В порту Гелен оказался новейший эсминец, завершивший бункеровку. Капитан порта, получив семафор с «Рябого», направил его в сторону атакованного Гошкой «Чигана». Пара стотридцатимиллиметровок — это здорово. Рыская артиллерия последнего поколения чудо как хороша. Оно, конечно, эсминец против крейсера вроде как несерьезно, но если радиус поражения и скорость больше, чем у противника, то победа — дело терпения.

Семьсот второй стоит у стенки. Команда в бане. Угля в порту больше нет. Бункера ушедшего пару часов тому назад корабля удалось заполнить только на три четверти. Тут неподалеку металлургический комбинат, а за мысом — достроечный бассейн небольшой верфи. Так что топливо будет. Уже завтра. А сейчас тихий осенний вечер. И усталость такая, что вообще ничего не хочется.

Нет, хочется. Хочется стоять на мостике быстроходного красавца, унесшего в море чисто выбритых и одетых в отглаженные спецовки морских офицеров. А не выглядывать через растрескавшийся триплекс из тесной стальной утробы ходовой рубки этого иссеченного осколками… ладно, определение можно опустить.

Как ни крути, этот уродец дважды унес ноги от целого боевого крейсера, с которым, правда, сам же и сцепился. Оба раза — без повреждений, если не считать внешнего вида, в просторечии именуемого экстерьером. И обидчика своего угостил из мощных четырехдюймовых пушек.

Вообще-то миноносцы, как правило, вооружаются семидясятипятимиллимитровками, устанавливаемыми не в бронированных башнях, а прикрытых щитами с боковыми стенками и крышей. Это значительно более легкая конструкция, хотя силуэт сходный. На быстроходных кораблях, имеющих небольшое водоизмещение, разница в несколько тонн очень заметна.

Вон, миноносцы семьсот десятой серии, хотя и длиннее, но имеют практически то же водоизмещение, да еще и бегают почти на пять километров в час быстрее, потому что в воде сидят не так глубоко, и форма корпуса у них значительно совершенней. Наклонный форштевень, V — образный профиль носовой части, корма со свесом — по-людски сделанные корабли с хорошим надводным бортом. И волна через палубу при четырехбалльном волнении не перекатывается. Экипаж, опять же, размещен нормально. Пусть и тесные, но каюты и кубрик имеются. Да и смотреть на них приятно, глаз радуется от пропорциональности форм стремительности линий.

Вот такие мысли «гонял» Гошка в своей бестолковке, «любуясь» пришвартованным к заводской стенке семьсот вторым, когда рядом прозвучал голос:

— Это ты, что ли с «Чиганом» сцепился? — Средних лет мужчина в инженерской спецовке с интересом разглядывал отметины на палубе и бортах многострадального миноносца. И каким-то неведомым ему чувством Гошка вдруг сообразил, что перед ним такой же, как он, пришелец с Земли.

— Да. Вообще-то нам здорово повезло, что под бортовой залп ни разу не подставились. — И, протягивая руку, представился, — Кукса. Куксин Игорь Николаевич, но уже прилипло погоняло.

— Раз зовут по кликухе, значит за своего держат. А я Таврухин Алексей Ильич, тоже с Земли. Только вот прозвище ко мне поначалу прилипло, а потом отлипло, когда семисотую серию на вооружение принимали.

— Твоя, что ли, задумка?

— Моя, только изувеченная по замечаниям высокой комиссии. Пойдем, покажу тебе, как это было в замысле.

Гошка думал, что его поведут показывать чертежи, но новый знакомый направился в затон, где стояли старые или сильно поврежденные миноносцы нескольких типов. Еще не кладбище, но и признаков жизни на них не наблюдалось. Ржавчины нет, однако птичий помет — сколько угодно. Перейдя по сходням с корпуса на корпус, они оказались на стальной плите, такой же, как и на семьсот втором, голой металлической палубы, также совсем немного возвышающейся над водой.

Этот кораблик был заметно короче. Трубы отсутствовали, зато длина рубки оказалась больше.

— Дымоходы под броней, — пояснил Алексей. И сама броня на несколько миллиметров толще. Видишь, палуба над водой совсем немного выступает.

