Да-а уж, дали мы нашим контрагентам прочихаться на переговорах, сунули их носом в наши ароматизированные портянки! Причем сделали это от души и со всей душой, надо сказать. В надежде на лучшее понимание и плодотворное сотрудничество в будущем…

Однако немедленного и явного результата достичь не удалось. Ушлый профессор трусливо сбежал с поля боя, оставив все поднятые мной вопросы в подвешенном состоянии… Заперся, паразит, в рубке связи, как улитка в своей ракушке, и не вылезает оттуда. Консультируется с начальством, наверное. Судя по тому, что мне у него удалось вырвать, нашу рабочую встречу теперь планируется развернуть аж в межпланетную конференцию, во как! Хочешь не хочешь, а выбора у нас с напарником не было. Кроме неизбежного вылета на планету Мать и участия в новых, теперь уже четырехсторонних, переговорах. Полетели…

Драчка обещала быть чрезвычайно интересной. На арене этой корриды должны были сойтись бывшие враги – представители мира Адриана и Мира-основы, сам предмет спора, он же глава местного культа, – Адриан, и мы с Андреем. Пока по умолчанию считалось, что Андрей как бы является моим движимым имуществом, на которое и позарились эти скупердяи-инопланетяне. Тем не менее мне с имуществом выделили достаточно приличную каюту и оставили в покое. Не до нас им сейчас было… Народ бегал и суетился, готовился к заседанию Лиги наций. А мы с Андреем сибаритствовали в отведенных нам покоях. Ну, и трепались, конечно…

Вот тогда-то и произошел разговор, который заставил меня на многое посмотреть иначе. Начал его Андрей.

– Слушай, Тур… А что ты будешь делать потом… ну, когда кончится война?

Этот простой, в общем-то, вопрос, заставил меня зябко передернуть плечами. Я был к нему абсолютно не готов. После неприлично долгой паузы, во время которой я судорожно искал простой ответ на заковыристый вопрос, я сдался.

– Не знаю, Андрей. Ничего в голову не приходит. Кроме одного… Нет для меня места в моем мире после войны… Лучшее, что приходит на ум – это погибнуть… С пользой для дела.

– Ты что, совсем сбрендил, начальник? Человеком войны себя считаешь?

– Да я и есть человек войны, Андрюха. На нее только и заточен, к ней подготовлен, и ей только и занимаюсь. Слушай, я только сейчас начинаю понимать, как тяжело и страшно жить Деду… Для него война – это жизнь… Иного он и не знает. Ты только задумайся, Андрей. Он воюет с четырнадцатого года! Врагу не пожелаешь…

– Не о Деде сейчас речь, а о тебе. Да и Дед ведь не каторжник, прикованный к пулемету. Он на Полигоне живет обычной, считай, жизнью. Да, жизнью военнослужащего, но таких как Дед сотни тысяч…

– …миллионы… В нашей армии были миллионы военнослужащих. А в конце войны и вообще – свыше одиннадцати миллионов человек.

– Ну вот, я и говорю, миллионы. И ты – тоже вполне обычный человек. Ты прожил обычную жизнь, в мирное время. То, что ты попал на войну, это твоя прихоть…

– Нет, Андрей, это не так, и не смей так говорить! Это не прихоть, это… – Я замолк, не зная, как сформулировать то движение души, которое и послало меня в Сталинград.

– В общем, хрен это объяснишь, Андрюха… Не могу я тебе, холодному и древнему винчестеру, это объяснить… Не надувай губы, напарник. Это не подначка, не желание обидеть. Задай этот вопрос себе, у тебя же половинка моей души. Вот у нее и спроси.

– Пробовал уже… Пробовал, но не понял, не разобрался… Я ведь только учусь быть человеком, брат, а у тебя там такая каша… У меня сразу начинает голову ломить, как от близкого взрыва гранаты.

Я расхохотался.

– Ты чего?

– Да вот, собрались два отморозка, нормально и выразить свою мысль не могут! Обычная причина головной боли не мигрень какая-то, не похмелье, а взрыв гранаты! Ха-ха-ха!

Андрей сообразил, что он ляпнул, и тоже захохотал.

