Глава 5
В яме под палящим солнцем мы пролежали до самого вечера – поначалу пересчитывая войска и телеги, а потом лишь дурея от скуки, поскольку дорога опустела. Заметить нас никто не заметил, даже близко не подошел, но зато вода во фляге закончилась как-то слишком быстро.
Ближе к вечеру от жары в голове у меня начало понемногу звенеть, поэтому слова Рапошана о том, что «все, сваливаем», я воспринял с нескрываемой радостью.
– Давай, бегом, – добавил мой напарник, когда я свернул украшенный пучками травы плащ.
Уговаривать меня не пришлось.
На том месте, где мы оставили лошадей, обнаружился Хахаль и еще один разведчик, жилистый молодой парень по прозвищу Вилы, ну и сами наши скакуны никуда, к счастью, не делись.
– Где остальные? – спросил Рапошан, когда мы напились, а я еще и смочил голову.
– Скоро придут, – отозвался Вилы с ленивой ухмылкой и продолжил разглядывать стрелы из своего колчана, что-то подправлять в оперении, щупать крепление наконечников.
Ждать долго не пришлось, где-то через полчаса явился Вихрь со всей честной компанией, а Оо приволок на спине находящегося без памяти чужака – дородного и могучего и, судя по дорогому, украшенному золотом чешуйчатому панцирю не простого воина.
– Уходим, – велел десятник, и мы принялись седлать лошадей.
Иггена пока не было, но я уже научился держать язык за зубами и спрашивать о нем не стал. Наверняка этот парень в состоянии отыскать нас по следам, или с ним просто назначена встреча в обусловленном месте… в любом случае это не мое дело, пусть болит эльфийская башка.
Мы оставили поле с деревней за ним позади и углубились в знакомый уже лес.
Я ждал, что ночевать будем там же, где и в предыдущий раз, но Вихрь увел нас в сторону.
– Привал, – велел он, останавливая лошадь посреди небольшой поляны.
Трава густая, чащоба дикая, то, что надо, и наверняка где-нибудь рядом есть вода.
В том, что дело так и обстоит, я убедился, когда меня вместе с Оо и Рапошаном отправили поить лошадей. Поэтому допроса пленника я не слышал. Когда вернулся, Хахаль уволакивал труп в золоченом панцире в заросли, а десятник беседовал с Мухомором.
Тот избрал тот же способ общения, что и Семерка, и его физиономия возникла на коре одного из деревьев. Появилась даже шляпа с привешенными к полям корешками – то ли колдун перестарался, то ли настолько сжился со своим головным убором, что без него себя и не мыслил.
– Ага, вот и враг инквизиторов, – сказал Мухомор, увидев меня, и щель в коре, изображавшая рот, растянулась в ухмылке. – Как он, ничего странного не замечаете?
– Порядок, – ответил Вихрь, а у меня хватило ума промолчать.
Затем эльф принялся докладывать о том, что мы узнали за день, а меня отправили помогать взявшемуся за готовку Оо – сегодня решили поужинать горячим и даже развели костер, но таким хитрым образом, что пламени не было видно с десяти шагов, да и дыму он почти не давал.
Великан оказался отличным поваром, из надоевшей уже колбасы и каких-то ядовитых на вид клубней, которые мне пришлось чистить, он сварил отличный суп. Проглотив свою порцию, я пожалел, что она такая маленькая, и принялся жевать доставшийся мне сухарь.
Дежурил в эту ночь Рапошан и еще кто-то, а я безмятежно дрых, и кошмары меня не мучили.
Даже проснулся сам, без пинка под зад, едва начали шевелиться поднимающиеся соратники. Еще немного, и стану настоящим разведчиком, только вот научусь стрелять из лука и визжать, точно грызец.
Утро вышло просто роскошное, во-первых, с завтраком, а во-вторых, после еды мы никуда не поехали. Почему, я понял, когда из чащобы явился Игген и принялся делиться сведениями с десятником.
– Ну вот, теперь, похоже, обратно двинем, – сказал мне Рапошан.
Новость, честно говоря, меня не обрадовала – там, где рота, там и инквизиторы, и невзлюбивший меня непонятно отчего Верховный Носитель Света Южной Четверти, чтобы ему провалиться.
– А потом что? – спросил я, стараясь не выдать своего настроения.
– Как что? Война, – он пожал плечами. – Там подмога должна подойти от Кляйбера. Сойдемся с ратью герцога где-нибудь поближе к реке и будем выяснять, кто сильнее, а поскольку Проклятая рота вот уже десять лет поражений не терпела, то и в этот раз нам придется одолеть.
Учитывая, сколько войска я видел вчера, замучаемся мечами махать.
Хотя и другие ребята под флагами Желтого Садовника тоже на что-то сгодятся, наверное.
