Глава 27
Заходящее солнце освещало только самые верхушки деревьев, позволив вечерней тени накрыть всю поляну, отчего пламя костра сделалось отчетливо видным. Две недели, как отпустил Иван Федюньку с этими южанами, и постепенно в сердце закралась тревога. Так ли он поступил? Не слишком ли поторопился довериться почти незнакомым людям, наслушавшись их необычных речей?
Женщины укладывают детвору в большом типи. Сами они тоже устроятся там, и хозяин с ними. Маленький вигвам займет гость, старейшина школьников. Парню немного за двадцать, но авторитет его велик. В группе пять юношей, выросших и возмужавших в этих местах, да их учительница с мужчиной, с которым сошлась уже здесь, да двое их деток. А юношам нужны жены.
Всего две девушки подходящего возраста есть во всем сообществе. Попали сюда детьми, выросли. С одной из них Геннадий и сговорился. Да вот беда, отец потребовал выкуп – кожаный шатер, на который у рода школьников не хватает шкур. Вот и зашел он по-соседски одолжить до осени.
Есть у Ивана то, что нужно, и он не против поделиться, но еще одно сомнение гложет его душу. Когда уезжали островитяне с сыном, то оставили почти все содержимое своих вьюков и седельных сум, поскольку старались максимально облегчить поклажу в связи с поспешным возвращением, да и пассажир у них появился. Кроме множества замечательных прелестей, типа кувшинчика масла растительного, горшочка масла топленого, полукилограмма меда, круп, муки… да перечислишь ли все, было еще и восемь килограммовых кошелей соли.
И вот сидит теперь охотник и мыслит «популяционно». Даст он парню шкуры, род добавит еще, сделают они шатровое покрытие и купят на него невесту. А для новой пары палаточку-то сшить будет не из чего! Непорядок.
С другой стороны, за один мешочек соли ту же самую невесту отец тоже отдаст за Геннадия. Хорошо. Вместо шкуры и нужно предложить эту самую соль. Она перейдет в род невесты, и у школьников соли не станет. Опять нехорошо. Это получается, что нужно выдать два мешочка для двух родов. Уфф! Но ведь вернуть соль ему никто не сможет. Ее здесь негде взять. Чего-то можно потребовать взамен. Шкуры, если уж на то пошло, Ивану не нужны.
Его семья уменьшилась, и большой горшок больше не требуется, тем более что таскать его придется с места на место на своем горбу, причем с помощью все тех же школьников. В том числе и те шкуры, что сейчас просит сосед. Они ведь никуда не денутся. А ему потребуется перетаскивать копченые окорока, приготовленные с солью. Как бы пуп не надорвать!
Выходит, лучший выход просто отдать этому парню шкуры, не требуя их возврата, и два мешочка соли, не рассчитывая на отдачу. Что-то он совсем думать разучился! Вот так просто взять и отдать, ничего не требуя взамен? В результате соседний род станет сильнее, многочисленней и раньше съест окрестную дичь. А здесь, вокруг Ивановой стоянки, места изобильные, и без второго охотника промышлять не всегда сподручно. Опять же Лариса у него, как бы это сказать… с Кларой он часто бывает ласков.
– Значит, Гена, есть у меня к тебе вот какое предложение, – прерывает хозяин затянувшееся молчание, поглядывая в сторону шатра, вроде до него достаточно далеко. – Дам я тебе шкуры и еще пару килограммов соли. Один сами употребите, а на второй невесту себе купишь. Возвращать ничего не нужно. Вместо этого присылай ко мне Степана, чтобы помог с охотой. И намекни, что ежели заведет он с моей младшей женой шуры-муры, так я вроде как не замечу. А коли поладят они, так могут и оставаться. Имеется здесь второй шатер.
Ты не подумай чего, баба она справная, до этого самого охочая, а мне, как за дичью набегаюсь, и с Кларой хорошо. Чувствую, понимаешь, что недорабатываю я на этой ниве. И охотиться в одиночку стремно.
Молчит Геннадий, думает. Иван тоже сам себе удивляется. Это выходит, что предлагает он два кило драгоценной соли, шкуры, за владельцами которых вволю набегался, жену и шатер просто за радость общения с молодым энергичным охотником. Что-то он сегодня какой-то не такой, не иначе, сгубила его эта ведьма лесная по имени Ви. Глаза ли отвела, или мозги чем запорошила?
