откинулся на спинку высокого кожаного кресла с явным намерением послушать мой рассказ. Я на ходу придумала интересную историю о моем пребывании в Стране восходящего солнца. Он выслушал, выразил восхищение и в конце добавил, что если перевести правильно суть иероглифов, то название звучит как «Страна Солнечного Корня». Михаил Феликсович был не только директором, но еще и преподавал в школе японский язык.
Очень довольная, я вернулась домой и тут же увидела у подъезда прогуливающегося Степана. Он бросился ко мне.
– Детка! Где ты была? Я звоню, звоню, а тебя нет!
– Вот она проблема отсутствия сотовой связи, – рассмеялась я. – Знаешь, я так привыкла к ней в Японии. Может, и у нас скоро мобильные телефоны будут у каждого?
– Будут, конечно, – рассмеялся Степа. – Но ты не ответила на мой вопрос.
– Ездила устраиваться на работу, – сказала я, улыбаясь и прикрывая глаза от вдруг повалившего снега.
– Ну вот и метель! – воскликнул Степа и тоже улыбнулся. – А что за работа?
Я вкратце ему рассказала. Он был искренне рад. Но то, что это исходило от Юкио, ему явно не понравилось. Видимо, Степан чувствовал к нему такую же инстинктивную неприязнь, как и я.
Мы поднялись ко мне, и Степан с порога начал целовать мои озябшие руки. Но, оказавшись в квартире, я словно потухла. Мне постоянно чудилось, что незримая тень Петра присутствует в этих комнатах. Я вновь погрустнела. Мой друг сразу это почувствовал и предложил пойти куда-нибудь перекусить.
– Должны же мы отметить такое событие! – радостно заявил он.
Когда мы вышли из подъезда, я заметила красную «Тойоту» Юкио, выворачивающую из-за угла.
– Нет, только не это! – испугалась я. – Вот с ним я сейчас общаться абсолютно не хочу!
– Побежали! – тут же сориентировался Степан и потащил меня за угол дома.
В метро он привалился ко мне и спросил:
– А чего он вообще-то приперся?
– Так я с ним договорилась, что после собеседования он заедет в гости, – пояснила я.
– Неудобно как-то, что мы сбежали, – решил проявить человеколюбие Степан.
– Не хочу его видеть! Ничего. Подождет и уедет, – раздраженно бросила я. Потом заулыбалась. – Все-таки отсутствие сотовой связи не всегда плохо.
Мы не поехали в ресторан, как вначале планировали. Степан решил пригласить меня к себе в гости. После небольшого напряженного раздумья я согласилась. Я предполагала, чем все это может закончиться. И не ошиблась. Зайдя в его квартиру, обставленную в минималистском стиле, мы сразу начали целоваться. Степан буквально набросился на меня. Не успела я оглянуться, как уже лежала в кровати. Он осыпал все мое тело бесчисленными поцелуями. И я, так долго живущая без любви и страсти, подчинилась. А потом и сама вспыхнула ответным огнем. В этом пространстве не было тени моего мертвого любимого, и я чувствовала себя свободно и раскованно.
Новый год я встретила с родными. И мать и отец очень обрадовались моему появлению. А когда через два дня после моего приезда заявился без предупреждения Степан с кучей подарков, они удивились, но обрадовались еще больше. Степан церемонно с ними поздоровался и сказал, что он мой хороший друг.
– Конечно, конечно, – суетилась мама, усаживая его за стол рядом со мной.
Родители смотрели на нас умильно, но меня это не раздражало. Я была искренне рада, что он приехал.
Мы прожили у родителей неделю и много гуляли по городу. Степан здесь раньше никогда не бывал и с любопытством смотрел на церкви и монастыри, на узкие улочки с сохранившимися кое-где деревянными домами столетней давности и с наряженными прямо во дворах новогодними елочками. В этих домиках, с удобствами во дворе, по-прежнему жили люди. В провинции ложатся спать довольно рано, и улицы быстро пустеют. Мы гуляли почти в полной темноте, так как источниками света служили редкие и тусклые фонари и мягко светившиеся кое-где квадраты окошек. Как-то мы подошли к двухэтажному зданию конца девятнадцатого века, где располагалось культпросветучилище. Я забежала на крыльцо и остановилась у деревянной двери.
– А я здесь училась, – немного грустно сообщила я, тут же вспоминая лицо Петра, ждущего меня после репетиций.
– И хорошо, – ответил Степан.
Но особого интереса не проявил, видимо, не желая бередить прошлое.
– Да, – после паузы добавил он, – представляю твое состояние, когда ты оказалась в Токио! Наверное, будто на другую планету попала?
– Именно, – улыбнулась я. – А ведь у нас в клубе тут неподалеку раньше даже свой театр кабуки был.
– Могу себе представить, как это выглядело в таком задрипанном городишке, как этот! – ехидно рассмеялся Степа.
И мне не захотелось больше ничего ему рассказывать.
За три дня до отъезда я нашла нашу преподавательницу народного танца Ирину Николаевну. Она обрадовалась, увидев меня, и засыпала вопросами. Я сказала, что живу и работаю в Москве. Потом попросила помочь с японскими национальными танцами. Именно Ирина Николаевна была большой поклонницей японской культуры и организовала театр кабуки. И, как выяснилось, он все еще успешно функционировал.
«А ведь я могла привезти ей кимоно», – с запоздалым раскаянием подумала я, глядя в ее сияющие глаза.
Когда я объяснила суть дела, Ирина Николаевна очень воодушевилась.
– Какая прелестная идея! – восторженно воскликнула она. – Пусть японские дети приобщатся и к русскому искусству. А для тебя есть видеокассеты с некоторыми японскими народными танцами. В частности, древние ритуальные танцы Хаятинэ-такэ-Кагура. Правда, не знаю, как это можно поставить в школьном самодеятельном кружке. Там костюмы сильно навороченные, да и сюжеты сложные. Нужны маски страшных духов. Но все равно, я думаю, тебе эти кассеты пригодятся. И если время позволяет, могу дать несколько уроков.
И я с удовольствием согласилась. А когда пришла в назначенное время в наш танцкласс, в котором ничего не изменилось, побрызгала из лейки на деревянный пол и встала на свое любимое место у станка, привычно положив ладонь на его отполированную округлость, то чуть не расплакалась. Времени прошло не так уж и много, а казалось, что я прожила целую жизнь.
– И раз, и два, и три, поворот, остановилась, – ритмично произносила Ирина Николаевна, следя за моими движениями и машинально отбивая такт носком туфельки.
И мне казалось, что я снова студентка. Она изобразила мне основные па танца с опахалом. Потом мы освежили в моей памяти танец «Кё-Нингё» («Кукла из Киото»), который использовали в наших спектаклях кабуки. Старенький магнитофон в углу класса исправно воспроизводил нужные мелодии, я старательно повторяла па по несколько раз и уже почувствовала с непривычки усталость.
И тут дверь приоткрылась, и заглянул какой-то парень. Его худощавое красивое лицо удивляло странным сочетанием угольно-черных волос и пронзительно-синих глаз.
– А, Тимур, заходи! – обрадовалась Ирина Николаевна. – Знакомься! Это Таня. Она тоже выпускница нашего училища и сейчас работает в Москве.