Игген переоделся, и мы позабирались в седла, но поехали, вопреки прогнозу Рапошана, не на север, а на запад. Что да к чему, мне никто объяснить не удосужился, но я заподозрил, что командир наш хочет разузнать еще что-то и поэтому ведет нас к дороге, по которой движутся войска Синеглазого.
Вскоре мы уперлись в болото, поросшее мелкими разлапистыми деревцами.
Огибать его Вихрь и не подумал, а двинулся прямо в воняющую тухлыми яйцами коричневую жижу. Лошадь его фыркнула, но пошла и провалилась немного выше копыт – похоже, тут имелась тропа, но чтобы разглядеть ее, нужно было быть опытным разведчиком или даже эльфом.
Вскоре болото оказалось со всех сторон, и поглазеть на нас вылезли местные обитатели. На кочках объявились здоровенные, с откормленного кота жабы, темно-синие и лиловые, все в бородавках, с возбужденным жужжанием закружились стрекозы, мелкие и шустрые.
– Ай! – воскликнул я, ощутив болезненный укол в шею.
Хлопнул себя пониже затылка и с удивлением уставился на раздавленное насекомое – это ж не стрекоза, а комар, только очень большой, счастье еще, что без зубов.
– Они не ядовитые, – сказал Рапошан, ехавший, как и в предыдущие дни, замыкающим.
– Хоть что-то радует, – буркнул я и прибил еще одного комара, на этот раз на предплечье.
Прокусить кожаный панцирь они не могли, но вот рукам и ногам доставалось здорово. Видно в клубившейся над топью вонючей дымке было метров на двадцать, вдали что-то ухало и стрекотало, порой доносилось смачное бульканье, словно выливали кастрюлю с бассейн размером.
Солнце казалось щитом из меди, подвешенным на обесцвеченном пологе неба.
Судя по поведению моих спутников, болото не было столь опасным, как лес с развалинами – беспечными разведчики, конечно, не были, но и напряженным никто не казался, нападения не ждали.
Поэтому когда слева от нас с шумом вырос столб мутной воды, на всех физиономиях, даже на невозмутимой морде Вихря появилось изумление. Почти тут же второй такой же фонтан поднялся справа, куда ближе, и нас обдало горячими смрадными брызгами.
– Ходу! – приказал десятник, а я подумал, что все это похоже на артобстрел.
Перелет, недолет, а затем должно быть попадание…
Но разве в этом мире есть пушки, и кому придет в голову палить по трясине?
Лошади пошли быстрее, заплескала под копытами вода, но я понимал, что нам не успеть, что вот сейчас…
Третий столб, меньше прежних, вздыбился в каком-то десятке метров от меня, полетели в стороны стебли болотных растений, с отчаянным кваканьем прыснули с кочек жабы. Но рушиться это составленное из воды архитектурное украшение и не подумало, застыло вопреки всем законам гравитации, а затем его верхняя часть словно раскололась.
Две ленты из жирно поблескивающей грязной жидкости опустились к поверхности топи, а основание ожившего фонтана с хлюпаньем и чавканьем начало перемещаться в нашу сторону. Эта здоровенная тварь, похожая на гидру с парой щупалец, собралась напасть на нас, демоны ее забери!
Хлопнула тетива, но выпущенная Вилами стрела прошла сквозь водяной столб.
– Проклятье! – заорал Рапошан.
«Гидра» продвинулась еще, изогнулась, выбрасывая ленты щупалец.
Одно не достало до меня какого-то метра, второе ударило по спине моего коня, шедшего в заводе, и переломило его хребет как тростинку. Еще две стрелы попали точно в цель, но не причинили чудовищу никакого вреда, не оставили даже крошечной дырки!
Лошадь с ржанием рухнула в трясину, меня за привязанный к седлу повод дернуло назад. И только это спасло меня от очередного удара «гидры» – она целенаправленно атаковала меня, не обращая внимания на остальных.
Понятно, что это магическое создание… Неужели мои «друзья» в желтых плащах?
Я вытащил нож и перерезал повод. Получивший шпоры рыжий скакнул вперед и в сторону. Позади плеснуло, травянистые кочки затряслись – новый выпад громадной твари пришелся по болоту.
А слева из трясины с рокотом выпирал новый гейзер, еще больше прежнего.
Верхушка его развалилась уже на четыре части, в небо ударили струи белоснежного пара.
– Ну нет, ребята, я так не играю, – я дал шпоры еще раз.
Но подгонять коня нужды не было, он сам чуял опасность и мчался со всех ног.
Прыжок, другой, я обогнал Оо, краем глаза заметил, что тот замахивается дубиной. Остальные разведчики метнулись врассыпную, похоже, Вихрь отдал приказ, но я его не услышал.
Эх, где там наши колдуны?.. Сейчас я бы обрадовался и Семерке!
Конь споткнулся, я чуть не кувырнулся через его голову, но тут же мы помчались дальше. Только в этот момент я вспомнил о мече – пусть он окажется столь же бесполезным, как и стрелы, так хоть умру с оружием в руке.