Собеседник, похоже, оценил. Челюсть медленно отвисает. Но вот юноша справляется с собой.
– Спасибо, Ваня. Не ожидал. Ты с нами прямо как с родными обходишься.
– А так оно и есть. В этих местах люди, они все друг другу родные. И, кстати, не сомневайся, Лариса в тягости. По нашей нынешней жизни это, я полагаю, достоинство. Степка – душевный парень, непоняток не будет.
Оба охотника прислушиваются к тишине. Неправильная она. С юго-запада слышится звук, источником которого могут быть только копыта многих животных. Гену это сильно тревожит, не зубробизоны ли мчатся, испуганные хищником? Тогда они здесь могут натворить делов. Но Иван, кажется, полагает иначе. Хотя женщины с малышами уже прячутся в лесу среди крупных деревьев.
На поляну коротким экономным галопом выбегают четыре лошадки с всадниками. Два мужчины и две женщины. За ними антилопы гну выкатывают три арбочки на автомобильных колесах.
Передний спешивается.
– Привет, Ваня, я Слава. Пляши, письмо тебе.
Конверт, однако, попадает в руки Клары. Никогда бы не подумал, что она так легка на ногу. Печатными буквами изложены обращение и подпись, остальное писано взрослым.
– Поспешали мы, так что Гайка под Федькину диктовку по-быстрому изложила.
* * *
Сын жаловался на жизнь. На ненавистное молоко, противную морскую капусту, на то, что мед дают редко и помалу. На малолетних товарищей, поваливших его гурьбой, когда он попытался отобрать у девочки зеркальце, он ведь только хотел посмотреть, а они как вдруг все бросились! На то, что их целыми днями гоняют босиком по пыльной степи и заставляют то запоминать травки, то следить за ящерицами, отчего он ужасно устает. И на то, что днем приходится спать, а он не привык…
– С ответом не очень торопитесь, – обращается к ним одна из женщин, рослая, статная – настоящий гвардеец. – Возки обратно не раньше послезавтрашнего утра тронутся. Кстати, меня зовут Галина, а вторая женщина – Рипа. Ее следует бояться, потому что она доктор.
Лошади расседланы, антилопы распряжены, пасутся. Парни ведрами таскают воду, поят усталых животных. На ожившем костре висит котел, Слава кашеварит, толкуя о чем-то с Геннадием. Иван присаживается рядом.
– Сам понимаешь, если врач сказал, что здесь должен быть медпункт, мое дело исполнить. Потому и интересуюсь местом повыше, так чтобы с Днепра было видно, но от Вагенбурга неподалеку. Вы же здесь все холмики знаете. А если рядом еще и полянка имеется для аптекарского огорода, то и вообще ничего лучшего нам не потребуется. – Это новый гость завершает ранее начатую фразу.
Повозки задрали оглобли к небу, никто их и не думает разгружать. Казалось бы, что может быть проще ящика на колесах, а вот приторочена лопата, топорик, пустое место, где явно хранится кожаное ведро. Моток веревки, еще свободные гнезда, кобура. Экипаж экипирован вдумчиво. Серьезный народ эти южане. Женщина, что постарше, кормит грудью малютку, ни капельки не смущаясь. С полгода уже карапузу. Рядом второй, только что начал вставать, держит женщину за рукав и смотрит на титьку голодным взором.
– У Гайки лактация недостаточная, поэтому я немножко ей помогаю, а моему уже пора отказывать от стола, а то разбалуется, обормотик. Год ведь почти, – отвечает на незаданный вопрос кормилица.
Обормотик делает глотательное движение и всем своим видом показывает, что если его немедленно не допустят к объекту вожделения, он расплачется.
Возницы и четвертый всадник тянутся на огонек. Что-то подсказывает Ивану – не будут они ставить палаток. Завернутся прямо у костра в свои безрукавки да и заснут. Дождем не пахнет, а обычаи у этих людей спартанские. Несколько веточек полыни отгонят немногочисленных комаров – вот они и дома.
* * *
Лагерь спит. У костра сидит старейшина школьников Генка и думает. Не спится что-то парню. Рядом – один из приезжих, вполне уже взрослый мужчина, назвавшийся Михаилом. Иван из маленького типи все видит и все слышит. Ему тоже не спится.