Я вытерла вспотевшее лицо и шею полотенцем и по привычке присела в реверансе, изящно наклонив голову и опустив глаза. Потом машинально глянула на свое отражение в зеркальной стене, проверяя правильность позы.
– Очень приятно, – скороговоркой произнес Тимур и поглядел на меня с восхищением.
– И мне, – ответила я, выпрямляясь.
Они начали что-то бурно обсуждать, причем Тимур не мог устоять на месте и без конца двигался. То он подходил к станку и привычно опирался на него, то разгуливал по классу пружинящей походкой, то садился на корточки, то резко соскакивал и замирал, изогнувшись гибким стройным телом. Ирина Николаевна не обращала на его беспрерывные движения внимания и что-то тихо и быстро говорила ему, двигаясь за ним по пятам. Я, увидев, что они заняты важным разговором, не стала мешать и пошла переодеваться.
«Надо же какой артистичный парень, – думала я, натягивая свитер и поправляя сбившиеся волосы. – Интересная внешность. Очень красив! Надо спросить, когда он выпустился».
Я вышла из раздевалки и увидела, что они все еще в танцклассе.
– Так я пойду? – спросила я.
Они перестали о чем-то спорить и развернулись ко мне с такими лицами, как будто видели меня впервые.
– Ах да, Танюша! – спохватилась Ирина Николаевна. – Ты вот что, приходи завтра в это же время. Успеем до твоего отъезда еще разок порепетировать.
– Договорились, – улыбнулась я. – А ты, Тимур, когда окончил? – торопливо спросила я.
– Три года назад, – ответил он и улыбнулся в ответ, показав нереально белые зубы. – Я, кстати, тоже в столице работаю в одном танцевальном шоу.
– Да что ты? – изумилась я. – И в каком?
– В эротическом, – недовольно проговорила Ирина Николаевна. – Я ему говорю, что это до добра не доведет. И лучше вернуться в родной город и заняться чем-нибудь стоящим.
– Успею еще вернуться, – засмеялся Тимур. – Телефон не дашь? – неожиданно спросил он. – А то мало ли! Все-таки землячка. Но если не хочешь, то не настаиваю.
– Почему же? Записывай, – спокойно ответила я. – И звони в любое время.
Мы вернулись в Москву сразу после Рождества. И Степан начал активно уговаривать меня поселиться вместе.
– Считай, я твой официальный жених, – смеялся он, но глаза были серьезные.
– Это почему еще? – хмуро отвечала я.
– Как же! Ведь уже познакомился с родителями и даже им понравился! – настаивал он. – К чему тебе жить одной в этой большой квартире? Перебирайся ко мне и можешь вообще не работать. Будешь мне щи варить.
«Как бы не так! – думала я. – Только работа появилась, а я снова дома засяду. Да еще и с нелюбимым мужчиной».
То, что я не любила Степана, хотя и очень хорошо к нему относилась, не вызывало у меня никаких сомнений. Я по-прежнему любила Петра и уже не старалась задавить в себе это чувство.
– Давай подождем, – ответила я. – Поработаю, посмотрю что к чему. А там видно будет. Мы ведь и так много времени проводим вместе!
К западу лунный свет
Движется. Тени цветов
Идут на восток.
Бусон
В середине января начались занятия в моей танцевальной студии. Я назвала ее «Нодзоми», что в переводе с японского означает «надежда». Записались в основном, конечно, девочки. Но пришло и несколько мальчиков. Я решила, что для начала наберу детей от десяти лет. Для занятий нам выделили актовый зал и магнитофон. В принципе, меня это устраивало, так как была возможность репетировать на сцене. Для детей это являлось отличной практикой сразу привыкать к сцене и не бояться ее впоследствии. Занятия проводились два раза в неделю по два часа. Начинались они в шесть вечера. Я привезла из дома все конспекты лекций и тщательно готовилась к каждому уроку, заранее выстраивая его и составляя план. Дети, посещавшие мою студию, были хорошо воспитаны, и с дисциплиной проблем не возникало. Постепенно я втянулась в работу, ученики привыкли ко мне, и все шло отлично. В этой школе отмечали все праздники: и японские и наши. И моя студия к 8 Марта подготовила два танца. Дети с успехом исполнили русский хоровод под мелодию «Во поле березонька стояла» и придуманный мной, стилизованный под национальный «Танец бабочек». Вместо крылышек дети с увлечением взмахивали цветными бумажными веерами. Директор не поскупился на средства, и костюмы нам сшили дорогие и красочные. Актовый зал был до отказа заполнен восхищенными родителями. Михаил Феликсович остался очень доволен и сказал, что выдаст мне поощрительную премию.
Многие родители пожелали со мной познакомиться. И мне польстило то, что почти все они обращались вначале ко мне на японском, принимая меня за свою соотечественницу.
«Как хорошо, что я так нарядно одета!» – думала я, машинально поправляя ворот дорогой шелковой блузки ярко-лазоревого цвета с вышитыми вручную белыми водяными лилиями.
После концерта в кабинете директора был организован небольшой фуршет. Присутствовали, кроме Михаила Феликсовича, два господина и дама. Он зачем-то решил пригласить меня. Я вначале упиралась, но он сказал, что я украшу встречу, как нежный цветок водяной лилии украшает поверхность темного пруда. Я рассмеялась и согласилась.
– Господин Кобаяси с супругой и господин Ито, – представил Михаил Феликсович.
– Комбан ва, – поздоровалась я почему-то по-японски.
И мужчины радостно осклабились, кивая мне.
– Добрый вечер! – в один голос воскликнули они на вполне сносном русском языке.
И я невольно рассмеялась. Но супруга Кобаяси смотрела на меня холодно, поджав и без того тонкие губы. Я улыбнулась и ей, решив быть любезной со всеми. Она не ожидала такого дружелюбия и надменно вскинула голову.
«Ну и задавака! Подумаешь, жена высокопоставленного чиновника! – подумала я. – Зато я молода и красива!»
– Прошу, господа, – пригласил Михаил Феликсович всех к столу.
Гости расселись. Но я почему-то осталась на месте и предложила поухаживать за мужчинами. Сработала привычка общения с гостями госпожи Цутиды. Михаил Феликсович удивленно на меня глянул и с радостью согласился. Я разлила теплое, как положено, саке в маленькие чашечки и поставила на стол закуски. В руки так и просился сямисэн. А в ушах почему-то звучала инструментальная мелодия «Такинагаси», разученная мной перед отъездом в Россию.
Выпив саке, мужчины расслабились и еще раз поздравили с праздником «милых дам». Госпожа Кобаяси изобразила на худом бледном лице неописуемую радость. Мне нравилось, что она в основном помалкивала. Как потом выяснилось, она почти не говорила по-русски, в отличие от ее мужа, секретаря посольства, который щебетал, не переставая. Господин Ито заведовал крупной русско-японской фирмой, занимающейся поставкой и обслуживанием бытовой техники фирмы Sony, и тоже хорошо знал русский язык. Они оба периодически поглядывали на меня с интересом. И я мгновенно преобразилась под их взглядами. С лица не сходила безмятежная улыбка, и так и казалось, что оно покрыто слоем белил, голос звучал нежно и мелодично, движения стали плавными и грациозными. Я периодически наклонялась к ним по очереди и предлагала подлить саке. На какой-то миг возникло непреодолимое желание немного пошутить, и я поддалась ему.
