7

— Он чистокровный ари! — сказала Александра.

— Вы уверены? — спросил Зубов.

— Вне всякого сомнения!

Зубов кашлянул:

— Вы определили это столь необычным способом?

— Именно.

Зубов смотрел вопросительно.

— Я говорила: вы не читали материалов института! — сказала Александра, раздражаясь. — Иначе б знали о недавнем открытии доктора Сретенского!

— В чем оно заключается?

Александра вздохнула:

— Надеюсь, вы слышали о рецессивных и доминантных признаках наследования?

Зубов неуверенно кивнул.

— Напомню. Доминантный признак преобладает по сравнению с рецессивным. Если у одного из родителей голубые глаза, а второго — карие, то вероятность появления у совместных детей карих глаз четыре к одному, поскольку темный цвет глаз — доминантный. Смуглый цвет кожи — доминантный признак, светлый — рецессивный, курчавые волосы — доминантный, прямые — рецессивный. И так далее. Заслуга профессора Сретенского в том, что он открыл агрессивно-доминантный признак, который проявляется всегда и у всех потомков смешанных браков. У мужчин это сдвоенная уздечка.

— Что? — в голос спросили Зубов с Ливенцовым.

— Вертикальная складка крайней плоти, соединяющая член с головкой. У выходцев из Старого Света она одинарная, у аборигенов — сдвоенная. У всех потомков мужского рода, родившихся от смешанных браков, она сдвоенная. Всегда! Представляете значимость этого открытия?!

— Гм… — сказал Зубов.

— Профессор подтвердил его экспериментально, проведя осмотр тысяч мужчин. Веев, очхи, ари…

— И что ари? — спросил Ливенцов. — Не возражали?

— Есть место, где они молчат! — сказала Александра.

— Как оно называется?

— Морг!

Ливенцов поднял брови.

— Да! — подтвердила Александра. — Мы работали в моргах. Никто не позволил бы нам осматривать живых ари. Тем более что вскрылся ряд щекотливых обстоятельств. У ряда представителей громких фамилий при осмотре был выявлен доминантный признак, а ведь они считались чистой крови! Профессор Сретенский провел исследования в архивах, пришлось даже ездить в экспедиции, но во всех случаях подтвердилось: в роду этих людей были смешанные браки.

— Скажите, Александра Андреевна, — сказал Ливенцов. — Вам нравится ваша служба?

— Я делаю то, что полезно Отечеству! — обиделась Александра. — Доминантный признак у Князева означал бы, что он из Союза. К счастью, это не так.

— Не факт! — сказал Зубов.

— Почему? — удивилась Александра.

— Союз мог найти чистокровного ари.

— Исключено! Среди пришедших к очхи не было женщин.

— Были! — возразил Зубов. — Медицинский батальон. Врачи, медсестры… Они вышли замуж, родили детей. Так что вероятность, пусть и незначительная, есть. Не надо недооценивать врага.

— Уймись, Яков! — сказал Ливенцов.

— Я всего лишь делаю свою работу.

— Наделали! — вздохнул Ливенцов. — Князев не шпион, это очевидно. Вспомни инцидент с сестрой Рика! Шпион не допустил бы подобной глупости: очхи знают, для чего парням стригут ногти. Князев — чужак, это видно по всему. Он шел сюда с добрыми намерениями, как утверждает Тертышкин, даже уши заткнул. Как его встретили? Едва не убили! Ладно, то были очхи. Но мы! Сначала попытались его силой женить, а после избили. Доставили в штаб под конвоем, мучили вопросами, а потом ощупали, как жеребца на конном рынке. Он ведь офицер! Что мы натворили!

— У меня есть деньги из секретного фонда, — сказал Зубов. — Компенсируем!

— Яков! — Ливенцов покачал головой. — Я тебя прошу! Ты его оскорбишь.

— Да что ты, в самом деле! — возмутился Зубов. — От денег не отказываются! Так, Александра Андреевна?

— Гордей Иванович прав! — возразила Добужинская.

«Что ж ты хватала его за член?! — подумал Зубов. — Теперь вот расхлебывай!»

— Если нужно для дела, — продолжила Александра, — я извинюсь.

— Нет! — сказал Ливенцов. — Случилось у меня в штабе, мне и отвечать.

Я складывал вещи, когда в дверь постучали. Это была Глафира.

— Давно приехал? — спросила она. — Не видела, как шел.

— Снова уезжаю! — сообщил я. — Дела ждут.

— А это что? — Она ткнула в синяк.

— Задрался с одним.

— Гляди! — покачала она головой. — Еще стрельнут из этой, как ее, трам…

— Травматики?

— Во! — подтвердила она. — Убить могут! Я по телевизору слышала.

— Буду осторожен! — пообещал я.

