– Приятно осознавать, что мы с вами не ошиблись, – довольным тоном произнес Игрок. – Я не ошибся в выборе Торопова, вы – в выборе Костенко. Этот ваш паренек, Сухарев, выглядит несколько излишним, но с другой стороны, он неплохо воздействует на капитана. Поддерживает в нем перманентное чувство вины.

Игрок подкинул в воздух кусочек хлеба, чайка спикировала и на лету подхватила угощение.

– Не будьте букой, поручик! – засмеялся Игрок. – Еще немного – и проблема с Зоной Неопределенности разрешится… И все пойдет своим чередом. Во-он тот корабль, «Аризона», завтра взлетит на воздух, угробив больше тысячи человек. А вот тот линкор, «Пенсильвания», перевернется, и в его трюмах задохнутся четыре сотни человек… Будут стучать, стучать в борта, пока не умрут… А вот та девочка, тринадцать лет, не больше… Она погибнет завтра. Или не она, а другая, похожая на нее. И убьют ее не японцы, а осколки американских зенитных снарядов.

Орлов невольно взглянул на девочку, шедшую рядом с родителями, и быстро отвел взгляд.

– Вы не можете оценить смысл… самое острое чувство, которое дает возможность путешествия во времени, Орлов.

– Я помню, вы говорили. – На лице Орлова судорогой мелькнула брезгливая гримаса. – С моей точки зрения, это слишком похоже на некрофилию.

– Даже так? Нет, это ни в коем случае не некрофилия, поручик. Это способность наслаждаться жизнью. Восхищаться ею. Моряки идут в увольнительную – сколькие из них не смогут выжить в следующие двадцать четыре часа? Мы можем просто заговорить с кем-нибудь из них, но так и не будем точно знать – говорим мы с завтрашним покойником или со счастливчиком, который все-таки переживет катастрофу. А еще лично мне было бы интересно узнать, как себя повели бы эти бравые парни, если б им сказали, что вот завтра они имеют все шансы умереть… – Игрок снова бросил кусочек хлеба в воздух, и снова его подхватила чайка. – Как вы полагаете, поручик, а русские летчики догадываются, что их ждет на самом деле?

Орлов пожал плечами.

– Нет, вы не уклоняйтесь от разговора, поручик. Ответьте – знают или нет? И если знают, то сделают все правильно или попытаются…

– Вы у Торопова спросите, – посоветовал Орлов.

– Извините, не получится. Сами ведь знаете, что до авианосцев я добраться не могу. Даже до аэродромов во время тренировок я, практически, не мог добраться. Да и нет смысла. После возвращения флота на базу я смогу вдоволь наболтаться с Тороповым… – Игрок увидел, как удивленно вскинул голову Орлов, и засмеялся: – А я вам разве не говорил? Мне Торопов настолько понравился, что я его, пожалуй, заберу из этого времени. Он очень рационален, этот ублюдок. Нет, вы, конечно, благороднее, честнее, порядочнее. У нас с вами договор – никто из нас напрямую не воздействует на фигуры соперника. Я ввожу свою, вы вводите свою, и ни я, ни вы не можете убрать чужую фигуру. Но с ним, с этим Тороповым, мне будет значительно проще. Он не соперник, он исполнитель. Торопов не станет оговаривать каждый лишний труп, который потребуется возложить на алтарь времени. Он просто уточнит, сколько сотен или тысяч нужно угробить, чтобы сам Торопов жил и наслаждался жизнью. Мы с ним славно проведем время в борделях Помпей в ночь накануне извержения. Или пообщаемся с гугенотами в Париже перед той самой ночью… Мы даже сможем принять участие в событиях Варфоломеевской ночи… Знаете, иногда требуется разрядка, а кто там станет считать этих гугенотов в Париже? И Торопов не станет лазить по руинам уничтоженного древнего города, чтобы понять – ради чего он его все-таки выжег.

Игрок остановился, повернулся лицом к Орлову.

