– И последнее, Федор Тимофеевич, – я постучал карандашом по карте, – место базирования… Оно еще не определено. Пока приказано сесть прямо в Ленинграде, на аэродром корпуса ПВО. Прибудем и получим задачу непосредственно на месте, от командования 13-й воздушной армии. Генерал-лейтенант Рыбальченко попросил нас на усиление, он нам задачу и поставит. Может, еще что-нибудь и командующий ВВС флота генерал-лейтенант Самохин подбросит. Отказываться мы не будем. Наоборот – примем с благодарностью. А в целом ситуёвина такая… Как ты знаешь, в результате операции «Искра» в январе сорок третьего года наши прорвали блокаду, и Ленинград сейчас имеет связь с Большой землей через узкую полоску берега южнее Ладожского озера. Там смогли быстро бросить железнодорожный путь. Ленинградцы его «Дорогой Победы» называют… Это сразу сказалось на положении города и людей – стало немного легче, подвоз продовольствия и других грузов заметно возрос. Но гитлеровцы по-прежнему стоят у стен города. Они стремятся любой ценой удержать Ленинград в тисках блокады, сохранить контроль над акваторией Финского залива и Балтийского моря, чтобы предотвратить выход Финляндии из войны. Ну, это уже высокая политика, задачи стратегического плана. У нас задачи скромнее. Так вот… Сейчас продолжает действовать «Дорога жизни». Да-да. Трасса по Ладоге работает, ходят суда, доставляют грузы. И транспортная авиация летает – туда груз, обратно – людей вывозят. Про «Дорогу Победы» я тебе уже говорил. А вот знаешь ли ты, Федор Тимофеевич, что есть еще одна, малая, так сказать, «Дорога жизни»? Да, есть! Она соединяет «Ораниенбаумский пятачок» с Лисьим Носом через Кронштадт. И в навигацию тоже используется. Сам понимаешь, немцы в покое все эти транспортные маршруты не оставят. Мало того, что на них немецкие бомбардировщики налеты совершают, так еще и асы из 54-й истребительной эскадры «Грюнхертц» – «Зеленое сердце» (наши их «зеленые жопы» называют) повадились шкодить. А что? Бомбы подвесят на пару «Fw-190A4», а еще одна четверка их охраняет. Ударят – мало не покажется! Они даже пятисотки могут таскать, а уж по 250 килограммов и подавно… Представляешь, две бомбы по 250 кило по поезду с грузами для ленинградцев? Считай – нет больше эшелона, что не разобьют, то сгорит… А потом пойдут на Ладогу и пушками наш маломерный флот гоняют. Для баркасика одной-двух очередей за глаза хватит. Вот мы эти «зеленые жопы» и должны будем в чувство привести. Порвать их на британский флаг, так сказать.

Брови капитана Рыбкина приподнялись в веселом изумлении.

– Ну, это я так… образно. Не цепляйся к словам. Короче – задача понятна?

– Да что тут не понять-то, Виктор Михайлович? Надо – сделаем! Для того и готовились, для того и учились… Вот только с обеспечением как будет? С обслуживанием?

– А тут одна надежда – на «Дуглас» полковника Надеждина. Придется ему бобиком покрутиться, будет боеприпасы и техников туда-сюда возить. Куда мы перелетим, туда и он.

– А полковник Надеждин… это кто?

– Сейчас расскажу… – Я коротко поведал НШ, как наш Вася стал «оборотнем в погонах».

– Ясненько… – подумав, промычал Рыбкин. – Ну, тогда будем считать, что вчерне мы вроде все обговорили. А там – война сама покажет. Когда летим?

– Да послезавтра и вылетаем, чего тянуть-то? Транспортник нам дают, он и нашим штурманом будет. Проведет до Ленинграда. А там скажут, куда подсесть… В общем, Федор Тимофеевич, готовь все наземные службы к перелету. Я займусь летунами, ладно?

Не успел НШ выйти, как дверь снова приоткрылась, и в кабинет заглянул хмурый Петрович.

– Разрешите, товарищ майор?

– Да заходи, Петрович… собственно, ты уже и зашел. Что случилось? С машиной что?

– Что с ней будет, с машиной-то? Ездит, бензин только жрет, как сапожник самогонку… – Петрович помялся и «бабахнул» свой вопросик. – На фронт?

Я аж рот раскрыл.

– Слушай, Петрович, а ты не аргентинский ли часом шпиён, а? Ты это откуда взял?

– А что тут еще думать? Как ехали из вэвээса – вы аж издергались на сиденье, все «скорей», да «скорей». А тут – совещания сплошняком… Василий опять же в коридоре на часах, секреты охраняет, стало быть. И народ забегал, как наскипидаренный. Что еще другое может быть? – прямо посмотрел мне в глаза Петрович.