– Я недавно гостила в Токио у друзей, – улыбаясь, начала я.
И мужчины, включая Михаила Феликсовича, как загипнотизированные, повернули ко мне лица и замерли, перестав есть и разговаривать. Госпожа Кобаяси вновь поджала губы и отвернулась.
– И изучала там искусство икебаны, – продолжила я как ни в чем не бывало.
– Прелестно, – тихо восхитился господин Ито.
– Я составляла композиции, и особо мне удалась так называемая… – Я выдержала паузу, забавляясь их замершими лицами. Потом спокойно произнесла: – Бутон к бутону.
Я с трудом удержалась от смеха, глядя, как кровь прилила к толстым щекам господина Ито. И наоборот, отлила от тонкого лица господина Кобаяси. Михаил Феликсович, видимо, не знал этого выражения, потому что с удивлением смотрел на реакцию мужчин. Потом глянул мне в глаза, как будто спрашивая ответ. Я мило ему улыбнулась и продолжила:
– Искусство икебаны сложное и загадочное и требует большого старания и умения.
– Не сомневаюсь, что мог бы поделиться своими знаниями о нем, – неожиданно сказал господин Ито.
– Я тоже мог бы оказать содействие в его изучении, – подхватил господин Кобаяси, не обращая внимания на злобный взгляд жены.
И они дружно протянули мне свои визитки.
Когда я вернулась домой, меня уже ждал Степан за накрытым столом. Он расстарался и даже приготовил утку по японскому рецепту с кусочками ананаса и в апельсиновом соусе. Только мы сели за стол, прозвучал звонок в дверь.
– Ты кого-нибудь ждешь? – удивленно спросил Степа и нахмурился.
– Нет, – сказала я и пошла открывать.
Это были Юкио и Лена, его подружка и преподаватель химии в школе, где я работала. Она смотрела на меня немного смущенно.
– А вот и мы! – как ни в чем не бывало воскликнул Юкио. – А с Леночкой, я думаю, ты хорошо знакома.
– Да, конечно, – немного сухо ответила я и, пересилив себя, тут же радушно заулыбалась. – Проходите, гости дорогие!
– Таня мало с кем общается из педагогов, – сказала Лена, снимая норковый берет с пушистых светлых волос и стряхивая с него снег. – Там самая настоящая метель, – заметила она и как-то беспомощно улыбнулась. – А Юкио вдруг захотел тебя поздравить.
– Очень мило, – ответила я, принимая из его рук букет красных роз. – Я же работаю только по вечерам, – сказала я, поворачиваясь к Лене, – вот и не пересекаюсь с учителями.
– Да, конечно, – ответила она и посмотрела на меня небольшими серыми глазами из-под пушистой челки, словно мышка из норки. – Но твои номера в сегодняшнем концерте произвели настоящий фурор.
– А потом я познакомилась с господами Ито и Кобаяси, – спокойно произнесла я. – Их дети учатся в нашей школе?
– Кихару Кобаяси – да, в пятом классе. Очень способная девочка. А у господина Ито семья в Йокогаме. Просто он друг Михаила Феликсовича. И, по-моему, у них какие-то совместные дела.
Мы зашли в гостиную. Степан сразу встал и поздоровался. Потом поздравил Лену и поцеловал ей руку. Разлив шампанское, принесенное Юкио, мы подняли бокалы.
– За очарование! – сказал Юкио и ласково мне улыбнулся.
Я увидела, как напрягся Степан, и неприметно улыбнулась.
«Мой белый ангел, – подумала я. – Хотя, скорее, золотой».
Степан в одежде предпочитал светло-бежевые, коричневатые тона. И они очень выгодно подчеркивали его золотистые глаза. А вот Юкио, наоборот, почти всегда ходил в черном.
Когда они ушли, Степан сурово поинтересовался:
– Чего он от тебя хочет?
– Откуда я знаю! – пожала я плечами. – Так, поддерживает отношения из вежливости.
– Еще и подружку свою притащил, – раздраженно заметил он. – Ты с ней работаешь, оказывается?
– Да успокойся ты! Я из учителей почти никого не вижу. Уроки начинаются в половине девятого и заканчиваются около четырех. А я прихожу к шести.
– Не нравится мне все это! – упрямо твердил Степан. – Учти, что Юкио – монах «Аум Синрикё».
– Ты в этом уверен? – настороженно спросила я. – Ведь деятельность секты запрещена.
– Когда это кого останавливало? – вздохнул он. – А тут еще эта подозрительная подружка!
– Господи, Степка! – рассмеялась я. – Ты просто накручиваешь. Лена – учитель химии и больше ничего.
– Еще и химии! – удрученно заметил он. – Что-то вокруг тебя одни химики вертятся! Надо тебе замуж за меня выйти, все спокойнее будет, – вроде бы шутливо добавил он, но глаза стали серьезные.
– Я подумаю, – ответила я.
На следующий день – он у меня был выходным – я после небольшого раздумья позвонила господину Ито, придумав благовидный предлог.
– Добрый день, Ито-сан, – вежливо начала я, – извините, что беспокою. Но у меня просьба.
– Да, Таня, я слушаю, – явно обрадованным голосом ответил он. – И все для тебя сделаю.
– Я знаю, что вы часто летаете в Токио. Просто хотела попросить вас кое-что передать моим друзьям, если, конечно, это не очень затруднит.
– С большим удовольствием, – еще более радостным тоном сказал господин Ито.
– Так, небольшие пустячки, – сказала я. – Хотела поддержать своим вниманием одну знакомую, госпожу Цутиду, у которой недавно трагически погибли племянница и ее жених.
– Мои соболезнования, – тут же откликнулся он. – Может, я могу помочь этой семье? Давай, Таня, встретимся и все обсудим. А то по телефону неудобно говорить о делах.
И он пригласил меня в ресторан.
– Водитель заедет за тобой в шесть вечера, – сказал напоследок господин Ито.
После разговора я сразу бросилась к шкафу, думая, что мне надеть. И тут только вспомнила, что собиралась сегодня пойти со Степой в Малый театр на «Тартюфа». Я позвонила ему на работу. Но Степан даже обрадовался, что я не смогу сегодня пойти на спектакль, потому что у него тоже возникло какое-то незапланированное мероприятие.
– Какое? – полюбопытствовала я.
Он отчего-то замялся и начал бормотать что-то не совсем вразумительное.
– Да ладно тебе, не оправдывайся! – рассмеялась я. – Интрижку на стороне завел, так и скажи. Мы ведь не женаты, так что волноваться тебе не о чем.
– Ну что ты, Танюша! – непритворно возмутился он. И тут же перевел разговор в другое русло: – А ты почему не можешь?
– Иду в ресторан с господином Ито, – честно призналась я.
– Вот как! – странным голосом произнес Степа. – И с какой стати?
– Знаешь, я думаю, он смог бы помочь мне в организации своего бизнеса, – откровенно сказала я. – Я еще в Японии об этом мечтала. А господин Ито очень богат и влиятелен.
– Все это довольно серьезно, – быстро проговорил Степа. – А у меня обеденный перерыв заканчивается. Дома поговорим.
И он повесил трубку.
«Зачем я так разоткровенничалась? – подумала я с запоздалым сожалением. – Можно было просто сказать, что хочу попросить помочь финансово с костюмами для «Нодзоми». А то «свой бизнес»!»