Гошка сначала полез вниз. Масляные фонарики оказались на привычных местах и были заправлены. Зажигалка в кармане всегда. Люки — знакомой конструкции. Вообще, сходство с его миноносцем большое. Но торпедных аппаратов — нет. Успокоитель качки отсутствует вместе со всеми механизмами привода, соответственно несколько метров длины в носовой части экономится сразу. Котлы и машины для правильного распределения массы по длине сдвигаются вперед, и кормовая часть укорачивается. Дымоходы легко выводятся через заднюю часть надстройки. Внутри тесно, конечно, но не более чем на семьсот втором.

Рубка просторней за счет возросшей длины. Убирающийся перископ, позволяющий приподнять «точку зрения» сигнальщика на пару метров. Открытого ветру и осколкам снарядов мостика на крыше рубки нет и в помине Отсутствие мачт. И те же самые два орудия в бронированных башнях.

— Это уже не миноносец, — закончив осмотр, Гошка привычно вытирает руки извлеченным из заднего кармана платком, — это плавающий танк. Бронекатер мореходный.

— Правильно. Так и задумывалось. — Алексей явно доволен произведенным впечатлением. А тебе в перестрелке с Чиганом топеды помогли?

— Да. На них рикане перенесли огонь, когда я оказался у них под бортовым залпом.

— И зачем, скажи на милость, ты под этот самый залп подставился?

— В данном конкретном случае — чисто по собственной нерасторопности. Понимаешь, цель в бою поворачивается быстрее, чем я вокруг нее обегаю, так что стремление противника не показывать борт, продиктовано, прежде всего, предположением, что у меня есть торпеды. А в казематах у него не меньше, чем по три стопятидесятимиллиметровки с каждой стороны, и кораблю такого водоизмещения, как этот, может за глаза хватить всего одного попадания. Даже пусть будет сорок миллиметров брони, а выстрел — болванкой. Если бы палили по мне не шрапнелью, а, хотя бы осколочно-фугасными, да попали разок, кушали бы меня рыбки.

В общем, кораблик ты мне показал прекрасный. Ни мореходности, ни хода, ни основного вооружения. Но для чего он годится — ума не приложу. Скорость, ведь, те же сорок пять?

— Даже меньше. На Земле сказали бы — двадцать один узел. Это и до сорока не дотягивает. Чуть шире этот кораблик, чем твой семьсот второй.

— Значит, и использовать его будут только, чтобы пакеты возить. Скорость — как у среднего многоцелевого крейсера, а угля ест, как миноносец. Понимаешь, с четырех-пяти километров из двухсотмиллиметровки фугасным снарядом любой крейсер грузило сделает из этого изобретения, несмотря на всю его защищенность.

— Конечно, если не промахнется. Таким снарядом при удачном попадании можно и броненосцу большую беду устроить. А этому сооружению — и стомиллиметрового хватит за глаза. Ну, да ладно. Это был головной образец, который комиссия зарубила. Написали в замечаниях, что надо увеличить скорость, дополнить вооружение торпедными аппаратами и обязательно установить успокоитель качки. В общем, мне пришлось своими руками выхолащивать некоторые заложенные в него идеи.

Алексей явно увлекся и начал повествовать, не нуждаясь в знаках внимания слушателя.

— Понимаешь, снаряда стомиллиметровой пушки достаточно, чтобы продырявить броневой пояс практически любого супердредноута. Там работают соотношения, известные кораблестроителям испокон веков. Или неприятелю придется строить настолько огромные корабли, что он просто разорится. Ну, я имею ввиду, для кумулятивного боеприпаса, который пока разработать не удалось. Но это дело ближайшего будущего.

Тем не менее, уже имеющихся бронебойных снарядов с избытком хватит для пробития брони подавляющего большинства остальных броненосных кораблей. Если применить подкалиберный снаряд, пущенный из длинноствольной пушки по настильной траектории. То есть — с расстояния не более пяти километров.

Теперь формулируем задачу — Противостоять прямому воздействию современного снаряда ни один корабль не способен. И невозможно избежать воздействия осколков или ударной волны от близких разрывов снарядов, как это бывает при накрытии залпом, но без попаданий.

Наша цель — приблизить наименьшее из эффективных для поражения цели орудие на расстояние уверенного попадания в цель. То есть — стомиллиметровку надо подтащить на три-пять километров к неприятелю. Одна беда — пушки по воде не плавают. Ставим ее на гипотетическую платформу и… корпус плавсредства надо погружать в воду, выставляя над уровнем моря только то, без чего нельзя обойтись. А орудийную прислугу необходимо хорошенько прикрыть от воздействия всей гаммы боеприпасов шрапнельного или осколочного действия, а также сегментных снарядов, разработанных специально против миноносцев.

