Книга: Пленник гибнущего мира
Назад: Глава 4 Пожиратель
Дальше: Глава 6 Последний Портал

Глава 5
Встреча на торгашеском витке

Потом было много всего…
Первым делом уцелевших в битве с Извергом и Присосами потащили, как выразились Фроны, «на обработку». Это оказалась настоящая пытка. Людей долго вели по узким, темным и смрадным коридорам. Добравшись до массивных деревянных ворот, раздели. Затолкали в круглый зал, велели встать лицом к раструбам, торчавшим из стен, закрыть глаза и не дышать. Что-то засвистело, и кожа словно воспламенилась. Андрей едва не заорал. Потом опять коридоры – до Купальни, причем голыми. Там Духова и остальных поливали не меньше часа, а когда «обработка» закончилась, выдали новую одежду и согнали в просторный зал, устеленный темно-синими грязными матрасами. Фрон, одноногий и короткорукий толстяк с плоской серой рожей, объявил, что здесь «спасенные» будут жить, пока не восстановят их кельи.
Едва обессилевший Андрей лег и закрыл глаза, как зазвучал Гудок. Пора было отправляться на Стёску.
Оказавшись вне Степной Обители, Духов увидел мертвого Пожирателя. Гигантская туша лежала в десяти метрах от стены. Сдвоенное, ощетинившееся множеством гарпунов туловище покрывали красно-коричневые ожоги и черная корка спекшейся крови. Вокруг суетилось не меньше полусотни Фронов. Уродцы управляли Дымовиками самых причудливых форм. Оживленные Умениями механизмы ходили и ездили, резали Пожирателя большими зазубренными дисками. Отделенные куски грузили на открытые повозки и увозили в глубь Степной Обители.
«Будут изучать в лабораториях», – подумал тогда Андрей.
Еще вокруг Пожирателя валялось множество обломков: куски стен, исковерканные пушки, Дымовики…
И покойники. Как люди, так и Фроны. Изломанные, разорванные и раздавленные. Духов долго вытягивал шею и скользил по мертвецам взглядом, пытаясь отыскать Перлмара. Не нашел. И тогда возникла дикая мысль: а если суровый Шкурник до сих пор жив? Но это, конечно же, было бредом. Перлмару пришел конец еще в тот момент, когда он лишился нижней челюсти. Он бы не выжил, даже если бы не упал в обнимку с Извергом, пронзенный длинными изогнутыми шипами.
Потом случилось страшное. Несколько Дымовиков взялись за щупальца. Неожиданно одно вздрогнуло и исторгло… существо. Голое и костлявое, с красной, словно обожженной кожей и редкими прядями длинных черных волос, покрытых слизью. Еще несколько часов назад оно было Витарой.
Вслед за ней от плена толстой лиловой змеи освободился и дородный усач. Он походил на человека еще меньше, чем мать Шэрон. Череп раздулся, отчего стал похож на грушу. Руки удлинились и свисали до колен. Живот превратился в гроздь огромных кровяных сгустков.
Оба существа поднялись, осмотрелись. Затем яростно зарычали и бросились на ближайшего Фрона.
Тот среагировал мгновенно. Короткое заклинание оживило троих Дымовиков. Механические защитники преградили чудовищам дорогу и за пару минут изрубили и растоптали обоих. А погонщик поджег образовавшуюся красно-коричневую лужу.
Понадобилось не меньше недели, чтобы убрать все следы битвы с Пожирателем. Андрей отправлялся на Стёску или возвращался – и всякий раз туша монстра становилась меньше. Обнажался гигантский каркас костей, исчезали в лабораториях клешни, щупальца, внутренности и лапы. Землю вокруг чудовища не раз воспламеняли, чтобы не появились Гнильцы. Стены Внешнего Витка посыпали белым порошком из специальных машин – здоровенных цистерн, от которых тянулись черные гофрированные хоботы с раструбами на концах, – а потом поливали водой. Позже Андрей узнал, что после битвы с Пожирателем его и остальных «обрабатывали» точно так же. Кожа горела еще пять Стёсок.
Но это пустяки. Все мысли Духова занимала другая беда: он так и не вернулся домой. Прошло уже больше недели после нападения Пожирателя – после кульминации. А развязки все не было.
Андрей не знал, как быть дальше. Он вставал по Гудку, получал миску пей-еды, отправлялся к Ползучему Бору, потом назад. И с каждой Стёской крепчал страх. Вновь вернулись нехорошие мысли – будто нет никакого Кагановского и мира, в котором писатель живет, а есть лишь изуродованная Волной Безумия Чаша Жизни, и Андрей ее часть с самого рождения. Теперь эти мысли преследовали неотступно и, подобно туче мошкары, зудели в голове.
Сводили с ума.
Духов, как мог, гнал их прочь, но тщетно. Пытался рассуждать, и это тоже не приносило облегчения. Почему об этом мире ему известно не меньше, чем о том, где он студент и будущий журналист? Воспоминания не возникают из ниоткуда. Почему он знает здесь всех, а все знают его? Если бы Андрей действительно был пришельцем из другой реальности, его появление не осталось бы незамеченным и вызвало бы немало вопросов – особенно у Фронов. Эти бдительные твари мигом потащили бы его на допросы или, того хуже, на опыты.
Вопросы, вопросы – и ни одного ответа. Ни одной соломинки, за которую можно ухватиться и понять хоть что-нибудь.
Андрей поджал губы, покачал головой. Глубоко вдохнул – он успел привыкнуть к дыши-зелью и не ощущал гнилой вони, – перешел к следующему побегу и взмахнул топором.
Работа была единственным, что хоть немного ослабляло натиск черных мыслей, поэтому Духов почти не давал себе передышек. Обтесал один ствол, перевел дыхание, подвигал плечами – и переходил к следующему. И так по семь часов уже больше трех недель.
Или дольше? Гораздо дольше – если он родился и вырос здесь, а потом начал сводить с ума сам себя, выдумывая благополучный мир, где можно смело дышать полной грудью и любоваться высоким синим небом. Мир, в котором нет Ползучего Бора, Пожирателей, Извергов, Гнильцов и Фронов, где он, Андрей Духов, полон сил и планов.
Слезы. Рвутся наружу, душат…
Может, и правда поплакать? Никто не увидит за клювастым шлемом. Вдруг полегчает?..
Андрей оборвал мысль и едва не согнулся пополам, когда резануло в желудке. Гастрит он наверняка заработал – спасибо пей-еде. А скоро, глядишь, и до язвы дойдет.
Вспомнился рассказ дворового приятеля Мишки Азовцева. Было это лет пять назад. Подростка отправили в больницу с отравлением, а когда выписали, тот собрал на лавочке друзей и с выпученными глазами рассказывал, как его там лечили-мучили. Больше всего ребят впечатлила история о процедуре, которую Мишка назвал «японкой». «Через рот в желудок трубку с лампочкой засунули, прикиньте! – захлебываясь словами, рассказывал Азовцев. – А она толстенная, пока толкали и вытаскивали, я чуть не обблевался!»
Духова этот рассказ шокировал. Он не раз представлял себя на месте Мишки, и всегда по спине пробегал мороз. Процедура казалась дикой. Тогда-то Андрей и запретил себе газировку, чипсы, гамбургеры и прочую дребедень. Вкусно, конечно, но вредно. Так что лучше обойтись, чем потом, как Мишка говорил, «чуть не обблеваться».
Вот и берег Андрей желудок. Да, видно, не уберег…
Он прервался, обвел взглядом окрестности – десятки Шкурников и сотни уродливых, изогнутых серо-зеленых шишковатых побегов, тонущих в синем светящемся тумане, – и покачал головой. Сейчас Духов с радостью оказался бы в кабинете врача со шлангом в желудке. Лишь бы дома. Лишь бы в родном городе, где родители, друзья, универ, редакция «Вестника». Где нормальная жизнь…
Андрей выпрямился, прищурился. Нет, все-таки он не из этого проклятого мира. Иначе откуда ему известно про гастрит, про язву, про чипсы-гамбургеры? Перед глазами возник Мишка Азовцев – лопоухий, курносый, с угрями на щеках и подбородке, в очках, с мелированными волосами. Если бы Духов выдумал его, разве смог бы представить так ярко?
Нет: выдумка здесь, а не там.
«Чертов Кагановский! – Андрей со злостью загнал лезвие под склизкую шкуру. – Сколько можно меня здесь держать?! Хватит!.. Надоело!.. Устал!..» – каждое слово сопровождалось ударом топора.
Он обтесал еще три побега, и послышался Гудок.
Глянув на уродливую поросль, Андрей повернулся и направился к повозкам, что стояли за длинной шеренгой неподвижных Дымовиков. Рядом с механическими великанами расхаживали Фроны: низкорослые и вытянутые, хромые и горбатые, толстые и костлявые. Избранные Азэса-Покровителя, наделенные Умениями, ненавидящие род людской.
«Может, в этот раз? – подумал Духов. – Доеду до Степной Обители, усну, а проснусь дома…»
Он задавал себе этот вопрос в конце каждой Стёски. Одаривал себя надеждой. Как выяснялось после очередного Сновременья – напрасной.