— Тебя тут спрашивали, — сообщила Глафира. — Представительный такой.

— Лет пятидесяти, лицо не запоминается?

— Точно! — подтвердила соседка. — Телефон оставил, просил, как появишься, связаться. — Вот! — Она протянула листок.

Я взял листок, скомкал и бросил в угол.

— Ты это чего? — удивилась Глафира.

— Знаете, кто он? — спросил я заговорщицким шепотом.

— Ну? — насторожилась она.

— Бандит! Хотят купить дом и сделать подпольное казино.

— Ишь ты! — ахнула она.

— Представляете, что здесь будет? Пьянки, драки, девки голые…

— Не продавай! — отрезала Глафира. — Ни за что!

— Не буду! — успокоил я. — Если вновь объявится, скажите: уехал — и надолго. Станут, не дай бог, в доме шарить, вызывайте полицию!

— Само собой, — кивнула соседка. — Ах ты, боже мой! Это ж надо додуматься! Но почему именно здесь?

— Место тихое…

Я вышел ее проводить. Мне хотелось убедиться, что соседка не увидит, как я шмыгну в подвал. Глафира взялась за щеколду калитки, когда под ногами послышался писк. Мы, не сговариваясь, глянули вниз. Это был котенок, совсем еще крохотный, с серой шерсткой, белыми «носочками» на передних лапках и таким же белым пятнышком на мордочке.

— Подбросили! — ахнула Глафира. Она наклонилась и подцепила котенка ладонью. — Так! — заключила, рассмотрев дрожащий комочек. — Я знаю, кто это сделал! Сейчас же отнесу обратно!

— Не надо! — попросил я.

— Оставишь? — удивилась Глафира.

Я кивнул.

— Ты же уезжаешь?

— У меня есть кому о нем заботиться.

— Ага! — Она погрозила мне пальцем. — Зазнобу завел?

Я смущенно потупился.

— Лишь бы не шалава какая-нибудь! — вздохнула Глафира и отдала мне котенка. Тот тихонько пискнул, переместившись мне за пазуху, но почти сразу умолк — пригрелся.

Я сходил в дом за сумкой, запер дверь и, оглядевшись, шмыгнул в подвал. Ливенцов с Зубовым, увидев меня, заулыбались, я догадался почему. Мы вышли из расщелины, мне подвели коня. Казак хотел забрать сумку, но я не отдал. Нацепил ее как рюкзак ручками за плечи и полез в седло. Обратная дорога не затянулась. К расщелине от штаба вела короткая дорога, о которой я раньше не знал, потому и поперся через долину. Сотня казаков, рассыпавшись по сторонам, охраняла процессию. Я ехал рядом с Ливенцовым, Зубов и Добужинская рысили впереди. Александра Андреевна держалась в седле прямо, время от времени она оглядывалась и смотрела почему-то на мой живот. Я догадался, что котенок, угревшийся за пазухой, выпирает из-под футболки. Объяснять я ничего не стал — перебьется! Замыкал процессию Рик с помповиком на изготовку. Он держался отчужденно, а я не приставал — утрясется.

Встречать нас высыпало полстаницы. Никто не знал, куда отправляется сотня, в том числе сами казаки. Их подняли по тревоге, а в пограничной станице это дурной признак. Сотня вернулась в полном составе, а зачем ходила, знать не полагалось. Казаков не пустили к расщелине, даже Рика. Проход видели трое: подполковник, есаул и Добужинская. Последнюю я бы тоже не пустил, но на этой земле решали другие. Ливенцов скомандовал разойтись, бабы и девки кинулись обнимать казаков, я слез на землю и направился к стоявшей неподалеку Уле. Она не спускала с меня глаз.

— Вот! — сказал я, доставая из-за пазухи котенка.

Оказавшись на моей ладошке, подкидыш жалобно пискнул. Глаза Улы стали большими.

— Ой! — прошептала она. — Это кто?

— Котик! Тот самый, каких не бывает. Держи!

Она подставила ладошки. Котенок, сменив хозяина, снова пискнул.

— Он, наверное, голодный? — заволновалась Ула.

— Корми его молоком из блюдечка, — посоветовал я, — только не давай сразу много — обожрется. Он еще совсем маленький. Подрастет, можно будет мясом кормить; он сам определится когда.

Я повернулся и пошел к ожидавшим меня начальникам.

— Зачем вы сделали это?.. — начал Зубов, но, наткнувшись на мой взгляд, умолк.

Добужинская стояла, закусив губу, только Ливенцов улыбался.

— Королевский подарок, Илья Степанович! — заметил он. — Первый кот в Новом Свете!

— Будут еще! — успокоил я. — Сколько нужно?

— Идемте обедать! — предложил он.