Страха не было вовсе – все происходило так быстро, что я просто не успел испугаться.
Вытащив клинок, я оглянулся – выросшие из болота твари продолжали двигаться за мной, размахивая щупальцами, но перемещались они медленно; мои соратники, раздавшись в стороны, стреляли из луков, но толку от этого не было; спешившийся Оо подбирался к первой «гидре», собираясь, похоже, от души вмазать по ее серовато-бурому змеиному туловищу.
– Отвлекай ее! Отвлекай! – ого, оказывается Вихрь тоже умеет повышать голос.
Но даже крик у него прозвучал спокойно, без надрыва.
Конь мой истошно заржал, прыгнул в сторону, и я обнаружил, что болото вокруг нас кипит. Вздулся пузырь размером с большой таз, рядом с ним другой, еще больше, третий с шумом лопнул, и из него полезло вверх нечто вроде стремительно растущего деревца из воды.
Я рванул за повод, но скакун мой совсем обезумел, помчался не разбирая дороги.
– Йок! – только и смог сказать я, после чего мне осталось лишь держаться.
Плеск и вопли стихали за спиной, мимо проносились низкорослые уродливые деревца. Ветки лупили по лицу, по лбу сползали капли то ли пота, то ли слизи, а я молился только об одном – как бы глупая животина не занесла нас в трясину, куда мы оба и ухнем с головой.
Еще одна гидра появилась сбоку, но она двигалась слишком медленно, чтобы перехватить нас. Чудовище упало, щупальца его удлинились, истончились, одно я срубил мечом, второе хлестнуло меня по плечу, но слабо, на излете.
Впереди в дымке показалось нечто темное, и я сообразил, что это край болота.
– Давай! Нажми! – я похлопал сбавившего шаг коня по шее и оглянулся еще раз.
Атаковавшая меня тварь распалась, ушла в трясину, других видно не было, как и моих соратников.
Копыта застучали по твердой земле, я натянул поводья, и на этот раз мой скакун послушался. Он весь дрожал, с удил падала пена, а бока под моими сапогами ходили ходуном – да уж, как бы не запалить животину, а то если падет, придется топать на своих двоих.
Я поспешно выпрыгнул из седла и для начала вытер физиономию.
Уф, вроде бы ушел… «гидры» из твердой земли не вылупятся, разве что какие-нибудь големы, но об этом даже думать не хочется. Пока нет опасности, придумывать ее не будем.
– Тихо, тихо, – сказал я, поглаживая коня по морде, а затем вспомнил, что его вроде бы надо поводить, чтобы животное не остыло резко, и мы принялись ходить туда-сюда между деревьями.
Осталось дождаться, когда меня нагонят остальные разведчики – Вихрь отыщет наш след даже на болоте, и они припрутся сюда, за мной, все живые и целые, ведь «гидрам» был нужен только я.
Или нет?..
Конь вроде бы успокоился, перестал трястись, но зато я занервничал – где эти засранцы? Захотелось есть, и я полез в седельные сумки – там должны были остаться сухари, еще что-то вроде сушеного мяса.
Но вытащить еду я не успел – послышались голоса, но вовсе не с той стороны, откуда я ждал.
– Это они что, крюка дали? – пробормотал я, вглядываясь в сумрак между деревьев.
Когда между стволов показался человек, я понял свою ошибку, но оказалось слишком поздно…
Второй, третий, но все пешком, лошадей не видно, и снаряжены по-другому: никаких мечей, шлемов или кольчуг, на поясах топоры, а в руках очень длинные луки, каких я до сих пор не видел.
Если вскочу в седло, то из такого меня с легкостью достанут… что же делать?
Меня заметили, и чужаки, которых было около дюжины, двинулись в мою сторону. Подошли ближе, и стало ясно, что все они молоды, но подбородок каждого украшает остроконечная бородка.
– Ты кто таков будешь, мил человек? – спросил, судя по всему, предводитель, кряжистый и рыжий, почти как я.
Прозвучали его слова беззлобно, но нацеленные в мою сторону стрелы не оставляли сомнений, что я для них скорее всего враг и что оружие пойдет в ход, едва я дам повод.
– Да вот, заблудился, – сказал я, улыбаясь. – Конь понес и утащил в лес.
И надо же, сказал чистую правду.
– Нет, я о другом спрашиваю, – кряжистый поморщился. – Ты кто такой будешь? Какого знамени?
Ага, эти парни, похоже, из армии Синеглазого и пытаются выяснить, от какого отряда я отбился – там наверняка полно всяких ополчений, дружин, а мундиров с погонами и всякой подобной требухи в этом мире еще не придумали, так что отличить друга от врага порой довольно сложно.
Ладно бы еще языки были разными, да ведь нет, и в армии Синеглазого говорят на том же наречии, что и в нашей роте, и среди инквизиторов Лявера.