– Ну ты и аналитик, Петрович, – восхищенно выдохнул я. – Тебе бы в разведупре служить! Так ты что пришел?

– На фронт летите? – продолжал гнуть свою линию Петрович, исподлобья глядя на меня.

– Да. На фронт. Только ты не болтай пока, старшина…

Кивнув, Петрович не торопясь расстегнул пуговичку на клапане кармана гимнастерки и, порывшись, достал сложенный лист бумаги.

– Вот… рапорт, товарищ майор. С вами хочу. Когда у меня еще врачебная комиссия будет… А вы уже на фронт. И я с вами.

– Петрович, ты же злой танкист?! А в авиации, по твоему мнению, одни ушлёпки служат! – Мое удивление было абсолютно искренним.

– Э-э-эх… – безнадежно махнул рукой старшина. – Какой из меня теперь танкист… После ранения силы в руках нет, одно дрожание… А шоферить в тылу я не хочу. Я на фронт хочу, Виктор Михалыч. Не откажи. Понимаю, ты теперя «Додж» на истребитель поменял, да я не только механиком-водителем могу. Я еще и артиллеристом служил, так что всяко-разно пушки-то на самолете обслужить смогу… Прошу зачислить меня в эскадрилью, оружейником! – вытянулся по стойке «смирно» старшина.

Я долго смотрел на него. Сам же так и думал. Старый уже Петрович, да и ранения не прошли для него безболезненно. Какой из него теперь танкист? Сгорит ведь… А у нас все проще ему будет служить. Да и жив останется. Придвинув к себе несвежий клочок рапорта, я написал резолюцию: «НШ. В приказ!»

– На! Тащи Рыбкину, пока он еще не спрятался от всех посетителей! И спасибо тебе, Петрович! Сегодня ездить уже не будем, готовь своего коня к сдаче. В «Дуглас» он не влезет. И не позорь меня – ЗИП и инструменты не бомби!

– Зачем мне эти железяки… – оскорбленно буркнул Петрович. Видимо, поймал я его на «горяченьком». – У меня свои ключи есть…

«Дуглас», тяжело покачиваясь на стыках бетонки, пошел на взлет. Набит он был, что называется, «под завязку». Кроме двадцати трех человек наземного состава эскадрильи в него запихали самые ходовые запчасти на первое время и ящики со снарядами к авиапушкам. Там, в 13-й ВА, снарядов к «НС-23» не найдешь. Ничего, пара вагонов с необходимым имуществом уже пошла в Питер. Да и наш транспортник, если что, поможет со снабжением.

– Вышка – Грому-1! Вам взлет!

– Понял – взлет… Пошли!

Собственного имени эскадрилья не имела, была номерной. Отдельная эскадрилья № 152. Но, продолжая традиции «Молнии», я где надо и где не надо старался протолкнуть ее неофициальное название – группа «Гром». Так тихой сапой это и прижилось.

Мы с Базилем оторвались от полосы первыми и полезли на высоту. Бросив взгляд вниз, я увидел четкий взлет наших пар. Два истребителя вырвались вперед и заняли свое место около транспортника. Ох уж этот транспортник… Скорость чуть больше трехсот! Намучаемся мы с ним!

Не то слово! Не намучались, а… Матом ругаться не хочется! В общем, когда, пролетев километров четыреста, мы сели на промежуточный аэродром для кратковременного отдыха, дозаправки самолетов и летчиков, настроение было, скажем, «не айс». А что поделаешь? Надо.

Я накрутил хвоста летному составу – мол, не надо ругаться, подлетаем к зоне, где могут шарить охотники, выше бдительность, товарищи пилоты, – и мы снова взлетели и построились. Километрах в ста пятидесяти от Ленинграда я услышал в наушниках: Гром-1, точка поворота. Прошу разрешения на изменение курса». Я отпустил летунов, и пара Базиля красиво отвалила вправо. Пошли ждать наш транспортник, все по плану… А мы летим дальше.

Наконец в дымке показалась громада Ленинграда. Слава богу! Добрались! Земля была извещена о нашем подлете. К нашей «могучей» колонне подскочила четверка «Ла-5», глянули на наши звезды, качнули крылом и отвалили…

– Гром, посадку разрешаю…

Все, добрались! Мы на фронте. Наконец-то.

Свалив на командиров звеньев всю работу по заправке и осмотру самолетов, мы с Рыбкиным на выклянченной у пэвэошников машине поехали на Дворцовую, в штаб ВВС.