Скрип. Посвистывание.
Дорогу заступил Фрон на самоходе. Тот, с черными сосудами на обвислых щеках, что наградил Андрея пятью плетями-огневухами в самую первую Стёску.
«Что ему нужно?» – насторожился Духов, останавливаясь. В груди разлился неприятный зуд волнения. Спина, словно вспомнив удары, заныла.
– Подойди ближе, – квакнул Фрон. – Нам есть о чем поговорить.
«Что я сделал-то?!» – недоумевал Андрей и сделал шаг навстречу погонщику.
Он ждал, что опухоль на лбу карлика вспыхнет, воздух затрещит, а в трехпалой руке появится змея желтого света. Но нет: Фрон только щурился, отчего и так почти незаметные глаза едва не исчезали с уродливой хари.
– Сними шлем, – велел погонщик, как только Андрей приблизился.
Тот повиновался, предчувствуя недоброе.
– Я за тобой давно наблюдаю, – заговорил Фрон. Совершенно без интонаций, так что Духов понятия не имел: злится уродец или нет. – И, должен сказать, доволен. Ты хорошо работаешь. Гораздо лучше, чем большинство, – он обвел Шкурников мутным взглядом, брезгливо сморщился. – А потому я решил тебя наградить. В следующую Стёску ты можешь не выходить на работу. У Степной Обители тебе дадут облигацию. Отправляйся завтра на торгашеский виток и купи себе что-нибудь.
– Э-э-э… – растерянно протянул Андрей. Потом спохватился и подался вперед в поклоне. – Благодарю вас за доброту!
Собственная фраза показалась настолько нелепой, что он едва сдержал смешок.
Фрон чуть заметно кивнул – это означало, что Андрей свободен. Но как только тот сделал пару шагов, погонщик вновь остановил его.
– Скажи, – карлик развернул самоход, – ты ведь живешь в одной из тех келий, что разрушил Пожиратель?
– Так и есть, – кивнул Андрей.
– Что ж. Тогда у меня еще одна хорошая новость: ту часть коридора восстановили, можешь возвращаться к себе.
Духов еще раз поблагодарил уродца и двинулся, наконец, к повозкам.
«Вот так номер, – размышлял он, когда экипажи со Шкурниками двинулись к Степной Обители. – Неожиданно. Первая хорошая новость. Может, кончилась эта черная полоса? Прогуляюсь по торгашескому витку, а потом и домой вернусь?»
Закрыв глаза, Андрей представил комнатку Кагановского. Писатель сидел за столом и буравил его мутным, недовольным взглядом.
«А я ведь по нему соскучился, – подумал Духов, прислушиваясь к себе. – Интересный человек. И не злой, хоть и странный».
Через два часа повозки остановились. Андрей вылез, потянулся, по привычке посмотрел на громаду Степной Обители. Отстоял очередь, бросил мешок с дыши-зельем в ящик, и бородавчатый Фрон, скорчив презрительную рожу, вручил ему облигацию. Она оказалась прямоугольной деревянной пластинкой с выжженным изображением Азэса-Покровителя. Длинноволосый человек с наростом на лбу будто смотрел на Духова и улыбался – искренне, по-доброму.
Вскоре Андрей уже шел по коридорам внешнего витка. И словно опять слышал рев Пожирателя, рык Извергов, крики, грохот и скрежет, чувствовал дрожь Степной Обители и свой собственный страх. Он понимал, что страшные, пусть и не настоящие, воспоминания останутся на всю жизнь. Не удастся забыть ни жутких тварей, ни бессмысленный взгляд матери Шэрон, ни ее отца с кровавой дырой вместо нижней половины лица, ни трясущуюся от ужаса и отчаяния девочку.
Вот и келья. Духов толкнул дверь, шагнул за порог, огляделся. Все, как раньше: оконце, забранное сеткой, узкая лежанка, дыра нужника. Только пятна ржавчины на стенах, полу и потолке другой формы.
Положив топор под лавку, Андрей облегчился, уселся и стал ждать вторую кормежку.
Наконец из коридора потянуло кислым. Духов поднялся, подобрал миску – смотреть на грязные стенки было невыносимо, желудок тут же начинал бунтовать – и встал на пороге. Повернулся к келье Перлмара и увидел невысокого коренастого человека лет сорока: черные густые волосы с проседью, щетина, горбатый нос, широкий шрам под правым глазом. Поймав взгляд Андрея, новый сосед оскалился в улыбке. Зубы у него были коричневые, гнилые.
Духов сдержанно улыбнулся в ответ, опустил глаза. Он гадал, где сейчас Шэрон. Девочку забрали Фроны – почти сразу после того, как был убит Пожиратель. Потом, в убежище, Андрей краем уха слышал, что ее отдали брату Перлмара, который живет в другом коридоре внешнего витка.
«Только бы у нее все было хорошо», – он покачал головой, чувствуя, как жалость давит на сердце каменной плитой.
Дымовик уже вовсю раздавал пей-еду. Духов протянул миску и, получив порцию серой, с розовыми прожилками массы, отошел в келью. Наклонился над посудиной и замер. Взгляд остановился на лавке, где лежала дощечка с выжженным изображением Азэса-Покровителя. Андрей понял, что купит на торгашеском витке. Ложку. Хватит есть – да какой там «есть»: жрать! – по-собачьи, окуная лицо в миску! Он человек – и нельзя забывать об этом! Тем более здесь!
«Конечно, если там продаются ложки, – подумал Духов, с неохотой засасывая пей-еду. – И если хватит одной облигации».
Доев, он вычистил костюм. Разложил его на полу, устроился на лавке и заснул.
* * *
Андрей переходил из одного коридора в другой, спускался и поднимался по лестницам и «вспоминал» о торгашеском витке.
На самом деле тот был частью внешнего витка: длинный, метров семьсот, зал с хорошим освещением и рядами прилавков. Туда свозили все, что не удавалось продать на внутренних витках: снадобья, у которых кончался срок годности, мясо и зелень далеко не первой свежести, одежду, посуду, инструменты. Отоваривались там не только Шкурники и их родные, но и обитатели внутренних витков – из небогатых или желающие сэкономить.
Очередной коридор закончился высокими деревянными воротами – такими же, что вели в помещение для «обработки». Вспомнив о процедуре, Андрей почувствовал, как зачесались спина и живот, и повел плечами.
Ворота были приоткрыты – как раз, чтобы впустить или выпустить одного-двух человек. У каждой створки возвышался неподвижный Дымовик, вооруженный дубиной. Неподалеку сидел на самоходе Фрон. Короткие и тонкие ножки бессильно свисали, грудь выпячивалась. Голова с редкими длинными прядями точно вросла в плечи. Очаг Умений почти закрывал левый глаз.
– Шкурник? – выплюнул Фрон, как только Андрей приблизился к воротам. – Подойди.
Духов сделал несколько шагов, остановился и посмотрел на погонщика снизу вверх.
– Идешь на торгашеский виток? – осведомился тот.
– Да, – с легким поклоном ответил Андрей.
– А облигация у тебя есть? Покажи.
Андрей протянул дощечку. Уродец выхватил ее, приблизил к роже и, ощупывая пальцами, стал изучать. Глазки щурились, кривые, почти черные зубы закусили нижнюю губу. Фрон осматривал облигацию не меньше минуты. Затем, с видимой неохотой, протянул Духову.
– Иди, – процедил погонщик.
Поблагодарив, Андрей, наконец, прошел в ворота. Огляделся.
В десяти шагах начинались ряды прилавков – по большей части деревянных, скособоченных, неумело сделанных. Несколько первых завалены тряпьем. Платьями с длинными рукавами, толстыми штанами и балахонами. Никаких ярких цветов: все либо серое, либо черное. Пара торговцев, удивительно похожих – полных, сонных, – окинули Духова ленивыми взглядами и отвернулись.
Неожиданно слева донеслось странное треньканье. Андрей удивленно поднял брови, повернулся и увидел старика, сидящего на полу у железной стены: лицо невозможно разглядеть за седыми лохмами, одежда – засаленные обрывки. На коленях у него лежала доска с двумя рядами гвоздей, между которыми были натянуты струны. Старик зацеплял их пальцами, и те отзывались негромким «трен-н-нь!». Беспорядочным, совершенно не похожим на музыку. Перед ним стоял грязный деревянный ящик, в котором высилась горка объедков.
Две женщины в темных балахонах до пят остановились возле старика. Одна бросила что-то в ящик для милостыни. Старик тут же прекратил игру, замычал, стал раскачиваться, кивать. Женщины пошли к воротам, а «музыкант» все не мог успокоиться.
«Безумец», – понял Андрей, глядя на мыкающего старика с жалостью и опаской.
– Эй, братишка! Добро пожаловать!
Кто-то хлопнул Духова по плечу. Тот едва не вскрикнул от неожиданности, обернулся и увидел парня лет двадцати пяти. На круглом, небритом лице сияла щербатая улыбка, длинные черные волосы разделены прямым пробором.