…Обед не затянулся. После того как посуду убрали, я взял сумку. Мне хотелось продемонстрировать ноутбук. Само собой, он оказался на дне, и я стал выкладывать вещи на стул. Оглянувшись, увидел, как Ливенцов держит в руках орден — впопыхах я бросил его сверху.

— Ваш? — спросил есаул.

— Мой! — подтвердил я, забирая награду.

— Как называется?

— Орден Мужества.

— За что удостоены?

— Она видела! — указал я на Добужинскую.

— Подствольник?

— Он самый.

— Кровью своею запечатлели подвиг свой?

— У нас пишут «за мужество и самоотверженные действия», — сказал я, доставая ноутбук. — Смотреть будем?

Демонстрация не затянулась. К моему удивлению, ноут их не впечатлил. Зубов задал несколько профессиональных вопросов, и я понял: Иван Павлович носил в этот мир не только книжки.

— На худой конец, можно фильмы смотреть! — сказал я уязвленно и щелкнул по тачпаду. На экране появились танки; они ползли по полю, стреляя на ходу. Офицеры и Добужинская наклонились к экрану и некоторое время напряженно смотрели. Я нажал «esc».

— У вас только о войне? — спросила Добужинская, разгибаясь.

— Есть и про любовь! Вам про несчастную или счастливую?

— Счастливую! — сказала она. — Пожалуйста!

Я заметил, как Зубов за спиной Добужинской делает мне какие-то знаки. Я посмотрел на Ливенцова, тот кивнул.

— Лучше вам одной! — сказал я с фальшивой заботливостью. — Экран маловат, а мужчинам не интересно.

Она обернулась и посмотрела на Зубова с Ливенцовым. Те потупились.

— Пьянствовать собираетесь! — заключила Добужинская. — Потом станете о женщинах сплетничать, я, конечно же, мешаю. Ну и пусть! — Она презрительно поджала губу. — Илья Степанович, проводите меня!

— Прикажу подать вам вина и сластей! — крикнул есаул вслед.

Мы поднялись в бельэтаж, зашли к Добужинской, я быстро настроил ноутбук, показал ей, как делать паузу, добавлять и уменьшать звук.

— Если что, позовете! — сказал, листая список картин. Про любовь все не попадалось. Я скосил взгляд на Александру. Она смотрела на экран, смешно морща лоб. Ее верхняя губка капризно оттопырилась, обнажив белую полоску зубов. Кого-то она мне напоминала, и я вдруг вспомнил кого. Включив обратную сортировку, я опустил движок в конец списка и открыл фильм «31 июня».

— Про любовь!

Она кивнула и уставилась в экран…

Пока я отсутствовал, стол снова накрыли. Добужинская как в воду смотрела: бутылки и графины всевозможного размера и цвета сменили супницы и общие блюда. Похоже, пили здесь по-немецки — после обеда.

— Вино? Коньяк? — спросил Зубов.

— Водки! — попросил я.

Ливенцов одобрительно кивнул и наполнил стопку.

«Граммов сто, если не больше!» — определил я.

Себе есаул напустил не меньше, а вот Зубову плеснул коньяка.

— За здоровье? — предложил Ливенцов.

Мы молча чокнулись. Спорить по поводу тоста не хотелось. Если со знакомством не получилось, то за здоровье лучше. Похоже, мне оно понадобится.

— Илья Степанович! — сказал Зубов, ставя бокал. — Гордей Иванович принес вам извинения, но разрешите и мне…

— Проехали! — сказал я, цепляя вилкой соленый огурчик. — Ближе к делу!

Подполковник сконфуженно умолк. Хамить, конечно, мне не стоило, но словесами я был сыт. Сначала тебя бьют по физиономии, потом щупают, как коня на ярмарке, а после начинают песни.

— Вы, наверное, желаете знать, куда попали? — спросил Зубов после короткого молчания.

— Вот! — подтвердил я. — Но этапы сотворения мира можно пропустить.

Ливенцов засмеялся и налил всем.

— За взаимопонимание?

— Угу! — согласился я. — Только давайте договоримся: без виляний хвостами. Идет?

Мы чокнулись, и я закусил бужениной. Она таяла во рту.

— Значит так! — сказал Ливенцов. — Местность, где мы сейчас приятно беседуем, называется Новый Свет. Соответственно ваша планета — Старый.

— Планета? — спросил я.

— Можно считать так. Звезды в нашем мире другие. Светило похожее, и зовем мы его Солнце, но оно другое. Луны нет. Что это за планета и где она расположена, мы не знаем. Может, это и не планета вовсе, а какой-то иной мир. «В доме Отца моего обителей много», — говорил Господь. На всякий случай мы зовем это место Землей.

— Мудро! — согласился я. — Не нужно привыкать. Как здесь оказались люди? Те, кто с одинарной уздечкой?

— Вы слышали? — подпрыгнул подполковник.

