23 июля 1939 года, Берлин
– А форма ему даже к лицу, – сказал Игрок. – И держится неплохо. Смотрите – почти не дергается, не паникует… Сидит, думает. Соображает.
– А никто и не говорил, что он дурак. – Орлов усмехнулся. – Подлец, трус, мерзавец и предатель… Но не дурак.
– Великолепный букет качеств. Очень эффективный, я бы сказал. Почему все считают, что только высокоморальные и благородные… ну, или подлецы, но обязательно с сильным характером и харизматичные, способны на великие свершения? Сколько великих и судьбоносных событий произошло благодаря милым человеческим недостаткам. Жадность, гордыня, сластолюбие – мои любимые грехи.
– Не паясничайте, не стоит корчить из себя дьявола, – сказал Орлов.
– Это мне говорит человек, который цитировал Мефистофеля в кабинете Черчилля? – осведомился Игрок. – Бросьте, всем нам свойственна поза. И вы не без греха, в вас тоже есть потенциал… Поэтому я вас и не стану отодвигать от места силы. Даже не собирался… пока.
– Премного благодарны…
– Не за что, господин Орлов. Как вы думаете, через сколько минут он начнет действовать?
– Или запаникует…
– Бросьте, не станет он рисковать своей драгоценной жизнью. Он ради нее пожертвовал своей семьей, ход истории готов исковеркать, стать причиной гибели миллионов и миллионов… А тут такая ерунда, как необходимость предпринимать меры… по спасению своей жизни. У него это всегда получалось неплохо… Не нужно так на него смотреть, Даниил Ефимович! Напугаете ведь.
Орлов отвел взгляд от Торопова.
– Так лучше, – засмеялся Игрок. – Вы решили, что он не выдержит испытания, запаникует, и у вас… и у меня не останется выбора, кроме как пристрелить господина обер-штурмфюрера прямо посреди воскресного Берлина. Так?
– Так.
– И вероятность такого замечательного исхода все еще велика, по-вашему?
– Да.
– Я, пожалуй, верну вам оружие. У вас в голосе и во взгляде столько уверенности и решимости… Мы же знаем, что вы не станете нарушать данного мне слова. Вы будете стрелять только в том случае, если этот господин начнет метаться, привлечет к себе внимание… – Игрок незаметно передал Орлову пистолет. – Но если вы попытаетесь свое обещание нарушить, то за это ваше решение заплатят совсем другие люди. Ваша группа, например. Всеволод Залесский. Да я просто не стану вмешиваться в проблемы истории. Не будет удара по Перл-Харбору – и пожалуйста. Мне даже интересно будет взглянуть, как все обернется. А вдруг будет лучше? Вы такую возможность исключаете? Я – нет.
Торопов нервно оглядывался по сторонам, было видно, как пот стекает по его щекам.
– Проблема Перл-Харбора будет решена так, как того хочу я, – сказал Игрок. – И таким способом, который предложил я. Она будет решена, я вам это обещаю. Результат будет получен…
– А способ?..
– А способ не имеет значения, любезный Даниил Ефимович. Кстати, должен признаться, что ваши дополнения к моему плану, похоже, окажутся весьма полезны. Даже эти ваши летчики… Они могут быть уместны. Они прекрасно дополнят ту информацию, что есть у нас. Ну, и менталитет этого времени – психика и психология людей сороковых годов двадцатого века – для меня, например, не совсем понятен. Да и для вас, наверное. Все эти метания между долгом и семьей, между личными симпатиями и служебными обязанностями – просто Шекспир какой-то… Просто Шекспир. Если здесь все пройдет нормально, я не буду возражать против включения этих ваших страдающих летчиков в группу по решению проблемы. Что смотрите на меня удивленно? Думали, я не знаю о вашей небольшой тайне? Вы еще не привыкли к тому, что я знаю много разных странных вещей… Я коллекционирую чужие тайны.
– А вы ведь уже знаете, как все произойдет, – сказал Орлов. – Знаете, как будет решена проблема с Перл-Харбором.
– Только сейчас сообразили? – усмехнулся Игрок.
– Только сейчас.
– А ведь и вы уже знаете… догадываетесь, как эта проблема будет решена. – Игрок наклонился через стол к Орлову. – Признайтесь, что догадываетесь! Вам не нравится способ, но ведь никто и не обещал, что вкус лекарства будет приятен.
– Я ничего не…
– Естественно. Вам самому не противно врать, господин поручик? Полагаю, что вы не дословно угадали тот план, который еще предстоит придумать, но основные его детали вы уже чувствуете. И вам неприятно, что вам придется замараться. Вы и к Сталину зачастили по этой причине…
– Что значит?..
– А то и значит, что он это понял, и вы это поняли. Вам очень хочется, чтобы он придумал выход, без вашего участия придумал. Без моего участия. Вы ему все подробно рассказали, предупредили. Он же великий человек, он все сам может придумать… А он не придумывает. Он ждет, пока вы наконец предложите ему свой вариант. К нему столько народу приходило, приходит и будет приходить с такой вот тайной надеждой, что он сам все поймет, сам все придумает и возьмет ответственность и кровь на себя. Он это скрытое желание посетителей чувствует на расстоянии. С ходу. Кому-то он помогает. Но вам…
– Почему мне он не поможет?
– Он поможет, что вы? Он выполнит все ваши просьбы, но брать на себя что-то вместо вас – не станет. Именно потому, что вы – это вы. Вы такой смелый, такой могущественный! Вы умеете путешествовать по времени, вы можете организовать встречу Черчилля с Рузвельтом, заставить толстяка вспомнить молодость и отправиться вместе с вами в «воронку»… Вы не боитесь Сталина, вы, простите, хамите и дерзите ему в лицо, а он таких вещей не прощает. Он чувствует, как вы мысленно молите его все сделать самому. Он бы и мог, но знает, что вы и сами справитесь – вы же из будущего пришли, из того, в котором американский флот был искалечен седьмого декабря сорок первого года. И он чувствует, что на вас кто-то давит, кто-то стоит за вами и управляет… Я ведь управляю вашими действиями, Даниил Ефимович? Ведь вам только кажется, что вы способны на что-то влиять. И вы будете выполнять мои приказы не из страха смерти или наказания. Вы даже смиритесь с гибелью своих друзей. Но вы никогда не позволите мне привлечь на ваше место такого, вот, например, мерзавца. Правда? Можете не отвечать, – со смешком сказал Игрок. – Можете мне не отвечать. Кстати, кажется наш подопытный обратил внимание и на нас.