Утром следующего дня Гошку провели в другой ангар. Со стороны он выглядел совсем небольшим, да и внутри не был особенно просторным. Огромные толстомясые дуги, опираясь концами о грунт и прилегая друг к другу, составляли его свод. Присмотревшись, легко было обнаружить, что собраны эти гнутые «колонны» из стеблей тростника, увязанного в очень длинные фашины, или бунты. Устойчивость конструкции придавал её размер и плотная сборка.

— Пожара не боитесь? — поинтересовался у одного из техников, что распахивали створки хлипких на вид дощатых ворот.

— Знамо дело, приходится опасаться, — ответил тот, нисколько не смущаясь.

Самолетиков здесь располагалось пять штук, все одинаковые, установленные друг за дружкой с поворотом, что позволяло уместить большое количество машин на весьма ограниченной площади. Ближний к выходу принялись выкатывать на площадку перед сооружением.

Сначала показалось, что это У-2, но по мере «проявления» деталей, сходство ослабевало. Двойное крыло биплана со стойкой, соединяющей плоскости, бросилось в глаза раньше всего, но потом глаз начал находить специфические детали. Переднее колесо неубирающихся шасси оказалось относительно большого диаметра и наполовину скрывалось под обтекателем передней части, В результате сам самолетик стоял с опущенным носом, поскольку стойки колёс под крыльями оказались выше.

Сам нос выставлялся вперед значительно дальше, чем ожидалось, отчего хвостовая часть выглядела слегка куцей, и была увенчана солидным хвостовым оперением. Прямо здесь и оказалась расположена соосно фюзеляжу единственная дюза. Поскольку воздухозаборников обнаружить не удалось, становилось очевидным, что двигатель здесь используется ракетный, и Гошкины гипотезы блестяще подтверждаются.

Трос помалкивал, Ри вообще куда-то исчезла, а к хвосту самолета, вытолканного из ворот, подкатили солидный ящик на колёсах, вытащили из него конец каната и затолкали его… прямо в дюзу. Потом Гошка с изумлением наблюдал за тем, как на продольный вал, расположенный в центральной, межкрыльевой части фюзеляжа слой за слоем наматывается этот толстый шнур… бикфордов шнур! Точно. Ракетное топливо упаковано в длиннющую «колбасу» и подается в камеру сгорания по мере израсходования.

— Полезли пока на вышку, — Трос показал в сторону нависающей возвышенности, на верхушке которой пристроилась решетчатая конструкция, увенчанная площадкой. Путь оказался неблизким, сначала по крутой тропе, потом начались лестницы и, наконец, они с верхней точки наблюдательной башни осматривают окрестности.

Далеко внизу у самолетика копошатся люди, пилот занимает место в кабине, расположенной в самом носовом участке летательного аппарата. Видно, как крошечная фигурка усаживается, располагая ноги по сторонам кожуха, прикрывающего верхнюю часть переднего колеса шасси, как техники прилаживают лобовой обтекатель и прозрачный фонарь.

— Как ты понял, в этой конструкции навалом уязвимых мест. Однако кабина пилота бронирована от пуль и осколков. Только прозрачные компоненты значительно слабее всего остального. Ну и пилотов подбираем по комплекции. Тут только компактные и жилистые не чувствуют тесноты.

Еще пара врожденных слабостей. Во-первых, если двигатель в полете останавливается, пробудить его к жизни нет никакой возможности. Дальше — только посадка за счет планирования, качество планера позволяет. Правда потом, на земле, пилот может снова раскочегарить дюзу и взлететь без посторонней помощи, однако, уже без фонаря и обтекателя. Установить их можно только снаружи. Проигрыш в скорости невелик, но лобовой брони нет, и обдувает там не по-детски. Конечно, над морем эта возможность не слишком нужна, но с песчаного пляжа, а особенно с обсушки, уйти вполне получится.

Второй момент связан с тем, что тяга не регулируется. Скорость горения топливного шнура определяет мощность однозначно. Только выключить двигатель можно — и все. У нас на этот случай есть три типа двигателей и три диаметра шнура.

Самый тонкий, для старта самолёта с катапульты, рассчитан на дальний полет. Скорость по горизонтали получается сто двадцать километров в час, так что за четыре часа можно сгонять на удаление двести километров, отвезти полтораста килограммов гостинцев и вернуться.

Средний, что сейчас заправляют — это и своим ходом можно взлететь, только разбег метров пятьсот. Два часа в воздухе, но скорость уже сто пятьдесят. С учетом расхода топлива при старте радиус действия следует полагать в сотню километров.

На толстом шнуре взлет происходить энергично, сам полет длится сорок минут. Скорость увеличивается до двухсот километров в час. В общем, если до цели полста кэмэ, есть хороший шанс отстреляться и возвратиться.