– Нашего, с черным солнцем, – попробовал изобразить я полного идиота.
– Это понятно, мил человек, – мой собеседник отличался немалым терпением. – Командир твой кто?
– Э… барон Стамп, – брякнул я, решив, что раз тут есть герцог, то могут быть и другие феодалы.
– Не знаю такого, – пробормотал рыжий.
– Да вы чего, мужики? – я деланно удивился. – Здоровенный такой, орет всегда! Неужели не слышали?
Эх, блин, жалко, что я ни бельмеса не смыслю в окрестной «истории с географией», не знаю, какие по соседству расположены города, кто где правит и обязан выставлять войско для герцога.
Предводитель чужаков пожал плечами, а также, похоже, подал своим какой-то знак, поскольку сразу трое стрелков подняли луки, нацелившись мне в лицо, а двое обошли меня сзади и начали снимать с меня пояс с мечом.
– Эй, это зачем? – заканючил я. – Все ж мы одна семья, надо доверять друг другу!
– Доверяй, но проверяй, – сказал рыжий. – Отведем тебя к сотнику, пусть разбирается, он за то и получает столько золота, чтобы думать и всякие приказы отдавать.
Вот ерунда какая, и на кой фиг этих добрых молодцев понесло в лес?
Шли бы по дороге, как все остальные… и вообще, где наши, где Вихрь и все прочие?
– Ну ладно, ладно, – уныло согласился я. – И руки свяжете?
– Ну нет, зачем, мил человек? – к этому моменту меня обезоружили, обыскали и принялись изучать поклажу на спине моего коня – ничего интересного или ценного там нет, и бумажки с надписью «я враг Синеглазого» я с собой тоже не вожу. – Пойдешь с нами, а если вздумаешь дать деру, так ведь далеко не убежишь… без стрелы в заднице, ха.
Бородатые лучники дружно рассмеялись, но вот я шутки почему-то не оценил.
Двое чужаков пристроились ко мне с боков, еще один взял лошадь под уздцы, и мы зашагали дальше на запад, прочь от болота и от моих запропастившихся неведомо куда соратников. То ли эльф все же не сумел отыскать мой след, то ли случилось еще что-то… в то, что весь десяток мог полечь в схватке с «гидрами», мне верить не хотелось, такого просто не могло быть.
Шагал я, все время улыбаясь как можно более по-идиотски – чем глупее ты выглядишь, тем менее опасным тебя будут считать. Я молчал, опасаясь брякнуть чего-нибудь не то, и надеялся из разговоров моих пленителей узнать хоть что-то для себя полезное. Но они, к сожалению, ртов вовсе не открывали.
Вскоре мы вышли к обочине дороги, наверняка той же самой, которую я наблюдал вчера. Свернули на север. Еще через километр показалась деревня, и рядом с ней, прямо на поле, большой воинский лагерь – стреноженные лошади, от костров поднимаются дымки, несколько шатров для начальства, и надо всем этим два знамени на толстых древках, одно уже мне знакомое, с двумя глазами, а другое все какое-то пестрое, в разноцветных цветочках.
– Кого это вы привели? – спросил дюжий часовой, когда мы проходили мимо. – Лазутчик?
– Кто же его знает, может, и лазутчик? – отозвался рыжий, и внутри у меня все похолодело.
Да уж, тут вам не цивилизация, здесь церемониться не будут, просто вгонят иголки под ногти или повесят на дыбу, ну а с нее дорога одна – на кладбище под дерновое одеяльце, если тут мертвецов закапывают, а не сжигают, скажем.
Как-то я еще не успел разобраться с этим вопросом.
Сотник оказался длинным и чернокожим, так что он вполне нормально смотрелся бы где-нибудь в НБА.
– Это кто? – осведомился он, глядя на меня маленькими колючими глазками.
– Боец особой дружины! – выпалил я, вытягиваясь в струнку, прежде чем командир лучников успел хотя бы открыть рот. – Выполнял в окрестных чащобах особое задание командования, за чем и был застигнут вашими людьми!
Уж играть в идиота, так до конца… победа или смерть, как говорится.
– Помолчи пока, – велел сотник и принялся слушать доклад подчиненного.
Тот рассказал все честь по чести – увидели, взяли на прицел, задержали, привели для дальнейшего разбирательства.
– Идиоты, – черное лицо исказилось от недовольства. – Он мог быть не один! Устроили бы засаду и подождали, глядишь, еще кто-нибудь попался бы!
Затем сотник посмотрел на меня.
– Барон Стамп… Никогда о таком не слышал, хотя это может быть какой-нибудь мелкий вассал герцога, приведший на войну дюжину слуг… Хотя ты-то вроде не слуга. Опиши-ка его герб.
– Э, хм… – я наморщил лоб, судорожно выдумывая, что бы такое брякнуть. – Вооруженный алебардой медведь в короне.