– Да-а, это у нас долго еще будет… война, как образ жизни. На свист птички – пригнись, пуля! На гром – ложись, взрыв. На оклик немецкого туриста «Halt!» – удар саперной лопаткой по сопатке…

– И не говори, – я захохотал еще громче, – представь, ты в строгом черном костюме, при галстуке, пластаешь лопатой во время антракта в Большом театре туриста из Германии, который хотел у тебя спросить, как пройти в буфет!

Посмеялись, но грустно…

– А вот ты, Андрей, что ты будешь делать после войны? Ведь для тебя такое широкое поле деятельности будет открыто. Такая жизнь интересная! Фронтовики вернутся в институты и университеты. А потом, на выбор – ракетостроение и космонавтика, ядерная физика, электроника, реактивная авиация, атомный флот… И везде – молодые девчата, заждавшиеся своих женихов…

Радость мою как отрезало. Я замолчал. Андрей лишь виновато поглядывал на меня из-под бровей.

– Так вот, Андрей, сам видишь – там мне места нет. Я солдат. А война закончилась…

Андрей вздохнул, но ничего не сказал. Не ляпнул ожидаемую глупость, что войны еще будут продолжаться. Это будут не те войны…

– И потом, Андрей… Ты должен понять, ты уже понимаешь, что ты – не моя игрушка, не мое имущество… Когда-нибудь у тебя появится женщина, дом. А потом – ребенок. Ты знаешь, как пахнет для мужчины свой малыш? Свой сын? Голенький, маленький, с надувшимся от крика красным личиком, с нахально торчащей пипкой? Он пахнет… счастьем он пахнет. Возится на твоих подрагивающих от страха и радости руках, сучит ручонками и ножонками, орет, скандалит, титьку ищет. А ты стоишь столбом и не знаешь, что делать. То ли прижать его к сердцу, то ли подбросить его вверх, то ли сказать «Агу», то ли еще сделать или просюсюкать что-то, такое же глупое и смешное. А рядом, улыбаясь своим мужчинам, стоит она… Твоя любимая и мать твоего ребенка…

Я хлопнул себя по колену.

– Вот так-то! А ты говоришь, что после войны делать будешь. Первым делом – размножаться надо. И не копированием матрицы сознания. Есть более простые и приятные способы, еще познакомишься и усвоишь. Подумай над этим, бог ты мой планетарный… Хватит жить для цивилизации людей, поживи немного и для себя, Андрей.

– Итак, уважаемые участники нашего весьма представительного собрания. Пора бы уже и перейти к выработке итогового документа, устраивающего все стороны. Обсуждение было бурным, плодотворным, но нельзя же делать его бесконечным, господа! Кто имеет что-то сказать? Прошу вас!

Мы сидели за круглым столом переговоров. Точнее – за квадратным столом. Сторон же было четыре. Делегация Мира-основы, пять человек. Среди них и этот тихушник, адмирал и руководитель Службы коррекции. Делегация цивилизации Адриана, все время путаюсь в названии этого мира. Слишком много согласных подряд. Сам Адриан. Он явился на переговоры в теле андроида, естественно. Правда, придав ему вид пожилого, умудренного годами и сединами человека. Я бы посоветовал ему явиться на конференцию на облаке, в хитоне, с нимбом над головой и пальмовой ветвью в руках, но меня никто не спрашивал. И мы с Андреем. В обычной полевой военной форме, с оружием в кобурах, мы смотрелись на мирных переговорах несколько… хм-м-м, вызывающе, что ли… Особенно – для наших новых знакомых. Профессор как взглянет, так и вздрогнет. Впрочем, для меня это было даже хорошо…

– Всего пару слов… Как я понимаю, предложение не раскачивать лодку и оставить почти все, как было, поддерживается большинством? Вот и отлично. Я благодарю делегацию Брунг… Брунтг… делегацию хозяев оставленного на планете БИУСа за понимание и желание всемерно идти навстречу совместно выработанным принципам, положенным в основу проекта решения. Резюмирую. Итак, самое главное – сущность, известная на планете как бог Адриан, остается и продолжает возглавлять религиозный пантеон планеты. С этим согласились все. Вежливый поклон в сторону аватары Адриана. Могучий старец отвешивает не менее картинный кивок головой. А ведь я говорил – нимб над седой головой тут был бы в самый раз!