– Чего моргаешь-то? Привет, говорю! – парень хохотнул и отошел, не сводя с Андрея прищуренных серых глаз.
– При-ивет! – тихо выдавил Духов.
– Ну вот, уже лучше. Ты чего робкий-то такой? Первый раз здесь, что ли?
Андрей кивнул.
– Поня-а-а-атно! – протянул парень и запустил в волосы пухлую пятерню. – Тогда тебе повезло, что меня встретил. Я Румус. Знаю тут каждый уголок! – последнюю фразу он проговорил с особой гордостью.
– Андрей, – назвался Духов.
– Вот и познакомились, – Румус довольно ухмыльнулся. Вновь придвинулся, несильно пихнул Андрея кулаком в грудь. – Ну что, пойдем, покажу тебе все? Причем совершенно бесплатно!
«Надо быть настороже, а то мало ли», – подумал Андрей, но в ответ снова кивнул.
Румус улыбнулся еще шире и, развернувшись, чуть ли не бегом двинулся в путь. Духов еле поспевал следом.
– Тут, брат, жизнь каждый день кипит, – рассказывал новый знакомый. – Разумеется, не так, как на внутренних витках, но тоже ничего. Ты, кстати, какими средствами располагаешь? – не сбавляя шага, он посмотрел на Андрея и чуть не влетел в высокого бородатого старика в длинном белом одеянии и высокой шапке. Тот охнул, отступил. Румус лихо провернулся вокруг себя и как ни в чем не бывало пошел дальше.
– Одной облигацией, – робко ответил Духов, глядя на ближайший прилавок. Он был заставлен склянками – большими и маленькими, пузатыми и вытянутыми. Рядом топтался продавец – маленький сухой человечек с голым черепом и выдающимся горбатым носом.
– М-да-а, маловато, – Румус качнул головой. – Совсем Фроны Шкурников ценить перестали. Вы же каждый день своими потрохами с Ползучим Бором торгуете! Если бы не вы, добралась бы давно эта зараза до Степной Обители!
Андрей промолчал. Мимо проплыли еще два прилавка с одеждой.
– Ну да ничего, – продолжил парень. – Сейчас найдем, на что тебе дощечку потратить. Ты сам-то что купить хотел? Скажи, я присоветую, где дешевле.
– Ложку, – едва Андрей ответил, Румус остановился и согнулся от хохота.
– Ло-ожку? – заикаясь, выдохнул он. – Ну, ты даешь! На что она тебе? Накупил бы лучше жратвы да устроил себе праздник. Я же знаю, чем вас, Шкурников, кормят. Пей-едой. А это дрянь та еще. Неизвестно, от чего вы быстрее загибаетесь – от лающей болезни или от пей-еды.
Духов нахмурился, пожал плечами.
– Ладно, – Румус добродушно крякнул, положил ему руку на плечо. – Извини, если обидел. Не хотел, честно. Но ты все ж таки подумай, нужна тебе ложка или нет. Тут ведь, – он понизил голос, наклонился, – не только еду и барахло купить можно. Есть и живой товар. Два часа как раз в одну дощечку и обойдутся. Недалеко осталось, сейчас сам посмотришь. Девочки – что надо! Заласкают так, что мигом о своей шкурничьей доле забудешь!
Замедлив шаг, Андрей повернулся к Румусу, открыл рот, чтобы возразить. Тот посмотрел на него, хохотнул. Обхватив за плечи, развернул и повел в проход между двумя прилавками. На одном лежали темные ломти вяленого мяса и поникшие пучки зелени. На другом высились башни из тарелок, кружек и горшков.
– Сейчас поглядишь на наших красавиц, – приговаривал Румус, подталкивая Духова. – Свое дело знают! К ним даже Фроны с внутренних витков приходят!
Шли еще с полминуты. Потом Румус забежал вперед, встал перед Андреем. Раскинул руки и торжественно провозгласил:
– Добро пожаловать к кельям телесных радостей!
Он привел Духова в пропахший мочой закуток с несколькими железными дверями. Из-за одной доносились частые громкие стоны. Возле стены стояли четыре женщины. Неопрятные, вульгарные, в коротких засаленных платьях. Андрею хватило одного взгляда на них, чтобы почувствовать себя грязным. Затошнило, захотелось отвернуться. Однако Румус смотрел на шалав с гордостью.
Те, приметив возможных клиентов, оживились. Зашушукались, стали хихикать. Одна, долговязая, с немытыми, собранными в высокую, сложную прическу волосами, подалась вперед. Открыла рот и высунула язык. Острый темный кончик задрожал, будто у змеи. Другая, с короткой стрижкой и толстыми кривыми ногами, повернулась, задрала подол и хлопнула себя по отвислому синюшному заду. Ее товарки отозвались визгливым смехом.
– Ну, как? – спросил Румус, не отрывая от «живого товара» томного взгляда. – Нравятся?
Андрей покачал головой, попятился. Сделав шагов пять, развернулся и двинулся прочь. В спину летел хриплый хохот четырех шлюх.
«Мерзость!» – думал Духов, ускоряя шаг. Вскоре он оказался между знакомыми прилавками – с мясом и зеленью и с посудой.
– Э-эй! – голос Румуса. А вот и он сам – догнал и смотрит: растерянно, виновато. – Ну, чего ты? Не хочешь девочек – так и скажи! А то развернулся молча, ушел! Напрасно, кстати, отказываешься!..
– Прекрати, – тихо, но твердо перебил Андрей.
– Ладно-ладно, – парень поднял руки. – Забыли. Не было ничего. Пойдем ложку тебе искать, раз так надо.
Снова потянулись прилавки с одеждой и едой. Кое-где висели самодельные амулеты всевозможных форм и цветов, призванные, по словам продавцов, защищать от Пожирателей и Извергов. У очередной лавки со снадобьями шел спор: невысокая полная женщина пыталась впихнуть торговцу – кудрявому толстяку с повязкой на правом глазу – маленький флакон коричневого стекла. Она что-то говорила, но до Андрея долетали только отдельные фразы: «Не помогло!», «Как было и раньше!», «Кашель!» Рядом с ней стоял мужчина в костюме Шкурника. Женщина нечаянно задела его плечом, и тот, согнувшись, зашелся в приступе лающего кашля. Тут же забыв про флакон, женщина обняла Шкурника за плечи, стала успокаивать. Продавец пару секунд равнодушно смотрел на обоих, затем пожал плечами и отвернулся.
– Обычное дело, – заявил Румус, заметив, что Андрей смотрит в сторону прилавка со снадобьями. – Многие долго не верят в лающую болезнь. Считают, что простудились, и тратят последнее на лекарства. Потом видят: толку нет, и пытаются вернуть снадобье. А продавцам плевать. Продали – и хорошо. А помогло или нет – это уже не их дело.
Андрей кивнул, вспоминая Фабела.
Кто-то сзади потянул его за подол балахона. Духов вздрогнул, обернулся и отскочил, испуганно вскрикнув.
– Ты чего? – Румус оглянулся, проследил за напряженным взглядом Андрея. И кивнул: – А-а, попрошайки вылезли. Скоро по всем рядам расползутся милостыню выклянчивать. Орать-то зачем?
– Это… – выдохнул Андрей, по-прежнему глядя на маленькое существо, – что?!
– Ах, да: ты же здесь в первый раз. Забываю все время, извиняй. Это попрошайки из келий милосердия. А бояться не надо, ничего они тебе не сделают.
Духов сглотнул и сделал маленький шажок вперед. Глаза не отрывались от странного создания. Постепенно до него дошло, что раньше оно было ребенком. Мальчиком лет восьми. Когда-то…
А теперь…
У мальчика не было волос, поскольку они не могли расти на гладком полукруглом колпаке, сделанном из материала, похожего на бледно-зеленую пластмассу. Кто-то снял с ребенка скальп, спилил крышку черепа и заменил… этим. Кожа вокруг среза посинела и вспухла. Из правой глазницы торчала толстая пружина. На конце чуть покачивался большой стеклянный глаз с синей радужкой и красными черточками прожилок. Второй глаз у мальчика был свой, зеленый. Под вздернутым носом запеклась кровь, синие губы плотно сжаты, на подбородке длинная ссадина. Из одежды – только грязная набедренная повязка, и мальчик мерз. Прижимал тонкие, без намека на мышцы, руки к бокам. Переступал босыми ногами с острыми коленками. На вздутом животе Андрей заметил несколько шрамов.
– Ч-что с ним случилось? – тихо спросил он, повернувшись, наконец, к Румусу. Смотреть на маленького калеку становилось невыносимо.
Тот пожал плечами, склонил голову:
– Ничего особенного. Столяр над ним поработал. Так же, как над остальными своими попрошайками.
«Столяр? – мысленно переспросил Духов. – Что еще за Столяр?»
Румус, заметив его недоумение, набрал воздуха и стал объяснять:
– Попрошайки живут в кельях милосердия. Это здесь же, на торгашеском витке. А хозяин келий милосердия – и попрошаек заодно – Фрон по прозвищу Столяр. Прозвище он сам себе выбрал. У него особое Умение – вживлять неживое в живое. Вот он и работает над своими подопечными. Гляди.