Какая-та схожая хрень изображена на гербе Ярославля, мы как-то ездили туда на турнир.
– Да? – сотник покачал головой и вдруг с размаха врезал мне по физиономии.
В зубах что-то хрустнуло, занемели губы… Очень захотелось ответить, но я сдержался. Погоди, Рыжий, это еще ягодки, это так, пока тебя только проверяют, даже не взялись всерьез.
– А что ты делал в лесу? – поинтересовался чернокожий, поглаживая кулак.
Небольшой вроде бы, но твердый, почти как у Юр Палыча.
– Выполнял особое задание командования, – повторил я.
В этот раз удара я ждал и поэтому сумел немного его смягчить, отвернув физиономию. Но тут же получил еще, под ложечку, так что боль хлестнула от горла до паха, и немедленно согнулся.
Перед глазами потемнело, сообразил только, что меня подхватили под руки и заломили их за спину.
– Что еще скажешь? – проговорил сотник, когда я более-менее продышался.
– Что ты сука черномазая, – буркнул я. – Своим не веришь… Как так можно?
– Сдается мне, что ты никакой не свой, – он нагнулся поближе, к самому моему лицу, так что я уловил слабый сладковатый аромат – это чего, он травку какую курит? – Лазутчик ты Желтого Садовника, а судя по выправке и прочему, из самой Проклятой роты.
Вот «повезло» мне, наткнулся на сообразительного врага… и почему во всех фильмах они такие тупые, что не могут двух мыслей связать, а если и связывают, то неправильно?
– Какой из меня лазутчик? – вполне искренне спросил я.
– Вот и я удивляюсь…
От удара коленом по физиономии я увернуться не смог, даже если бы захотел, поскольку держали меня крепко. Это оказалось больно, кровь из разбитого носа потекла по лицу, на губах я ощутил соленое.
Действительно, сука… вот встретимся мы с тобой в темном переулочке.
– Подумай, стоит ли запираться, – сказал сотник. – Расскажешь все как есть, мы тебя отпустим, честное слово, ну а будешь запираться, так изуродуем и убьем. Не веришь?
– Верю, – прохрипел я. – Вот только я все уже сказал.
На этот раз он ударил сверху, по затылку, и то ли я ослаб башкой, то ли этот тип удачно попал, но сознание я потерял. Очнулся через пару минут от основательных хлопков по щекам, дернулся и осознал, что по-прежнему нахожусь в крепких вражеских руках.
– Поднимите его, – велел сотник, и мне позволили распрямиться: вот она, ненавистная черная рожа. – Подумай еще, у тебя есть время до вечера. Сейчас у меня дела, а на закате я займусь тобой всерьез.
Я промолчал.
Затем меня повели куда-то в сторону, мимо палаток, туда, где из земли торчали несколько толстых столбов. Сначала я не понял, для чего они, но мое невежество оказалось недолгим – меня усадили к одной такой хрени, спиной к ней, и связали руки за вкопанным в землю бревнышком.
– Вот так, сиди, – сказал рыжий предводитель лучников. – И думай, мил человек.
Ага, сейчас, вот только кровь бы с морды утереть и водички попить…
Но озвучивать все эти требования я не стал – надо мной разве что посмеются да еще разок врежут, чтобы не городил ерунды. Подождал, когда мои пленители уберутся прочь, и принялся изучать обстановку… вроде бы никто меня не охраняет, но удрать проблематично, столб слишком высокий, руки с веревкой через него не перекинуть, даже если встанешь.
Перетереть веревку?
Я попытался заглянуть за спину, жалея, что шея у меня не как у жирафа… да, этот канат можно перетереть, если заниматься этим делом примерно месяц без перерывов на сон и еду.
Или все же попробовать встать?
Но едва я поднялся, как выяснилось, что за мной все же наблюдают – от ближайшего костра, вокруг которого сидели бородатые вояки, ко мне двинулся один из них, плечистый, голый по пояс.
– Ты слышь, эта, не рыпайся особо, – сказал он, недружелюбно глядя на меня.
– Да я просто размяться решил, – буркнул я, но поспешно шлепнулся обратно на задницу – и так вся морда разбита, не хватало получить по ней еще и от этого хмыря. – Слушай, а чего делать, если я отлить захочу?
– Так отливай, – он посмотрел на меня непонимающе.
Мда, гуманностью тут даже и не пахнет, зато скоро запахнет чем-то иным.
– Так вонять от меня будет, – сказал я, глядя в тусклые тупые глаза цвета олова. – Сотник вряд ли останется доволен, ведь он собирался меня еще раз допрашивать, без вопросов. Ну а кроме того мухи на смрад налетят, будут жужжать и все такое, неужели вам это надо?
Но тут я перестарался, мозгов у моего собеседника, похоже, вовсе не имелось.