Ровно в шесть вечера приехал водитель. Он позвонил из машины, и я сразу спустилась. Хорошо, что снег, так буйно шедший вчера, утром прекратился. И как-то ненормально резко потеплело. Я смогла надеть длинное кашемировое пальто на свое единственное вечернее платье. Оно было просто сшитым, но точно по моей фигуре. Из темно-вишневого полиэстера, сильно открытое, на узких бретельках и чуть ниже колена, платье красиво облегало мою фигуру. В основном я сейчас ходила в брюках и куртках. И видневшийся из-под куртки подол платья смотрелся бы неэлегантно.
«Н-да, что-то я перестала следить за своим гардеробом, – недовольно подумала я. – Куда это годится? У меня совсем нет нарядов! Давно пора купить новые вещи».
После раздумья я надела черный жемчуг. Но мне не понравилось сочетание его цвета и темного тона платья. Выглядело как-то траурно, так мне подумалось. Я сняла его, убрала в футляр. И надела крученую золотую цепочку, подаренную мне Степаном на Новый год.
Водитель привез меня к офису, в котором заседал господин Ито. Он находился в Замоскворечье неподалеку от школы, в которой я работала, и занимал трехэтажный отреставрированный особняк девятнадцатого века. Когда господин Ито вышел из офиса, я глянула на его раскрасневшееся круглое лицо с черными живыми глазами, на маленькую полную фигуру с короткими руками и ногами, на неторопливую семенящую походку и невольно улыбнулась.
«Ну просто японский колобок пятидесятилетней давности выпечки», – пришло на ум сравнение, и я с трудом сдержала смех.
Водитель открыл дверь, и господин Ито уселся рядом со мной, довольно пыхтя и беспрестанно улыбаясь.
– Таня, ты прекрасна, как нарождающаяся весна, – сказал он, окидывая меня недвусмысленным взглядом.
– Спасибо, – тихо ответила я и скромно потупила глаза.
Мы поехали в новый, недавно открывшийся ресторан «Фудзи».
– Я много слышал от друзей хороших отзывов о кухне, – сказал господин Ито, помогая мне выбраться из машины. – Вот и решил оценить ее в компании девушки с тонким вкусом.
– Спасибо, мне приятно, что вы составили обо мне такое лестное мнение, – мягко проговорила я и опустила глаза.
Мы поднялись на второй этаж ресторана. Администратор зала, на вид японец, молодой и шустрый, провел нас к свободному столику в углу возле целого водопада вьющихся растений, оплетающих почти всю стену. На противоположной стене я заметила копии старинных японских гравюр. Мы уселись напротив друг друга и взяли меню. Цены меня впечатлили. И все равно я не смогла отказать себе в удовольствии насладиться истинно японскими блюдами. Тем более у господина Ито, как я понимала, недостатка в средствах не было. Я заказала уни – икру морского ежа, ёсэнавэ – рагу из морепродуктов и желтое сливовое вино. Господин Ито взял себе мраморное мясо, жаренное с овощами и кальмарами, и пару салатов. Он пил виски. Я ела молча, помня о правилах поведения гейши в обществе мужчин. Но скоро господин Ито насытился, немного захмелел и явно расслабился. И решил поговорить о делах.
– Таня, – ласково начал он, – я готов помочь всячески твоим знакомым в Токио. И если нужно, то и финансово.
– Спасибо, Ито-сан, – ответила я, – но это состоятельные люди. Просто госпожа Цутида многое для меня сделала, и я хотела проявить внимание и чем-нибудь ее порадовать.
– Вот, значит, как, – задумчиво произнес он. – А чем она, позволь тебя спросить, занимается?
– У нее свой чайный дом в Асакусе.
– О! – только и сказал господин Ито.
Я отпила вино и подняла на него глаза. Он улыбнулся.
– Здесь есть десерт под названием «Гейша», – тихо проговорил он. – Это фруктовое ассорти. Заказать для тебя?
– Да, пожалуй, – ответила я и тоже улыбнулась.
– Знаешь, – проникновенно начал он, – вот этого как раз в этой стране мне очень недостает.
Я отодвинула бокал и с готовностью посмотрела в его глаза.
– Да, милая Таня, именно гейши! Ты удивлена? – продолжил он после паузы.
– Нет, – спокойно ответила я. – Вам нужна чуткая собеседница, которая бы вас понимала во всем и не приставала с глупыми вопросами, которая могла бы вас сопровождать на званые приемы и которая стала бы вас развлекать в ваши одинокие вечера игрой на сямисэне, танцами, пением и…
Я замолчала, подумав, что и так слишком много наговорила.
– И? – с нетерпением спросил господин Ито.
– Скажем, позицией «бутон к бутону», – смело закончила я и задорно улыбнулась.
– Ты – умница! – восхитился господин Ито. – Никогда бы не подумал, что кто-то в вашей стране может представлять, кто такие гейши. Ведь распространенное европейское мнение, что это проститутки.
– Я знаю, – ответила я, опустив глаза.
– А ты могла бы легко справиться с этой профессией, – уверенно заявил он. – И я бы достойно оплатил твои услуги.
– Я подумаю, Ито-сан, – спокойно ответила я, поднимая на него глаза.
– Буду ждать с нетерпением, – мягко проговорил он и накрыл круглой потной ладонью мои дрогнувшие пальцы.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
«Гейша должна обладать неуловимым эротическим обаянием ики. Это качество не имеет ничего общего ни с раболепием, ни с покорностью, ни, напротив, с отсутствием чувства стыда. Ики – это обольстительная элегантность и утонченный стиль поведения.
Поскольку первые гейши-женщины были далеко не красавицами и носили нарочито скромные наряды, богато одетые куртизанки решили, что они никогда не составят им конкуренцию. Но вскоре выяснилось, что мужчинам нововведение понравилось, а чтобы гейши не внесли разброд в устоявшуюся и строго соблюдаемую иерархию женского персонала «веселых кварталов», им позволялось носить одежду только из определенных неброских тканей. Сексуальные контакты с гостями были им категорически запрещены.
В условиях вот таких вот жесточайших ограничений гейши и стали культивировать эротическое обаяние ики. Рядом с лучшими гейшами, одежда которых отличалась строгой элегантностью, куртизанки порой стали выглядеть крашеными курицами, не более.
В этот же исторический период в стране шло формирование знаменитой японской эстетики сдержанности и соответствующих ей правил поведения, что оказалось для гейш весьма кстати. Может быть, купец-нувориш и предпочитал бордель и благосклонность дорогой куртизанки, но интеллигентному мужчине уже было интереснее и престижнее покорить гейшу – не только своим богатством, но и остроумием, и обаянием. При этом интимная близость с гейшей за деньги была делом исключительно редким, к тому же гейши не специализировались на каких-то особенных видах секса. Одних только денег мало было для того, чтобы сделать гейшу своей любовницей. Мужчина должен был также обладать ики – у гейш было так много почитателей, что они могли выбирать, к кому проявить свою благосклонность. Даже современные мужчины, обладающие достаточными средствами для организации вечеринки с гейшами, далеко не всегда могут позволить себе иметь гейшу в качестве любовницы».
Через изгородь
Сколько раз перепорхнули
Крылья бабочки!
