Глава 24
Почти дома
Кэп, Текс и Монти вольготно расположились за столом, где их еще совсем недавно принимал тогдашний Наблюдатель, а теперешний вольный странник Миролюб. Стол был все тот же, да и люстра никуда не исчезла, но на самом столе все выглядело иначе: весьма по-спартански, вернее, по рабоче-крестьянски, а именно: картошка в мундире, капуста и огурчики соленые, хлеб и сало с прослоечками, а вместо хрустальных рюмок и фужеров красовались граненые стаканы. Во главе стола восседал не прежний гостеприимный хозяин, а мужичок весьма непрезентабельного вида с неприметным и каким-то потрепанным лицом. Из одежды на нем были брюки-галифе и майка, которая открывала для всеобщего обозрения многочисленные синие татуировки. От банальной: «Не забуду мать родную», выполненной весьма примитивно, до искусного изображения православной церкви с куполами на спине этого мужичка. Вся компашка была уже хорошо навеселе. Кэп с Тексом боролись на руках, пыхтя от напряжения, причем морды у обоих стали такими красными — хоть прикуривай, а вот Монти с мужичонкой сидели спокойно и вели неторопливую беседу:
— Слушай, друг, иди ко мне в Наблюдатели, ты мне с самого начала глянулся, вот в натуре! — весьма натурально икнув, сказал мужичок, наливая себе и Монти «по чуть-чуть». Выпив налитое, продолжил:
— Ты человек с пониманием, но простой, не то что этот, как его… Док. Тот заумный, а мне это надо? — спросил он и сам же ответил: — Правильно, не надо! Нам бы выпить, закусить и покалякать о жизни нашей скорбной. Так? Нет, я спрашиваю: так? — с напором повторил Расписной. — А знаешь, какую я тебе жизнь организую — будто у Христа за пазухой, не пожалеешь, вот тебе крест! — и мужичок истово перекрестился…
Монти слушал молча, вяло возражая, что Наблюдатель, мол, уже есть, что это не от него зависит, да он и не знает толком, для чего это нужно, но Расписной тем не менее не отставал и гнул свою линию: «Иди в „Наблюдатели“». В конце концов этот разговор привлек внимание и двух других собутыльников. Кэп, прижав руку Текса к столу, встал и, отдуваясь, спросил:
— И чего ты, друг наш старинный, кочевряжишься? Ты же рвался сюда, то есть в атомный мир, чтобы стать начальником…
— Ага, — вставил свои пять копеек Текс, — хоть маленьким, но прыщом на одном гладком месте.
— Вот именно, а теперь еще и уговаривать приходится! — сказал Кэп. — Цену-то не набивай…
Монти выслушал их, а потом встал и, оглядев всех присутствующих, заявил:
— Вот хотите верьте, хотите нет, но я многое передумал за это время. Сначала мне казалось, что, став главным в Трущобах, я стану тем, кем не стал у нас, и получу все, о чем давно мечтал.
— Власть, деньги и женщины, — иронично перечислил эти «мечты» Кэп.
— И власть, и деньги, и, наверно, третье, — согласно кивнул головой Монти, — это я считал вершиной возможного. А потом я столкнулся с… геоадами, я увидел Соперников Смерти, увидел всю великую величину мира, всю его огромность. А затем пришли вы, пришел Док…
— …и сломали то, что ты создавал три года, — ехидно произнес Кэп.
— Нет, я не о том. Я приложил огромные усилия, чтобы проникнуть туда, чтобы стать в Трущобах главным, добиться там всего, что не мог получить у нас. Я считал это шансом, я считал это вершиной, считал, что все, в том числе и вы, хотите того же. А все оказалось не так! Я увидел Дока, который, совершенно того не желая, не предпринимая особых усилий, ушел в такие дали, стал тем, кем мне и не снилось быть, да я и не в состоянии стать таким. Я увидел — хоть и издалека — такие сияющие вершины, куда Док легко взлетел, и куда мне пути нет ни при каких обстоятельствах. Я осознал, что с тех высот мои Трущобы… и есть трущобы — не более того! Вот хотите верьте, хотите нет, но сейчас главное для меня — остаться одному и пережить свою тупость и дурость. И я на самом деле так думаю…
Некоторое время все молчали, а потом Кэп сказал:
— Кстати, о Доке. Какие будут предложения и мысли о дальнейших планах, если Док… сильно задержится?
— Я могу сказать одно, — совершенно трезвым голосом вдруг ответил мужичок, — вас отсюда выпускать не велено, а потом… да. И вашего Дока на моей территории нет. Вам было бы лучше оставаться там, откуда вас выслали. Вам же там хорошо было, сами говорили.