— Говорили громко.

— У вас слух, как у вея! — воскликнул Зубов.

— Вот-вот! — сказал я. — О веях подробнее.

— В этом мире испокон века проживали два народа: веи и очхи, — сказал Ливенцов. — Жили немирно. Веи обосновались на равнине и занимались земледелием. Страна очхи гористая, пахотных земель мало, там жили кочевники-скотоводы.

— Они нападали на веев?

— Как вы догадались?

— Кочевники всегда нападают. Когда пришли люди?

— В первый раз — в марте 1920 года. Гражданская война, самый трагический момент. Отступавшая под напором большевиков Добровольческая армия откатилась к Новороссийску. Судов для эвакуации в Крым не хватало, за место на них шли схватки. Стало ясно, что погибнут тысячи, многие тысячи людей, в том числе гражданские лица, женщины, дети. В этот момент к командиру дивизии барону Врангелю пришел человек…

— Врангелю? — спросил я. — Тому самому?

— Нет. Род Врангелей в России был очень обширен. Незнакомец предложил барону спасти его подчиненных и прочих лиц от наступающих большевистских орд, проведя их в безопасное место.

— Как звали этого человека?

— Он остался неизвестным.

— У нас он значится Нечаянным Спасителем, — уточнил Зубов. — Там, где случился Первый Проход, ему поставлен памятник. Это южнее.

— Неизвестно, что сказал Спаситель Врангелю, но барон принял предложение, — продолжил Ливенцов. — Выбор у него был не богатый: погибнуть или попробовать рискнуть. Проход был открыт двое суток. Он был больше вашего — повозки проходили по три в ряд. Вышли очень многие.

— Тридцать семь тысяч двести восемьдесят один человек, — уточнил Зубов.

— Уходил Врангель организованно: с оружием, припасами — этого добра валялось повсеместно, даже с артиллерией. Когда последний отступающий пересек черту, проход закрылся и более не открывался.

— Почему?

— Никто не знает, но предположить не трудно. Проходчик остался в России, а что там началось после, вы знаете. Скорее всего проходчик погиб. В первое время переселенцы ждали его и только спустя годы осознали: возврата нет.

— Как встретили людей?

— У веев существовала легенда о Детях Неба, которые спасут их от смерти, — практически у каждого народа есть подобное поверье. Видимо, люди здесь бывали и раньше — только очень давно. Они оставили о себе хорошие воспоминания. Веи ко времени Прохода изнемогали под натиском очхи. Пришельцы не обманули их ожиданий. Первым делом Врангель разобрался с захватчиками. Здесь был период Средневековья — об огнестрельном оружии даже не слышали. А тут ружья, пулеметы, пушки! Кочевникам не только дали отпор, но совершили карательный набег — они надолго забыли дорогу на юг. Остальное представить нетрудно. Пришельцы принесли с собой не только оружие. Среди беженцев было много офицеров — образованнейших людей того времени. Плюс гражданская интеллигенция: инженеры, ученые, врачи… У веев государства не существовало — только племена, которые враждовали между собой. Государство появилось, и Врангель стал его первым главой.

— Царем?

— Врангель корону не принял, хотя ему настойчиво предлагали. Короновали его сына Алексея.

— Веи не возражали?

— Илья Степанович, о чем вы! — встрял Зубов. — Вы не представляете, как изменилась после Прохода эта страна! В короткий срок она шагнула в двадцатый век. Появились школы, больницы, университеты, наука, современные города, дороги… До прихода русских веи вымирали, их было менее миллиона.

— А сейчас?

— Свыше двадцати по последней переписи.

— А очхи?

— Их статистика засекречена, но, по нашим данным, их не меньше. Поначалу все было хорошо. На пришельцев просто молились, их боготворили, для вейки выйти замуж за Сына Неба считалось редким счастьем.

— Я заметил.

— Ваш случай несколько иной, — сказал Ливенцов, — но в целом Яков прав. Среди пришельцев мужчины преобладали — выходили-то главным образом военные, потому смешанные браки случились немедленно. Веек спешно крестили и венчались. Невест хватало. По странной особенности веев девочек у них рождается больше, а мужчин не хватало и по другим причинам — гибли в стычках с очхи. Это обстоятельство сформировало особое отношение веек к семье. Нигде в мире вы не найдете столь преданных, любящих и ласковых жен. Пришельцы это быстро раскусили.

— Еще бы! — сказал я.

— Доходило до того, что они бросали своих жен и уходили к вейкам.

— Их можно понять.

— Со временем это создало проблему, — вздохнул Зубов. — Вы слышали блестящий спич Александры Андреевны о доминантных и рецессивных признаках? Так вот, внешний облик веев — доминантный признак.

— Кому-то не понравились острые уши?