Приняли нас довольно быстро. Командующий 13-й воздушной армией генерал-лейтенант Рыбальченко кратко поставил нам общую задачу, вызвал начальника оперативного отдела штаба и поручил ему ввести нас в курс дела более детально. Затем пожелал нам всяческих успехов, пообещал, что заскочит к нам, когда мы устроимся на месте, и распрощался. Видимо, дел у него было невпроворот.

Полковник из штаба армии ничего нового, в принципе, не сказал. На наш вопрос «А где мы будем базироваться?» он предложил на выбор несколько аэродромов. Мы, ссылаясь на недостаточное знание обстановки, попросили помочь с выбором. Полкан наморщил лоб, а потом решительно заявил: «А я знаю, где они в следующий раз ударят? Садитесь, где хотите!»

– Так не пойдет, товарищ полковник! Вы нас зачем сюда вызвали? На помощь? Вот и помогайте сначала нам! Давайте данные по суточным самолето-пролетам немцев за последнюю неделю. У вас тут как минимум три «вкусных» для немцев района. Будем выбирать. Да, и еще. Обозначьте, где у вас были потери боевых и транспортных самолетов. Там мы в первую очередь этих асов зеленых и поищем.

В общем, просидев два часа с нетерпеливо роющим землю полканом, мы остановились на аэродроме, который был расположен недалеко от маяка «Осиновец». Этим мы как бы убивали трех зайцев: под нашим контролем оказывались зона поселка Кобона на восточном берегу Ладожского озера, где шла перевалка грузов для их переброски по воде; зона маяка «Осиновец» и расположенного близ него рыбачьего поселка, где грузы принимались и складировались перед транспортировкой в Ленинград; и сама «Дорога Победы» – слепленная на живую ветка, по которой шло железнодорожное сообщение с городом. Расстояния между этими тремя пунктами для нас были пустяковые – несколько минут лета, и мы со спокойной душой могли сесть там в засаду. Теперь дело оставалось за малым. За ожидаемым визитом «зеленых»… хм-м… «сердец». Впрочем, эмблему эскадры на своих самолетах они уже закрасили. Еще весной сорок третьего. А то наши уж больно шустро стали гоняться за самолетами с «зелеными»… хм-м… «попами» и бить их смертным боем. Вот так-то. А тут еще и мы прилетели.

Перелет прошел быстро – что тут лететь? Меньше пятидесяти километров. Нас уже ждали. Мы познакомились с командиром истребительного полка, с другими офицерами. Местные летуны стояли пока в сторонке, завистливо поглядывая на наши новенькие истребители, но чувствовалось, что как только мы отойдем с начальством в сторонку, наших ребят возьмут в плотное «окружение».

Договорились так – площадку для стоянки самолетов нам выделят, подготовят капониры, протянут линию связи. Техсостав останется на аэродроме. Мы же разместимся километрах в полутора, в лесочке. Жить станем в палатках – погода пока позволяла. Возить нас будут грузовиком. Наладить быт нам тоже помогут. Завтра должна прийти машина с рацией, которую я выклянчил в штабе воздушной армии. Вроде бы и все.

– Ну что, товарищи? Соловья баснями не кормят! Пошли в столовую! – пригласил нас комполка. – Набросайте начпроду списочек на получение водки.

Тройка бандитов как-то подозрительно засуетилась. Морды у них были настолько честные, а глаза – голубые, что я тишком перехватил пройдоху Парикянца со списком и взглянул на конечную цифру.

– Что, опять? Объясни мне, Сережа, откуда в списке нашей эскадрильи на получение водки появились такие фамилии как «Водопьянов», «Тер-Сидорянц» и «Голенищев-Кутузов», а? Вы же мне обещали, гады вы ползучие?

– Так я же не себе… – пытаясь ковырять землю носком сапога, враз охрипшим от испуга голосом просипел Парикянц. – Я для ребят…

Он проникновенно взглянул на меня влажными восточными глазами. Казалось, что боль и забота о пересохших глотках боевых друзей вот-вот прольются из этих глаз сладкими, детскими слезами.

– Перепиши… А о ребятах не беспокойся, ведь им достанутся ваши порции. Ты, Сережа, ведь не забыл? Вот-вот… Иди, родной, иди. ПОКА Я ТЕБЯ НЕ ПОСЛАЛ!!!

На мой рев испуганно обернулся комполка. Он в восхищении повертел головой: «Круто!»

А як же! Тильки так!

