Глава 20
Уже десятый день продолжалась вялая осада Алатыря, и Никифор, принявший командование гарнизоном, привык просыпаться под пищальную пальбу и грохот пушек, всех трех. Обступившие город кочевники с упорством, достойным лучшего применения, долбились в стены, а если по правде, так и вовсе до них никак не добрались. Несколько приступов отбили силами караульных, не созывая народ на стены. Даже немного неловко получилось – хотели погеройствовать, а тут… Будто вор сунулся ночью в чужое окошко, а хозяин с печи швырнул полено ему в морду. Разбил вдребезги, да снова захрапел, разве что почесался недовольно да на другой бок перевернулся.
Ленивая война, одним словом. Хотя нужно отдать должное барыгам – они как раз старались всерьез. Вот только обслугу осадных машин и камнеметов кочевники расстреливали еще издали, а сбруя их лошадей по утрам часто оказывалась съеденной кем-то неизвестным, оставлявшим только следы острых мелких зубов. И стрелы сожрали, которыми степняки задумали было беспокоить жителей Алатыря по ночам. Впрочем, постоянные взрывы на минных полях и так не давали нормально выспаться.
В это утро на площади перед церковью архангела Гавриила приземлился Змей Горыныч, летавший к князю Николаю с отчетом о состоянии дел в осажденном городе, и привез известие о великой победе на Трезве. Заодно и прихватил, кроме самого нужного, кое-чего полезное из питьевых запасов – такое событие просто необходимо достойно отпраздновать, а то капризная удача, улыбнувшаяся на этот раз, обидится и отвернется, показав выпуклую часть спины.
Годзилку уже освободили от поклажи, когда подошел Никифор:
– Здорово, Горыныч.
– Привет, чо.
– Раненых отвез?
– Ага, обоих. Патронов вот еще прихватил обратным рейсом. От Патриарха благословение привез и просьбу проявить милосердие к барыгам.
– Почто такая мягкотелость? – Полковник, недавно запретивший добивать лежащих во рву степняков, с неодобрением покачал головой. – Вот ежели к побежденным… Но, обычно, горе им!
– Вопрос времени.
– Оно у нас есть?
– Сколько угодно. Пету-хан на серьезный приступ не пойдет, ожидает вестей от Глорхи-нойона, а сам в коленках слабоват. Вот только передавать те вести некому, а если кто случайно уцелел, то не думаю, что поспешит к своему повелителю… Жить-то любому охота.
– Согласен. А князь с войском сюда собирается?
Годзилка хмыкнул и почесал когтем нос:
– Не-а, грузятся на лодьи, хотят перекрыть дорогу к южным княжествам.
– Вот бы хрен с ними…
– Ага, и я про это князю говорил. Нет, уперся, гуманист чертов.
– Понятно, – вздохнул Никифор. – Какие еще новости?
– Вроде бы ничего. Думаешь, за десять дней что-то изменится?
– Еще как. Совсем недавно и за сто лет столько событий не происходило, сколько сейчас за неделю. Заснешь вот так в княжестве, а проснешься утром, глядь, а уже империя, до границ которой и к старости не доскакать.
– Доскачешь, – успокоил Змей Горыныч. – И даже дальше доскачешь – у нас тут война с Царьградом намечается.
– Напугал ежа голой… хм… Пока они войско соберут, мы с тремя Пету-ханами разобраться успеем. Тем более, лето за середину перевалило, а грекосы зимой воевать не умеют, боятся афедрон застудить. Не те нынче румийцы стали, совсем не те.
– Это точно, – согласился Годзилка. – Вот, помнится… А-а-а, не важно… Сейчас Царьград только вяло отбивается от молодых и сильных, что постоянно откусывают от империи все новые куски.
– И мы в их числе.
– А как же иначе? Но знаешь… хотелось бы схарчить в одиночку. А чо делиться-то?
…Большой серый волк осторожно выглянул из-за куста шиповника и замер неподвижно. Потревоженные сороки на ближайших деревьях только было собрались поднять свой предательский стрекот, как зверь рыкнул на них тихонько и вполне человеческим жестом погрозил лапой. Длиннохвостые ябеды мгновенно заткнулись, так и не успев заверещать.
