9
Человек с неприметным лицом выплюнул жвачку в корзину для бумаг, подошел к зеркалу и стал приглаживать редкие волосы. Секретарша смотрела на него с гадливостью. Зотов не заметил этого. Покончив с волосами, он показал зеркалу зубы, полюбовался цветом новых протезов и повернулся к секретарше.
— Аслан Саламович ждет! — напомнила та.
Зотов кивнул и толкнул дверь в кабинет.
— Разрешите? — спросил, оказавшись там.
Хозяин не ответил. Он стоял у стены, разглядывая картину. Посетитель присмотрелся. Холст покрывали пятна различного цвета и формы, а также линии и загогулины; их сочетание не несло ни смысла, ни содержания.
«Мазня! — подумал Зотов. — А стоит наверняка о-го-го!»
— Дорогая! — подтвердил хозяин его мысль. — Но деваться некуда: партнеры ценят современное искусство. Проходите, Вадим Валерьевич!
Зотов прошел к креслу и сел, раскинув ноги. Хозяин устроился за столом напротив.
— Итак? — спросил сухо.
— Пока не купили. Князев постоянно в отъезде.
— Куда он отъезжает?
— Проследить не удалось.
— Даже вам?
— Увы! — Зотов развел руками.
— Я все больше склоняюсь к мысли, что сделал ошибку, приняв ваше предложение, — сказал Аслан Саламович.
Зотов сделал обиженное лицо.
— Год назад вы пришли ко мне с сумасшедшей идеей. Любой другой, услыхав про затерянный мир, прогнал бы вас с порога, но я люблю сумасшедшие идеи. К тому же я навел справки и выяснил: среди многочисленных ваших недостатков склонность к фантазиям не значится. У вас здравый рассудок и прагматичный взгляд на жизнь.
Зотов довольно ухмыльнулся.
— Доказательств существования неведомого мира у вас не было.
Зотов протестующе поднял руку.
— Два не законченных следствием дела: о незаконной скупке золота в восьмидесятых годах и о продаже военными оружия в девяностых, — доказательства хлипкие, — продолжил хозяин. — Если Кацмана не посадили в советские времена, то сколь-нибудь серьезных фактов против него КГБ не имел. Это вам говорит человек, который в то время сидел. Оружием в девяностые торговали все кому не лень, дел этих были сотни, и почти все кончились ничем. Тем не менее я вам поверил и открыл финансирование.
— Я оправдал доверие, — заметил Зотов. — Информация подтвердилась.
— Вколоть человеку «сыворотку правды» дело не хитрое. Прикрытие допроса Ненашева обеспечил я, как и сохранение в тайне истинных обстоятельств его смерти. Это стоило не дешево.
— Зато мы убедились, что на верном пути. Золото, редкие металлы, нефть…
— Нефть еще предстоит разведать — неизвестно, сколько ее там. К тому же знаний мало, нужен результат. Вы его не обеспечили. Уверили меня, что у Ненашева нет наследников и мы без проблем купим дом как выморочное имущество. Оказалось, что наследник есть.
— Кто знал, что будет завещание?
— Трудно было предугадать? Принять необходимые меры? Это первый прокол, Вадим Валерьевич. О завещании объявили на поминках, и мы, чтоб не привлекать лишнего внимания, были вынуждены ждать полгода. Пусть! Но просрать покупку дома!
— Наследник заупрямился.
— Потому что вы нарушили мои инструкции! Я велел встретить его у нотариальной конторы и предложить миллион рублей!
— Он заподозрил бы неладное!
— Кто? Опустившийся человек, уволенный с фирмы и работавший на стройке за еду? В крайнем случае отвели бы его к дому и показали. Уверяю, он даже внутрь заходить бы не стал! Схватил бы деньги и дал деру! Вместо этого вы позволили ему найти проход.