– Сиди смирно, – велел он и убрел обратно, туда, где жарили на костре мясо и гоготали во всю глотку.
Вот зараза, а мне даже попить нечего!
Ну ладно, попробуем чего-нибудь придумать из сидячего положения и для начала осмотримся еще разок. С одной стороны шатры, с другой расположились простые воины, незаметно там проскользнет только невидимка; между мной и дорогой пасутся лошади, и их охраняют, на западе темнеет лес, и по прямой до него всего метров сорок. Но как эти метры преодолеть?
Я выругался, вспомнив родной русский мат, и навалился всем весом на столб – вдруг тот подгнил или закопан плохо? Но бревно толщиной сантиметров в тридцать не скрипнуло, не качнулось – врыли его на совесть, и челюсти жуков-древоточцев не коснулись этого куска дерева.
Попробовать все же перетереть веревку? Ну, раз ничего другого не остается…
И я принялся водить руками вверх-вниз, стараясь разлохматить путы о шершавую кору – не слишком яростно, чтобы не заметили, но в то же время достаточно энергично, чтобы надеяться хоть на какой-то успех.
В одиночестве я оставался недолго – вскоре обвешанные оружием бородачи привели старика в рубахе до колен и привязали его к соседнему столбу, посадив, правда, к нему лицом.
– Ты кто такой, дед? – спросил я, когда недруги ушли. – За что взяли?
– Местные мы, – отозвался старик, глядя на меня с нескрываемым ужасом. – Отказался я… Спросили они, куда внучку дел, успели ее заметить, когда к деревне подъезжали… Она в лес утекла, и вот они хотят, чтобы я сказал, где она прячется… Снасильничают ведь, уроды проклятые.
Он всхлипнул, по морщинистым щекам потекли слезы.
Да, эти ребята под цветастым знаменем вовсе не ангелы, но не уверен, что мои соратники из Проклятой роты ведут себя лучше. Наверняка и грабежом не чураются, и девок по сараям прижимают, и убить кого случая не упустят, просто чтобы рука навык не теряла и меч не ржавел.
Ладно, лясы точить потом будем, на свободе, сейчас надо дело делать… и я вновь задвигал руками. Не знаю, что я сделал с веревкой, но запястья, похоже, ободрал в кровь – вскоре их начало саднить.
Старик плакать перестал, прижался лицом к столбу и, похоже, вообще заснул.
Солнце палило, в сортир мне, к счастью, особо не хотелось, все выходило через пот, но зато жажда все усиливалась. В горле пересохло, язык казался обрубком сухого дерева, который куда не сунешь, все неудобно, хоть в задницу его запихивай.
Внимания на нас никто не обращал, сотник больше не показывался, и вообще лагерь выглядел мертвым. Я все думал, зачем эти ребята вообще тут торчат, но загадка разрешилась ближе к вечеру, когда начали подходить нагруженные телеги в сопровождении верховых.
Все ясно, тут у них что-то вроде фуражирской базы – должны как можно больше награбить в соседних деревнях, а затем двинуться вдогонку остальному войску, ушагавшему на север.
Но если это все фуражиры, то на кой рыжего с его бойцами понесло в лес?
Лягушек они там собирались ловить, что ли? Или удравшую девку искали?
От колес поднялась пыль, от тележного скрипа, воплей и ржания я слегка оглох, зато солнце валилось к горизонту, и стало немножко полегче. Сосед мой, судя по запаху, обделался, и мухи не заставили себя долго ждать – налетели толпой, принялись садиться на лицо, щекотать кожу, вынуждая меня мотать башкой.
Длинный сотник явился в сумерках, причем не один, со свитой из десятка крепышей.
– Это кто? – спросил он, удивленно глядя на старика.
– Тутошний я, милостивый господин, тутошний, – заканючил тот. – Отпустите! Жена дома ждет!
– Отказался помогать, – доложил один из крепышей, чернобородый и злобный.
– Да внучку они хотели мою! Внучку! – продолжал вопить дед, порываясь упасть на колени.
Столб ему в этом деле здорово мешал.
– Отвязать и отпустить, – приказал сотник и обратил внимание на меня.
Честно сознаюсь, мелькнула у меня в этот момент трусливая мысль – что мне Проклятая рота, я в ее рядах несколько дней, и ради спасения от мучений можно рассказать все, что я знаю; и тогда меня отпустят, позволят уйти на все четыре стороны. Неужели в целом мире не найдется места для меня? Я, конечно, ничего не умею, но силен и здоров и найду, где устроиться.
«Ага, отпустят, – сказал ехидный внутренний голос. – Ты идиот, если в это веришь. Позволят отойти на сотню шагов, чтобы слова не нарушать, а потом всадят стрелу в спину! Или вообще не станут возиться с данным тебе обещанием, убьют на месте! Одумайся!».
Мда, «подозрительность» – мое второе имя, а первое, кстати – «большая».
– Ну, что надумал? – спросил сотник.