Действительно, описанная картина выглядела логично. Да, собственно, эта логичность уже подтверждена практикой. Гошка подождал, пока собеседник переведет дух и, приготовился слушать дальше.

— Корпус необходимо делать очень прочным, чтобы его не разрушила ударная волна близких разрывов. Собираем коробку из плит. Вернее — очень толстых листов. Ты, наверное, заметил, что весь корабль построен всего из четырех деталей. Два борта, днище и палуба. И представляешь себе, каких трудов нашим металлургам стоило это прокатать! Специально стан модернизировали, слябы отливали огромного размера. А потом бортовые листы еще требуется правильно согнуть — это же целую постройку пришлось возводить!

Ну, сварку без электричества здесь научились нормально проводить и без, пришельцев. Трудоемко, конечно, но результат прекрасный. Несколько распорок, в роли которых выступают водонепроницаемые перегородки, укосины изнутри в нужных местах, стрингеры высокого профиля через всю длину днища. В общем, этим корпусом можно гвозди заколачивать. Запас прочности многократный. Больше половины массы корабля, однако. То, что получилось, охотней тонет, чем плавает.

И сразу — проблемы низкой палубы. Первая задача — защитить от заливания двухметрового диаметра отверстия, через которые артиллерийская прислуга, находящаяся в подпалубном пространстве, приникает к прицелу и заряжает орудия. Башня — это, конечно хорошо, но нужно обеспечить ее вращение без проникновения воды во внутренние помещения. И не забывать, что в место стыка осколки попадают так же, как и во все остальное. Нельзя допустить заклинивания. Целый клубок хитростей и бессонные ночи. Ты, если когда-то что-то разрабатывал — знаешь.

Ну ладно, с горловинами разобрались. Теперь — наведение орудий в условиях качки. Чем меньше судно — тем шибче его валяет волнами. И после выстрела поперек курса, раскачка идет. Башня массивная, орудийный ствол тоже. Автоматика в нашем, земном понимании отсутствует напрочь. Вспоминаем гидроусилитель руля и ставим пару ребят с этими самыми рулями специально, чтобы смотрели на гироскоп и управляли приводами. А потом решаем задачу о том, как сделать так, чтобы хлопцы, сохраняющие положение ствола, не мешали наводчику положение этого самого ствола менять.

В голосе Алексея уже чувствуется издёвка. Он перешел на тон специалиста, толкующего с дилетантом. Но Гошка только кивает и вопросительно посматривает на собеседника. Пусть рассказывает.

— Теперь, когда наш кораблик под весом артиллерии еще немного притопился, надо обеспечить его воздухом. И для топок, и для людей. Понятно, что воздухозаборник надо поднимать над палубой метров на пять. Это крыша рубки. Там же — срезы дымовых труб. Все это бронируем одной сплюснутой с боков ужасно толстостенной трубой, через которую организуем вертикальный проход. При волнении свыше трех баллов с палубы смоет всё, поэтому перемещения экипажа — только внутри.

Наконец, начинаем все это балансировать и уравновешивать. Вспоминаем, что седьмую часть массы корабля составляет уголь, по мере расходования которого изменяется положение центра тяжести, и сам корабль, всплывая, смещает вверх центр тяжести, практически не изменяя положение точки, к которой направлена выталкивающая сила, что может привести к перевороту при ничтожном наклоне корпуса. Справедливое желание закрепить все тяжелое на днище, чтобы избежать переворота, ведет к тому, что бортовая качка становится резкой настолько, что люди смогут находиться в корабле только в положении сидя, а перемещаться ползком.

Итак, проектируем угольные ямы, балластные цистерны, наполняемые водой по мере сжигания топлива, размещаем котлы, дымоходы, топки, паропроводы, устанавливаем двигатели и прокладываем валы винтов. И становится тесно. Получилась подводная лодка, находящаяся в состоянии «сейчас нырну».

И не забываем про воздух. И экипаж, и топки «вдыхают» через единственное отверстие. А через трубы идет «выдох» И ему надо помочь, слегка поддувая в топку, чтобы шибче горел уголек, дымило поменьше, и не забываем, что выброшенные из трубы искры демаскируют наш кораблик в ночное время.