– Я продолжаю… Высказанное представителями цивилизации Бр…

– Хозяев временно утраченного БИУСа, – быстро возникает и корректирует ситуацию профессор.

– Именно так! Благодарю вас! Высказанное ими пожелание создать свою станцию по изучению всего многообразия исторического развития планеты Мать и держать на ней небольшую и периодически сменяемую научную группу тоже не вызывает никаких возражений…

Адриан опять медленно склоняет голову, я сижу столбиком, ушки на макушке, и внимательно слушаю. Где тут будет зарыта собака? А она ведь обязательно будет зарыта…

– Да-да! Это будет великолепно! – Профессор просто источает счастье и радость. Причем миллионами эргов, джоулей и прочих мегабайтов. Вдруг чело его несколько омрачается. – Но вот статус этого господина… хм-м, я имею в виду, участника переговоров, который был представлен нам как старший лейтенант Николаев…

Я оскаливаюсь в леденящей душу улыбке. Меня неожиданно поддерживает адмирал. Он тоже улыбается крокодильей улыбкой, от которой в помещении становится прохладнее…

– Маленькая справочка, господа. На наш взгляд, старший лейтенант Николаев не принадлежит более планете Мать. Не принадлежит он и вашему миру, уважаемый профессор. Как ни странно, но он не принадлежит и миру, известному всем нам как планета Земля. Он есть нечто общее, интегрирующее все стороны наших переговоров, не так ли? От каждой из них в нем присутствует по трети: это частично урезанная матрица сознания Адриана, сформированная в мире Брунтг… ну, вы меня поняли, тело модификанта из нашего мира и частичка души человека Земли…

Я громко откашлялся.

– Виноват – сознание человека Земли. Старший лейтенант Николаев по умолчанию является гражданином Земли, более того – военнослужащим, и еще более того – военнослужащим, участвующим в боевых действиях по защите крупнейшего на планете государственного образования – Союза Советских Социалистических Республик. Эта ситуация ставит интересные вопросы, господа! А не совершили ли мы ошибку, не включив его в состав участников переговоров?

– Я делегирую все свои настоящие и возможные в будущем полномочия капитану Кошакову, уважаемые участники переговоров. Необходимый документ я готов передать в секретариат сейчас же…

– Ну, что же… Это, несомненно, несколько меняет ситуацию…

– На наш взгляд, это только еще более запутывает ее! – Профессор обводит участников переговоров обиженными детскими глазами. – А кто таков сам капитан Кошаков? По нашей информации, он наемный работник вашего мира, адмирал. Ведь это так? Тогда возникает законный вопрос – кого он здесь представляет?

Я откашливаюсь еще раз. Громче. На пределе возможностей. Следующий раз придется чихать. Все начинают смотреть на меня – что это? Коклюш? Скарлатина или еще что-нибудь более страшное? Уж не свинка ли? Адриан улыбается и подмигивает. Давай, сынок, врежь им! Да под самый копчик! Но мне не дает сказать ни единого матерного слова адмирал.

– У вас неправильный взгляд на реальное положение вещей, профессор. Ведь именно вы начали переговоры с капитаном Кошаковым, как с полномочным и полноправным представителем Земли? Вот и продолжайте в том же духе. Да, планета Земля принадлежит к тому же кластеру миров, что и наш мир. Да, наши службы ведут необходимый и минимальный инструментальный контроль и наблюдение за развитием этих миров. Но! Но мы никогда не подменяем те руководящие структуры, которые складываются в том или ином мире, не оказываем прямого вмешательства в их развитие, и вообще стараемся исполнять лишь роль регистраторов…

…и корректоров, добавил бы я! Но – промолчу.

– …и поэтому не привлекаем к работе представителей населения этих планет. Среди Регистраторов нет аборигенов подконтрольных миров, господа! Этот принцип неизменен для нас. Надеюсь, вы верите моим словам?

– Я готов подтвердить, что среди Регистраторов нет аборигенов! – Легко и приятно говорить правду в лицо профессора.