Конечно, виды старта мы варьируем, и количество шнура в заправке тоже меняем в зависимости от предполагаемой задачи. Остаток-то каждой зарядки с новым концом не сопрягается. Только целый участок этой «колбасы» можно использовать. И в этом вопросе имеются трудности. Ограничены мы в топливе. И само оно ограничено в сроке хранения, влагу не любит, повреждения оплетки вообще катастрофа. Словом, самолетиков этих больше чем имеем, нам просто не прокормить.

Вообще-то их, конечно, не пять, а два десятка. Все облетаны, на все подготовлены пилоты. Тренировочные полеты ведутся ежедневно, отрабатываются и боевые задачи. Вот, смотри!

Точно. Самолетик внизу уже готов. В бинокль видно, как короткий отрезок обычного огнепроводного шнура тлеет, выглядывая из дюзы. Воспламенение, струя из сопла. Взмах давно занесенного сигнальщиком флажка, рывок каната катапульты и энергичный старт небольшой машины. Неспешный набор высоты, плавный вираж, «площадка» с набором скорости. Четко просматривается тонкое тело длинной авиабомбы, подвешенной под фюзеляжем.

Снова вираж, на этот раз энергичный, и снижение уже с другой стороны вышки. А здесь ровная поверхность с широкой канавой, заполненной водой. Именно в эту полоску воды с пологого пикирования, больше похожего на энергичное снижение, и кладет свою «бомбу» шустрая этажерка, когда ее колеса оказываются буквально в паре метров от воды. Потом быстрый набор высоты и резкий разворот. Приличная потеря скорости, но срывом даже не пахнет.

Бомба не тонет и не взрывается, а несется вперед по канаве, оставляя характерный для торпеды пузырчатый след. Метров через четыреста снаряд касается берега, замедляется, всё более зарываясь носом в глинистый склон, и, наконец, замирает на месте молотя воду винтами и вихляя задом.

— Неважно легла, — комментирует Трос, — большой перерыв в полетах. Ничего, повторение — мать учения.

А самолетик уже заходит на посадку. Энергичное снижение, выравнивание, двигатель выключен, и самолет аккуратно приземляется точно на край размеченной белым полосы. Мягко опускается нос, торможение проходит плавно, но быстро. Пробег — метров восемьдесят.

— А вот посадка классическая. Чувствуется стиль и уровень подготовки. — Трос явно доволен.

На аэродроме техник что-то делает в хвостовой части самолета. На тележке под брюхо закатывают новую «бомбу», а Гошка смотрит в сторону канавы. Первая торпеда уже «отворчала» и затихла. Её, зацепив петлями, выкатывают на берег шестеро дюжих мужиков. И убегают с нею на руках к конной повозке, которая быстро скрывается за бугром. Наблюдатель, находящийся тут же на площадке, вывешивает белое полотнище со стороны аэродрома, и черное — в направлении «стрельбища». Ага, сигнализация и оповещение.

Вторая попытка того же пилота прошла вообще замечательно. Торпеда ушла по канаве и вылетела на берег в самом ее дальнем конце, когда водная гладь просто закончилась. А выход самолета из атаки прошел по другому сценарию — полупетля с полубочкой.

— Конечно, эти торпеды не так мощны, как те, что выстреливают с миноносцев. Значительно облегченный вариант. Разработали его уже после риканской войны в расчете на переноску руками нескольких человек. В принципе, снаряженную вшестером можно нести несколько километров. Ну и нам они хорошо подошли. Что интересно — вообще без переделки. Бегут на четыре километра, курс выдерживают прекрасно, так что, если стрелять с бреющего, попасть по крупному кораблю вполне получится.

— А вы их, что, перезаряжаете после учебных стрельб? А как же нагар? — Впервые открывает рот Гошка. Увиденное впечатлило настолько, что слова сами попросились на язык.

— Нагар растворяем, есть специальная рецептура. Двигатели даже разбирать не приходится. Затратно, конечно, спору нет. Однако неприятеля можно здорово удивить, если машины исправны, торпеды быстры, а пилоты умелы. — Трос явно доволен произведенным впечатлением. — Сам понимаешь, для того, чтобы все это превратилось в пустой пшик, достаточно всего одного слабого звена.

— Как с турбовинтовыми двухмоторниками. Все работает, а ротор на один полет.

— Верно. Чего только не пробовали использовать для турбинных лопаток — все течет. Усталость материалов здесь просто ни в какое сравнение не идет с земными кондициями. Понимаю, что решение будет найдено, но пока результаты неутешительные.