Наконец, постройка завершена. Этот кораблик, даже в одиночку может вести бой с легким крейсером, не будучи обреченным на неминуемую гибель. А четырех таких малышей этому крейсеру хватит выше крыши. Попасть в него из принятых на вооружение у рикан стопятидесяток нелегко, А снаряды семидесятипяток будут часто рикошетить. Еще у них есть калибр сто двадцать, самый неприятный в нашем случае, но они его редко применяют, как-то он не очень прижился на их кораблях.

А наш малыш, подкравшись на расстояние уверенного выстрела, может за считанные минуты наделать неприятелю кучу повреждений.

Алексей снова сделал паузу и посмотрел на своего молчаливого собеседника. Наверное — уловил сочувствие.

— И вот ни с того ни с сего появляется в приемочной комиссии какой-то никому не ведомый чиновник с погонялом «Го», которому все смотрят в рот.

«Скорость маловата, качка великовата, и без торпед как-то несерьезно, да и что это за корабль без мачт?» — Всего-то сказал. Блин горелый, кто его за язык тянул? — Алексей уже гневно сверкает глазами, видно вспомнил всё, и заново переживает. — А господа капитаны и адмиралы тут же все на карандаш и в протокол.

И пришлось мне моего малыша уродовать. Тут, когда что в бумаге появилось — считай дело сделано. Спорить бесполезно. И превратилась моя канонерка в миноносец.

Чтобы впихнуть торпедные аппараты, корпус пришлось удлинять. Соответственно — сталь бортов стала тоньше, поскольку ту же отливку надо раскатать до большей длины.

Чтобы увеличить скорость, корпус пришлось делать уже, разносить по длине топки и сдвигать все к корме. Машины то итак использованы самые лучшие, специально для малых кораблей спроектированы, доводку только что завершили. Дымоходы в надстройку уже не попадают, и даже не сходятся в один канал. И появляются трубы. Кормовая башня ползет назад, надстройка — вперед. Втыкаются никому не нужные мачты, способствующие демаскировке. На крыше рубки вырастает открытый всем осколкам мостик, поскольку у перископа узкое поле зрения, и им неудобно пользоваться при качке.

Все, проект загублен. Тихоходный бронированный миноносец, вынужденный при волнении в четыре балла сбрасывать ход до среднего, посмешище всего флота. Поскольку комиссия постановила сразу закладывать пять штук, то их и построили. Дивизион спокойного моря — так их зубоскалы окрестили. Боевое применение считается невозможным, используют для доставки депеш. Ну и молодых матросов на службу натаскивают заодно.

Алексей тяжело вздохнул и примолк. Гошка не испытывал к этому упертому горе изобретателю ни малейшего сочувствия. Поразмышлял про себя, насколько сильно бить, ведь беседа имеет доверительный характер. И соглашаться нельзя. Негодные кораблики эти семисотые, как ни крути. Наконец, подобрал нужные слова.

— На лазурной глади моря цены бы не было этим замечательным канонерочкам. А в реале при непогоде на них несладко. Ни отстреливаться нельзя, ни убегать.

— А, ты про этот неубиенный аргумент вспомнил! Сколько лет по этим морям ходишь? — Алексей криво усмехнулся.

— Около одного. — Гошка и не думает выдавать себя за опытного морского волка.

— И сколько штормов ты видел?

— Около одного. — Гошка всерьез задумывается над этой странностью.

— То-то и оно. На этой планете сильные ветры бывают нечасто. И дуют они недолго. По результатам многолетних наблюдений волнение больше четырех баллов отмечается, в сумме в течение одной недели в год, не более. Для всех акваторий, по которым есть данные. Штормов больше семи баллов вообще никто не помнит, а твой миноносец в открытом море это выдержать способен. И при четырех баллах он еще вполне боеспособен. Если, конечно, захлопки стволов исправны.

— Погоди, — Гошка чувствует, что собеседник подвел его к важнейшему соображению, — это получается, что на Посейдонии всегда хорошая погода?

— Нет, так утверждать нельзя. Погода разная, ветры в наличии, но, поскольку огромные массы суши, именуемые материками, здесь отсутствуют, то процессы в атмосфере проходят иначе. И океанические массы по-другому организованы. Островные цепи, а это вершины горных хребтов, препятствуют образованию крупных течений. Мелких течений тьма: теплых, холодных, идущих во всех направлениях.

На планете не формируется больших однородных воздушных масс, не образуется тайфунов или торнадо. И грозовых фронтов тоже нет, но это уже по другой причине. Здесь в любом море может сформироваться шторм. Недолгий, на пару-тройку часов. В любой момент может налететь шквал, минут на двадцать. Вода взбаламутится, а потом успокоится.