Кэп, услышав это, улыбнулся, припомнив недавно закончившуюся эпопею. После того как Док в своем новом, мерзком обличье ушел вертикально вверх — довольно эффектно, надо сказать, — окружающие взялись и за них. Причем так, что это надо было видеть: носили буквально на руках и до повозок, и до шикарных апартаментов, а когда пришли в город — тот же город на берегах Великой реки, — то даже с ложечки пытались кормить, как говорится, ноги мыли, а воду пили. Пока тамошние колдуны определялись с параметрами своего и нашего мира, друзья успели немного осмотреть город, который был совершенно не похож на город их времен и реальности. Во-первых, они так и не поняли, который там год и какое летоисчисление. И еще в глаза бросилось обилие статуй и изображений Молоха, попадавшихся на каждом шагу, хотя сатанистами граждане этого города не были. Он у них считался угнетаемым и преследуемым злыми силами святым Великомучеником. Правда, имя у него было другое…
— Да-а-а, — широко улыбнулся Кэп, — хорошо-то хорошо, да ничего хорошего! Приторно. А, кстати! Кто велел не выпускать?
— Кто, кто? — конь в пальто, вот кто!
— А зачем хамить? — спокойно спросил Кэп.
— Как зачем? — искренне изумился мужичонка. — Я ж трижды судимый, а образ обязывает.
— Ты бы лучше кого другого продемонстрировал… например, Чингизхана! — в ажиотаже выкрикнул Текс. — Ты его видел?
— Да как тебя сейчас! Вот только ты-то его не видел, и я могу показать кого угодно и скажу — это он… И ты поверишь! А изображать теперешних: Сталиных, Хрущевых или еще кого — ну их на фиг, и так надоели! Вот я и изображаю человека, которого все знают, — сказал мужичок и прислушался.
— Кстати, докладаю: ваш дружок нарисовался! Он в соседнем миру, в атомном! Сейчас ворота открою.
Спустя несколько минут из Камня появился Док. Все такой же и ничуть не изменившийся, а самое главное — в своем привычном обличье.
— Что, рога-то уже поотшибали? — спросил Кэп. — И хвост накрутили… И горе твое безутешно?
Док никак не ответил на эту подначку, а просто прошелся вдоль окна и, повернувшись к нему спиной, сказал:
— Вы меня простите за то «выступление», виноват! Положение обязывало, да и, если честно, что-то темное толкало к таким поступкам, но справился, как видите. И еще: мне надо с вами поговорить, вернее, посоветоваться…
— О чем? — спросил Текс.
— О Вселенной и о том, что с ней делать. — И, глянув на Расписного, произнес:
— Я сейчас свою память переключу на тебя, потому что хочу знать твое мнение о произошедшем. — После чего несколько минут стояла тишина, и наконец Расписной, он же Звездный, сказал:
— Слушай, начальник… — но Док его прервал:
— Будь добр, прими надлежащий для этой беседы вид.
Расписной мгновенно исчез, предварительно на секунду превратившись в туманное облачко, которое, тут же загустев, превратилось в человека чисто профессорской внешности: костюм, очочки и галстук бабочкой! «Профессор» откашлялся и спросил:
— Так пойдет? — Затем продолжил: — Знаете, любезный, я в курсе всего, что происходило на планете в последнее 70 тысяч лет. Память самого первого…
— Который Локи? — спросил Текс.
— Именно… так вот, в его памяти никаких воспоминаний о динозаврах нет. Вам, милейший, надо бы в памяти Молоха покопаться — она сейчас вам доступна. И еще: вот сколько я здесь, столько и муссируется вопрос о Самых Первых. Он то вспыхивал, то угасал. Вернее, не так — когда приходил новый Наблюдатель, сразу появлялись желающие узнать, а не известно ли ему что-то о динозаврах, и это интерес очень нездоровый. Вот и сейчас сюда просится твой Герберт, причем очень настойчиво…
— Не пускать! Скажи, что я… отдыхаю.
— Так и сказал, но он начал грозиться…
— Ладно, пусть грозится, а что думаешь обо всем этом ты?
— О динозаврах? Вот ты — двадцать седьмой Наблюдатель и первый, кто кое-что вспомнил. Я бы тебе советовал сидеть здесь и носа не казать наружу… до поры до времени! Да, еще надо тебя из Наблюдателей убрать и сделать им вот его — и «профессор» показал на Монти. Тот смутился и заерзал на стуле:
— Да я… — и, откинувшись на спинку стула, замолк Док, пристально уставившись на него, тоже молчал. Потом вопрошающе посмотрел на Кэпа с Тексом, и они чуть заметно кивнули головами. Тогда Док снова глянул на Монти, и тот внезапно заснул и тут же всплыл вверх, от чего стул упал, а Монти поплыл к стене и еще через пару секунд полностью исчез в ней.
— Часок отдохните, — обращаясь к друзьям, сказал Док. — Мы сейчас переведем его в эйдос Звездного… — и тоже ушел в стену. «Профессор» мигом трансформировался в прежнего Расписного и, потирая руки, предложил:
— Ну, что, кореша, бухнем?
И тут же поллитровка сама собой приподнялась и поплыла кланяться каждому стакану, а в центре стола медленно проявились шашлыки на шампурах.
— Пр-а-а-шу!
Выпив, Расписной сказал:
— Знаете, я думаю, что вас двоих надо отправить на какой-нибудь необитаемый остров, где-нибудь в Тихом океане.