– Это, как я понял из Ваниного рассказа, вы там у себя на юге решили попытаться создать «человека совершенного», царя природы, – вдруг ни с того ни с сего прерывает молчание юноша.
– Интересная постановка вопроса. – Мужик закончил сборку пистолета и загнал в него обойму. – Наверное, это не совсем полная картина. О том, чтобы все люди были умны, образованны и хорошо воспитаны, мечтали многие поколения. Отчего бы и не попытаться. Никто ведь не помешает, нет тут ни скептиков, ни завистников. Только мы и наши заморочки.
– То есть у вашего вождя возникла мысль построить систему отношений из высококачественных компонентов? – формулирует Генка.
– Хорошо завернул, – ухмыляется лейтенант, – по-нашенски. Считай, в самую точку попал. Насчет того, чтобы такая мысль в Славкиной голове завелась, так это запросто. Он у нас разговоров немного разговаривает, но на придумки горазд. А ты каким это образом вдруг такие точные вопросы задаешь?
– Мы с Алевтиной Васильевной об этом много беседовали. И тогда, когда только сюда попали, и позднее. Про то, что для жизни здесь нужно быть очень крепким физически и развитым умственно. Она нас до сих пор заставляет гимнастикой заниматься, и физической, и умственной.
– Алевтина Васильевна – она кто?
– Учительница математики из нашей школы. Возила нас на олимпиаду, когда произошел перенос. Мы так группой и держимся. Знаешь, не хуже, чем у взрослых, все получается, я вот даже жениться собираюсь.
– Жениться – это хорошо, а то, что математичка не преподает, это плохо. Нам в школе она очень даже нужна. Как полагаешь, согласится переехать?
– Наверное. Мы, пожалуй, продержимся и без ее догляда, а детишек в школу к вам туда отправить можно будет, когда народятся и вырастут? Как Федюньку Иванова?
– Ясное дело, для того и школа. И доктор наш, когда всех здесь осмотрит и в карточки про них все запишет, вот и будет у нас список первоклассников. Имею в виду, для рассылки приглашений. По данным, что Виктория здесь собрала, получается, что от двух до пяти школьного возраста девчат и пацанчиков в этих местах подросло.
Помолчали. Потом Мишка вместо того, чтобы ложиться спать, вдруг снова заговорил.
– Не совсем ты, Гена, верный вопрос поставил. Имею в виду про царя природы. Если уж формулировать в кратком варианте, скорее речь идет о квалифицированном пользователе. Привожу пример из нашей, нескучной жизни. Бензоколонок в этих степях не наблюдается, а моторы у нас имеются. Причем такие, что лей в них все, что горит. На водке можно ехать. Но водочных отделов в местных магазинах тоже еще не построили, как, впрочем, и самих магазинов. Подсолнечного масла мы в год по литру на нос давим, потому что подсолнечник здешний ужасно некультурный, головки имеет с гулькин нос. Немножко всяких эфиров-ацетонов получаем при сухой перегонке древесины. Уголек для кузниц, и немного остро пахнущей жижи на радость химикам. Ну хоть убейся, в бак залить нечего.
Сахарную свеклу не нашли. Сахарного тростника не встретили. Сахарные клены тоже обнаружить не удалось. А ведь всего-то нужна хорошая самогонка. И тут, Леня, есть у нас такой кадр, предлагает мне попробовать мексиканский национальный напиток, пулька называется. Ух и гадость! Короче вылили мы все три кувшина в перегонный куб, а оттуда закапала текила, которая мескаль. И ведь горит, что не может не радовать.
Оказывается, из сока агавы эта вещь готовится. А сами агавы они отыскали, правда, не близко, и простояли в тех местах из-за ремонта несколько дней, как раз успело этого сока накапать.