— Я не думаю…
— Мне плевать, что вы думаете! Я знаю! После получения наследства Князев покидал дом только однажды, с тех пор его в городе никто не видел. Я навел справки, благо располагаю такими возможностями. Князев не только нашел неизвестный мир, но и сумел там освоиться, поскольку приходил за вещами. Что вы на это скажете?
Зотов не ответил.
— Я объясню, почему так произошло, — продолжил Аслан Саламович. — Среди многочисленных ваших недостатков, Вадим Валерьевич, есть склонность к мелкому крысятничеству. Из-за чего вас не любили в органах и выгнали при первой же возможности. Вы не предложили Князеву миллион, потому что пожелали присвоить деньги, очень вероятно, что большую их часть. Не удивлюсь, если вы и ста тысяч ему не посулили. Вы решили, что Князев убедится в незначительности наследства и торговаться не станет. Не подумали, что он молод, пытлив и может наткнуться на нечто необычное. Так и произошло. Вы провалили простейшее дело! А теперь скажите: зачем вы мне нужны? Где проход и куда он ведет, я знаю…
— Вы не посмеете!..
— Очень даже посмею!
— Вы забываете, кто я!
— Кто? Мелкая крыса из лубянских подвалов? Сидеть! — рявкнул хозяин, заметив, что Зотов пытается встать. — Я вас, падл, с советских времен помню и никогда бы не приблизил, если б не дело! Ты думаешь: сдашь меня своим, а те сильно обрадуются? Во-первых, не сдашь — просто не добежишь. Во-вторых, если в конторе обрадуются, то только возможности тебя же и посадить. Против меня у них хотелка не выросла, а если и выросла, то есть кому укоротить. Не те времена! Тебя посадить — людей обрадовать, меня — огорчить! Лапу сосать будут! Понял?
— Аслан Саламович! — взмолился Зотов. — Пожалуйста! Я все исправлю!
— Как?
— Грохну Князева — и с концами!
— И это говорит чекист — человек с чистыми руками и горячим сердцем? Не подозревал в вас бандитских наклонностей. Сейчас не девяностые; без нужды никого не убивают — слишком дорого. Что нам даст смерть Князева? Нового наследника! У него мать жива!
— Алкоголичка! Продаст за рубль!
— Срок для вступления в наследство полгода, вы об этом забыли? Сколько мне ждать? Деньги вложены, а отдачи нет. Словом, так. Находишь Князева и любым путем получаешь от него подпись на купчей. Что с ним будет дальше, мне не интересно. Живой, мертвый — без разницы. Главное, чтоб больше ни слуху ни духу. Но если наследишь, самого закопают. Понял?!
Зотов кивнул.
— Сроку — неделя!
— Аслан Саламович! Как неделя? Вдруг он только через месяц объявится?
— Значит, месяц! Будешь там дневать и ночевать! Не сделаешь — отправишься к Ненашеву! Пшел вон!
Зотов выскочил за дверь. Секретарша встретила его злорадной улыбкой, но он не заметил этого. Тем временем хозяин кабинета набрал номер на аппарате и дождался, когда ему ответят.
— Заедь, а? — попросил невидимого собеседника. — Дело есть!
На том конце провода что-то спросили, Аслан Саламович покачал головой:
— Пока только проследить. Дальше видно будет.
Невидимый собеседник, видимо, согласился, поскольку Аслан Саламович улыбнулся и положил трубку на аппарат. После чего встал и подошел к картине.
«Мазня! — подумал сердито. — Столько денег! Свой бы за тысячу нарисовал! Горы, всадник в бурке…»
Вздохнул, в который раз осознав, что горы и всадника на стенку не повесишь. Не поймут.
* * *
Кацман встретил меня довольной улыбкой.
— Я знал, что вы появитесь! — сказал, пересчитывая монеты. — Покойный Иван Павлович был умным человеком, у таких людей и родственники умные. — Он выложил на стол пачки в банковской упаковке, добавил к ним несколько купюр россыпью. — В следующий раз предварительно позвоните, наличности может не хватить. Просто назовите цифру, я пойму. Что-нибудь еще?