– Ну ладно, я вам скажу, зачем вы убили тех людей, тот город в три тысячи пятнадцатом году до нашей эры. Все просто – по одному из вариантов развития истории, он становился центром возникновения мощной империи. И мог полностью исказить реальность. Не сразу, а где-то лет через двести-триста, но возможность воздействовать на него была очень ограничена во времени. Или успеваем в то самое утро, или все – линия времени сыпалась… Хорошо еще, что в истории, в той истории, которую мы с вами знаем как настоящую, правильную, он не упоминается. С тем городом все было как здесь – возникла Зона Неопределенности. Только тут мы знали, ЧТО должно было произойти, но не знали, как этого добиться, а там… Там было понятно, что город исчезнет, но обычное течение истории к этому не вело. Значит, нужно было вмешаться. Вы нашли выход. Вы поступили совершенно правильно. Пришлось немного убивать, немного обманывать… И я не понимаю, почему вы так ненавидите Торопова. Ведь, по сути, он не сделал ничего такого, чего не сделали вы. Это ведь не ревность? Не боязнь найти в нем конкурента? Вам кажется, что он – ваше отражение? Темная сторона? Человек, совершающий такие же поступки, но из прямо противоположных побуждений? Вы из благородства, а он из трусости? Вы из осознания величайшей ответственности, а он из эгоизма и подлости? Так?

– А если так? – тихо спросил Орлов.

– Значит, вы так ничего и не поняли, поручик. И боюсь, долго не протянете на этой работе, уж извините. Нервы, воспаленная честь и зашкалившее благородство рано или поздно заставят вас доделать то, что я прервал в роще возле Феодосии. Вы пустите себе пулю в лоб. Вы ведь вытаскиваете из прошлого своих приятелей для того, чтобы было кому передать неприятные обязанности. Даже того мальчишку, Севку Залесского, вы, возможно, готовите на свое место. Нет? Не самый лучший кандидат, замечу. Но я не стану вам мешать. Вы вольны распоряжаться своими фигурами, но не смеете коснуться моих игрушек. Как бы вам ни хотелось устранить Торопова, вы не посмеете этого сделать. Иначе…

– Я помню, – сказал Орлов. – Вы расправитесь с теми, кто работает со мной.

– Совершенно точно, – кивнул Игрок. – Но вы ведь все равно будете готовить коварные планы, как помешать мне, как устранить того же Торопова, меня, в конце концов. Дерзайте, Орлов! Дерзайте! Это делает игру еще интереснее.

Игрок отвернулся от Орлова и медленно пошел вдоль бухты, держа руки за спиной. Орлов пошел следом, догнал, и дальше они шли рядом.

– И все-таки – знают пилоты или нет? – не поворачивая головы, спросил Игрок.

– Костенко – точно знает. Уверен.

– Почему вы так считаете? Мне кажется, что он просто выполняет свои обязанности. Торопов полагает, что от небольшого ума, мне кажется, что Костенко просто привык выполнять приказы…

– Он сразу все просчитал, – сказал Орлов. – Как только ему Торопов передал все материалы.

– Вы так и не сказали, почему вы так думаете.

– Он сделал все, чтобы сократить число летчиков, которые примут участие в операции. Сразу же. Уточнил у Торопова условия налета, противодействие истребителей в первую очередь. Узнал, что в первую волну американские истребители действовать не будут, а во второй волне собьют меньше десятка самолетов, и предложил не брать стрелков.

– Да? Вы думаете, что он по этой причине решил отказаться от стрелков-радистов?

– Не вижу других причин. Радио все равно с самолетов сняли, так что… И это позволило спасти жизни почти трем сотням стрелков. Далее он уточнил, что лететь самолеты будут группами, вести их будут японцы, поэтому штурманы могут не участвовать в полете. Это ваш Торопов сгоряча насчитал по три человека на все бомбардировщики, а на самом деле… На пикировщиках – по два человека, пилот и стрелок. Убрали стрелков. На торпедоносцах штурман не нужен, там торпеду сбрасывает пилот. И стрелок не нужен. На высотных бомбардировщиках без штурмана-бомбардира не обойтись, но стрелки…

– Я помню, не нужны. Сколько в результате осталось летчиков в группе?

– Четыреста пятьдесят три. Но после того как каждую группу уменьшили на десять машин, потребность составила триста шестьдесят три человека.