В сорочьих головах, обычно глупых и короткопамятных, накрепко отложилось изгнание всего их воровского племени из Татинца. Еще позапрошлым летом одна из них, на беду остальных сорок, ухитрилась спереть у князя зажигалку. Обычную бензиновую зажигалку, и все бы ничего, только других во всем нынешнем мире просто не было, да как на грех кончились спички… Николай несколько раз пытался прикурить трубку при помощи допотопного огнива, но попал кресалом по пальцам и в сердцах выдал такое! Короче, с тех самых пор всякая сорока, залетевшая в город, неизвестным образом лишалась всех перьев, и продолжать свой путь далее могла только пешком. Городские коты за это Шмелёва просто боготворили.
А волк наблюдал за станом кочевников, осаждающих Алатырь. Оно, конечно, можно было и не вылезать из кустов, а смотреть в запахах… только не в этом случае – над барыгским лагерем стелился удушливый дым горящих кизяков. Ну что тут унюхаешь? Август фон Эшевальд все никак не мог понять – почему кизяк? Разве город не окружен со всех сторон лесами? Да тут одного валежника на десять лет работы всем ивропским охотникам на ведьм хватит, еще для других останется. Даже рубить не нужно, знай себе таскай да в огонь подбрасывай. Нет, это дрова не нужно рубить, а ивропскую инквизицию стоит обязательно, с ней у оборотня старые счеты.
От ближайшего костерка отошел толстопузый барыг и, озираясь по сторонам, засеменил к лесу подпрыгивающей походкой. Наверное, приспичило. Странно, они обычно не стесняются подобных мелочей, а этот вот необычный попался. Кочевник был одет в привычные засаленные тряпки, а поверх них – кожаный панцирь с нашитыми бронзовыми бляхами. Явно не из богатых, те железо приклепывают, а тут из украшений только две полосы на плечах с фигурными завитушками, похожие на петли от ворот. Точно, они… вот полукруглые, напоминающие подковы ушки по воротнику шлепают! А на голове, прямо поверх медного шлема, красная шапка с собольей опушкой. Каков франт! Правда, шапка девичья, с колечками для височных подвесок.
Серый волк неслышной и невидимой тенью стелился за обладателем красной шапочки. Нет, вы неправильно поняли. Август вовсе не собирался подсматривать! Просто давал барыгу отойти подальше, чтобы даже тихое бульканье и хрипы из разорванной глотки не всполошили оставшихся у огня соратников. Вернее – подельников. Степняк долго не мог выбрать подходящее место – то вид плохой, то комары слишком кусачие. Эстет хренов! Наконец-то остановился, придирчиво ощупывая взглядом густые заросли, но все не приседал, чего-то ожидая.
До оборотня долетел звук приближающихся легких шагов. Женщина? Ну конечно, и молодая притом! Что это у них тут, любовное свидание? Фон Эшевальд смутился и совсем было собрался убежать, но сильнейшее любопытство пересилило. Во-первых, хотелось посмотреть на дуру, решившую попробовать экзотики, а во-вторых, хоть одним глазком глянуть – может, в этом кочевники будут на людей похожи?
А шаги все ближе. Вот чуть слышно похрустывает опавшая хвоя под тонкими подошвами изящных сапожек, деревенские бабы таких не носят. Да, точно городская, вот и подол едва-едва прикрывает колени по татинской моде. А в руках у черноволосой красавицы покачивалась плетеная корзиночка, из которой одуряюще пахнет свежеиспеченными пирожками.
В желудке у оборотня громко квакнуло, и пасть наполнилась вязкой слюной. Третьи сутки без нормальной еды – жирный барсук, восемь упитанных зайцев и уведенная у барыгов кобыла не считается. Это все всухомятку, на бегу, между делом. А человеческая половина организма требовала большего. А какой запах из корзинки… Ах, какой запах! Неужели эта кошелка собирается подкармливать толстобрюхого кочевника пирожками с мясом? И с капустой? И с грибами? И с вишней? Да за такое глумление над пищей – на костер, и то мало.