Басё
Когда водитель привез меня к подъезду моего дома, я увидела в окнах свет. Быстро поднявшись, обнаружила, что в квартире меня ждут оба моих ангела. Юкио, одетый по своему обыкновению во все черное, и Степан в белой водолазке и голубых джинсах. Они встретили меня в коридоре. И этот резкий контраст черного и белого сразу навел меня на такое сравнение. Я чуть не сказала: «Здравствуйте, ангелы».
– Как ты долго! – воскликнул Степан, помогая мне снять пальто.
– Привет, Юкио, – сказала я, оставляя его реплику без внимания. – А ты тут какими судьбами?
– Да случайно встретились, – лаконично ответил он.
Но дальше я выяснять не стала. Прошла на кухню и приготовила чай. Мы сидели за столом и разговаривали на общие темы. Юкио сказал, что хочет на неделю отправиться домой в Наху.
– А в Токио сколько будешь? – тут же заинтересовалась я.
– Пару дней, не больше, – ответил он и остро на меня глянул. – А что?
– Хотела попросить тебя передать подарок госпоже Цутиде и еще привет одному парню. Зовут Антон. Он в ресторане работает. Просто позвонишь ему.
– Хорошо, – с готовностью согласился Юкио. – Могу и для него что-нибудь захватить.
– Прекрасно! – обрадовалась я.
– Может, что-нибудь для твоих танцев привезти? – спросил он после паузы.
Я мельком глянула на молчаливого Степана и осторожно ответила:
– Я подумаю и потом тебе сообщу. Когда едешь?
– Через неделю.
Когда Юкио ушел, Степан крепко обнял меня и начал целовать. Я вначале хотела выяснить у него, какого черта он притащил ко мне Юкио, но его губы не давали мне слова сказать. Он буквально от меня не отрывался. И скоро я напрочь забыла о своих вопросах.
Около полуночи меня разбудил телефонный звонок. Я выбралась из-под плеча Степана, придавившего меня, и побрела в коридор.
– Да? – сонно спросила я и зевнула.
– Таня? – спросил высокий мужской голос.
– Она. А это кто? – недовольно поинтересовалась я, начиная просыпаться.
Голос был мне абсолютно незнаком.
– Тим. В смысле, Тимур. Помнишь меня?
И тут же из памяти всплыло сочетание пронзительно-синих глаз и иссиня-черных волос.
– Бог мой! – удивленно воскликнула я. – Ты откуда это?
– Да-к, я тут и был, – хихикнул он. – Я же в Москве работаю. Ты забыла?
– Помню. Но что ты раньше-то не позвонил?
– Звонил, и не один раз, но тебя не было. Как-то, правда, мне ответил мужской голос, но тут же сообщил, что такие тут не проживают. Хахаль твой, наверное. Приревновал и наврал. Я так решил, – скороговоркой выпалил Тимур.
– Ясно. А ты чего так поздно? – поинтересовалась я.
– Перерыв в шоу, – все так же быстро ответил он. – Дай, думаю, позвоню так поздно, авось застану. И не ошибся!
– Слушай, Тим, ты оставь мне свой телефон. И я тебе звякну.
– Записывай, – с готовностью сказал он. – А ты точно позвонишь?
– Конечно! – сказала я, доставая записную книжку.
– Только мы комнату напополам снимаем с товарищем. А в другой – глухая старушенция.
– Не волнуйся, дозвонюсь, – с улыбкой пообещала я.
– Ты это, завтра во второй половине. До этого мы спать будем. Работа в шесть утра заканчивается.
– Хорошо!
– Ну, я побежал.
Тимур повесил трубку, а я начала улыбаться. Мне было отчего-то приятно, что он позвонил.
«Земляк все-таки! К тому же коллега», – объяснила я сама себе возникшую в душе радость и отправилась спать.
Утром, когда мы пили кофе, Степан спросил:
– Кто это ночью звонил?
– Да так, ошиблись номером, – зачем-то солгала я, удивляясь инстинктивной реакции психики.
Около трех я набрала номер Тима. Он сразу взял трубку, как будто сидел возле телефона.
– Привет! – радостно сказала я. – Как твои дела?
– Нормально, – равнодушным голосом ответил он. – Ты как?
Я вкратце рассказала ему о «Нодзоми».
– Здорово! – обрадованно сказал Тим. – А мне уже осточертело почти каждый вечер раздеваться перед оголтелыми озабоченными тетками.
– Ты в стриптизе? – уточнила я.
– Ага! Платят хорошо. Ну и, сама понимаешь, снимают за отдельные деньги.
– Да что ты?! – изумилась я. – А мне казалось, что это запрещено правилами.
– Запрещено, – подтвердил он. – Но на то они и правила, чтобы их нарушать. Негласно все, кто хочет, занимаются этим. А тетеньки платят неплохо. Вот и соглашаешься их удовлетворять. Жизнь здесь, сама знаешь, недешевая. Давай встретимся! – без всякого перехода предложил он.
– Давай, – легко согласилась я.
Тим мне нравился. И хотелось продолжить с ним знакомство.
В этот день репетиции у меня не было, и я предложила ему встретиться прямо сегодня.
– Идет! – тут же согласился он. – Но в десять вечера я должен быть в клубе.
Мы договорились через час возле «Шоколадницы» на Большой Якиманке. Когда я вышла из подземного перехода, то сразу увидела Тима, хотя и не узнала с первого взгляда. Весна набирала темпы, и погода установилась ясная и теплая. У входа в кафе, освещенный яркими солнечными лучами, стоял худощавый блондин, с явно мелированной длинной шевелюрой, в красной короткой кожаной куртке и белых джинсах. Его волосы казались золотыми, глаза ярко синели. Он махнул мне рукой и улыбнулся так, что проходившая мимо девушка споткнулась и глянула на него голодным взглядом.
– Тимур! – удивленно воскликнула я. – Это ты, что ли?
– Нет, дед Мазай! – расхохотался он. – А ты классно выглядишь!
– Ты же вроде не так давно был жгучим брюнетом, – заметила я.
– Смена имиджа в связи с производственной необходимостью, – засмеялся он и взял меня под руку. – Я надеюсь, ты не думаешь, что я приглашу тебя в это кафе? Честно – оно мне не по карману.
– Не думаю, – неуверенно сказала я.
Мне как раз очень хотелось кофе и пирожных.
– А может, я сама заплачу за обоих? – осторожно поинтересовалась я, боясь, что он обидится.
Но Тим словно только этого и ждал. Он радостно закивал, и мы пошли в кафе. Когда заняли свободный столик и я заказала еду, то начали непринужденно болтать обо всем, будто знали друг друга давным-давно. Оказалось, что Тим работает в столице второй год. Вначале он устроился в небольшую данс-группу, выступавшую в ночных клубах и на дискотеках. Но через полгода их директора посадили «за наркоту», как выразился Тим. И группа сразу распалась. Ребята подались кто куда. А Тим и его тогдашняя подружка Стася устроились в попсовое трио «Брюлики», тоже выступавшее в основном в ночных заведениях столицы и часто попадавшее в одну программу с бывшей данс-группой. Стасю взяли на место выбывшей солистки, а Тима пристроили на подтанцовку. И уже оттуда, когда Стася загуляла с финансовым директором, Тим перешел в стриптиз. Его пригласил один знакомый армянин, который решил открыть стрип-клуб только для женщин. Дело было новое, армянин сулил «златые горы», и Тим согласился.