— Это еще зачем? — набычился Текс. — Мы хотим домой.
— Я знаю, но ни мне, ни Доку, ни Монти Герберт не сможет принести вреда. А вот вам…
— А разве ему трудно нас вычислить по… по нашим… как это?
— Эйдосам! — подсказал Расписной и продолжил: — Может, и не трудно, но если сверху будет зонтик моей защиты, то он не один месяц потратит на вас, а такого времени у него нет.
— Так здесь и надень эту… защиту!
— Именно здесь вы можете торчать до посинения. Здесь вы недоступны ни для кого, но долго ли вы усидите в четырех стенах? А в городе он легко вас вычислит именно по наличию зонтика. То есть он будет видеть дом, где есть сто квартир, а ни одного эйдоса не сможет уловить, Что он подумает? Понимэ?
— Хорошо, а как нам попасть на этот остров?
— Так я вас и доставлю: беру каждого за шиворот, протягиваю свой отросток-руку до острова — и все!
Они еще с часок обговаривали разные детали. А когда вернулись Док с Монти, все трое были весьма хороши. Текс и Кэп, прильнув, как родные, друг к другу, пели вполголоса «про друга, который оказался вдруг» и не обратили никакого внимания на вошедших. Док же, оглядев друзей и очень довольного Расписного, усмехнулся.
— Ну, ты молодец, они уже чуть тепленькие! Как говорится, цель достигнута!
— А п-п-почему, а з-зачем… достигнута? Нет. Ты скажи, — заплетающимся языком вопросил Кэп.
— А потому, что сейчас сюда запустим Герберта, и он поймет, что вы здесь, но ничего в ваших мозгах не выяснит. Старый рецепт! Так что давайте по самой последней, и спать! — После этих слов участок каменной стены заколебался, пошел волнами, и открылся проход с видом маленькой комнатки с кроватью в центре.
— Это мы с собой п-прихватим, — заявил Кэп, забирая со стола почти полную бутылку, и, толкнув приятеля, сказал: — Хорош спать, тексова морда, айда! — И они скрылись в комнатенке, вход в которую тут же исчез, став, как было прежде, камнем.
Док задумчиво и с некоторой долей зависти посмотрел вслед друзьям, а потом сказал:
— Слушай, мы с тобой и познакомиться толком не успели, хотя память у нас общая. Тебя как Локи звал?
— По сути, никак. Мы практически не разговаривали звуком, был только мысленный контакт…
— А как мне тебя звать?
— А как хочешь! Все равно я сначала услышу мысль, а потом имя… да ты и сам это знаешь, — и без перерыва продолжил: — У тебя большое преимущество перед всеми вашими: два поля мышления, и то, которое мое, никому не доступно, как недоступна и моя память. Поэтому переложи ко мне все, что хочешь утаить от Герберта, и встречай его! Имей в виду, что личность это мутная. Да, пока его нет, ознакомься с тем, что лежит у тебя в кармане, вникни и уничтожь — мало ли что там тебе дали.
— А ты откуда знаешь? Впрочем, идиотский вопрос! — Док вытащил маленькую прямоугольную коробочку, осмотрел со всех сторон, положил ее на стол и, опустившись в выросшее из пола кресло, расслабился и закрыл глаза. «Коробочка» же стала понемногу уменьшаться в размерах, будто таять, и через несколько минут, когда она исчезла, Док открыл глаза, встал и спросил:
— А как их переложить?.. Понял… лови — ну и что? Ваше мнение, сэр?
Расписной сразу же превратился в аглицкого лорда и ответил:
— Все в порядке, сэр, информация получена, и… ничего нового нет, — но осекся, увидев растерянное лицо Дока.
— Что, что случилось, дорогой?.. — начал было он, но тут же, присвистнув, удивленно проговорил:
— Вот это поворот! Не ожидал.
— Да если бы я не был, как сказал Герберт, прямым потомком динозавров, то понял бы только правила древнего Заповедника, а так усек важное, а может быть, и лишнее.
— Ты, Док, всегда подходи к подобным случайностям, как… не к случайностям, а к глубоко продуманным поступкам неких… сил. Уж очень странное совпадение — только узнали, что обнаружен прямой потомок, как ему сразу же… такой материал попадает! — И, чуточку подумав, Расписной закончил:
— Кстати, это место не так далеко. От моей сферы оно… в направлении строго на юго-запад, в трехстах километрах. Но там сейчас все в снегах… так что это фурычит только летом. И вообще, все надо тщательно обдумать, взвесить, — и замолчал, осматривая Дока, а потом спросил:
— Ты готов? Запускаю этого Хер… берта? А то он сильно психует! — и, глянув на Дока, добавил:
— Ты вот что… прикинься овечкой, ну типа про Заповедник ничего и слыхом не слыхивал, и с волхвами не встречался. Это тебе позволит узнать его незамутненное мнение о Заповеднике. И не бойся, все воспоминания о встрече с волхвами у меня и для него недоступны. Так что дерзай!
— Ага, понял, открывай ворота…