– Барон Стамп будет сильно сердиться, что вы меня тут держите, – сказал я, изображая праведный гнев.
Да, рассказать все, конечно, можно, но даже если меня не зарежут, точно свинью, как жить с сознанием того, что я предал всех, начиная с Оо и заканчивая Лордом Проклятым? Подставил тех, кто не стал меня убивать, принял в свои ряды, сражался со мной плечом к плечу? Не выдал инквизиторам, слугам Желтого Садовника, хотя это был самый простой выход для роты!
– Опять эта сказка про белого бегемота, – сотник вздохнул. – Отвяжите его.
Нас со столбом разлучили, и я оказался стоящим с заломленными за спину руками.
Первый удар последовал в пах, и я просто не знаю, отчего я не заорал, должно быть лишь потому, что от боли у меня перехватило горло. Захрустели под кулаками ребра, досталось моему многострадальному носу, а после увесистого тычка в живот мой мочевой пузырь все же не выдержал.
Эх, блин, последний раз я такое себе позволял года в три, наверное… Стыдно, проклятье, но с одной стороны, а с другой, немного жаль, что не нассал сотнику на сапоги.
– Ну что, тебе не стало думаться лучше? Кто ты такой? Что делал в лесу?
– Выполнял задание… – выдавил я через сжатые зубы. – Особое…
От ударов башка у меня загудела, возникло ощущение, что я сижу в огромном колоколе, а тот качается туда-сюда. Нет, мне довелось получать по физиономии, и не раз, но в обычных драках, не особенно долгих, и там я всегда мог ответить или увернуться, или удрать, если все сложилось очень уж плохо.
Сейчас мне оставалось только терпеть.
– Ну что? Ничего не хочешь мне сказать? – голос сотника звучал скучно, садистом он не был и удовольствия от моего избиения не получал – это было лишь частью работы, точно такой же, как сражения, долгие переходы и мародерство по деревням.
Зато его подопечные веселились вовсю, гыгыкали и хихикали точно идиоты.
Сил на то, чтобы говорить, у меня не осталось, и я помотал головой – эх, суки, дайте мне только шанс, отпустите на секундочку, я вас всех голыми руками передавлю, одного за другим…
Что бы ни говорили о любви, ненависть тоже большая сила.
– Скажешь… позже… зачем… упорствуешь? – каждое слово сопровождалось ударом, и бил он туда, где уже имелись синяки, и казалось, что от макушки до паха у меня на организме не осталось целого места.
Ага, а вот и по колену… по одному, по другому… они ж у меня травмированные!
Хотя нет, это в другом теле, у этого вроде бы здоровые… Пока.
Я терпел, поплотнее стискивал зубы, держался на упрямстве и еще на убежденности, что терять мне, в общем, нечего – мое путешествие из тела в тело доказало, что такая штука, как душа, существует в самом деле, а значит, если я тут сдохну, то запросто могу угодить еще в какой-нибудь мир, скажем, типа мусульманского рая, где текут реки из вина, а на берегах сидят готовые на все симпатичные девчонки.
Как долго это продолжалось, сказать не могу, но когда я выплыл из багрового тумана боли, вокруг было темно.
– Упорный, – протянул сотник с некоторой, как мне показалось, долей уважения. – Подумай до утра, если на рассвете не заговоришь, то мы распорем тебе брюхо и бросим подыхать.
Все ясно, фуражиры, они же мародеры, собрались сваливать.
Физиономии сотника я во мраке видеть не мог, черная кожа делала его почти невидимкой, но то, что он потирает отбитые об меня кулаки, разглядел, и это принесло мне некоторое удовлетворение.
Меня привязали обратно к столбу, стянув запястья так, что я закряхтел от боли. Кто-то шлепнул меня по макушке, раздался довольный смешок, за ним топот, и я обнаружил, что остался один.
Самый момент, чтобы провести инвентаризацию, понять, что мне отбили.
Болело все, но как-то равномерно, без очагов, зубы все находились на местах, хотя два или три шатались. Ноги и руки сгибались, в ребрах не кололо, голову поворачивать я мог, видел и слышал нормально, разве что мешала корка из засохшей крови на физиономии.
По первому впечатлению я дешево отделался, хотя, может быть, мне отбили почки или еще чего похуже, так что я обречен теперь всю жизнь провести около туалета, а на женщин глядеть лишь в эстетических целях.
На костре неподалеку вновь что-то жарили, но на этот раз запах горелого мяса и жира вызывал у меня лишь отвращение. Хотелось пить, и понемногу начинали неметь пальцы рук – эти уроды затянули веревки слишком туго, и если так дело пойдет, то к утру кисти отвалятся сами.
Затем я вроде бы провалился в беспамятство, а когда очнулся, то обнаружил, что вокруг глухая ночь. Костры погасли, в шатрах затихло всякое движение, остались только часовые, около лошадей, у телег и по периметру лагеря я мог видеть троих, как они ходят туда-сюда, зевают, трут физиономии.