Поведав мне все это, он неожиданно предложил:
– А хочешь на мою программу? Могу тебя бесплатно провести.
– Наверно, – неуверенно ответила я. – Только лучше я на законных основаниях.
– Смотри сама, коли денег не жалко!
После «Шоколадницы» мы отправились на набережную, походили среди выставленных многочисленных картин, потом зашли в Дом художника. Я обратила внимание, как на Тима заглядываются девушки. Кроме яркой внешности он обладал каким-то неуловимым артистизмом, проявлявшимся во всем.
Время летело незаметно. Я увидела, как Тим мельком глянул на часы, и спохватилась, что ему еще сегодня работать.
– Хочешь, поужинаем? – предложила я.
– Не мешало бы! – обрадовался он. – У меня постоянно зверский аппетит, но при этом я не поправляюсь.
Я вновь заплатила за двоих в кафе Дома художника, купив ему кучу бутербродов и пирожных, а себе взяв только кофе и шоколад.
В клуб с непритязательным названием «Men» мы приехали без четверти десять, и Тим сразу побежал готовиться к выступлению. Я прошла в зал, где было многолюдно и шумно. На полукруглой сцене танцевало трое парней в трусиках-бандажах. Еще четверо сновали между столиками, за которыми я увидела, в основном, одних женщин. И правда, почти все они были бальзаковского возраста. Я устроилась в полутемном углу довольно далеко от сцены за маленьким пустым столиком. Тут же подскочил официант, и я заказала коктейль с показавшимся мне смешным названием «Пламя его страсти». Скоро начался номер Тима. Хореограф решил отойти от признанных канонов и поставил почти классический танец. Тим изображал Нарцисса, любующегося своим отражением в воде, которую с успехом заменяли зеркала, и постепенно избавляющимся от одежды. И вот он остался под восхищенные вопли дам в одних узеньких белоснежных трусиках. Его тело, в отличие от накачанных тел коллег, поразило меня скульптурной лепкой естественно развитых мышц. Тим был хорош, как античная статуя, гибок, как змея, и грациозен, как породистый кот. Его позы были верхом какого-то мальчишеского изящества, но в то же время поражали скрытым эротизмом. Я с наслаждением смотрела на него и по окончании номера хлопала вместе с восторженно кричащими женщинами. Вообще они вели себя свободно и раскованно и, не стесняясь, громко обсуждали выступления и достоинства стриптизеров.
Тим поклонился и, спокойно спустившись со сцены, прошел к моему столику. Многие женщины тянули к нему руки, но он изящно уворачивался, не забывая всем улыбаться. Он сел к моему столу боком, непринужденно положив ногу на ногу и откинувшись обнаженным торсом на спинку стула.
– И как тебе? – поинтересовался Тим, поглядывая в зал.
– Супер! – искренне сказала я. – Ты просто бесподобен.
– Да? – лениво переспросил он и томно посмотрел на меня.
Его зрачки были ненормально расширены. Но я решила, что это от волнения из-за недавнего выступления.
– Очень хорошо! – вновь похвалила я его. – И совсем не пошло.
Я глянула на крутящего накачанными ягодицами высокого парня, который пританцовывал перед соседним столиком, периодически подставляя бедро под протянутые руки с зажатыми в них купюрами.
– У тебя еще есть сольные номера? – спросила я.
– Да, и целых два, – хвастливо сказал Тим и улыбнулся пухленькой девушке, строящей ему глазки.
Она сидела через три столика от нашего, была сильно навеселе и крайне перевозбуждена.
– Вон та богатенькая курочка меня хочет, – тихо проговорил Тим. – Но что-то сегодня нет желания кувыркаться в постели, – добавил он.
– Слушай, мне пора, – вдруг решила я и встала.
Тим тут же вскочил и замер, глядя мне в глаза. Было странно стоять одетой рядом с ним, практически полностью обнаженным.
– Спешишь к своему ревнивому дружку? – немного агрессивно спросил Тим.
– При чем тут это? Просто устала, – ласково произнесла я, чувствуя, как внутри рождается вполне отчетливое желание.
Тим, несомненно, обладал каким-то врожденным эротическим обаянием. И оно незаметно обволакивало и притягивало к нему даже против воли.
– А у нас имеется комната отдыха, – странным тоном сообщил он. – Только боюсь, она сейчас занята.
– Лучше отдыхать дома, – тихо проговорила я, борясь с желанием поцеловать его яркие улыбающиеся губы.
– Ты съемную квартиру уже называешь домом? – непритворно удивился Тим и вздохнул, добавив: – Мне бы так!
Домой я вернулась на такси около четырех утра и в коридоре увидела разъяренного Степана.
– Какого рожна?! – с порога заорал он и забегал перед моим носом. – Где ты шлялась? Я тут весь извелся! Хоть бы позвонила и предупредила! Или записку, на худой конец, оставила!
Я изумленно посмотрела на него. Потом спокойно села и стала стягивать узкие высокие сапоги на шпильке.
– И почему ты в такой короткой юбке? – немного спокойнее спросил он, помогая мне снять пальто.
Я ничего не ответила и пошла в ванную.
– Ты была с этим япончиком Ито? – продолжал расспросы Степан, идя за мной по пятам.
– Нет, – раздраженно ответила я, скидывая одежду и включая душ. – Я встретила подружку из моего родного города, и мы засиделись в баре. Только и всего!
– А-а, – протянул он.
Я встала под душ, подставив лицо под щекочущие струи воды. И тут же почувствовала пальцы, которые торопливо гладили по спине, по талии. Вот они спустились ниже. Я повернулась, «нефритовый стебель» вонзился в меня. Я оперлась о влажный кафель и, представляя гибкое, слегка загорелое тело Тима, стала активно насаживаться, тихо постанывая и погружаясь в наслаждение. Впервые за долгое время я не представляла Петра.
Из светло-зеленой записной книжки с изображением горы Фудзи на обложке:
«Разумеется, каждый из нас может умереть хоть завтра. Но если думать об этом, жизнь потеряет всякий смысл».
«Нет ничего более бессмысленного, чем предаваться удовольствиям, позабыв о смерти».
«Я не тот, кто уничтожает. Я тот, кто рождает жизнь. А ты забыл обо мне, матери всего сущего. Забыть меня означает забыть жизнь. Человек, забывший жизнь, должен погибнуть».
«Я оставил тебя в живых, потому что ты не забыл обо мне. Только не думай, что я одобряю все твои поступки. Посмотри на меня хорошенько. Ты понял свою ошибку? Отныне, будешь ли ты жить или умрешь, зависит от тебя самого».
Из легенды о бодхисаттве Нагарджуне
Юкио улетел в Токио. Я купила для госпожи Цутиды шаль-паутинку из козьего пуха ручной работы, и Юкио взялся ее передать. А на следующий день позвонил господин Ито и спросил, что я надумала.
– Я принимаю ваше предложение, – ответила я.
Он тут же пригласил меня к себе в гости. Водитель подъехал к школе после репетиции. Я забралась в машину и откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. Непонятная усталость навалилась на меня. И сразу возникли неуверенность и легкий страх. Но когда мы подъехали к дому, я мгновенно собралась, внутренне успокоилась и задержала улыбку не только на губах, но и в глазах. Ехать оказалось совсем недалеко. Квартира господина Ито находилась в старинном многоэтажном доме, из разряда так называемых доходных домов прошлого века. Дом был на Малой Ордынке, все в том же Замоскворечье.