Он кивнул Андрею за плечо, тот медленно обернулся и застыл, раскрыв рот.
Вдоль прилавков, хромая, шел еще один мальчик, лет двенадцати. Правая нога была отнята выше колена, ее заменял коричневый протез. Вместо носа – деревянный кружок с двумя дырками, похожий на розетку. На шее висела маленькая корзинка, где лежало несколько объедков.
– Это… – в горле пересохло. Кашлянув, Андрей продолжил: – Это Фрон с ними сделал?
– Ну да, – кивнул Румус. – Столяр. У него таких детишек около дюжины. Почти все – дети Шкурников, оставшиеся без родителей. Такое на внешнем витке сплошь и рядом случается, сам знаешь. То лающая болезнь, то Изверг. То, – он передернул плечами, – Пожиратель. Осиротел мальчишка или девчонка – приходят Фроны-погонщики, забирают и отправляют сюда. К Столяру.
Мальчишка с протезом ухромал в проход между прилавками. Первый, с пластмассовым колпаком и глазом на пружине, тоже испарился. Зато появились двое новых попрошаек.
Первой шла девочка. Из посиневшей левой голени торчали три спицы, одно плечо заметно ниже другого. Но больше всего Андрея пугало ее лицо: у девочки был зашит рот – распухшие лиловые губы стягивали толстые красные нити. А из дырки в горле торчала зеленая резиновая трубка толщиной в палец, с небольшой воронкой на конце.
Андрея трясло. Не выдержав, он шагнул назад. Румус чуть заметно усмехнулся.
– Это ты с непривычки, – сказал он. – Выглядят столярские детишки, конечно, жутко, но они не опасные, не бойся.
«При чем тут опасные – не опасные?!» – крикнул про себя Духов, глядя на попрошайку, который следовал за девочкой.
Подросток лет четырнадцати передвигался при помощи рук, поскольку короткие и слабые ноги не могли выдержать его вес – они волочились за хозяином, словно лишенные костей. Спину уродовал горб. Губ не было, и казалось, что подросток все время скалится. Из выпуклого лба торчала шестеренка.
Хотелось отвернуться и зажмуриться, но Андрей понимал, что это бессмысленно – кошмар надежно впечатался в память. Вслед за дурнотой и испугом пришло непонимание. Зачем? Зачем Фрон по прозвищу Столяр делает детей такими?
Духов все смотрел, как мальчик с шестеренкой во лбу ползет мимо прилавков, и поймал себя на том, что не чувствует к нему жалости. Он просто хотел, чтобы искалеченного попрошайки не было. Никогда. И остальных трех… существ – тоже. Даже в мыслях Андрей не смог назвать их детьми.
– Эй! – Румус осторожно толкнул его. – Ну, ты чего застыл?
– Ничего, – тихо ответил Андрей.
– Надо же, какой впечатлительный! – парень фыркнул и мотнул головой. Потом, поразмыслив пару секунд, наклонился и прошептал заговорщическим тоном: – Хотя я, по правде, когда попрошаек в первый раз увидел, чуть не заорал. А кто-то, говорят, даже обделывался. Но это поначалу. Потом привыкаешь – и начинаешь их жалеть.
– Жалеть? – переспросил Духов. Он вновь прислушался к себе. Нет, жалости не было. А испуг уходил, уступая место дурноте.
– Конечно, жалеть. А для чего, по-твоему, Столяр над ними работает? Для чего о-пе-ра-ции, – последнее слово далось Румусу с трудом, – проводит? Чтобы попрошаек жалели. Вот представь: бегали бы они тут обычными детьми… И что? Путались бы под ногами, раздражали бы всех. А кто-то их вообще бы не замечал. Тогда какой от них толк? Милостыни бы почти не приносили. А так – совсем другое дело. Столяр, как он сам выражается, «товарный вид» попрошайкам придает. Для него это уже искусство!
Андрей прищурился, посмотрел на Румуса. Качнул головой, но промолчал.
– И от попрошаек доходы неплохие, – продолжал тот. – Конечно, жратву в основном подают. Но случается, что и облигацией кто-нибудь с внутренних витков, побогаче, одарит. Так что живут Столяр и его детишки далеко не бедно. Во всяком случае, брюхо набить всегда есть чем.
Горбатый подросток ползал под ногами покупателей. Остановился возле невысокой пожилой женщины с большой черной родинкой на щеке, протянул корзинку, висящую на шее, замычал. Та покачала головой, глядя на калеку, вытащила из сумки маленький серый колобок. Попрошайка заухал – как показалось Андрею, радостно, – сцапал колобок. Положил в корзину и пополз дальше. Темные, глубоко посаженные глаза нацелились на Духова.
– Пойдем, – выдавил тот, чувствуя, что свихнется, если подросток доберется до него. – Куда-нибудь…
– Как скажешь, – Румус пожал плечами и свернул в проход возле прилавка с посудой. На ватных ногах Андрей двинулся следом.
Прошли немного в неплотном людском потоке. Духов понемногу приходил в себя.
«Главное, – думал он, – снова на попрошаек не наткнуться».
Андрей вдруг понял, что жалеет о походе на торгашеский виток. Уж лучше бы он сейчас топтался в синем тумане и стесывал шкуру с отвратительных побегов Ползучего Бора…
Мысль оборвалась, когда взгляд остановился на маленькой фигурке с длинными черными волосами. Девочка стояла спиной, но Андрей не сомневался: это Шэрон. Сердце радостно екнуло, и он двинулся к ней.
– Эгей! – удивленно воскликнул Румус. – Куда так полетел?
Духов пропустил окрик мимо ушей. Он подошел к девочке, осторожно тронул за плечо.
– Шэрон, – тихо позвал он. – Привет.
Та обернулась, и Андрей улыбнулся, увидев круглое лицо с огромными синими глазами. Да, это Шэрон.
Пару раз удивленно моргнув, она узнала Духова и тоже улыбнулась.
– Здравствуй, – тихо ответила девочка.
«Как хорошо, что она жива и здорова», – подумал Андрей.
И внезапно почувствовал, как все внутри сдавило от сострадания и вины. Захотелось обнять ее, сказать, как ему жаль, что она потеряла маму и папу, попросить прощения за то, что не смог помешать чудовищам… Но Духов сдержался – слова не вернули бы девочке родителей, только напомнили бы о недавно пережитом горе.
– Как ты? – спросил он, усаживаясь перед Шэрон на корточки. – Как живется в келье у дяди? Ты с ним сейчас?
Девочка помрачнела, опустила глаза. Только тут Андрей заметил, что на шее у нее висит маленькая корзинка. Как было у всех попрошаек.
Недоуменно подняв брови, Духов уставился на лежавшие в корзинке пять явно переспелых фиолетовых ягод и пучок зелени.
– Эй! – Румус подошел, остановился рядом. – Знакомая твоя, что ли?
– Соседка, – тихо ответил Андрей, не сводя глаз с корзинки.
«Это еще ничего не значит, – наконец подумал он. – Может, это ей дядя надел, чтобы покупки несла».
Шэрон, тоже глядя в корзинку, прерывисто втянула носом. Что-то с ней было не так.
– Скажи, пожалуйста, – осторожно начал Андрей, дотронувшись до корзинки, – а зачем тебе это? Дядя дал?
Девочка молча мотнула головой.
– Нет, брат, – вмешался Румус. – Такие висюлины только попрошайкам выдают. Так что ты, видать, ошибся. Никакая это не твоя соседка…
– Да погоди ты! – раздраженно оборвал Духов. Наклонившись, он заглянул Шэрон в глаза. – Что-то случилось? Ответь, может, я помочь смогу.
– Нет, – одними губами ответила девочка. – Не сможешь. Я теперь здесь.
– Как так?! – опешил Андрей. – А твой дядя? Ты разве не с ним живешь?
Шэрон сглотнула. Духов понял, что она вот-вот заплачет.
– Я теперь здесь. Дядя сказал, что я ему не нужна. Они и так вчетвером в келье.
– И что?! – выдохнул Андрей, чувствуя, что девочка сейчас скажет страшное.
– И он привел меня сюда. Отдал Фрону, который режет детей…
– Все понятно, – опять встрял Румус. – Такое тоже случается. Родители, если уж очень туго приходится, отпрысков своих Столяру сдают. И даже пару дощечек за это получают. Так что продали твою соседку. Хорошие, видать, у нее маманя с папаней!
– Заткнись! – Андрей со злостью уставился на парня, прошипел: – У Шэрон родители погибли во время нападения Пожирателя! А ее Фроны забрали и к дяде отправили!..
– Ну, тогда вообще ничего удивительного не вижу, – Румус мотнул головой. – Кто она своему дяде? Лишний рот, который к тому же место в келье занимает…
– Потише! – вновь зашипел Духов, глазами указывая на Шэрон – та стояла, молча глядя в пол. – Она ведь все слышит!
– Ладно, извиняй, – парень пожал плечами, отошел на пару шагов и демонстративно отвернулся.