— Лекарства! — Я протянул список.
Он пробежал его глазами, хмыкнул и придвинул калькулятор. Пробежав по клавиатуре пальцами, забрал деньги, оставив мне одну пачку.
— Я знаю цены! — предупредил я.
— Так у вас и лицензия есть? Зачем тогда вы пришли к Кацману? Обращайтесь к дистрибьютору, вас примут с распростертыми объятиями! Давайте условимся, молодой человек, раз и навсегда: Кацман никого и никогда не обманывает! Вы это знаете? Я рад. Слушайте дальше: у Кацмана всегда будет дешевле. Любой товар стоит столько, сколько стоит, но Кацман знает, где купить выгодно. Кацман берет за свои услуги десять процентов, это невиданно мало по нынешним временам. Современные молодые люди хотят взять тридцать и даже сто и думают, что поступают умно. Только к ним более не обращаются, а Кацман кормится десятки лет. Отцы приводят к нему сыновей, а дяди племянников…
Я слушал нравоучение с покаянным видом и без попыток возразить. Во-первых, старик был прав, во-вторых, мне он нравился. Нам всегда нравятся люди, готовые взвалить на себя нашу работу.
— Куда доставить? — спросил Кацман, закончив нотацию.
— По прежнему адресу.
— В дом Ивана Павловича?
Я кивнул.
— Как с вами связаться?
— Мобильный телефон в конце списка.
— Доставку оплатите вы. Всего хорошего! — Он протянул руку.
Я пожал сухонькую ладошку, забрал деньги и вышел.
В магазине бытовой электроники продавец подвел меня к плазменной панели.
— Вот! — сказал торжественно. — Самая лучшая!
— Больше есть?
— Эта самая большая! — удивился он. — Вам для чего?
— Демонстрировать фильмы аудитории.
— У нас брали такую для бизнес-центра. Вместимость зала — двести человек. В крайнем случае две панели можно подвесить.
«От двух они косыми станут!» — подумал я, но кивнул.
— Берете две? — обрадовался продавец.
— Да. Плюс акустические системы, медиаплееры, настенный крепеж… — перечислял я, и с каждым пунктом лицо продавца светлело.
— Платить будете наличными?
— Непременно!
— На крупную закупку положена скидка, — сказал он вполголоса. — Я выпишу вам копию чека по обычной цене, а скидку мы поделим.
— Не пойдет! — возразил я. — Покупаю себе! Но за скидку спасибо.
Он погрустнел и побежал оформлять. Вместе с водителем арендованной «Газели» мы погрузили тяжелые панели, ящики с другим оборудованием и отправились в компьютерный магазин. Там я оптом приобрел двенадцать ноутбуков и периферийное оборудование, а также комплект лицензионных программ по выданному Зубовым списку. Программы обошлись недешево, но иметь проблемы там, где их решение затруднительно, я не хотел. Знакомый паренек, которого я вызвонил заранее, подвез стопку внешних дисков.
— Все как заказывали, — сказал с гордостью. — Самое лучшее за полвека. Никаких ужастиков и порнографии.
— Я говорил: и без блядства! — напомнил я.
— Ну… — замялся он. — Это понятие растяжимое.
Я понял, что фильмы придется пересматривать, и хмуро расплатился.
К дому подъехали затемно. Водитель помог мне затащить коробки во двор, с радостью получил плату и уехал. Выскочивший из дома Рик (я велел ему не высовываться без нужды) помог перетаскать коробки в подвал. С панелями мы намучились — лестница оказалась узковата, но в подвал их все же впихнули. Хорошо, что я догадался разобрать и выбросить оттуда стеллажи. О проблеме лестницы следовало подумать, я оставил зарубку в памяти и отправился ужинать.
Ел я в одиночестве, Рик отправился спать. Ему и Уле хватило переживаний. Я привел их на рассвете — подальше от любопытных глаз, но от Глафиры спрятаться не удалось — перехватила на обратном пути.