Самый длинный период сильного ветра, зафиксированный наблюдателями, длился пятьдесят один час. И было это двадцать семь лет тому назад.

Гошка припомнил карту, пробежался памятью по тому, что твердили им в школе на уроках географии. Пожалуй, прав Алексей. Картина с погодой здесь получается раздробленная. Все то же самое, что на Земле, но порции мельче. Даже облачные массы не занимают огромных пространств, как это не раз отмечалось в сообщениях земных синоптиков. Это там циклоны и антициклоны неделями «бродят» над пространствами огромных континентов, но тут Вам не там.

Какой же вывод? А тот же самый. Если корабль перевернуло штормом, какая разница, сколько этот шторм длился? Час или сутки. Хотя, убогие полузатопленные порождения воспаленного разума этого сдвинутого изобретателя не затонут, если не держать распахнутыми палубные люки. Ну, покачаются часок-другой на пляшущей воде, поддерживая минимальный ход, обеспечивающий управляемость. Конечно, если в этот момент рядом неприятель на крупном, не боящемся волнения корабле, даже уйти будет проблемой. Но вероятность такого совпадения — одна неделя в год. Около двух процентов.

А на войне случайные факторы исключить вообще невозможно. Если бортовой залп с предельной дистанции накрывает цель, то какова вероятность прямого попадания? Одиннадцать двести тридцать вторых. Вот! То есть стреляют в надежде на удачу. Пять процентов или два. В совершенно разных по возникаемости ситуациях. Ну, это, конечно, взгляд с другой стороны.

Гошка посидел, пораскидывал умишком. Действительно, идея безумного прожектера. Правильная, в принципе, но необычная настолько, что…. А что? Ведь построены миноносцы, которые на самом деле — канонерки.. Военная казна выделила на это немалые средства, позволила задействовать производства, несомненно, необходимые для строительства «традиционных» кораблей.

— Слушай, Тавр, а чего ради тебе вообще позволили этим проектом заняться? Это притом, что бюрократия в Империи поставлена на широкую ногу. Наверняка для любого начинания требуется куча согласований и разрешений.

— Это, конечно, история та еще. Хотя, вроде, спешить нам некуда. В общем, я судостроитель. Проектировщик, конструктор, разработчик — какое понятие тебе ближе, то и верно. Причем занимался не частностями, а всем кораблем. Специализировался на компоновочных задачах. Справлялся неплохо, карьерку небольшую сделал, а потом вот сюда попал. По местным надобностям — работник на вес золота. После карантина околоточный мне предложил на выбор десяток направлений на судостроительные и судоремонтные заводы.

Конечно, выбрал самый авторитетный, который специализируется на броненосцах и броненосных крейсерах — главной ударной силе флота. Приняли меня с распростертыми объятиями, все показали, рассказали. По моей просьбе направили на заводы-смежники, так что больше года посещал металлургов, оружейников, химические комбинаты, полигоны и экспериментальные лаборатории. В общем, дали мне возможность по-полной всосать технологическую картинку и совокупность конструкторских замыслов, что в настоящий момент здесь имеют место быть.

А потом прошелся я в чертежном зале мимо кульманов и понял, что нафиг я никому не нужен. Все ребята делают правильно, и ничему особенному я их не научу. Там два парня с Земли раньше меня оказались. Один — знаток Русско-Японской войны, второй из судомоделистов. Оба с техническим образованием. Начитанные, прекрасная память, фонтан идей. А местные специалисты тоже не лаптем щи хлебают. Развесовки да балансировки без компьютеров на счетах и логарифмических линейках просчитывают, эпюры и графики рисуют, а эскизы составляют так, что хоть сразу в работу отдавай.

В общем, новые проекты хороши, планы модернизации старых кораблей оптимальны. И все это отлично увязано с производственными возможностями Империи. Несколько частных задач я, конечно, помог решить, подсказал с десяток улучшений, пару погрешностей выловил. Рутинной работы всегда на всех хватит. Но очень мне захотелось учинить что-то важное и значительное.

Очень уж понравилась здешняя жизнь. Ты, как я понял, в Империи около года.

— Чуть больше. Но, действительно, живется тут неплохо. Как оно все устроено, я еще не понял, но народ дружелюбный. Озлобленных или обиженных, вроде, не встречал. С нашим миром разница огромная. — Гошка с удивлением отметил, что к хорошему привыкаешь настолько быстро, что практически перестаешь замечать.