Андрей мягко обхватил Шэрон за плечи.
– И давно ты здесь?
– Уже вторую Стёску, – с хрипотцой ответила девочка. Бороться со слезами становилось все сложнее. – Хожу по рядам, прошу еду. Но почти никто не подает. Фрон очень злится. Сказал, что меня не жалко. И перед Сновременьем будет о… опе… – она всхлипнула…
– Операция, – пробормотал Андрей, чувствуя, что под сердцем словно образовалась бездонная пропасть.
Он посмотрел на Шэрон. На круглое, с большими синими глазами, лицо. Сегодня она станет другой. Как те несчастные ребята, на которых нельзя глядеть без дрожи.
– Я говорила с одной девочкой, – проглотив слезы, сообщила Шэрон. – Она сказала, что это очень больно и страшно.
– И что же, – с трудом выдавил Духов. – Уже ничего нельзя сделать?
Шэрон мотнула головой и молча указала в сторону. Андрей повернулся и увидел в конце ряда тяжелую дверь над железным крыльцом в пять ступеней. Рядом стоял Фрон – настоящий гигант, выше двух метров. Туловище напоминало огромный шар, оно держалось на коротких и кривых ногах. Длинные и тонкие руки сгибались в четырех местах, на каждой по шесть суставчатых пальцев. Маленькая голова запрокинута назад – видимо, Фрон не мог двигать ею. Зато выпуклые, налитые кровью глаза вращались с дикой скоростью. Очаг Умений не светился, отчего походил на высохший человеческий кулак.
«Это и есть Столяр, – догадался Андрей, глядя на великана. – Чудовище».
Фрон разговаривал с двумя людьми – толстой неопрятной женщиной с жидкими кудрявыми волосами черного цвета и мужчиной в костюме Шкурника. Узко посаженные глаза и массивный подбородок придавали ему сходство с Перлмаром.
«Да это его брат! – дошло до Андрея. – Дядя Шэрон!»
Кривой рот Фрона шевельнулся, люди отошли на пару шагов, поклонились. Столяр извлек из кармана три облигации, сунул Шкурнику. Тот, вновь принявшись кланяться, развернулся и направился мимо прилавков. Толстуха двинулась следом.
– Все, – прошептала Шэрон. Она вздрагивала, в глазах стояли слезы. – Они продали меня Фрону.
– М-да-а, – сочувственно протянул Румус. – Не повезло тебе, малая.
– Нет уж, – пробормотал Андрей, выпрямляясь. – Они тебя не продадут!
Он повернулся к дяде Шэрон и его жене – те встали, с довольным видом разглядывая дощечки, – и двинулся вперед.
– Э-э-э! Ты куда собрался?! – завопил Румус, хватая его за плечо. – Совсем рехнулся! Не суйся не в свое дело! Не зли Столяра! Опасно это!
Духов молча вырвался и пошел дальше, сжимая кулаки.
Перед глазами маячили изуродованные дети. Шэрон не будет такой! Ни за что! Он не позволит! Нужно поговорить с ее дядей. Убедить. Заставить передумать.
Дядя Шэрон уже заметил Андрея, недобро прищурился и поспешил спрятать облигации в сумку через плечо. Его жена скорчила злую рожу и выступила вперед.
Духов остановился в двух шагах, чуть склонил голову.
– Здравствуйте, – выдавил он, понятия не имея, с чего начинать. – Вы меня не знаете, но…
– Вот именно что! – сварливым голосом отозвалась жена Шкурника.
– Не знаем – и знать не хотим! – вторил брат Перлмара. – Поэтому проваливай, пока не получил!
– Вот именно что! – вновь каркнула женщина. – Проваливай! А то у нас рука тяжелая!
– Да постойте же! – чуть не плача, взмолился Андрей. Мысли путались, сердце таранило ребра. – Послушайте, пожалуйста! Я бывший сосед вашего брата, – он посмотрел на Шкурника, тот нахмурился.
– И что дальше? – недовольно осведомился дядя Шэрон. – Моего брата больше нет. Его убила тварь! Очень жаль, но тут ничего не поделаешь! – судя по тону, ему было плевать на гибель Перлмара. – Если хочешь выразить соболезнования, давай быстрее. У нас дел полно!
– Вот именно что! – истерично поддакнула жена Шкурника.
– Нет… То есть да… я вам соболезную, мне очень жаль… – Андрей вконец запутался, растерялся. – Но я… о другом хочу. О Шэрон.
Муж и жена переглянулись – с испугом и злостью.
– А чего о девке говорить?! – сурово осведомился брат Перлмара. – Не повезло ей, тут уж ничего не попишешь!
– Вот именно что! – тетка посмотрела на Андрея с вызовом.
Духов не ожидал такого напора.
«Давай! – мысленно подгонял он самого себя. – Соображай!»
Дядя Шэрон и его жена хотели воспользоваться паузой и уйти, но Андрей снова заступил дорогу. Лицо Шкурника потемнело. Он двинулся на Духова. Процедил:
– Ты, парень, меня не зли лучше! И нос в чужие дела не суй! Я ведь по-всякому понять дам!
– Зачем вы продали ее Столяру?! – выпалил, наконец, Андрей.
Брат Перлмара на мгновение вжал голову в плечи. Потом злобно сверкнул глазами.
– Еще раз говорю: не твое это дело, – чем тише он говорил, тем страшнее становилось Духову.
С каждой секундой Андрей все отчетливей понимал, что напрасно ввязался в ссору. Но и отступить не мог. Не позволяла жалость к Шэрон и чувство вины перед девочкой. Он не спас ее родителей. Пытался, но не спас – так надо хотя бы помочь ей самой.
– Не суйся, – угрожающим тоном продолжал Шкурник. – Думаешь, мы такие-сякие, раз продали племянницу?! А знаешь, каково впятером в келье?! В этой тесной, вонючей и грязной комнатенке, когда друг на дружке спать приходится! Не знаешь! А раз не знаешь – не разевай рот!
– Он же искалечит ее, – прошептал Андрей. – Вы видели попрошаек? Видели, что Столяр с ними делает? И Шэрон будет такой! У нее перед этим Сновременьем операция! Через несколько часов!
Оба молчали, глядя на Духова так, словно тот застукал их за чем-то грязным.
– Ей всего десять лет, – продолжал Андрей. – Она только что потеряла мать и отца, а теперь вы отправляете ее…
– На смерть, хочешь сказать?! – злобно перебил Шкурник. – Ничего подобного! Ей там будет лучше, чем у нас!..
– Лучше?! – закричал Андрей, чувствуя, как накатывает волна ярости. – Ее превратят в чудовище! В калеку!
– Не ори! – дядя Шэрон схватил его за грудки. – Да, мы знаем, что с ней будет! Но уже поздно: Столяр заплатил нам! И обратного хода нету!
– Вот оно, значит, как… – Духов с ненавистью глядел в узко посаженные глаза. – Он вам заплатил. А вы и рады – променять человека на облигации! На три дощечки, да?! – последнее он выкрикнул.
– Заткни пасть! – рявкнул Шкурник и встряхнул Андрея. – Еще раз повысишь голос – я тебе зубы выбью, понял?! А теперь отваливай! И больше нам на глаза не попадайся!
От резкого толчка Духов чуть не упал. А дядя Шэрон и его жена прошли мимо.
«Нет! – Андрей повернулся к ним. – Не сдамся!»
Он догнал их, забежал вперед и преградил путь. Брат Перлмара затрясся от ярости.
– Ты доиграешься, парень! – прорычал он, сжимая кулаки.
– Постойте, пожалуйста! – Духов сделал шаг назад, выставил руки. Тут его осенило. Обозвав себя кретином за то, что не додумался до этого раньше, он произнес: – Послушайте! Если не хотите, чтобы Шэрон жила у вас, отдайте ее мне. Я один в келье.
Дядя девочки раскрыл рот. Потом закрыл и, помрачнев, качнул головой.
– Но почему?! – крикнул Андрей.
– Бесполезно, – ответил Шкурник. – Мы уже заключили договор со Столяром, и нарушать его нельзя. Так что оставь нас в покое и забудь о Шэрон. Ее место теперь здесь.
– Вам нужны деньги, да? – тихо, убитым голосом спросил Андрей. – У меня есть облигация. Она ваша, только позвольте мне забрать Шэрон.
– Ты что, дурак?! – брат Перлмара вновь кричал, бешено сверкая глазами. – Совсем ничего не понимаешь?! Шэрон теперь собственность Столяра! Фрона! И исправить уже ничего не получится!
– Это вы виноваты! – с ненавистью произнес Духов, указывая на него пальцем. – Из-за вас Шэрон станет уродкой и попрошайкой! Как вы будете с этим жить?! Как будете смотреть на нее, когда в следующий раз придете на торгашеский виток?!
– Ах, ты, тварь!
Это не выдержала жена Шкурника. Зашипев, она бросилась вперед и схватила Андрея за волосы. Наклонила и стала бить коленями. По бокам, по ногам, по заду.