— С кем это ты? — спросила, провожая взглядом гостей.
— Родственники.
— На кладбище ходили?
Я кивнул.
— Девочка заплаканная, — заметила соседка. — Она знала Павловича?
— С детства.
— Хороший ты человек, Илья! — заключила Глафира. — Уважительный. Родственников привез, на могилку сводил. Тебе вправду невеста не нужна? Есть одна на примете.
— Не до этого сейчас, — отговорился я.
— Хитришь! — погрозила пальцем Глафира. — Небось присмотрел? Может, эту? Она тебе в каком родстве?
— Троюродная.
— Считай, чужая! — резюмировала соседка. — Хорошая девочка, порядочная, сразу видно. В платочке…
Ула осмотрела все: дом, сарай, подвал. Открывала шкаф и долго гладила вещи отца. Все это сопровождалось беспрерывным хлюпаньем, и я не выдержал. Взял за руку, отвел на ту сторону и сдал Ливенцову. Рик держался, его я оставил. За домом в мое отсутствие требовалось присмотреть. На соседку я не надеялся. По возвращении я обнаружил, что в доме кто-то побывал. На дверях висел замок, но мебель в доме стояла иначе. У меня хорошая память, уходя с сумкой, я по привычке оглянулся. В шкафу одежда лежала не так, а в доме ощущался запах табака. В подвале я обнаружил затоптанный окурок. Меня навещали в мое отсутствие, и мне это не понравилось. Оставлять Рика было неправильно, следовало подобрать кого-то с внешностью ари, но ему хотелось побыть в доме отца, и я согласился.
В мое отсутствие посетителей не случилось, Рик отдыхал, а я поглощал запоздалый ужин. Спешить не приходилось: фура с лекарствами ожидалась завтра. Я пил чай, когда дверь распахнулась. Человека, шагнувшего в дом, я сразу узнал, хотя никогда не видел. Лет пятидесяти, с незапоминающимся лицом…
— Добрый вечер, Илья Степанович! — сказал он, встав у порога. Взгляд его мне не понравился. Так охотник смотрит на зайца, попавшего в силок. — Рад, что застал. Вы мне не звоните, пришлось самому…
— Че надо? — прервал я.
— Можно и покороче! — согласился он. Достал из кармана и положил на стол бумаги. — Подпишите, и я уйду. — Он добавил к бумагам ручку.
Я скосил взгляд — договор о продаже дома.
— Я не продаю!
— Надо, Илья Степанович! — сказал он голосом, каким мать уговаривает непослушного малыша. Да так, что тому становится ясно: в случае отказа он получит по попе — и больно!
— Шел бы ты!.. — Я приподнялся, но он опередил. Отпрыгнул назад и сунул руку под полу пиджака. В следующий миг в ней появился пистолет. Черный зрачок ствола смотрел мне в лицо. Дергаться было рискованно: он успевал выстрелить раньше.
— Подписывай! — велел он.
— А если нет?
— На договоре будут или твоя подпись, или твои мозги!
Оригинальностью мышления гость не страдал. Мог бы и посвежее придумать.
— Если на договоре будут мои мозги, — сказал я укоризненно, — кто ж его подпишет?
Он не принял шутки.
— Подписывай!
— Не буду!
Он вытянул руку с пистолетом. Лицо его посуровело — мог и не сдержаться.
— Если я подпишу, ты меня наверняка застрелишь: больше не нужен! — Я изо всех сил изображал обиду. — Оно мне надо? Если пришел убить, то стреляй сразу! И хрен тебе будет, а не моя подпись! Понял?
В глазах его мелькнуло понимание.
— Думаешь, мы бандиты? Вот! — На стол упал тяжелый конверт. — Миллион рублей! В десять раз больше, чем стоит твоя халупа! Подпиши — и миллион твой!
— Ага! Что помешает забрать деньги с трупа?