– И плюс полсотни тех, кто выбыл из игры во время тренировок, – напомнил Игрок. – Но в любом случае Костенко спас жизни почти четырем сотням людей. Впечатляет. Но впечатляет и то, что Торопов сумел подготовить очень убедительную справку для японцев, согласитесь. Японцам нужен эффективный удар, а тут ослабляются экипажи, снижается количество самолетов… Нет, то, что советские летчики подобраны в звании не ниже старшего лейтенанта, имеют большой опыт, показали неплохие результаты – это, конечно, аргумент, но нужно было все это сложить в убедительную конструкцию. И Торопов – смог, молодец. И все-таки Москву спас. Вон, контрнаступление началось, все получается, а японцы решили ударить на юг… Молодец, молодец Торопов!

Орлов не ответил.

– Значит, Костенко знает, – посерьезнев, подвел итог Игрок. – Насколько я понимаю, Торопов предложит ему жизнь. Ему и лейтенанту. Чем-то они Торопову понравились…

– Насколько вы понимаете? Или точно знаете? – Орлов знал ответ, но хотел, чтобы Игрок произнес это вслух.

– Хорошо, точно знаю, – с вызовом усмехнулся Игрок. – Не смог удержаться, встречался с Тороповым в сентябре и изложил ему перспективы… Имел право, между прочим. А что?

– Я почему-то так и думал, – сказал Орлов.

– Все в рамках правил, поручик! Все в рамках правил! – Игрок протянул Орлову раскрытые ладони. – Я играю чистыми руками.

Мимо них проехал фургончик мясника.

– Кстати, – Игрок указал взглядом на машину. – В каком-то из здешних мясных холодильников лежат пятьдесят пять японских трупов, в летных комбинезонах, в шлемофонах – как положено. Американцы свою часть обязательств выполняют. Группы ФБР наготове, если кто-то из японских пилотов приземлится живым, то они его… это. Вы понимаете. Летчиков об этом предупредили. Даже проблему этого островка, как бишь его… На котором один японский самолет все-таки сядет.

– Ниихау, – сказал Орлов.

– Вот именно, Ниихау, – кивнул Игрок. – На него Торопов тоже указал. Как уж американцы ее решат – их проблема, но Торопов продемонстрировал внимание, точность и аккуратность. Но вы не волнуйтесь, вас и вашу группу он не заменит. Просто вы…

– Просто я буду понимать, что если по какому-то поводу я буду слишком сильно сопротивляться, то вы предложите это задание ему. А он его, конечно, выполнит. Мы это уже обсуждали.

– Вот именно. Обсуждали. – Игрок проводил взглядом загорелую девушку в светлом платье, присвистнул восхищенно, потом посмотрел на Орлова и как бы между прочим спросил: – А как прошло ваше обсуждение с Черчиллем, Сталиным и Рузвельтом? Как они оценили разработки Торопова?

Как оценили? Орлов невесело усмехнулся.

– Представляю себе их разочарование и потрясение, когда окажется, что японские бомбы и японские торпеды работают очень эффективно, – выслушав Орлова, сказал Игрок. – Какой они испытают ужас, узнав о Перл-Харборе и «Принс оф Уэлс»… Голос Рузвельта будет дрожать во время выступления совершенно искренне, а Черчилль, наверное, напьется седьмого декабря, поняв, что корабли адмирала Филлипса он отправил на заклание. И адмирал это поймет, поэтому не уйдет с мостика тонущего линкора. Они во всем обвинят Ямамото, не Сталина же им обвинять. И в сорок третьем выследят и убьют адмирала, чтобы он никому и ничего не смог рассказать. А Шорт и Киммель, выполнявшие распоряжения президента, будут только оправдываться, рассказывать, что все сделали правильно, и будут молчать о требованиях Рузвельта, потому что иначе простым увольнением со службы они не отделаются, а будут казнены и покрыты позором… Японцы арестовали Зорге и держат его в тюрьме, в надежде, что он станет некоей гарантией от вступления Советского Союза в войну. Бедняга Рамзай не стал молчать, сообщил, что является советским разведчиком, но Москва этого не признала. Сталин сделал вид, что не знает ни о каком Рамзае.