Август подобрался и затаил дыхание, готовясь к прыжку. Вот она, вожделенная корзина! Хрен тебе, а не пироги, красная шапочка. Прыгнуть не успел – толстяк тоже услышал шаги и выглянул из-за дерева. Странно, а морда вполне нормальная, если не принимать во внимание отвисшие щеки. Во всяком случае глаза не узкие, вообще круглые, как монетки. Да, действительно странный степняк.
– Гой еси, красавица! – вдруг по-росски выдал приветствие барыг.
Красавица раздраженно бросила корзинку на землю, и румяные пахучие пирожки, завернутые для сохранения тепла в расшитое полотенце, от удара вылетели и укатились в заросли папоротника. Более чуткий, чем у человека, слух смог бы различить среди пения птиц жадное чавканье проголодавшегося оборотня.
– Да пошел бы ты в задницу, Чечевикович! Что у тебя за важное дело, неужели принес долг моему отцу?
– Я сейчас не при деньгах, но…
– Оно и видно.
– Это временно, поверь. Мне пришлось бежать из Славеля быстро, спасаясь от ищеек самозванца, и я…
– И ты унес только свою глупую голову.
– Не только…
– Ладно. А теперь говори – для чего я тащилась в несусветную даль, пряталась от твоих новых хозяев и нюхала их вонючий дым?
– Они завоевали половину мира! – похвалился беглый славельский боярин.
– А чего им на месте не сидится? Шило в одном месте?
Вечкан Чечевикович не стал развивать дискуссию, только еще раз внимательно посмотрел по сторонам. Волк, поспешно заканчивающий трапезу, насторожил уши.
До чего ж удачно начинается карьера на новой должности! Ведь всего три дня назад оборотень возглавил только что созданную службу разведки и контрразведки, а уже натолкнулся на весьма перспективное дело. Правда, раскручивать его придется в гордом одиночестве, так как сотрудников в новой Конторе катастрофически не хватает. Их всего два – сам Август фон Эшевальд начальником, а первым и единственным заместителем – черт Глушата Преугрюмович.
Одному так одному… Оборотень вытер крошки с морды полотенцем и подполз поближе. Уф-ф-ф, кажется, ничего не пропустил.
– Как сумела выбраться из города? – спросил толстяк.
Красавица зло рассмеялась:
– Ну уж не твоими молитвами, Вечкан. И не на твоем почтовом голубе верхом. Я сказала стражам на воротах, что иду навестить свою больную бабушку, живущую на болоте с другой стороны леса.
– И они поверили?
– Конечно. Более того – даже объяснили, как лучше пройти мимо ваших дозоров.
– Откуда они знают?
– Не спрашивала. И вообще с ними долго не разговаривала, боялась заразиться простудной хворью. Там один стражник все кашлял и лицо платком закрывал. Но не в этом дело… Чего звал?
– Каган степняков предлагает неплохую сделку.
– Ах, он уже и каган? Давно ли?
– Разве это важно? Он велик – этого ли не достаточно?
– Зная тебя – нет. Когда вернешь долг моему отцу?
– Ну вот, опять ты за свое, – погрустнел Вечкан. – Деньги будут. Сегодня я простой воин, завтра десятник, а послезавтра… а послезавтра, может быть, поведу тумен, а то и два, на штурм богатого Кьявска. Чуешь перспективу? И это все будет, и горы золота будут, и власть… Если только выгорит одно маленькое дельце.
– Маленькое?
– Именно так, сущая мелочь!
– И что мы с этого будем иметь?
Глаза у беглого боярина заблестели:
– У твоего отца будет право беспошлинной торговли по всей Орде, от моря Студеного и до моря Желтого, что на самом краю Земли. Он будет первым скупать богатую добычу у воинов, дошедших до последнего моря. Вы озолотитесь! И это все за единственную услугу, – тут Вечкан Чечевикович замолчал и медленно потянул из-за пояса кривую саблю. – Нас кто-то подслушивает.