— Да, ну так вот, — Алексей опять возвращается к своему повествованию. — Захотелось сделать нечто значительное, как это говорят, внести существенный вклад. А ничего путного в голову не приходит. Весь извелся. Ну и как-то Агуша, это жена моя, и говорит: «У тебя настроение, как погода, меняется по семь раз на дню». А на Земле-то говорят всего про три раза!

Присмотрелся. Заглянул к синоптикам, порылся в их регистрационных журналах. И сообразил как раз то, что тебе втолковал. Дальше началось самое интересное. Прежде всего, было необходимо сохранить догадку втайне. А, сам знаешь, что знают двое, то, рано или поздно станет известно противнику. Преимущество на войне имеет тот, кто располагает чем-то неизвестным врагу.

Поэтому составил я пояснительную записку с обоснованием необходимости постройки малой партии вспомогательных кораблей с низким силуэтом для патрульной противорейдерной службы в прибрежных водах, и запустил по команде. Молча, конечно, ни с кем не консультируясь. Положительная резолюция комитета по морским вооружениям была получена очень быстро. Я тогда еще не знал, а потом выяснилось, что хотя бы один раз карт-бланш каждому пришельцу дается обязательно.

Ну, а поскольку, проект мною был оформлен с великим тщанием, и все важное в нем оказалось искусно замаскировано второстепенными деталями, то замысел удался. Перебрался я сюда, в Гелен. Тут как раз верфь подходящая, и, главное, постройки эллинга смыкаются с выходными роллами прокатного стана. В общем, все получалось замечательно до прибытия приемочной комиссии, которая головной образец зарубила. Не совсем, правда, а замечаниями, почти несовместимыми с реализацией моего замысла.

Поскорбел. Прикинул. Посчитал. И вышло, что можно и замечания формально устранить, и сохранить главный замысел. Не так, чтобы в полной мере, но с приемлемыми потерями. Ну, и подлянка мне в голову одна пришла. Миноносцы семьсот десятой серии строят массово. Все иностранные шпионы давным-давно все про них знают. А если обеспечить сходство силуэта, то неприятель станет гасить моих малышей тем же методом, что и обычные скоростные миноносцы, облегченные до последней возможности в угоду скорости.

А по плану пора всю серию запускать. В общем, бюрократическая машина сбойнула тут в мою пользу. Опять же серийность сразу снижает затраты, так что заводское руководство заложило сразу всю партию по чертежам с устраненными замечаниями высокой комиссии.

Когда военные моряки снова приехали на приемку, степень готовности была такова, что резать миноносцы на металл было дороже, чем доделать. Ну да, сидят низко, но не тонут же. И опрокинуться не норовят. И бегают неплохо. Тут, кстати, не только обводы идеальные, но еще и хитрость с винтами. Во-первых они расположены по бокам, на манер того, как задние лапы у выдры. А во-вторых, сделаны из одного нового эластичного олигомера. Чуть не поседел, пока форму просчитал с учетом упругости.

Теперь при росте скорости шаг винтов увеличивается. Без этого приема бегали бы наши кораблики на скорости километров тридцать пять в час. Но в эти тонкости я комиссию посвящать не стал. Опять это штатский Го рассвирепел. Ругал меня, костерил директора завода. Приговорил посудины эти к посыльной службе, поскольку на ходу они все же неплохи. А поскольку перископы еще не прибыли, повелел присобачить на крышу рубки мостик, дабы обзор увеличился.

Меня, понятное дело, с проекта сняли, поручили рядовую работу и забыли. А командирам, что принимали миноносцы с завода, я, понятное дело, все растолковал, как следует. Объяснил, почему держу свой замысел в секрете, и принялся ждать результата. А через полтора года появляется одно из моих порождений в виде, который говорит сам за себя.

— Вообще-то это у меня вторая сшибка с «Чиганом», — пояснил Гошка. Первого потом броненосец береговой обороны отконвоировал в главную базу. В этот тоже были попадания, но настолько, чтобы можно было разобраться, что там повреждено я с ним не сближался.

— Я знаком с этим проектом, — улыбнулся Алексей. — Рысаки. Специально конструировались для действий на дальних коммуникациях. Это скорее колониальный крейсер, чем боевой корабль. Если твои комендоры целили в корпус под трубы, скорее всего ему потребуется капремонт.