— Труп нужно прятать! — сказал он досадливо. — Это морока. Проще заплатить. Жаловаться ты не станешь: ни один суд не оспорит покупку по такой цене.
— Кто знает? — сказал я задумчиво.
— Торга не будет! — предупредил он. — Подписывай!
Я придвинул к себе бумаги и взял ручку.
— Да! — напомнил он. — Кольцо входит в стоимость сделки! — Он указал стволом на мою руку.
Он знал даже это, и я почувствовал себя беспомощным. Уже несколько минут мы разговаривали, причем громко, а Рика все не было. Неужели так крепко спит?
— Кольцо — память о дяде, оно не дорогое. — Я попытался сыграть дурачка.
— Сниму его с трупа! — посулил он.
Я снял кольцо, вздохнул и дважды черкнул внизу страниц. У меня оставался последний шанс — бумаги нужно забрать, для этого требовалось подойти к столу. Он предусмотрел это.
— К стене! — велел, указав пистолетом.
Я встал и отступил. Дверной проем в спальню был рядом. Можно попытаться… Нет, не получится! Он шагнул к столу, взял бумаги, скосил взгляд.
— Ах, ты! — Он швырнул бумаги на стол и замер. И правильно сделал. Секундой раньше я услышал шлепки босых ног, а затем дыхание у плеча. Я не видел, что происходило за моей спиной, но глаза незваного гостя сказали мне правду.
— Двенадцатый калибр, в стволе — картечь! — предупредил я. — Шевельнешься — голова на куски!
Он обмяк. Не каждый, даже сильный, мужик устоит перед наведенным в упор стволом. Для того нужно побывать под огнем — и не раз. Я шагнул и вырвал из вялой кисти пистолет. Попутно приложил гостя локтем в солнечное сплетение. Он охнул и сдулся. Сунув пистолет за пояс, я обыскал его. Оружия больше не оказалось, кроме запасной обоймы в кармане пиджака, плюс бумажник и документы. Оставив гостя хватать воздух ртом, я вернулся к столу и рассмотрел добычу. Первым делом пистолет. Это был «глок»! Я не поверил своим глазам и нашел среди документов разрешение на ношение оружия. Марка пистолета и номер совпали. Офигеть! Мало того, что сама игрушка стоит недешево, но получить на нее разрешение у нас! У незваного гостя имелись нешуточные связи. Я не удержался и разрядил оружие. Четырнадцать патронов в обойме, один в стволе. Плюс запасная обойма. Этот кабан шел ко мне, как на войну…
Я оглянулся. Рик, в трусах и майке, стоял у дверного проема, не отводя ствол ружья от налетчика. Я зарядил пистолет и кивнул гостю:
— Пошли!
— Илья Степанович! — Он облизал губы. — Надеюсь, вы не собираетесь?..
— Не собираюсь! — успокоил я. — Труп прятать — морока! Сам говорил…
Мы спустились в подвал, я открыл ворота, затем — проход. В Новом Свете царила ночь, но яркие звезды давали достаточно света. Он замер, не решаясь ступить в неведомое, я невежливо подтолкнул его стволом. Он засеменил по камням, спотыкаясь и махая руками, чтоб не упасть. Мы выбрались из расщелины, и я остановился. Он тоже.
— Это… — Он не решался спросить. — Это…
— Новый мир, Вадим Валерьевич! Хорошее место! Сколько трупов можно спрятать!
— Илья Степанович! — Он рухнул на колени. — Я умоляю вас! Мне приказали!.. — Он всхлипнул. — Смертью грозили. Пожалуйста!
— Нельзя заставить человека убивать, если он того сам не желает. Я вот не желаю. Идите себе! Хотите направо, хотите — налево, а нет — так прямо. Этот мир теперь ваш! Навсегда.
— Я…
— Тебе велели идти! Топай! Стрелять не стану.
Я повернулся и пошел обратно.
— Илья Степанович! — крикнул он вслед. — Здесь водятся дикие звери?