– Где?
– Вон там, в кустах. Только не спугни.
Девушка искоса глянула в указанную сторону – из зарослей торчал блестящий свиной пятачок.
– Чего страх наводишь? Обычный маленький кабанчик. – В подтверждение тут же послышалось задорное похрюкивание. – Убери саблю, не раздражай животину, а то бросится.
– А почему у него клыки на макушке? Я что, кабанов ни разу не видел? У них клыки в пасти должны быть, а тут как у диавола.
– Кумыс в башку ударил?
– Да не пил я его!
– Не ври! Почему тогда везде черти мерещатся? А ну дыхни!
…Глушата быстро сообразил, что явка провалена, и на карачках попятился назад, стараясь не шуметь. Внезапно его задница уперлась во что-то, а еще чуть погодя черт подскочил, едва сдерживая вопль.
– Ты что творишь, паразит блохастый? – прошипел рогоносец и вывернул голову назад в попытке разглядеть укушенное место. – Ты за что меня укусил?
– За афедрон, – объяснил оборотень, отплевываясь. – Извини, на инстинктах получилось. Чего тут делаешь?
– В засаде сижу.
– Нет, это я в засаде. Сижу себе спокойненько, за злоумышленниками наблюдаю, и вот на тебе… Прямо в нос корма чертячья тычется! Да я, может, из-за этого на целый год нюх потеряю. Кто будет производственную травму оплачивать?
Глушата не стал поддерживать щекотливую финансовую тему и перевел разговор:
– Видишь ту красавицу?
– Конечно вижу, – хмыкнул волк. – Она там одна. Или этого огузка тоже в красавцах числишь? Или виды имеешь? Учти, нетрадиционная ориентация у нас быстро излечивается – осиновым колом.
– В сердце?
– Зачем, они же не кровососы какие… По протоптанной дорожке.
– Не-е-е, я не из таких, я только из гастрономического интереса. Посмотри, какой толстый. И вкусный, наверное. Да, – спохватился черт, – о чем это мы? Точно, о красавице. Она мне еще у самых ворот подозрительной показалась. Вот скажи – какая дура попрется через лес к бабушке по доброй воле? Вот ты бы пошел?
– У меня нет бабушки!
– Вот! А к моей только посылают, сами никто…
– Тихо! – Оборотень выглянул и с досадой стукнул лапой о землю. – По-моему они уже разбегаются. Чертяка поганый, из-за тебя самое интересное пропустили.
– Брать нужно обоих, – посоветовал Глушата.
– Учить меня будешь, – проворчал фон Эшевальд. – Арестами заканчивать дело нужно, а не начинать. Давай, дуй за Вечканом, только без фокусов, а я за нашей красоткой прослежу. Встречаемся вечером в корчме «Три поросенка».
– А почему… а почему… – задохнулся от возмущения черт. – А почему это ты пойдешь за девушкой?
– Я начальник, – пояснил оборотень. – Поэтому все пряники должны быть поделены не поровну, а честно. Понял?
Рогоносец печально повесил пятачок, придумывая достойные возражения. Он всегда их находил, только природная сообразительность и обостренное чувство самосохранения не позволяли озвучить это вслух. А вот еще одна появилась – сказать?
– Слушай, Август, а чего нам в душной корчме весь вечер сидеть, чужие портянки нюхать? Давай лучше шашлычки на свежем воздухе организуем, а?
– Из Вечкана Чечевиковича? – догадался оборотень.
– Ага! Под водочку.
– Заманчиво, но нельзя.
– Это почему?
– Я же крещеный.
– И я.
– Да ты чо?
– Три дня уже как. Иначе на должность не утверждали – пятый пункт, говорят, подкачал.
Минут через двадцать Август, крадучись, мелкими перебежками и заметая следы хвостом, сопровождал красавицу шпионку. Хотя мог бы и не прятаться – девушка шла ровно, не оглядывалась, лишь время от времени запрокидывала голову, пытаясь разглядеть звонких жаворонков в выцветшем от полуденной жары небе.