Когда я вошла, то была удостоена встречи самим хозяином. Господин Ито был уже разгорячен выпитым саке и без конца весело улыбался. Его отличный русский сильно пострадал из-за опьянения. И господин Ито смешно перемежал русские слова с японскими.
– Комбам… вечер… ва! – радостно сказал он.
– И вам добрый вечер! – рассмеялась я.
– А, ты меня понимаешь, бисёдзё! – шутливо погрозил он пальцем.
– Немного, – улыбнулась я.
– Сейчас я представлю тебя своим друзьям, – быстро сказал господин Ито. – Но… – Он сделал паузу, во время которой закрыл глаза, не переставая улыбаться. Шумно вздохнув, он продолжил: – Мне хотелось бы, чтобы ты переоделась. О’кей?
«Надеюсь, он не попросит станцевать стриптиз?» – напрягаясь, подумала я.
Господин Ито помог мне снять пальто и проводил в небольшую комнату на втором этаже – квартира была двухуровневая, – похожую на гардеробную. Всю стену занимал огромный раздвижной шкаф с прямоугольным зеркалом. Напротив находился небольшой узкий диван, обитый красивым цветастым гобеленом с изображением замков и зеленых кущ. С удовольствием я увидела, как господин Ито достает из этого шкафа самое настоящее кимоно нежно-зеленого цвета с красными цветами слив. Потом он подал мне набор театрального грима, гэта и балалайку.
– Я стал твоим хакоя, – хихикнул он. – Так что и ты не подведи меня. Хочу сделать гостям подарок.
– С удовольствием помогу вам в этом, Ито-сан, – сказала я с поклоном. – Но хотелось бы сямисэн.
– Нет пока, – сокрушенно ответил господин Ито. – Но я заказал в Токио. Специально для тебя, Таня. А ты умеешь играть?
– Брала уроки в Токио, – ответила я, открывая коробку с гримом.
Господи Ито уселся на диван и с интересом смотрел на меня.
«Не буду же я перед ним переодеваться», – подумала я.
Взяв кимоно, я повернулась к нему и ласково проговорила:
– А теперь разрешите и вам сделать сюрприз. А чтобы он удался, вам лучше пока не видеть мое перевоплощение. Так что прошу вас на время меня покинуть, Ито-сан.
– О’кей, о’кей, – забормотал он и показал на трубку радиотелефона, лежащую в углу дивана.
– Буду готова, позвоню, – сказала я и улыбнулась.
Господин Ито глотнул слюну и на миг замер. Потом быстро повернулся вокруг своей оси, словно колобок крутнулся на противне, и исчез за дверью.
«Ну вот я и снова гейша!» – подумала я, чувствуя, как радость наполняет сердце.
Мне показалось, что я снова вернулась в Токио. А когда я надела кимоно и гэта, набелила лицо, подвела глаза и нарисовала красный бантик губ, потом убрала волосы в высокую прическу и воткнула в них искусственные, но очень искусно сделанные цветочки сакуры, то увидела в зеркале отражение гейши и мгновенно ощутила умиротворение. Взяв балалайку, я провела по струнам и улыбнулась, вспомнив, как на приеме госпожи Цутиды была в сарафане, но с сямисэном в руках.
Когда я позвонила, пришла незнакомая женщина, ласково со мной поздоровалась и пригласила к господам. Я пошла за ней, стараясь не спотыкаться на деревянных гэта. Она открыла двери и пропустила меня, тут же выйдя и закрыв их за мной. В огромной комнате с высокими прямоугольными окнами мгновенно воцарилась тишина. Присутствующие, все как один, развернулись ко мне и замерли, созерцая. Я тоже замерла, невольно приняв изящную позу. Все продолжали молчать, не сводя с меня глаз. Видимо, на фоне темных дубовых дверей я выглядела как ожившая иллюстрация Хокусая Кацусики.
Господин Ито, как настоящий хозяин, первым вышел из столбняка. Он стремительно подкатился ко мне и, вытаращив глаза, шепнул:
– Таня, как тебя представить? Мне кажется, лучше скрыть твое настоящее имя и занятие.
Мгновенно я поняла всю правоту его слов, тем более увидела в углу комнаты господина Кобаяси, на счастье, без супруги. Господин Ито, видимо, представил, какой урон моей репутации в школе может нанести то, что я подрабатываю в свободное время таким неординарным способом. К тому же грим и костюм делали меня совершенно неузнаваемой.
– Аямэ, – шепнула я первое пришедшее в голову имя.
Он сразу расцвел и, повернувшись к гостям, громко и немного торжественно произнес:
– Господа, позвольте вам представить прекрасную Аямэ. Она любезно согласилась скрасить наш сегодняшний вечер.
Я поклонилась и пошла вслед за ним к гостям. Мужчины сразу обступили меня, разглядывая, как неодушевленный предмет искусства в музее.
«Э, так дело не пойдет», – сразу решила я и, положив балалайку на кресло в углу, неторопливо направилась к господину Ито.
Он в этот момент брал с тарелочки маленькие узкие бутерброды. Стол был организован шведский. Гости свободно передвигались по довольно большой комнате, брали закуски и выпивку, садились на полукруглый диван, занимающий угол комнаты, или на множество квадратных пуфиков, расставленных беспорядочно.
– Росиаго-о ханасимас ка? – раздалось возле моего уха, и я повернулась.
– Да, и очень хорошо, – ответила я, улыбнувшись моложавому светловолосому мужчине, который смотрел с нескрываемым любопытством мне прямо в глаза.
– О! – явно обрадовался он. – Да, действительно хорошо!
Господин Ито уже спешил к нам.
– Аямэ, позволь тебе представить Павла Николаевича, он работает в министерстве…
– Я думаю, милой барышне это знать совсем неинтересно, – мягко оборвал его Павел Николаевич. Потом вновь заглянул мне в глаза ясными серыми глазами и спросил с улыбкой: – Как поживаете?
– Прекрасно, – ответила я, безмятежно улыбаясь в ответ.
– Я рад, – ласково сказал он. – А чем вы нас сегодня порадуете?
– Аямэ что-нибудь нам исполнит, – ответил за меня господин Ито. – Господа, прошу внимания!
Все вновь посмотрели на меня.
– К сожалению, нашего национального сямисэна пока нет, – широко улыбаясь, проговорил господин Ито, – но Аямэ порадует нас игрой на балалайке. Просим!
Гости вяло зааплодировали. Я взяла балалайку и вышла на середину комнаты. Присутствующие расселись кто куда. У многих в руках я увидела бокалы с вином. Для начала я сыграла медленную переливчатую мелодию «Весна в сливовом цвету». Но так как она была предназначена именно для сямисэна, то на балалайке звучала, на мой взгляд, не так выразительно. Однако гости остались довольны и громко выразили свое одобрение. И тут ко мне подскочил потный лысоватый мужчина с выпирающим из расстегнутого пиджака круглым животом.
– Слышь, девонька, – весело начал он, – а слабо сбацать что-нибудь наше? Чтоб душа развернулась!