— Самый страшный зверь — человек! — просветил я и шагнул в проход…
Фура с лекарствами прибыла к полудню. Я взял накладную, расплатился с водителем и добавил к купюрам тысячу.
— За то, что посидишь в кабине. В зеркала не подсматривать! Там у тебя койка есть?
Он кивнул и полез в кабину. Я отворил ворота. Десяток подчиненных Ливенцова в рабочей одежде и шапочках, натянутых на уши, выстроились цепочкой и стали передавать коробки из рук в руки. После нападения очхи сохранение прохода в строгом секрете стало бессмысленным, я решил не таскать груз в одиночку. Рик в подвале держал проход открытым, а казаки по цепочке передавали лекарства в Новый мир. Я стоял с накладной, контролируя названия, количество и сроки годности. За этим и застала меня любопытная соседка.
— Это что? — поинтересовалась она, провожая взглядом уплывавшие коробки.
— Лекарства.
— Торгуешь?
— Выгодное дело!
— Да уж! — вздохнула она. — Цены-то какие! Полпенсии уходит!
Я остановил казака, вскрыл коробку и достал упаковку. Протянул Глафире:
— Подойдет?
— Мне — нет! — сказала она, разглядев название. — Но я знаю, кому в самый раз. Лекарство хорошее, она мне за него моих таблеток даст.
Соседка засеменила прочь, унося добычу. Вовремя. Вопросов, зачем я разгружаю лекарства здесь, где взял грузчиков, почему они так странно выглядят и как можно впихнуть содержимое фуры в тесный подвал, мне избежать удалось. Казаки закончили разгрузку, я закрыл ворота, отдал водителю накладную, он уехал. Мы с Риком собрали вещи, закрыли дом и юркнули в подвал…
— Мои люди ночью задержали человека, — сказал Ливенцов на другой стороне. — Говорит, что из Старого Света и привел его ты.
— Правду говорит! — подтвердил я и рассказал об инциденте. Предъявил «глок» и бумаги. Есаул развернул договор на покупку дома и захохотал.
— Ты чего? — удивился я.
— Вот! — Он ткнул пальцем в мою подпись.
«Х…й тебе!» — красовалось на бумаге.
— Между прочим, суд мог признать договор действительным, — заметил я. — Написано-то моей рукой! Что до выражений, то подписи у всех разные. Хорошо, что Зотов не адвокат. Что с ним будет?
— Нападение на проходчика по указу государя карается двадцатью годами каторги! Ходатайствовать о смягчении будешь?
— Нет.
— Значит, каторга, по отбытии — вечное поселение в Новом Свете. Обратной дороги для него нет. А вот это, — есаул спрятал бумаги в планшет, — доказательство.
Разобравшись с бумагами, есаул взял пистолет и стал его рассматривать. Извлек обойму, выщелкнул на ладонь патроны, оценил их количество и снова зарядил. Прикинул пистолет по руке. По лицу Гордея было видно, что ствол ему дьявольски нравится. Еще бы!
— Хорошее оружие! — заключил есаул, не выпуская «глок» из рук.
— Легкий, надежный, живучий, — подтвердил я. — Только патронов не достать! Тип «парабеллум», девять на девятнадцать, поставляются спецслужбам.
— На оружейной фабрике сделают по образцу, — сказал Ливенцов. — У нас это умеют.
— Тогда забирай!
Он смотрел на меня, колеблясь. Противоречивые чувства отражались на его лице.
«Да бери! — подумал я. — „Глок“ — отличная машинка, только куда мне с ним? В России спалимся, а здесь охраняют. Пользуйся моментом: на Кавказе ни за что не отдал бы!»
— Спасибо! — Гордей сунул пистолет в карман и смутился.
— Чем у вас занимаются каторжники? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.
— Мостят булыжником мостовые.
— Ему полезно! — одобрил я.
Гордей засмеялся, я поддержал. Я не кровожадный человек, но жалости к пленнику не испытывал. Он бы меня не пожалел…