Жара. Даже – жарища! И кто ее придумал? Поймать бы мерзавца да на несколько часов выставить на солнцепек с непокрытой головой. Август как можно шире распахнул пасть и высунул язык в тщетной попытке хоть немного остудиться. Да где там, это у обычных волков летом шерсть короткая и тонкая, с линялыми проплешинами, а тут… Вот она, расплата за красоту. И какой черт дернул оставить узел с одеждой в Алатыре? Нет, понятно, какой, но зачем послушался совета?
Черноволосая шпионка пробиралась к городу по широкой дуге, оврагами обходя видимые издалека дозоры кочевников. А где знаменитое – мышь не проскочит? Да тут слона можно протащить. Да что слона – были бы живы мамонты, и они промчались бы незамеченными в колонну по три. Обленились потрясатели вселенной, мух не ловят. А ведь стражи городские ворота даже настежь распахнули, соревнуясь в любезности перед девушкой.
Август слегка отстал и прошмыгнул в уже закрывающийся проход, едва не защемив хвост. И сразу замер, не отводя глаз от сверкнувших перед носом копейных наконечников.
– Коли волчару, Михалыч! – закричал кто-то из караульных.
– Я тебе дам, бля, коли! – Оборотень окутался прозрачным маревом и принял человеческий облик. – А в рыло?
И как раз в этот момент обернулась привлеченная шумом шпионка. Ого! Нет, даже – ОГОГО! Какой мужчина! Мечта! И совершенно голый. И у него… хм. Да соседка Мойра просто лопнет от зависти, когда узнает о пропущенном зрелище. Она же себе все усы выщиплет с досады! Ах, какой же он!.. А если?..
– Поймали лазутчика? А почему он без штанов?
Только караульные собрались открыть рты для ответа, как фон Эшевальд закричал, показывая пальцем вверх:
– Смотрите, кирпич по стене ползет! И еще один! Да там у них гнездо.
А когда стражи обнаружили обман и захотели нанести задержанному несколько уточняющих вопросов, перед воротами уже никого не было. Только хитро улыбалась внезапно растолстевшая вдвое черноглазка, а из-под ее подола почему-то выглядывали четыре ноги. Наваждение, не иначе. Или голову напекло. Проклятая жара!
…Глушате было значительно легче, даже не пришлось слишком уж маскироваться, с такой физиономией он вполне сошел за своего. А что, не все же в войске Пету-хана были узкоглазыми, всяких хватало. Только рога прикрыл лохматым малахаем – вылитый наемник из неведомой Шамбалы. Оттуда порой появлялись воины и более диковинного облика.
Проблемы появились немного позднее, когда черт преспокойно прошел почти половину вражеского лагеря, не упуская из виду спину бывшего славельского боярина. Уже и ханская юрта показалась вдалеке, как Глушата неожиданно нос к носу (пятачок к пятачку) столкнулся с собственным отражением. От удивления он отпрыгнул назад, осеняя себя крестным знамением. Отражение скопировало прыжок с преувеличенным испугом.
– Это что за хрень творится? – Черт недоуменно почесал за ухом.
Жест повторился, только с небольшим запозданием. Ага, вот оно чего! У всякого нормального черта рога небольшие и растут аккуратно на макушке, а у этого прямо изо лба лезут. Муфлон. Или джейран. Глушата еще раз почесался и плюнул под ноги. Конечно же, не себе.
– Ты кто такой, харя?
Незнакомец удивленно вытаращил глаза:
– Блюбардак кул дуды двебалды хрякоед? – Кажется, это был вопрос.
Но оскорбленный рогоносец не стал вдаваться в подробности, а ухватил двойника за ворот грязного халата:
– Ты кого хрякоедом обозвал, морда козлиная?
– Цулувай хренанны! – попытался оправдаться полузадушенный оппонент.