– Благодарю вас, капитан! Я продолжаю. Так вот, отношения, которые связывают нас… Не скрою, Служба несколько задолжала капитану. С нашей стороны была допущена трагическая, но непредумышленная ошибка, в результате которой он потерял свое тело. Мы возместили потерю. Капитан ничего не должен Миру-основе, мы, в свою очередь, ничего не должны капитану. Однако капитан Кошаков затребовал и получил весьма ценное имущество, которое мы будем условно называть «модификант». Вот в качестве отработки за это имущество капитан и согласился выполнить для нас некие полевые… хм-м-м, исследования и э-э-э, эксперименты. Тогда, господа, мы и не подозревали, для кого предназначалось это, так сказать, имущество… Потом все стало на свои места. Как оказалось, этот модификант предназначался как носитель разума для уважаемого Адриана – взаимные поклоны, – как, если так можно выразиться, мобильный носитель для его копии сознания. Как своеобразный инструмент с огромным, надо сказать, потенциалом. Используемый исключительно в научных и исследовательских целях, разумеется!

Тут уж кивнули все мы – я, Андрей, Адриан и этот крокодил – адмирал. Только в научных и исследовательских целях!

– Вместе с тем эксперимент, поставленный и проведенный уважаемым Адрианом по переносу части своего сознания в мобильный и независимый носитель, вышел… х-м-м, несколько вышел за определенные им же рамки. Благодаря тому, что к копии сознания БИУСа была добавлена копия сознания человека – теперь с адмиралом раскланялся я, – мы получили… э-э-э, мы получили новую сущность. Мы получили разумную сущность, обладающую свободой воли, господа. Не бога, но человека! Человека, принадлежащего трем мирам, и в то же время независимого от них. Такое богатство вариантов, господа!

Я приготовился кашлянуть еще раз, но увидел испуганные взгляды членов делегаций и лишь сглотнул.

– Безусловно, – продолжил адмирал, – безусловно, сразу же, как только мы установили, для каких благородных целей был затребован модификант, все финансовые обременения с капитана Кошакова были сняты! Я подчеркиваю – сразу же! Вам все ясно, капитан?

Я с достоинством кивнул.

– Мы рады, что маленький вклад Службы коррекции Мира-основы может послужить кирпичиком, уложенным в основание величественного здания нашей дружбы с цивилизацией…

– Хозяев БИУСа…

– …именно так, благодарю вас, профессор! И с главой всепланетного религиозного культа планеты Мать. Впрочем, мы с ним уже достаточно давно и плодотворно сотрудничаем…

Адмирал поймал мой ледяной взгляд, и его аж подбросило, как иголку проигрывателя на царапине побитого жизнью диска.

– … а также с благородным представителем Земли – храбрым капитаном Кошаковым!

Адмирал попробовал организовать нас на аплодисменты, но его никто не поддержал.

– Но все же… господин Николаев… с ним-то как нам быть? – Профессор недоуменно переводил свой взгляд с одного участника переговоров на другого.

– Элементарно, Ват… профессор! А разве вашей науке не хотелось бы получить своего наблюдателя на Земле, а? Грамотного, подготовленного, ставшего там родным и близким для множества людей, занимающих немалые посты, скажу я вам! Потребуется всего лишь пара пустяков – база, отнесенная в прошлое, где-нибудь на пару тысяч лет тому назад, в хорошем и комфортном климате и месте, и кое-какое скромное, но достаточное оборудование для х-м-м, экспериментов и полевых исследований. Для вашей цивилизации, для великой Брунтг… ну, вы меня поняли, это не вопрос! Заодно, вместе со своими коллегами-регистраторами, присмотрите и за другими хронотуристами. А то у нас через несколько лет полезут какие-то летающие тарелки… В небе не протолкнуться будет. – Честно, по-солдатски, рубанул я правду-матку, глядя в глаза профессора простым и теплым взором.