Я улыбнулась и задорно сыграла «Калинку». Гости развеселились и даже начали пританцовывать в такт. А уж заказчик разошелся вовсю. Он сбросил пиджак и пустился в пляс прямо передо мной. Когда я закончила, он подлетел ко мне и, схватив мою руку потными пальцами, начал целовать, приговаривая:
– Вот уважила! Ай да умница! Если что, обращайся ко мне. Все для тебя сделаю! Так душеньку отвел!
От него сильно несло перегаром. Он протянул мне визитку, из которой следовало, что Иван Викторович – депутат Госдумы.
– Для тебя, девонька, просто Ваня, – зашептал он, вновь хватая меня за руки. – А давай еще!
Я мельком глянула на господина Ито. Он кивнул. Я стала играть с отрывистым частушечным ритмом и звонко запела:
– «Хорошо дрова рубить, которые осиновы. Хорошо ребят любить, которые красивые».
Депутат расхохотался и начал пританцовывать на месте, хлопая себя по бедрам. Мне очень мешали гэта, потому что так и тянуло притопывать в такт. Я видела, что почти все присутствующие смеются и пританцовывают на месте. Даже господин Кобаяси вытянул голову из угла комнаты в мою сторону и ритмично двигал плечами. Работник неизвестного министерства Павел Николаевич смотрел на меня блестящими глазами и постукивал кончиком черной лакированной туфли. Его холеное лицо раскраснелось, влажные губы беспрестанно улыбались.
– «Хорошо дрова рубить, которые берёзовы. Хорошо ребят любить, которые тверёзые!» – немного лукаво закончила я и поклонилась.
– Браво! – крикнули довольные гости.
– Дадим отдых нашему милому соловью, – быстро сказал господин Ито и взял из моих рук балалайку.
Присутствующие, не переставая улыбаться, разгруппировались и разбрелись по комнате.
– Ты моя умница, Таня, – сказал довольный господин Ито. – Здесь много важных людей, нужных для моего бизнеса, и мне хотелось, чтобы они не скучали у меня в гостях.
– Я поняла, Ито-сан, – сказала я и улыбнулась ему.
И по его просьбе осталась до конца приема. Подходила то к одному мужчине, то к другому. Разговаривала на различные темы, подливала вино. Мне казалось, что я нитка золотого шитья, которая оживляет темную ткань и соединяет разрозненные линии в один узор. Когда я разговаривала с двумя высокими, спортивного вида молодыми мужчинами, которые мне не представились, а я и не настаивала, к нам подошел господин Кобаяси. Я увидела, что он прилично пьян. Его большие карие глаза смотрели пристально, тонкие губы улыбались.
– Я вас где-то видел, – тихо сказал он и икнул.
– Ну и прекрасно! – хором произнесли мои собеседники и одновременно повернули к нему головы.
– Вы не работали в Сибуйе? – продолжил он, не обращая внимания на реплику.
– Никогда, – ответила я.
– Значит, где-то в другом месте, – настаивал он.
– Наверно, в сказочной нарисованной стране в роли принцессы Анимэ, – рассмеялся один из мужчин.
– О, да! – подхватил господин Кобаяси.
И, поклонившись, отошел.
Когда уехал последний гость, я поднялась в комнату на втором этаже и со вздохом сняла кимоно. Потом попыталась смыть грим, но мне это не удалось. Театральный грим имеет более плотную и вязкую массу, чем специальные белила, которыми я пользовалась в Токио. Я позвонила, надеясь, что женщина, которая приходила в прошлый раз, покажет мне, где ванная. Но через несколько минут явилась не она, а господин Ито. Он осторожно открыл дверь, и я повернулась, ойкнув от неожиданности и пытаясь стянуть с дивана кимоно.
– Подожди! – умоляюще сказал он, останавливаясь напротив меня.
Я замерла, сознательно давая ему возможность полюбоваться. Я видела свое отражение в зеркале. Возле дивана, с поблескивающим на нем зеленым в красных цветах шелком, стояла изящная девушка. Ее стройные ноги были обтянуты черными чулочками с широкой кружевной резинкой по краю. И эти чулочки очень странно выглядели в сочетании с деревянными гэта. Тоненькая фигурка была облачена в черное атласное боди с кружевами на груди и по краю высоких вырезов на бедрах, и оно не менее странно сочеталось с набеленным личиком, миндалевидно подведенными глазами и высокой, убранной цветами прической.
Господин Ито сцепил пухлые короткие ручки и взирал на меня с явным томлением и вожделением. Я села на диван, прямо на кимоно, откинулась и слегка развела колени. Он бросился ко мне и упал между раздвинутых ног, лихорадочно расстегивая крючки на серединке боди. Его пальцы дрожали, он делал неловкие движения и никак не мог расстегнуть все крючки и обнажить мои «яшмовые ворота». Но в то же время эти неловкие поспешные движения приводили к тому, что его пальцы периодически давили, и я невыносимо возбудилась.
Я спокойно отстранила его, легла на спину, одну ногу закинув на спинку дивана, а другую опустив на пол, и расстегнула боди. Господин Ито тут же торопливо «нашел мое зернышко». Я тихо застонала. Он оторвался от меня и поднял голову. Потом мгновенно сбросил брюки и взгромоздился на мое жаждущее тело. Его твердый и толстый «нефритовый стебель» показался мне очень большим и заполнил меня до отказа. Господин Ито активно входил в меня, придавливая толстым животом и глухо вскрикивая. А я получала странное удовольствие, искоса наблюдая картину в зеркале напротив, как на лежащей с поднятыми ногами в черных чулках, белолицей и узкоглазой кукле ритмично покачивается большой колобок.
Из тетради лекций госпожи Цутиды:
«Гейши и проститутки обладали умением, превосходившим обычные супружеские привычки жен, хотя и те служили своим мужьям, когда им выпадала такая возможность, с помощью всех сексуальных игр «веселых женщин», если от них этого требовалось.
Когда гость чувствовал себя подготовленным, начиналось собственно совокупление. Большинство гравюр сюнга живописует этот процесс. Японские художники лучшего периода – с 1680 по 1880 г. – не писали с натуры, и их мало занимала анатомическая точность деталей и выражения лиц, поэтому даже лучшие мастера – Масанобу, Киёнага, Харунобу, Хокусай представляют нам абстрактные образы партнеров, но с вполне реалистическими позициями совокуплений.
То, что в викторианское время с моральной точки зрения считалось (однако практиковалось) ненормальными наклонностями, ни в малейшей мере не являлось неправильным для девушки и ее гостя. Коитус для них реализовывался всевозможнейшими путями и тропинками. Гравюры демонстрируют массу позиций сексуального единения. Насчитывают 38 или 48 поз, в зависимости от того, к какой эротической школе они принадлежат. Общепринятым был акт сзади («разрезание дыни»). То, что в европейских текстах называется позой «шестьдесят девять» – по-японски «бутон к бутону», оставалось на усмотрение мужчины; для женщины было невежливым требовать подобного сексуального внимания к себе, разве что сам гость предлагал это. «Преданность традиции – лучшее женское качество».
У профессионалки своего дела был целый вокальный спектр хихиканий, вскриков, стонов и вздохов удовольствия, сексуально окрашенного частого дыхания; целая гамма телесных содроганий, которые должны были показать гостю, какой эффект оказывают его усилия на ее тело и эмоции. Гость же зачастую издавал хриплые звуки, как самурай, нападающий на противника в сражении».