Такого не стерпел бы даже ангел. Разозленный Глушата профессионально ударил под дых, а когда иноземный бес согнулся в три погибели, добавил по затылку кулаком. Вражина упал пятаком в землю и жалобно заблеял:
– Требуха натрикутак. Моя твоя не понимай и бояться…
Видимо, педагогические таланты армейских дедушек берут свое начало в глубине веков – на обучение непонятливого было потрачено всего три минуты и двенадцать крепких затрещин. Замечательный способ.
– Не бей меня, господина! Моя слишком мелкая шайтана для кулак такой большой насяльника!
Черт не купился на грубую лесть и еще добавил по рогам. Потом подумал и закрепил вбитые знания промеж рогов. К его удивлению, добавочная порция знаний значительно поправила произношение мелкого шайтана, и в жалобных причитаниях явственно проступило знакомое славельское оканье. Глушата не стал более выслушивать вопли, просто ухватил бедолагу за шкирку и поволок в ближайший овражек. Многочисленные свидетели инцидента сопроводили обоих одобрительным ржанием. Вполне нормально, с их точки зрения, разумеется, что десятник или сотник проучил нерадивого воина и сейчас тащит в укромное место, чтобы справить противоестественную надобность в стороне от посторонних глаз. Или просто голову отрубить. А может, и то, и другое вместе, даже не обязательно именно в такой последовательности.
В овраге шайтан вжался спиной в крутой склон и молитвенно сложил руки на впалой груди:
– Не убивай меня, добрый господин.
– Я похож на добряка? Отвечай быстро! Имя, звание, номер части, фамилии командиров, расположение ракетных баз и дислокация стратегической авиации!
Бедолага сильно побледнел и закатил глаза:
– Я… я…
– Что я? – нахмурился Глушата. – Ты из бошецких земель будешь?
– Нет! – вздрогнул от обвинения восточный бес. – Просто я не знаю, что такое ракетная база.
– Ах, да… это все Базекины побасенки… Про подводные лодки и штаб тоже можешь ничего не рассказывать. Но в остальном давай по порядку и без моих наводящих вопросов. Жить хочешь?
Жить шайтан очень хотел, так что колоться начал моментально:
– О, мой господин, послушай печальную историю недостойного раба твоего о деяниях, случившихся в дивные времена, когда еще…
– Ты, придурок, давай без этой… как ее там… без пахлавы со шербетом, а то подташнивать начинает от подобных витиеватостей. Шахерезада доморощенная, твою за ногу!
– Господину известно мое недостойное высоких ушей имя? – Пленник расплылся в заискивающей улыбке.
– Я много чего знаю. – Черт сделал умное лицо. – Но тем не менее…
– Слушаю и повинуюсь, о величайший! Я простой шайтан из рода Цулувай Хренанны – хранителей сказок, преданий и историй, что уже несколько тысяч лет…
– Понятно – мышь архивная.
– Да, господин. Имя мое – Шахи Ерезад.
– Забавно.
– Это грустно, господин. За малое прегрешение и небольшую кляксу на послании к повелителю Шамбалы меня били бамбуковыми палками по копытам, накручивали хвост на раскаленную кочергу, а потом отправили сюда, сопровождать Пету-хана и описывать его победы.
– Ага, сняли бронь, и на фронт. И теперь прислуживаешь кочевникам? Ты, представитель древней цивилизации, и на побегушках у дикарей? Не понимаю…
– А что делать?
– Вредить, пакости устраивать, – пояснил Глушата. – Или ты не шайтан?
Восточный бес расплакался, шмыгая пятачком:
– Но я же ничего больше не умею. Вот если только…
– Ну? Договаривай.
– Чужой облик принять могу и держать не меньше месяца.
– Любой? И Вечкана?
– А кто это такой?
– Есть одна сволочь, пойдем, покажу. Заодно и первое задание получишь. Ты же хочешь стать настоящим вольным чертом на службе князя Николая?
– Конечно! – обрадовался шайтан. – Если кормить будут. А можно я этого Вечкана потом съем?
– Оголодал? – Глушата скептически осмотрел тощую фигуру архивного беса и великодушно разрешил: – Да кушай на здоровье, жалко, что ли?