— Если бы только это! Веи умны и трудолюбивы. Они хотели походить на Сыновей Неба, потому упорно учились и много работали. Спустя поколение это дало плоды. Устройство Новой России было скопировано с Российской империи, а там, как известно, выходец из низов благодаря уму и прилежанию мог достичь вершин. Высокие должности в государстве все больше занимали веи. Тогда ари объединились и написали государю.

— Ари?

— Потомки переселенцев стали звать себя аристократами, сокращенно — ари. Сначала это было разговорное слово, потом вошло в документы. Государь издал Указ о чистоте крови. Потомки ари получили невиданные права — только они могли занимать высшие посты. Каждому полагалась немалая субсидия от государства: ари могли не работать. Барон Врангель не подписал бы такой указ. Он был человеком умным и понимал: общество, теряющее динамику, коснеет и вырождается. Сын оказался достоин отца. А вот внук…

— Избаловали в детстве?

— Алексей Первый умер молодым. Наследник оказался в руках придворных, а те постарались. В настоящее время на троне — правнук барона Врангеля, Алексей Второй. Он продолжает политику отца. Указ о чистоте крови поначалу не соблюдался. Любой, кто не походил на вея, мог рассчитывать на карьеру. Таких было много: ари активно женились на вейках. Сановников у трона это пугало — могли оттереть от кормушки. Чем меньше претендентов на твой пост, тем проще жить. Законы крови ужесточили. Был создан ИСА — Институт сравнительной антропологии. С недавнего времени без его подтверждения ни один ари не заносится в Бархатную книгу — список аристократических родов. Институт работает рьяно.

— Имел возможность убедиться! — сказал я. — Разумеется, все под благородными лозунгами. Изобличение шпионов, подтверждение прав заслуженных родов. Чистота расы, необходимость жизненного пространства. Знакомо. Но если копнуть глубже, в основе — бабло.

— Простите? — удивился Ливенцов.

— Деньги! — пояснил я.

— Пожалуй, вы правы! — вздохнул он.

— А что с очхи? — спросил я.

— Они прозябали до своего Прохода.

— Когда он случился?

— Июль сорок первого…

— Позвольте, догадаюсь! — сказал я. — Похожая ситуация?

— Практически зеркальная. Отступающие советские части, окружение, неожиданный спаситель, который после этого исчез. Очхи встретили пришельцев с восторгом.

— Они догнали вас?

— Не сразу. Понадобилось время, чтоб объединить племена и создать на их основе Союз Свободных Племен — ССП. Государственное устройство копирует СССР. Есть Политбюро и Совнарком.

— Какую б партию мы ни создавали, получается КПСС?

— В отступавших частях Красной армии было много политработников…

— Очхи приняли коммунизм?

— Почему бы и нет? Равенство, братство, справедливое распределение национальных богатств… В идеях коммунизма нет ничего плохого, порочны методы его внедрения.

— Не скажите, Гордей Иванович! — вмешался Зубов.

— Вспомни религиозные войны! — возразил Ливенцов. — Нет благородной идеи, которую человек не сумел бы извратить. Лично мне без разницы: коммунизм, капитализм, главное, как живется людям. Сыты ли они, одеты, есть ли у них крыша над головой, возможность получить образование, спокойны ли они за будущее своих детей.

— И он говорит это жандарму! — патетически воскликнул Зубов. — Ах, Гордей Иванович!

— У вас странные отношения, — заметил я.

— Мы дружим с военного училища, — пояснил Зубов. — Воевали вместе. Гордею я многим обязан.

— Будет тебе! — отмахнулся есаул. — Я продолжу. С Союзом мы поначалу сотрудничали.

— Лучше иметь дело с коммунистом, обладающим реальной властью, чем с толпой диких вождей, — пояснил Зубов.

— Сотрудничество было взаимовыгодным, — продолжил Ливенцов. — На территории Союза располагаются месторождения золота, редких металлов, у нас их нет. Союз платил за продовольствие, обучение своих граждан в наших университетах, мы поставляли им другие товары.

— Объединиться не пытались?

— Эта идея была популярна в конце восьмидесятых. Шли переговоры, вырабатывалась концепция, но в окружении государя верх взяли иные силы.

— Бабло?

Ливенцов кивнул:

— Население Союза быстро росло: продовольствия, особенно зерна, требовалось все больше. Это золото, много золота! У них мало плодородных земель, зато в Новой России — с избытком. У нас огромная целина. Тракторов нет, обработать все нет возможности, да и нужды нет. Очхи просили сдать им земли в аренду, хотя бы за половину урожая, но получили отказ. Поставки зерна контролирует группа сановников в окружении государя, аппетиты их непомерны.

— Олигархи?

— И монополисты к тому же. Честные люди в окружении Государя убеждали его не идти на поводу у сановников, но государь устранился от дел. Он занят другим.