Не вопрос, съездили мы туда специально, набрали сока уже как следует, вернулись, сбродили, перегнали через нормальную ректификационную колонну. Заливаем в бак, заводим – мурлычет наш дизель, как сытая кошка. Вот. Короче, мы той агавы к себе привезли, и понасадили. А дизель – опять на консервацию. Ведра горючки ему надолго не хватит, а чтобы нормальное количество сделать, требуется уже совсем другое производство. Так что растет агава, а вместе с ней опунция, и еще целая куча всякого разного пустынного добра из тех же мест, там оказалось и алоэ для лекарств, и юкка для тканей, и другие, не помню, как звать, и насекомых травить, и древесина, пригодная для подшипников. Хорошие растения, не нужно даже поливать, торчат себе из песка и растут. Так о чем это я?
– О квалифицированных пользователях, – улыбается Генка.
– Ну да. Увлекся. Речь о том, что всеми этими богатствами надо научиться правильно распоряжаться. В смысле, не переделывать мир под себя, а просто знать, где чего взять.
– Биоцивилизация, что ли?
– Тебя, Гена, мечет из крайности в крайность. И био-, и электро-, и химическая, и машинная. Нам нужно просто научиться делать все так, чтобы лик планеты не покорябать. Ну, и не страдать самим.
– А зачем вам нужно место с видом на Днепр?
– По реке дорога ровнее. Вы же, считай, на самом берегу живете. – Михаил подкладывает в костер несколько сучьев. – Удачный лесок вам при переносе перепал. Они в этих степях редкость.
– А разве мы не на границе лесов и степей? – Генка подливает в чашки понемногу травяного отвара.
– Степь да степь кругом. У рек да в низинах только и встречаются деревья. Чем дальше к югу, тем суше. Здесь у вас просто рай.
– Зато у вас текилоносные кактусы растут, – улыбается юноша.
А из большого шатра выбирается Клара.
– Извините, я тут невольно подслушала ваш разговор про растительное масло. Спросить захотелось, почему вы рапс не сеете?
– А зачем он нам? – удивляется лейтенант.
– Так из него как раз больше всего масла и добывали для использования в двигателях в качестве топлива. Смешивали со спиртом и ездили.
– Надо же, не знал. Осталось этот рапс разыскать.
– Он в этих местах встречается.
– Тогда почему вы его не выращиваете? – Мишка смотрит с недоумением.
– Он для пищевых целей не всегда подходит, там масса тонкостей, которые без хорошей лаборатории не решить, а на людях пробовать не хочется.
– И откуда нам это известно?
– Работала на испытательной станции, пока сюда не попала. Растениеводом была, на него и училась.
– Ага, – выражение лица мужчины меняется, – опыления-скрещивания, гибридизация, методы генной инженерии. Томаты-мутанты, я так понимаю? Эту Викульку убить мало. Разведчица, через пень ее хрустальной кочерыжкой. Все напутала, ничего толком не разузнала. Вы хоть понимаете, что у нас уже восемь лет сельское хозяйство ведется эвристическими методами. Теми, что Авраам завещал… этому… самому… Линкольну, во! Короче, письма сыну не пишите. Свидитесь… ненадолго. Мимо Ранчо не проедете.
– Зря вы так на Викторию серчаете, – заступается за девушку Клара. – Она очень много успела сделать за те сутки, что провела у нас…
– … сосны даже нашла, – ворчит ее собеседник.
– Руки вверх, – в тон разговора произносит кто-то из темноты.
Мишка и Генка делают это молча, а Клара как-то напряженно. Потом неподалеку от Иванова типи на землю рушится тело и издает звуки агонии – хрипение, подвывания, рывки. Охотник не удивлен. Он видел, что происходило с леопардом, представляет себе, какую выучку прошли взрослые, спящие, как кажется со стороны, кулями. И его ни капельки не удивляет детский голосок из темноты.
– Вань, их прикончить, чтобы не мучились, или добавить впечатлений? – Не сразу поймешь, мальчик или девочка. С легкой хрипотцой голосок, не иначе Нютка.
– Дай им в себя прийти. – Иван уже вышел из своего шатра. – Вы пошто дали им так близко подобраться?
– Люди не обижают людей. Вдруг они хотели просто сказать «гав». – Этот голосок, явно пацанячий, незнаком. – Ну а как арбалеты наводить стали, мы и вспомнили, что люди не обижают людей.
– А Максютка с вами? – Ивану просто интересно.
– Нет, он еще маловат для серьезной охоты.
– Сам ты, Герка, маловат. – Вот, это точно Максютка.
– Дурак, тебе же попадет. – Опять Нютка.