– Решайте, профессор, хорош воду в ступе толочь. Нам с Андреем надо поскорее вернуться… к полевым исследованиям, – и я многозначительно поправил кобуру. – А то нас там заждались уж, поди…

Так оно и получилось. Остаток дня профессор не вылезал из своего корабля, наверное, все телефоны там оборвал, или что там у них еще. Наконец он вылез из рубки, вспотевший, но довольный, и мы приступили к ответственному моменту – подписанию итогового договора и кучи приложений к нему. Теперь я понял, что ощущают всякие там президенты и прочие высокие договаривающиеся стороны. Таким идиотом, как во время подписания тасуемых туда-сюда документов, я давно себя не ощущал. Чуть дважды не расписался на одной и той же бумажке…

Но прошло и это… Я освободился, вышел из-за стола переговоров, и, делая гимнастику для скрюченных от пера пальцев, подошел к мирно беседующим в углу адмиралу и Адриану-вседержителю.

– А вот и ты, сынок! – лучезарно улыбаясь, обратился ко мне Адриан. – Проводишь меня? Заодно и поможешь. Я обещал твоему руководителю…

– Другу! Всего лишь другу… – поправил его адмирал, улыбаясь своей крокодильей улыбкой.

– Я обещал твоему другу пару-тройку бочек нашего знаменитого монастырского вина. Ты же уже доставлял ему такой подарок? Ну, вот…

Адмирал, ласково кивая, пристально глядел на меня. То, что нам необходимо поговорить, было яснее ясного. Ну, что ж… Чему быть – того не миновать.

Андрей, бегающий по залу переговоров и по кораблю профессора как курица, потерявшая голову на плахе, остался утрясать целую кучу вопросов материально-технического снабжения и создания нашей скромной дачи и базы в одном лице на каком-нибудь райском острове, а мы отбыли на капсуле адмирала на Мать. Душу у меня щемило. От грядущего разговора с адмиралом ждать чего-то приятного не приходилось.

Но он, сволочь, этот разговор начинать не торопился. Чего выжидал, я не знаю, но после визита в гости в крупнейший в Империи храм Адриана, дружеской попойки, причем сам Адриан наливал и пил наравне с нами, погрузки и отправки на одной из обслуживающих базу регистраторов капсуле бочек с вином, наш воз был все там же – на нулевом километре. Наконец он решился.

– Вы не могли бы проводить меня, Тур? Слетаем в Службу, посмотрите, так сказать, на свою альма-матер изнутри, познакомитесь с народом, пообщаетесь немного… А потом и поговорим по душам, а?

У меня внезапно отнялся язык, и я только и смог, что кивнуть. Впрочем, со стороны это смотрелось нормально. Холодно и неприступно. Мы полетели.

Все эти ритуальные танцы, хождение по кабинетам Службы, представление мне массы людей, имена которых я забывал сразу же по выходу из кабинета, я пропускаю. Ярко помню только одно – смешливые и улыбающиеся лица девчонок-аналитиков и архивисток. Как знал ведь! Смотрят они наши записи, смотрят и ржут теперь надо мной! Ну, ничего. Переживу и это… Мне за ними не ухаживать, под венец не звать. Пусть себе сами женихов ищут, у кого струя потоньше и пониже… А такие лоси фронтовые, как наша великолепная четверка, не для вас, девчата! Мы варвары, мы скифы…

Настроение испортилось. Стала бросаться в глаза фальшь, неискренние улыбки персонала Службы, даже какой-то страх – не страх, а опаска, что ли… Как будто рядом с адмиралом ходил по кабинетам и коридорам не человек в никому не известной, но явно военной форме, а дикий зверь. Без поводка и намордника. Я не знаю, – специально этого добивался адмирал, чтобы вывести меня из себя, или, сказать точнее, – привести меня в нужное ему состояние перед разговором, а может, оно само собой так вышло, но, когда мы остались в его кабинете одни, он налил два бокала божественного вина, поднял свой бокал, взглянул сквозь него на меня и сказал: «Надеюсь, вы понимаете, Тур, что вы уволены из Службы коррекции? Я никогда бы не стал пить с подчиненным!»

Что мне оставалось делать? Я спокойно глотнул вина, покатал его на языке и проглотил.

– Вы предвосхитили мое желание, адмирал! Я только что собирался сказать вам, что в сложившихся условиях вашим подчиненным я быть не могу.