– Стыдить нас собрался, да?! – визжала она, мотая Духова из стороны в сторону, будто куклу. От неожиданности тот опешил и не сопротивлялся. – Поговори еще! Уж я-то тебе волосы выдеру!
Тетка в очередной раз потянула Андрея на себя, и тот споткнулся. Упал на колени, а жена Шкурника навалилась сверху и принялась колотить кулаками. Один удар пришелся в висок. Духов клацнул зубами, прикусил язык. В голове зашумело, перед глазами все поплыло.
Еще удар – в нос. Потом в подбородок.
– Хватит! – рявкнул дядя Шэрон. Он наклонился и не без труда оттащил жену.
Сразу стало легче дышать – весила тетка немало.
– То-то! – продолжала каркать она, громко втягивая воздух.
– Пойдем уже! – зарычал Шкурник, подталкивая ее вперед. Потом наклонился к Андрею, скользнул к нему в карман и вытянул облигацию. – Это мы заберем, – сказал он. – Будет ком-пен-са-цией. А ты нам на глаза больше не попадайся! Усек?!
Дядя Шэрон с женой ушли. Духов полежал еще немного и поднялся на четвереньки, чувствуя со всех сторон десятки любопытных взглядов. Боль проходила, но Андрею все равно было очень плохо. Он ощущал себя грязным, будто искупался в помоях.
«В общем-то, так и было», – подумал он, выпрямляясь и оглядываясь.
Торговцы и покупатели по-прежнему пялились на него. В стороне стояла Шэрон. Она вздрагивала, видимо, борясь со слезами. А вот Румуса нигде не было. Наверняка испарился, не желая находиться в компании чокнутого…
«Плевать», – сказал себе Андрей и двинулся вдоль прилавков.
* * *
Он прятался в закутке возле входа в кельи милосердия и ждал Гудка. Оставалось часа три – и Андрей не знал, что будет потом. Духов был уверен лишь в одном: он не вернется в свое жилище без Шэрон.
Андрей понятия не имел, как вызволять девочку. Он понимал, что договориться со Столяром не получится – тот и его может упрятать в кельи милосердия и превратить в жуткую живую куклу. Одолеть Фрона силой тоже не выйдет. Оставалось одно – хитрость. Шэрон нужно украсть.
Затея казалась совершенно бессмысленной, но Духов не собирался отступать. Он чувствовал… что-то. Внутренний голос подсказывал, что надо сидеть и ждать. Что он, Андрей, поймет, когда придет пора действовать.
«Я неспроста попал на торгашеский виток именно сегодня, – твердил он себе. – Это все Кагановский и его сюжет. Это он заставил меня встретиться с Шэрон. Теперь надо помочь ей. Может, это откроет путь домой».
Духов больше не считал битву с Пожирателем кульминацией. Скорее всего, это была только подготовка к ней. Ведь сам Андрей, когда чудовище напало на Степную Обитель, не сделал почти ничего. Лишь убил нескольких Присосов. А еще – позволил чудовищу забрать отца и мать Шэрон. Теперь он должен искупить вину. Спасти девочку от операции.
Андрей уже несколько раз представлял, как Шэрон лежит, привязанная к столу, а Фрон, по прозвищу Столяр, готовит ее к мучениям, – и содрогался.
Все-таки Кагановский псих. Придумать… такое.
– Ладно, – прошептал Духов, поглядывая на ряды прилавков. Кое-кто из торговцев уже сворачивался, покупателей тоже стало меньше. – Поиграю в его игры еще немного.
Он повернулся к двери в кельи милосердия. Тяжелая, железная. И наверняка запирается перед Сновременьем. Значит, нужно попасть за нее раньше. Выждать момент и проскочить, чтобы никто не заметил.
«Хороша задачка», – Андрей покачал головой, поджал губы, чувствуя, как подводит живот.
Духов понятия не имел, что ждет его за дверью. Коридоры? Комнатушки? Будет ли где спрятаться?
Неизвестно…
Но скоро он все узнает.
«Возможно», – мысленно уточнил Андрей, ежась.
Время продолжало медленно течь, в голове неспешно кружилась карусель мрачных мыслей. Торгашеский виток понемногу пустел. Пару раз Духов видел Румуса. Парень ходил между прилавков, прилипал к покупателям, что-то втолковывал. Возможно, он заметил Андрея. Просто не подавал виду.
Лязгнуло. Духов вздрогнул. Спустя пару мгновений дверь в кельи милосердия открылась. На крыльце показался Столяр. Глядя на громадную безобразную фигуру Фрона, Андрей вжался в стену. Больше всего он боялся, что Столяр увидит его. Но тот смотрел прямо и стоял, не шевелясь.
Прошла минута. Другая. Резало глаза, и Духов понял, что ни разу не моргнул с тех пор, как на крыльце возник Фрон.
«Скоро Гудок», – подумал он. Сердце словно разбухало с каждым ударом. Тело сковало дрожью.
Фрон издал неприятный горловой звук. Шевельнул суставчатыми пальцами. Выглядело это мерзко – кисть Столяра напоминала шестилапое насекомое.
«Уйди, – заклинал Фрона Андрей. От напряжения он вжимался в стену до боли в спине. – Сходи, прогуляйся между рядами».
Словно подчинившись, Столяр спустился с крыльца. Дверь осталась открытой.
Духова трясло все сильнее. По бокам, щекоча кожу, скатывались капельки пота. А глаза не отрывались от огромной, шарообразной фигуры Фрона. Вот бы тот отошел еще шагов на десять…
Андрей перевел взгляд на крыльцо. От закутка, где он сидел, до двери не больше пяти метров. Все получится, если Фрон подарит хотя бы три секунды.
Столяр вновь шевельнул пальцами. Шумно выдохнул. И направился к торговым рядам.
Пора!
Андрей выскользнул из закутка. Прижимаясь к стене, на цыпочках и не дыша, метнулся к крыльцу. Взгляд впиявился в Столяра. Тот, переваливаясь, топал прочь.
Только бы не обернулся!..
Вот и ступеньки. Боком, не сводя глаз с Фрона, Духов поднялся на крыльцо. Скользнул за дверь.
«Удалось!» – сверкнуло в голове.
Он снова прислонился к стене и огляделся.
За дверью оказалась широкая и крутая каменная лестница в два десятка ступеней. Она вела вниз – к утопающему в полумраке коридору. Стены прятались за хламом. Тот, как неведомое и жуткое растение, словно расползался вверх и в стороны. Железные листы, обломки, прутья, короба, крюки, цепи и шестеренки могли послужить хорошим укрытием, и Андрей на цыпочках стал спускаться по ступеням.
Из коридора дохнуло сыростью. В ноздри шибанул сильный запах йода. Тело сковало холодом. Духов задрожал, но не сбавил темпа. Надо было торопиться, ведь Фрон мог вернуться в любую секунду. Может, он уже на крыльце…
От последней мысли Андрея передернуло. Он ускорился и через пару секунд оставил лестницу позади. Теперь нужно найти лазейку в завалах. Пролезть, съежиться и притаиться. До поры до времени…
Духов прошел немного и замер перед погнутым металлическим баком в половину его роста. Он соседствовал с лестницей, лишенной нескольких перекладин, и Андрей вполне мог поместиться в промежутке между ними.
Он бросил взгляд на дверь. Отделенный двумя десятками каменных ступеней светлый прямоугольник казался призрачным и невероятно далеким. По спине побежали мурашки.
«Ничего, выберусь», – подбодрил себя Андрей.
Опустившись на четвереньки, он втиснулся между баком и лестницей. Развернулся лицом к коридору и замер.
Так Духов просидел не меньше получаса. Противный запах йода больше не резал носоглотку, но задеревеневшее тело ныло все сильнее. Фрон не возвращался, было тихо, и Андрей слышал только собственное дыхание.
Наконец в открытую дверь полился гул.
«Все. Скоро начнется», – от мыслей опять подвело живот. Андрей шевельнулся и сморщился, когда щелкнуло в шее.
Через несколько минут он услышал шаги. А потом мимо пошли попрошайки…
Их и вправду было не меньше дюжины, и Андрей не мог сдержать дрожи, глядя на марш жалких, а оттого еще более страшных созданий. Они ковыляли, ползли, катились, подволакивали искусственные ноги. Горбатые, изломанные, с огромными или чересчур маленькими головами… Духов даже мысленно не мог назвать их детьми.
«Чудовища, – думал он, скрючившись за баком. – Они ведь как Изверги. А Фрон Столяр – все равно, что Пожиратель. Превращает детей в страшилищ. И это здесь, в Степной Обители, построенной для защиты…»
Последней была Шэрон. Столяр вел ее чуть впереди себя, держа за плечо. Он тяжело сопел, девочка часто, со всхлипом, дышала. Андрей не мог представить, каково ей сейчас. Замутило еще сильнее.
Коридор опустел. Выждав немного, Духов выполз из засады. Встал и, держась железных завалов, осторожно двинулся вперед.
Круглые лампы на потолке поливали коридор слабым голубоватым светом.
«Мертвым», – от невольной мысли Андрей передернулся.