Игрок вздохнул и покачал головой.

– Это ведь почти драма! Приключенческий роман… Японцы держат Зорге, чтобы он мог подтвердить и рассказать в случае необходимости, как все происходило с переговорами, но после гибели Ямамото в сорок третьем, и когда стало понятно, что американцы прекрасно справятся и без помощи русских, японцы Зорге повесят… Седьмого ноября – очень символично. Американский конгресс в пятьдесят первом затеет расследование, попытается доказать, что советская внешняя разведка натравила Японию на США… Единственный случай в истории этой войны…

Ветер, налетев со стороны гавани, взлохматил прическу Игрока, тот достал из кармана гребешок и расчесал волосы.

– Я уже довольно давно занимаюсь всем этим… – Игрок сделал неопределенный жест, словно хотел охватить рукой весь горизонт. – И меня удивляет, как мелочи, на которые никто не обращает внимания в реальной истории, вдруг срабатывают в наших операциях, подтверждая, что все мы делаем правильно. Вот и тут, судьба Зорге – мелочь, в общем-то, на фоне всего остального, но как индикатор работает великолепно. Для здешних исследователей – загадка. Кто вы, доктор Зорге? А для немногих посвященных – демонстрация того, как небольшая утечка информации становится основой для легенды. И не более того… И это тоже отметил в своих бумагах Торопов.

– Ваш прекрасный незаменимый Торопов, – сказал Орлов.

– Да, прекрасный. Нет, не незаменимый. Незаменимых людей нет… Кстати, а о разговоре со Сталиным вы так ничего и не сказали, поручик.

Самолет прошел над самыми крышами домов, люди, останавливаясь, махали пилоту руками и что-то весело кричали. Жители Гонолулу еще не боялись самолетов над своей головой. И не будут бояться еще двенадцать часов.

– А разговор со Сталиным, в общем, состоял из двух фраз. – Орлов посмотрел на свои часы и опустил руку. – Он сказал, что очень сожалеет, что мне пришлось принимать такое непростое решение.

– Вам? – Бровь на лице Игрока переехала вверх, изогнулась, как гусеница. – Впрочем, это не важно. Если Иосиф Виссарионович хочет так считать – пусть считает. Но эта была первая фраза. А вторая?

– Вторая… Он еще раз просмотрел бумаги Торопова, особенно внимательно ту страницу, где перечисляются требования к летчикам – опыт, профессия, семейное положение… Покачал головой и сказал, что надеется… очень надеется, что подобный человек не будет жить слишком долго.

– Так и сказал? – Игрок сделал вид, что удивился. – Надеюсь, вы ему этого не обещали? Вы ведь не любите врать, а жить Торопов будет долго. Значительно дольше, чем вам и Сталину хотелось бы…

– Я Сталину ничего не обещал, кроме того, что Япония не станет нападать на СССР в сорок первом году.

– Вы очень честный человек, Орлов! – сказал Игрок. – В любом случае я вас поздравляю, поручик. Кризис преодолен. Осталась ерунда. Убить пару-тройку тысяч человек и исковеркать несколько тысяч тонн железа и стали… Вас, кстати, не охватывает ужас перед глобальностью содеянного? Озноб по телу не пробегает? Может, зайдем куда-нибудь, выпьем? Вы, конечно, не получаете удовольствия ни от процесса, ни от результата, но ведь такой повод… Не захотите выпить за гибель людей – выпьем за спасение Москвы… и гибель других людей, в конечном итоге.

Орлов не ответил.

Он посмотрел на север, туда, где за горизонтом скрывается японский флот. Орлов чувствовал себя мерзко, казался себе испачканным в грязи, но скорее бы умер, чем признался в этом Игроку.

Знают ли летчики, что обратно не вернутся?

Конечно, знают.

Выполнят ли задание? Конечно, выполнят.

Торопов все точно рассчитал.

Но Орлов ничего не мог сделать. Он отвечал за людей, которые ему доверились. И не мог нарушать правила. Иначе Игрок найдет другого исполнителя.