Бесплотные тени выволакивают к костру четыре тела, извивающиеся в судороге, которую хочется назвать предсмертной. Серьезный токсин у ребятишек в этих самых, харькачках. В тенях опознаются возницы и Славка. В телах опознаются «соотечественники» – те самые ребята, которых в свое время не до конца прибили возмущенные бандитским произволом мужики. До Ивана доходит, что вокруг их тихого лагеря и спокойной ночной беседы «за жизнь» было раскинуто кольцо секретов из «волчат». И откуда там взялись спящие сном младенцев намаявшиеся в дальней дороге путники?
Славка, впрочем, быстренько отходит к местам, где спят Рипа и Галина, и возвращается обратно.
– Все в порядке. Не разбудили.
А Иван думает дальше. Волчата прозвучали, но «нейтрализованных» притащили спящие. И кто же сегодня так спит, что их даже не разбудили? Рипа и Галина? Как-то картинка не складывается. Противоречие, однако. Эти женщины не производят впечатления… а какое впечатление они производят?
Совсем запутался.
– Слав, эти парни занимались грабежами, когда мы только прибыли сюда. Потом их вытурили, и они ни в чем предосудительном не замечались. – Генка в то время еще был в окрестностях «базового» лагеря. Все видел своими глазами.
– Миш, я с настоящими врагами как обращаться только в кино видел. – Славкин голос. – Что кончать нужно, вроде из всех источников следует однозначно. Но сперва их иногда мучают и спрашивают, где находится штаб.
– Да, мне тоже так говорили. – Лейтенант чешет затылок. – Но тогда генетический материал пропадет. Ты представляешь себе, что нам за это Док открутит. Хотя тебе большее количество раз.
– Не хотелось бы, – теперь чешет затылок Славка, – что открутит, то фиг с ним, а вот про генетический материал, это печально.
– А про технологию засолки яиц в наших запасах информации ничего не встречалось? – включается в разговор кто-то из возниц.
Корчащиеся от боли тела замирают. Похоже, вкатили им не по четыре ампулы, намного меньше.
– Миш! Не нравится мне этот генетический материал, – жалобно произносит Славка.
– Мне тоже, – откликается лейтенант. Но не при детях же их кончать.
– Можно подумать, мы змеюк не убивали, – доносится из темноты незнакомый детский голос.
– Не сравнивай, аспиды безобидны, пока на них не наступишь. – И этот детский голос из той же темноты незнаком.
– А насчет «кто вас послал» спросить не хотите? – Вот это уже точно Галина. Причем тоже из темноты и явно издалека.
– Можно подумать, кроме Веника тут кто-то побывал и соленого супа отведал, – это Клара. – А про то, кто ему паек выдает, все ведь знают. И нечего жалеть такой генетический материал. Ни одного положительного свойства.
– Кхм! – Славка откашлялся. Тишина. – Пострадавшие, встаньте.
Четыре молодых неслабых парня. Наверняка и охотиться умеют, и на многое другое способны. Ведь восемь лет уже здесь! Казалось бы, все ясно. Ничего нет, и не будет, пока сам не сделаешь. Нет, все бы им у кого-то что-то отнять, и попользоваться. Столько лет понимали, что здесь не город, что следы все расскажут, а люди увидят. И вот, при первом же намеке на появление безусловного сокровища – соли – полный отказ разума. Ивану даже неудобно за то, что стоит с ними на одной поляне.
– В общем, идти вам четыре дня на запад. А потом хоть живите там, хоть дальше идите, нам без разницы. Но на восток – ни шагу. Пошли.
Славка произнес это негромко, почти вез выражения. А парни пошли.
Все молчат, стихают шаги.
– Максим, ты сегодня чем ужинал? – Вот теперь в Славкином голосе слышится жизнь.
В ответ несколько минут тишины. Все разбредаются по подстилкам, костер, оставшийся без подкормки, слабеет, а Иван, на несколько минут оказавшийся в бурлении незнакомой жизни, понимает, что лучше всего ему прилечь и постараться уснуть. Слишком много впечатлений за один короткий вечер. Оказывается, из большого типи прекрасно слышны все речи, что ведутся у костра, и младшая жена могла слышать их с Генкой разговор, в том числе и о ней. Неудобно.