— Чем?

— Вот этим! — Есаул щелкнул по стопке.

— Что-то мне это напоминает, — сказал я. — Каков результат?

— Две войны. Последняя завершилась недавно. Формально она продолжается, поскольку мирный договор не подписан. Де-факто в войне победили мы, но очхи этого не признают. Условия, выдвинутые Союзу, для него не приемлемы. Передача золотых копий и других месторождений полезных ископаемых в собственность Новой России, считайте, тех самых олигархов.

— Ну да! — сказал я. — Зачем возиться с зерном, когда можно забрать все и сразу! Знакомо.

— Союз с этим никогда не согласится, мы на пороге новой войны. Самой ожесточенной: Союзу терять нечего. Они готовятся и наверняка победят: сражаются за свое существование. А вот у нас в верхах царят благодушие и самоуспокоенность.

— Кстати, о войне, — сказал я. — Ваши солдаты вооружены гладкоствольными ружьями. Даже трехлинеек нет! Мне тут говорили о прогрессе…

— Вы рассуждаете как представитель своего мира, — сказал Зубов. — Для вас наличие современного оружия в порядке вещей, вы не знаете, кем и как оно создается. Любой виток технического прогресса базируется на фундаменте предыдущих достижений. Когда барон Врангель пришел в Новый Свет, здесь не было ничего. Кузницы, наковальни и болотное железо. Все пришлось создавать заново. Для развития производительных сил нужен ряд условий. Надлежащее число ученых, инженеров, квалифицированных рабочих… Маленькой стране невозможно создавать у себя всю гамму необходимых продуктов, помимо людей образованных, нужны и просто люди в нужном количестве. Знаете ли вы, что такое нарезной ствол? Это, прежде всего, оружейная сталь. Где и как ее сварить, где взять легирующие добавки? Где взять станок, инструменты для нарезки канала? Оружие, принесенное из Старого Света, со временем износилось, пришлось создавать гладкоствол. Он хорош тем, что точность стрельбы не зависит от качества металла, по крайней мере, не слишком зависит. Производилось то, что проще, дешевле в изготовлении и обслуживании. Мы научились варить оружейную сталь, но для нее нужны легирующие добавки. Месторождений своих нет, они в Союзе, а коммунисты металлы не продают: прекрасно понимают, для чего они нам. В свою очередь, они не умеют варить оружейную сталь: это наш секрет, строжайше охраняемый. Стратегический запас легирующих добавок у нас есть, накопили в мирные годы, но он небольшой. Идет на производство пушек — не стрелять же ядрами? — поэтому орудий у нас немного. Широко применяются минометы. Тем не менее мы развиваемся. Еще двадцать лет назад у нас не было железных дорог! Наши суда ходили под парусом, как в восемнадцатом веке! Я учился при свечах и керосиновой лампе, а сейчас в каждом доме электричество, те же двести двадцать вольт и пятьдесят герц, как и у вас. У нас появились автомобили и даже аэропланы.

— Благодаря вашему дяде, — сказал Ливенцов.

— Вклад Ивана Павловича в наш прогресс трудно переоценить, — согласился Зубов. — Лекарства, технологии, знания… Представляете, как было трудно достать это прежде? Мало того, что не купишь, так почти все засекречено!

— Почему вы не обратились к руководству СССР? Или Российской Федерации?

— А вы подумайте!

Я подумал и вздохнул.

— Вот-вот! — подтвердил Зубов. — Мы не хотим, чтоб нам выставили условия, вроде тех, что мы — Союзу. Мы великолепно осведомлены о вашей истории — как новейшей, так и прошлой. Иван Павлович снабжал нас источниками. Наши студенты учатся по вашим учебникам, наши инженеры изучают ваши технологии, наши медики создают лекарства по вашим прописям. Если мы чего-то не можем, то покупаем. Проходчик для нас — это жизнь. Как видите, я откровенен.

— Не совсем! — вмешался Ливенцов. — Не скрывай, Яков!

— Нам грозит не только война, — сказал Зубов со вздохом. — Страна на пороге революции. Как начальник Корпуса жандармов я знаю это лучше других. Поначалу все было хорошо. Наши ученые изучили вейский язык, создали его словарь, письменность. Предания веев собрали и систематизировали, их издавали большими тиражами. Вейский язык преподавали в школах и университете. Два народа жили в мире и согласии, чему немало способствовали смешанные браки. Все переменилось в одночасье. Вейский язык запретили, а представителям коренного населения закрыли дорогу во власть.

— Как в Прибалтике — «оккупантам»!