С Ри он увиделся только вечером. Как пропала любезная по дороге к ангару реактивных торпедоносцев, так и не появлялась в поле его зрения весь день. И сейчас она выглядела неординарно. Дрожала на кровати под двумя одеялами, причем на столике стояла бутылка со знакомой этикеткой, из которой (бутылки, конечно) немного отпили. Запах, стоявший в комнате, однозначно указывал на то, что крепкий спиртной напиток — это ром дусского производства, который Гошка возил с собой в рюкзачке на случай доброй встречи с хорошим знакомым. Количество выпитого свидетельствовало о том, что крепость содержимого этой ёмкости потребителя не вдохновила. Но вот состояние этого самого потребителя внушало серьезные опасения.

Выкатив свою принцессу от стенки на самый край кровати, Гошка посмотрел в ее шальные глаза.

— Заболела, тебе неможется? — Спросил тихонько.

— Я здорова. Меня всегда колотит полсуток, когда испугаюсь.

— Тогда подожди еще чуток, сейчас я тебя вылечу. — Гошка быстренько укутал свою малышку в одеяло и рванул в столовую.

Вернулся через несколько минут и расставил на столе тарелки.

— Иди сюда, — он выпутал жену из одеял и усадил на стул. — Начинается лечение последствий испуга небольшим количеством холодца с хреном. Можно и с горчичкой. На худой конец и уксус пойдет. — Спокойно подавая небольшие кусочки прямо в рот, комментировал он.

— Потом, поверх холодца кладется ломтик селедки с репчатым лучком, и надкусывается картошечка, — продолжает он инструктаж, контролируя выполнение «упражнения». — Тут не повредит и маленькая рюмочка, но, в принципе, несложно без нее обойтись, тем более что она уже была принята превентивно, — продолжает он, отталкивая в сторонку ром. — Теперь важно не упустить момент для принятия основного противоужасового препарата — рисовой каши с подливой. Собственно, данный компонент можно варьировать в области качества в широких пределах, важно, чтобы его было много, и чтобы поступал он в организм стремительно.

— Больше не могу, — Ри откладывает ложку, глядя на произведенное ею опустошение, — да и нечего, честно говоря. Действительно, помогает. Никогда бы не подумала.

— А теперь, когда стук зубов не прерывает связность речи, расскажи-ка мне милая, кто же это умудрился тебя так напугать?

Реакция была неожиданной. Девушка нахмурилась и замолчала. При этом лицо ее приняло упрямое, даже вызывающее выражение. Стало быть, снова тайны Бургундского, на этот раз, двора.

— Ладно. Не хочешь, не отвечай. Я тебя все равно люблю.

Опять бурная реакция. На этот раз Ри почти брызнула на него из глаз слезами… и некоторое время они были заняты.

— Да уж, — размышлял Гошка, слушая ровное дыхание прижавшейся к нему жены, — эмоциональность у женщин значительно выше, чем у нас, мужиков. И тряхнуло ее сегодня неслабо. Просто до печенок пробрало. Лучше всего немного отвлечь ребенка от переживаний.

— Слушай, помнишь камушек ты у меня забрала. Обещала сказать, что это за минерал.

Вот незадача. Только что бывшее расслабленным тело опять напряглось.

— Понимаешь, Игорёк, это платина. На Земле её считают благородным металлом. Пожалуй, самым дорогим из тех, что используется в ювелирных изделиях. На Посейдонии — тоже. Красиво блестит, не окисляется, встречается редко. Наравне с золотом и серебром используется для хождения в виде монет и слитков. Одна беда. Наши геологи разыскали несколько неплохих месторождений, и мы наладили добычу самородной платины в заметных количествах.

Казалось бы — греби деньги лопатой и покупай на них весь мир, ан нет! Первая же попытка продажи привела к снижению стоимости этого металла. Прикинули, что к чему, и остановились. Через несколько лет цена вернулась к первоначальному уровню, и мы теперь продаем её килограммов по сто в год. А остальное прячем. В общем, так оказалось значительно прибыльней. Вообще-то это страшная тайна, но, раз уж ты со мной связался, то всяких секретов узнаешь еще немало. Почему бы и этот не знать, тем более, понял, наверно, из чего насыпается подушка под тропинками в саду нашего дома. Никогда ведь не знаешь, как дело обернется, а самородочек размером с кулак может спасти чью-то жизнь, или всю страну, если окажется вовремя под рукой.

Гошка прикинул продолжительность садовых дорожек на участке, где располагался императорский дом. Неплохо получается. Вот только кто же роторы из нее изготовит, из этой платины? Для ювелиров с их оборудованием подвижная деталь даже относительно компактной самолетной турбины может оказаться чересчур большой, да и требования к точному выполнению размеров, а главное, балансировке, вызывают тревогу.

В общем, когда он все это выложил Ри, та думала недолго. Через полчаса они вышагивали по пустынной ночной дороге, ведущей к порту. Тут нашлось несколько тропинок, заметно сокративших расстояние, так что на рассвете они сладко посапывали в каюте яхты, бегущей на всех парусах к ближайшему порту столичного острова.