Горы мусора кончились, коридор сворачивал вправо. Прижавшись к стене, Духов выглянул и увидел небольшой зал с четырьмя деревянными дверями. К стене крепились три длинные полки. На верхней лежали инструменты: пара тесаков, здоровенные щипцы, пилы, молотки и сверла.
«Он ими… детей», – Андрея продрал мороз. Внизу живота болезненно сжалось.
Он перевел взгляд на следующую полку и приоткрыл рот. Ее занимали искусственные части тел. Духов увидел несколько колпаков – совсем как был у того мальчика, – глаз, рук, ног. Пластмассовых, стеклянных и деревянных… Андрей понимал, что конечности мертвы, что они не могут быть живыми, потому что… Просто потому что не могут… Но все же не мог отделаться от ощущения, что они чувствуют его и вот-вот потянутся вперед.
Тут же лежали блестящие металлические штыри, болты, спицы, пружины и гайки.
То, что было на нижней полке, пряталось под светло-зеленой клеенкой. Покрытой пятнами крови.
– Он не Столяр, – одними губами прошептал Андрей, не в силах отвести взгляд от темных клякс на глянцевой поверхности. Было противно и страшно даже думать, что скрыто под клеенкой. – Он Мясник… Или Палач…
Наконец, ему удалось опустить глаза. Отойдя на пару шагов, Духов глубоко вдохнул и стал соображать, что делать дальше. Для начала предстояло выяснить, что находится за каждой из дверей.
Снова выглянув из-за стены, Андрей оглядел зал и болезненно сглотнул. Идти дальше было очень страшно.
«Давай, – сказал себе Духов. – И так уже слишком далеко зашел».
Первые метры дались особенно трудно – скрытая за горами хлама стена служила хоть каким-то укрытием. И отдаляться от нее…
Мысль оборвалась, когда за одной из дверей послышались тяжелые шаги.
Сердце обожгло испугом. Андрей замер.
Шаги приближались. Потом ближайшая дверь вздрогнула. Грохотнула.
Андрей метнулся назад. Присел на корточки, поближе к завалам, и услышал, как дверь открылась.
Снова шаги. И сопение.
На четвереньках Духов приблизился к повороту. Выглянул.
Фрон топтался посреди зала. Рядом была Шэрон. Столяр держал девочку за воротник. Та едва стояла. На бледном лице застыл страх. Андрей понял, что она в любую секунду может лишиться чувств.
Отпустив Шэрон – та пошатнулась, но не упала, – Столяр приблизился к полкам. Отвернулся от девочки. Постоял пару секунд, глухо бормоча. Левая рука вытянулась. Пальцы касались то щипцов, то пилы, то протезов. Бормотание стало громче.
Потом Фрон хрюкнул. Боком отошел от полок. Приблизился к девочке и, снова взяв за шиворот, направился к другой двери. Толкнул, и оба скрылись.
«Надо за ними», – подождав пару минут, убедившись, что все спокойно, Андрей не без труда выпрямился. Шагнул вперед, старательно прислушиваясь.
Тишина.
Вот и дверь, за которой исчезли Столяр и Шэрон. На цыпочках Духов подошел к ней. Уже хотел взяться за ручку…
…Как вдруг опять услышал тяжелые шаги Фрона.
Страх подтолкнул в спину. Андрей развернулся, кинулся прочь. Вновь оказавшись за поворотом, распластался на полу. Зажмурился.
Он не знал, успел ли скрыться до того, как Столяр вернулся в зал, и каждую секунду ждал полного злобы рева. Но вместо этого – лишь шум крови в ушах.
Пролежав секунд пять, Духов отважился разлепить веки и поднять голову. Коридор был пуст.
Тогда Андрей пополз вперед. Остановился. Приподнявшись на руках, выглянул и увидел Фрона.
Тот снова был у полок – только теперь рядом с великаном стояла тележка. Столяр загружал ее. Неторопливо, словно раздумывая. Он бубнил, брал то одно, то другое. Осматривал. И либо возвращал на полку, либо клал на тележку.
«Выбирает, – с ужасом понял Духов. – Думает, что… сделать… из Шэрон».
Смотреть на кривоногую громаду с костлявыми суставчатыми руками становилось невыносимо. Страх превращался в холод, и Андрею казалось, что его вот-вот приморозит к железному полу. А Фрон все перебирал содержимое полок.
Неизвестно, сколько бы еще это продлилось, если бы не странные ноющие звуки и грохот за одной из дверей – противоположной той, куда Столяр увел Шэрон.
От неожиданности Духов вжался в пол. Стиснул зубы. Напрягся.
Фрон вздрогнул, захрипел. Повернулся всем телом.
Опять грохот. А еще крики и плач.
Столяр зарычал. Грохнул рукой по полке и направился к двери.
Зал опустел.
«Пора!» – скомандовал себе Андрей и поднялся.
К крикам и плачу за дверью прибавился хриплый рев. Загрохотало.
Вжимая голову в плечи, каждую секунду ожидая возвращения Фрона, Духов проскользнул в зал. Взгляд против воли остановился на тележке…
…На изогнутой пиле с двумя рукоятями. На огромном тесаке. На клещах. На иглах. На зажимах. И на пластмассовой руке с ковшиком вместо кисти…
Андрей окаменел, не в силах отвести от тележки глаз.
«Это все для Шэрон!» – стучало в голове.
Новая волна криков и грохота отрезвила. Духов повернулся к двери. Толкнул.
Та поддалась, открыв новый, очень узкий, коридор. Он вел вниз и заканчивался дверным проемом, из которого лился все тот же мертвый голубоватый свет.
Тихонько прикрыв дверь, Андрей двинулся вперед. Преодолел коридор. Шагнул в проем. И оказался в небольшой комнатке, обставленной наподобие операционной.
С низкого потолка светили четыре лампы. Под ними, на металлическом столе, привинченном к полу, лежала Шэрон. Голая и полностью вымазанная йодом. Рот девочки затыкала грязная губка. Руки и ноги зажаты в странных, похожих на тиски, механизмах. Стол с двух сторон огораживала ширма. На желтой клеенчатой поверхности темнели высохшие кровавые разводы. У стены высился стеллаж, заставленный десятками склянок и железных коробков. Рядом, на табурете, была скомканная одежда Шэрон. А прямо перед девочкой в воздухе висело большое зеркало. Она смотрела в него и плакала.
«Освободить ее – и мотать отсюда», – подумал Андрей и шагнул к столу.
– Не бойся, – тихо, почти шепотом, произнес он, вытаскивая губку изо рта Шэрон. – Я заберу тебя.
– Он сказал смотреть, – одними губами ответила девочка.
– Что? – Духов взялся за первый механизм. Стал крутить ручку. – Куда смотреть?
– В зе… зеркало, – слезы мешали Шэрон говорить. – Он сказал смотреть и прощаться… С собой…
«Чудовище!» – со смесью страха и ненависти подумал Андрей, освобождая левую руку девочки. Пошел к следующим тискам.
Он трясся, точно в лихорадке. Вспотевшие пальцы скользили по железной ручке. В груди было жарко, спина зудела.
– Сейчас, – приговаривал Духов, вытаскивая ногу Шэрон. – Освобожу тебя, и уберемся отсюда.
Однако он плохо представлял, как будет выбираться из логова Столяра. Надолго ли Фрона займут крики и грохот? Вдруг он уже возвращается? Тогда все. Из этой комнатки выход только один.
– Убери его, – едва слышно попросила Шэрон. – По… пожалуйста.
– Что? – Андрей посмотрел на девочку, недоуменно свел брови. – Кого убрать?
– Зеркало.
– Хорошо, сейчас, – Духов шагнул вперед, ухватился за раму.
В последний момент стало страшно: вдруг зеркало защищают заклинания, которые испепелят любого, кто к нему прикоснется? Но зеркало только завибрировало. Андрей потянул его на себя. Опустил и поставил к стене. Потом снова взялся за тиски – оставалось еще два механизма.
– Вот и все! – радостно сообщил он спустя минуту. Помог освобожденной Шэрон сначала сесть, а затем слезть со стола. – Одевайся, и бежим!
«Неужели получилось? – раздумывал Духов, взволнованно топчась на месте. – Неужели и вправду выберемся?»
– Я готова, – прошептала Шэрон, подойдя к нему.
– Тогда по… – он осекся, услышав в коридоре шаги, – шли…
Темный проем словно вытолкнул громоздкую фигуру Фрона. Андрей загородил Шэрон. Попятился, чувствуя, что ноги вот-вот подкосятся.
А Столяр стоял и не сводил с него выпуклых, налитых кровью глаз. Он и вправду не мог двигать головой – та была запрокинута, и от этого взгляд Фрона казался еще более диким. Безобразная рожа, покрытая чем-то вроде синей плесени, перекосилась от злобы. Из кривого рта донесся хриплый рык.
Андрей чувствовал, как Шэрон вцепилась пальцами в его балахон и дрожит. Его и самого трясло. Он все ждал, когда Столяр не выдержит: зарычит, вытянет уродливые лапы и шагнет к нему.