— Только с обратным знаком — «оккупанты» оттеснили коренных. И там и здесь громкие лозунги, но, по сути, борьба за власть и богатство. Веи недовольны существующим порядком вещей, особенно образованная часть общества. Политические партии в стране запрещены, но они действуют в подполье. Издаются запрещенные газеты. Этому активно содействует Союз, он заинтересован разложить нас изнутри. Подпольщики получают большие суммы от местных купцов. Отстранив веев от власти, мы совершили непростительную ошибку. Не имея возможности руководить государством, они пошли в экономику — и преуспели. В их руках сосредоточено национальное богатство. Ситуация напоминает Россию начала века. Стоит нам проиграть войну, как все рухнет.

— Хотите спасти трон?

— То, что я вам сейчас скажу, Илья Степанович, — государственная измена, но я буду откровенен. Мне все равно, кто будет управлять Новой Россией — монарх, парламент или президент. Я боюсь за страну. Революция разрушит ее, как это случилось в 1917-м. Не пеняйте за высокий штиль, но это моя Родина. Это красивая страна, как вы, наверное, заметили. Я здесь вырос, здесь живут мои родители и ближайшие родственники. Мне нечего делить с веями, тем более, как я имел возможность убедиться, к чистокровным ари я не принадлежу.

— Посмотрел? — засмеялся Ливенцов.

— Первым делом!

— Двойная?

— Именно!

— А я женат на вейке.

— Я б поделился, — сказал я, — уздечкой. Только не думаю, что получится.

Они захохотали. Ливенцов, смеясь, наполнил стопки.

— За дружбу?

— Попозже! — попросил я. — Расскажите о Ненашеве. Как он нашел проход?

— Говорил, что случайно. Рыл погреб и нашел стену.

— А кольцо?

— Лежало рядом. Он подобрал, надел на палец — стена открылась. Он прошел и сразу наткнулся на казачий разъезд. Его отвели в штаб, где все и выяснилось. Можете представить нашу радость! Первый Проход с сорок первого года! Связь с родиной предков! Ненашева попросили помочь, он согласился.

— У него здесь была семья?

— Откуда вы знаете? — изумился Зубов.

Я полез в сумку и достал фотографию. Зубов и Ливенцов наклонились, чтобы рассмотреть.

— Ее звали Пелагея Тертышкина, — сказал есаул, кладя снимок на стол. — Из нашей станицы, сирота. Погибла три года назад — артиллерийский обстрел со стороны Союза.

— Тертышкина?

— Мать Рика и Улы. Отец — Ненашев.

— Выходит…

— Ваши брат и сестра, правда, троюродные.

— Они знают об отце?

— Ненашев не мог им этого сказать — в целях безопасности. Если б очхи узнали о семье проходчика… Это был один из самых охраняемых секретов государства. По этой причине Рик и Ула носят фамилию матери. Считалось, что Ненашев купец, потому постоянно уезжает. Когда Рик подрос, то стал подозревать, что у отца другая семья, начались размолвки. Ненашев по этому поводу сильно переживал. В последний раз он не пошел домой, попросил вызвать Улу в штаб — попрощался с ней здесь. Он чувствовал, что не вернется. Ваш дядя, Илья Степанович, был редкой души человек, порядочный и бескорыстный. Многие считают его святым. Я принадлежу к этому числу.

В гостиной наступило молчание. Нарушил его Зубов:

— В последний раз, когда мы виделись с Иваном Павловичем, он заговорил о преемнике. Выглядел он неважно и предчувствовал… Я спросил, есть ли кто на примете. Ненашев ответил утвердительно. Вот его слова: «У двоюродного брата есть внук, Степан воспитал его сам. Я этого парня не видел, но уверен, что он достойный человек — Степан не мог вырастить плохого». Полагаю, Иван Павлович хотел с вами встретиться, но не успел. Однако он не ошибся.

Я встал.

— Вы не обязаны брать эту ношу, — продолжил подполковник. — Это трудно и опасно…

— Бывало и хуже. На данный момент я безработный. К тому же я принял наследство.

— Я был уверен! — воскликнул Ливенцов. — Позвольте ваше здоровье, Илья Степанович?

— На брудершафт! — предложил я…

Из столовой я выбрался в отличнейшем расположении духа. И только сейчас вспомнил об Александре. Судя по времени, фильм давно кончился. Я поднялся по лестнице и постучал в дверь. Мне не ответили, и я нажал на ручку.

Александра сидела на стуле. Две влажные дорожки прочертили на ее лице извилистые следы.

«Вот те раз! — подумал я. — Счастливая любовь…»

— Мелисента и Сэм! — всхлипнула она, увидев меня. — На звездном мосту…

Я бросил взгляд на стол. Рядом с погасшим ноутбуком стоял пустой графин и бокал. Печенья в корзиночке оставалось немного. Вино и сласти…

— Александра Андреевна! — Я присел и заглянул ей в глаза. Они были мутноваты. — Пожалуйста! — Я достал носовой платок и вытер ей слезы.