На следующее утро, после того как штурман полка провел для нас инструктаж по зоне ответственности авиачасти с изучением карты, комполка выделил нам пару своих ребят, и мы всей эскадрильей облетели южную часть Ладоги. Познакомились, уложили в памяти привязку к местности, засекли подлетное время к наиболее важным точкам патрулирования.

После посадки меня нашел наш связист и протянул бланк радиограммы. Базиль передал условленным текстом: «3-15». Это означало, что он просит нас встретить его пару и наш «Дуглас» в точке «3» – а это была Кобона – в 15.00. Я послал туда звено Извольского, а сам с летчиками Кузи вылетел в район Шлиссельбурга.

Мы шли на двух тысячах – Кузя с Кулагиным, а меня прикрывал наш парторг и замполит Саша Криулин. Наша пара двигалась чуть правее и с небольшим превышением. Смотреть влево мне было как-то удобнее.

Тут-то и произошла первая «поклевка».

– Гром-1, на два часа – шапки разрывов зенитных снарядов. Это… это над «железкой». – Молодец, Кузя, заметил! Я их едва различил – далековато еще.

– Всем разворот… расходимся, строй «фронтом». Приготовиться, снять оружие с предохранителей. Усилить наблюдение!

Тут же в наушниках раздалось:

– Якорю, Грому – срочно к железке! Шесть «Фокке-Вульфов» только что прошли Шлиссельбург! Высота до двух.

– Я Гром. Вас понял, на подходе.

– Якорь – исполняю.

Не одни будем… Это и хорошо, и плохо – взаимодействие еще не отработано.

– Цель вижу – шесть «фок», на двух, в левом пеленге… – Опять Кузя увидел первым.

– Видишь – заходи. Я за тобой.

Видимо, Кузя чуть сунул газку. Его пара стала заметно удаляться. Мы с парторгом понеслись вслед. Вот они! Теперь и я увидел чуть ниже и правее нас шесть точек. Пара впереди и еще четверо сзади-выше. Мы подходили к ним со стороны озера, сзади-слева.

– Гром-3, атакуй первую пару! Мы ударим по остальным. Саша, бей по ведущему второй пары.

– Понял.

– Понял.

Стремительное нарастание скорости, кажется, ты слышишь гул распарываемого истребителем воздуха… Машина подрагивает, ее начинает чуть-чуть водить… Скорость шестьсот десять… Прибрать обороты… Довернуть. Перекрестие прицела легло на ведущего четверки. Вынести чуток… деления на полтора. Хорош!

Ударили пушечные очереди Кузи и Кулагина. Я нажал на спуск и кнопку стрельбы. Дрожь отдачи, в солнечных лучах засветилась пороховая гарь… Лоскуты пламени пушечных очередей почти не видны, их скорее ощущаешь. Дымные трассы настигли «фоку», ударили по мотору, на капоте фашиста мгновенные всполохи разрывов снарядов – как пляска огня! Есть! Не жилец.

Скорость очень высока, отстреляться и по ведомому – нечего даже думать.

– Саша – правый боевой!

Саша тоже не промазал – в развороте вижу дымный след, тянущийся мне под крыло. На земле встали два огромных черных куста от сброшенных немцами 250-килограммовых авиабомб. Пара оставшихся пока еще целыми фашистов быстрыми рыбками мелькнула нам под брюхо. Куда-а-а? Погодите, геноссе, это еще не все!

Оказалось – все. Завершив боевой разворот, я увидел внизу длинные пушечные трассы. Это подскочили и атаковали немцев «лавочки» полка. Еще одна «фока», потеряв крыло и вращаясь вокруг оси, стремительно шла к земле. Удар, взрыв! Над клубком взрыва выскочили серо-голубые «Ла-5». Всё: четыре – ноль. Два не попавших под атаку «Фокке-Вульфа», врубив форсаж и накручивая скорость на пологом пикировании, драпали к себе.

Хорошая атака получилась! Молодцы, ребята!

– С почином, Громы! Отлично сработали. Все, пока больше не сунутся. Идем домой!

Первым, кого я увидел на аэродроме, был полковник Надеждин. Схватившись за консоль крыла, он бежал рядом с истребителем, пока я рулил на стоянку, и улыбался во все тридцать шесть зубов.

– Виктор, здорово! Бой был? Я по радио слышал. Ну как?

– Да нормально, Вася, приняли боевое крещение в составе эскадрильи «Гром»! На нашем счету трое сбитых!

– Все, Виктор! Теперь не отвертишься! Когда со мной полетишь?

Только мое излишне радостное настроение заставило меня сказать: «Да завтра и полетим, Васек! Готовься. Пуговицы, что ли, надраить не забудь».

– Ага! Обязательно надраю! – счастливым голосом ответил полковник Надеждин.