На донесшийся из леса визгливый стон я не обратил внимания, но когда он повторился, я насторожился – это же голос грызца, а им пользуются разведчики Вихря! Часовые на этот звук внимания не обратили, привыкли, что такое постоянно раздается из чащи.
Еще через какое-то время я уловил шорох, а через миг жесткая ладонь зажал мне рот, и знакомый голос прошептал в ухо:
– Тихо. Свои.
Надо же, Игген! Меня пришли выручать!
Сердце забилось с бешеной силой, облегчение накатило горячей волной, и я чуть не засмеялся.
– Сейчас я тебя освобожу, только не дергайся, – продолжил он, и я ощутил холодное прикосновение ножа к запястьям. – Чем от тебя воняет, Рыжий? Неужели ты обоссался?
– От радости, когда тебя заметил, – ответил я и тут же прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.
Освобожденные руки закололо так, словно они угодили в пасть хищнику с очень мелкими зубами. Я сумел перевернуться на живот и лечь на землю, хотя тело отозвалось на это движение вспышкой боли.
– Ползти сможешь? – спросил Игген.
– Сейчас, только очухаюсь немного.
Но когда я попробовал двигаться, отталкиваясь от земли, выяснилось, что мышцы меня не слушаются. Идти бы я, пожалуй, еще смог, но вот изобразить тихое передвижение по-пластунски оказался не в силах.
– Ясно. Лежи пока, – и Игген издал негромкий мелодичный свист, какой может произвести ночное насекомое.
Один из часовых глянул в сторону столбов.
Из леса в ответ прилетел вопль недовольного жизнью грызца, и тут же второй принесся с другой стороны дороги. Мгновение ничего не происходило, а затем за телегами поднялась суматоха – кто-то заорал, кто-то затопал сапожищами.
– Давай, – Игген помог мне подняться, и мы побежали прочь.
Точнее он побежал, а я заковылял, мечтая только об одном – не упасть.
Рядом оказался еще кто-то, я не сообразил, кто именно, и тут уж меня подхватили и практически потащили. По лицу задела ветка, я уловил запах листвы, попытался оглядеться, но увидел лишь очертания деревьев и мерцающие вверху, в просветах между листьями звезды.
Метров через сто меня отпустили, и я смог идти сам, морщась и кусая губы.
– Нормально? – спросил второй из моих освободителей, и я узнал голос – Хахаль.
– Ничего, – выдавил я. – Спасибо, парни, что пришли за мной… я уж не ждал.
– Проклятая рота своих не бросает, – ответили они в один голос и очень серьезно.
Когда впереди во мраке заворочалось нечто гигантское, я поначалу решил, что у меня начались галлюцинации, но только потом сообразил, что это Оо. Рядом с ним обнаружился Вихрь, еще кто-то, а также лошади. На спину одной из них меня поспешно и усадили.
Тут я вновь потерял сознание, но ненадолго, очнулся, врезавшись мордой в гриву скакуну. Попытался нащупать флягу там, где всегда возил ее, и только тут сообразил, что это не моя рыжая лошадка, что она осталась у тех засранцев под цветастым флагом.
– Пить есть у кого? – спросил я, и голос мой прозвучал очень слабо.
– Да, – кто-то протянул мне флягу, и я опустошил ее в один глоток.
Потом мы долго ехали, и я периодически отрубался, словно уплывал куда-то. Удивительно, как при этом не выпадал из седла, но тело мое, похоже, умело ездить верхом и без участия мозгов.
– Стоп, – сказал Вихрь где-то впереди, и я сообразил натянуть поводья.
Спешиваясь, я едва не упал, а сделав пару шагов, без сил опустился наземь.
– Костер, – приказал десятник, и пламя оказалось разожжено с удивительной быстротой.
– Давай раздевайся, – захлопотал подошедший ко мне Рапошан. – Посмотрим, что там… а штаны тебе вообще сменить надо, там у кого-то были запасные. Хахаль, у тебя?
От чужих прикосновений меня начала бить дрожь, зато голова стала горячей и большой, словно наполненный горячей водой воздушный шарик. Я позволил себя раздеть и уложить на расстеленное одеяло, затем в ход пошла резко пахнущая мазь, которой мазали мои ушибы.
– Нормально, вроде жить будешь, – сказал Рапошан, закончив этот медосмотр. – Жрать хочешь?
– Нет, – сказал я.
– Лучше поешь, – заметил подошедший к нам Вихрь.
Ну, раз командир приказывает, то мне остается только подчиняться, поэтому я спорить не стал и позволил накормить себя чем-то горячим, хотя вкуса не почувствовал и даже не понял, что ем. В брюхе стало приятно тяжело, боль немного ослабла, и сон обхватил меня мягкими черными ладонями.