Она забрала у меня платок и шумно высморкалась.

— Меня никто не любит! — сказала тоном маленькой девочки.

— Это неправда! — заверил я.

— Меня выгнали из столовой!

— Там была лекция. Фильм много интереснее.

— Ты говорил, что я красивая! Предлагал замуж! («Да! — подумал я. — Язык ты наш!») Сам же взял и подарил котика вейке!

— Она маленькая и глупая девочка. Сказала, что котов не бывает. Я доказал обратное.

— Только из-за этого?

— Конечно, Александра Андреевна! — Я погладил ее по руке. — Вы красивая и умная женщина и заслуживаете любви!

— Честно?

— Чтоб я сдох! — заверил я.

— Илья Степанович! — Она сунулась мокрым лицом мне в щеку. — Вы благородный человек! Простите мне давешнее! Я не со зла.

— Работа такая? — спросил я голосом волка из мультфильма.

Она что-то промычала и обняла меня за шею.

— Александра Андреевна! — Я попытался отстраниться, но она не отпустила. — Вам нужно отдохнуть! Сегодня был трудный день.

— Ладно! — вздохнула она и отстранилась.

Я встал. Александра приподнялась и качнулась. Я подхватил.

— У Гордея крепкое вино! — сказала она, хихикнув.

Я отвел ее к кровати, усадил и помог снять жакет. Затем стащил сапоги. Хотел уложить на покрывало, но она воспротивилась.

— Снимай все! — велела капризно. — Доктор Штоль рекомендует спать без одежды.

— Я не должен видеть вас обнаженной! — возразил я.

— Почему? — сказала она пьяно. — Я же тебя видела! Я многих видела — служба такая. И ты можешь…

«Блин! — подумал я. — Если станет приставать, не устою! Князь меня убьет! На дуэли…»

Дрожащими руками я кое-как стащил с нее бриджи, блузку и белье. В ходе этого процесса Александра хихикала и жаловалась на щекотку. Я вспотел. Без одежды она оказалась лучше, чем представлялось: крепкое, плотное тело, без намека на всякую рыхлость. Фигура спортсменки; от того еще более пленительная. К моему облегчению, до приставаний не дошло, затолкав ее под одеяло, я облегченно выпрямился.

— Посиди! — попросила она.

Мысленно чертыхнувшись, я устроился на стуле.

— Расскажи что-нибудь!

— Сказку?

— Можно и сказку! — согласилась она.

— Про зайку?

— Заек не бывает! — сказала она сонно.

«Что это у них: чего ни хватишься, того и нет?! — подумал я. — Где мне взять зайца? Под ногами не бегают…»

Пока я решал эту задачу, она затихла. Я встал, прибрал со стола угасший ноутбук и вышел за дверь. Ключ торчал в замочной скважине. Я вытащил. Простой сувальдный замок, одинаково отпирается изнутри и снаружи. Я повернул ключ в замочной скважине, затем толкнул его под дверь. Найдет! От происшедшего на душе было муторно. Завтра нам обоим будет стыдно.

Оставив ноутбук у себя, я спустился в столовую. Здесь, как я заметил, имелись сигары — мне хотелось курить. Сигары оказались на месте, как и хозяин дома. Гордей поднес мне спичку, я пристроился рядом.

— Как Александра? — спросил есаул.

— Расстроилась от фильма. Плакала.

— Женщина… — вздохнул Ливенцов. — Не будь к ней строг. Александра — хорошая барышня, только невезучая. Родители погибли, когда ей было пять, — война… Воспитывалась у тетки. Не обижай ее!

— С какой стати?

— Ты ей понравился.

— У нее жених!

— Лучше б не было! Тетка Александры оказалась расчетливой: обручила ее со своим сыном.

— В чем расчет?

— Ари, объявившие о помолвке, получают субсидию от государства — и не маленькую. Горчаков, жених Александры, шалопай и мот. Его состояние давно растрачено, живет на офицерское жалованье и эти деньги. К тому же в наследство от родителей Александре достался дом в Петрограде. Он стоит целое состояние, а Горчаков беден.

— Ты много знаешь.

— У нас маленькая страна, Илья! С Александрой мы вместе росли, наши семьи дружили. Будь с ней честен. Не давай напрасных надежд!

— Заметано! — пообещал я.

— Что это значит? — удивился он.

— Договорились!

— Никак не привыкну к твоим словечкам! — вздохнул он. — Как будто другой язык.

— Где Яков?

— Уехал на станцию. Отправится за министром двора. Тот определит, чем тебе заняться.

— Я думал, это обязанность Зубова.

— Мы только помогаем. Отдыхай, Илья! Пара дней у тебя есть.

Есаул ошибался. Мы оба узнали это очень скоро.