Вместо этого Фрон раззявил пасть и прошипел:
– Так вот ты какой, спаситель! Думал, в самом деле сможешь освободить девчонку?! Хотел обмануть Фрона?! Дурак! Я знал о тебе еще до того, как ты проник в кельи милосердия!
Столяр задрожал, закаркал – он смеялся. Потом Очаг Умений вспыхнул, и Андрей сжался, поняв, что пришла пора для наказания. Точнее – расправы.
– Ты поплатишься за свою глупость! – сказал Фрон, скалясь. Зубы у него оказались желтые и острые, словно наточенные.
По комнатке разлился до боли знакомый треск. В правой лапе Столяра появилась плеть-огневуха. Красная.
«Конец», – Андрею показалось, что от сердца по всем сосудам и органам расползается ледяная корка. Пробудились ложные воспоминания: красная плеть-огневуха призвана не только причинять боль, но и увечить. Одного умелого удара достаточно, чтобы разрубить жертву пополам.
Фрон зарычал. Взмахнул лапой. Змея красного света засвистела и устремилась к Духову.
Тот вскрикнул. Пригнулся.
Плеть-огневуха обрушилась на стол.
Комнатку наполнило гулом. Во все стороны брызнули красные искры.
Шэрон завизжала и отползла за ширму.
Фрон ответил злобным ревом. Сейчас он больше всего напоминал Изверга. Безобразную, полную злобы тушу, жаждущую только уничтожать.
Андрей выпрямился. Отошел на пару шагов, не сводя глаз со Столяра. Тот поднял руку. Плеть-огневуха извивалась в воздухе и трещала.
«Сейчас опять ударит», – Духов напрягся, напружинился.
Топнув ногой, Фрон атаковал. Андрей отклонился, и красная змея пронеслась над головой. Ударилась о стену, гудя и рассыпая искры. Духов прикрыл лицо рукавом. Отбежал в угол и посмотрел на Шэрон. Та сжалась в комок и дрожала.
Столяр зарычал. Дернулся, не в силах совладать с яростью. Снова замахнулся. Плеть-огневуха со свистом и треском снесла верхнюю часть ширмы. Шэрон вскрикнула. Завалилась набок и прикрыла голову руками.
– Тебе все равно конец! – прохрипел Фрон. – Бежать некуда! Зачем ты все усложняешь?!
Андрей не ответил. Страх отнял все силы, лишил возможности говорить. Но не думать – и Духов понимал, что Столяр прав. Комнатка превратилась в западню.
Но он не мог просто сдаться. Не мог встать перед Фроном, опустить голову и позволить плети-огневухе…
Нет! Нельзя даже думать об этом! Надо бороться!
Накатила злость. Андрей шагнул в сторону и с вызовом посмотрел на Столяра. Тот поймал взгляд и оскалился.
А спустя мгновение ударил.
Плеть-огневуха взвизгнула и вновь чиркнула по стене.
Снова гул. И дождь искр…
Фрон заревел от бешенства. Стал трястись. Очаг Умений замигал, изо рта урода потекла слюна. Плеть-огневуха затрещала и вдруг исчезла.
Андрей приоткрыл рот, удивленно глядя на Фрона. Казалось, тот обессилел.
«Может, так и есть, – размышлял Духов, не сводя глаз с огромной фигуры. Столяр топтался в проеме и тяжело дышал. – Умения не бесконечны, и у каждого свои. Что, если ему тяжело вызывать плеть-огневуху? Тем более красную, которая намного мощнее обычной…»
Вслед за мыслями пришла и надежда. Если Андрей прав, еще не все потеряно. Еще можно спастись и вытащить Шэрон.
– Спастись хочешь?! – прохрипел Столяр. Духов содрогнулся, поняв, что тот прочитал его мысли. – Ничего у тебя не выйдет! Сдохнешь здесь! Сейчас!
Очаг Умений разгорелся. Выкаченные глаза закатились.
Андрей напрягся и попятился. Что-то сейчас произойдет… Он чувствовал.
Фрон шагнул вперед. Вытянул руку. В глотке заклокотало. Очаг Умений затрясся, будто светящийся студень. Опять послышался треск. Но в костлявых пальцах появилась не плеть-огневуха, а небольшой шар красного пламени.
– Сдохнешь! – повторил Столяр.
И швырнул шар.
Тело само кинулось в сторону. А огненный снаряд врезался в стену…
От взрыва комнатка содрогнулась. Андрея обдало волной жара. Он упал и чуть не врезался лбом в зеркало. Вцепился в раму, ища опоры, и повернулся к Фрону.
Тот подался вперед и дрожал. По безобразной морде катились мутные капли пота. Изо рта свисала вязкая нить слюны. Очаг Умений снова мигал и вздрагивал.
Рядом, прячась за остатками ширмы, тихо скулила Шэрон. А там, куда угодил огненный шар, осталась черная клякса копоти.
«Он бы сжег меня», – Андрей до боли в пальцах стиснул раму зеркала и перевел взгляд на Столяра.
Фрон не без труда выпрямился. Вновь заклокотал и закатил глаза. Вытянул руку – и между костлявыми пальцами возник второй шар красного пламени.
Андрей понял, что не успеет уклониться. На этот раз Фрон не промахнется.
Столяр тоже это понял. Оскалился, хрипло хохотнул.
– Вот и все, спаситель! – прорычал он и швырнул снаряд.
Духов открыл рот. Сжался, зажмурился. И загородился зеркалом. Он знал, что это не поможет, что более жалкой защиты нельзя и придумать… Но тело решило защищаться до последнего.
Толчок. Рокот.
Андрей ждал адской боли. Однако вместо этого зеркало завибрировало. Рама стала нагреваться. Вскоре обожгло ладони.
Потом из темноты донесся хриплый вопль Фрона. Но не торжествующий, а… полный ужаса.
Зеркало перестало дрожать. Столяр завыл.
Ничего не понимая, Духов разлепил веки. И ахнул, увидев, что происходит с Фроном.
Тот стоял, окруженный красным свечением. Из-под одежды поднимались язычки сизого дыма. Плоть чернела и скукоживалась.
Обугливалась.
Столяр дрожал. Вой становился тише.
Через несколько минут Фрон превратился в высокую черную статую. Свечение погасло.
Андрей не без труда поднялся, поглядел на зеркало. В центре осталось сине-черное пятно.
Шэрон подползла на четвереньках. Уселась рядом. Шмыгнула носом, вытерла лицо и посмотрела на Духова.
– Ты… победил Фрона?.. – тихо и обессиленно спросила девочка.
– Победил, – с трудом вытолкнул Андрей. В горле пересохло и кололо. Сердце колотилось, как безумное, дрожь и не думала отступать.
Только ответив, он понял, что действительно одолел Столяра. И спасся. Остался жив, цел и невредим.
Но что случилось? Огненный шар должен был сжечь его…
Андрей снова поглядел на зеркало. На пятно. И понял, что спасло ему жизнь.
Зеркало. Порожденный Умениями снаряд попал в него. Отразился и угодил в Столяра.
Духов не сводил глаз с прямоугольного куска стекла и дрожал. Ему стало страшно. Если бы он не загородился…
«Сгорел бы заживо…» – Андрей прерывисто вдохнул и покачал головой. Все внутри словно сжал огромный кулак.
Шэрон осторожно тронула его за плечо.
– Мы можем уйти отсюда? – шепотом спросила девочка. – Пожалуйста.
– Да, идем, – Духов поднялся. Качнуло, и он поспешно уперся ладонью в стену. Повернулся к девочке, выдавил улыбку. – Теперь будешь жить у меня. Согласна?
Шэрон тоже улыбнулась и кивнула. Андрей взял ее за руку, и оба вышли из комнатки.
Миновали коридор, остановились в зале. Духов посмотрел на тележку с инструментами, нахмурился. Взял девочку за плечи, развернул к выходу. Вдохнул поглубже и замер. Воздух был кислым.
Почти тут же послышались топот и посвистывание из коридора, что вел на торгашеский виток.
Шэрон подняла лицо. С испугом посмотрела на Андрея. Тот попятился.
– Не двигайтесь с места! – булькающий голос Фрона.
Из-за поворота один за другим показались три Дымовика. А следом двое Фронов. Один – усыпанный бородавками глава погонщиков. Другой – тот самый, что сидел на самоходе у ворот торгашеского витка.
Духов отступил еще на шаг.
– Я сказал: стоять! – рявкнул бородавчатый.
Выкрик пригвоздил Андрея к полу, а погонщик повернулся к Дымовикам. Короткое заклинание – и механические защитники пошли на Духова и девочку.
– Вы арестованы! – произнес Фрон на самоходе. – По обвинению в убийстве представителя власти внешнего витка! Если вздумаете сопротивляться, Дымовики убьют вас на месте!
Шэрон, заглатывая ртом воздух, прижалась к Андрею. Тот обнял ее, посмотрел на приближающихся Дымовиков и понял, что это конец.
Назад: Глава 4 Пожиратель
Дальше: Глава 6 Последний Портал