ГЛАВА 8

— Ну что, командир, будем готовиться встречать гостей? — Еремей только что вышел из полутемной землянки и сейчас щурился от яркого света. — Скоро появятся.

— Ага, в прошлый раз почти весь день прождали. Точно прилетят?

— Сам спроси, — бывший профессор с непонятным злорадством ухмыльнулся и повел носом. — Что у нас на завтрак?

Теперь наступила очередь старшего десятника повеселиться:

— Седло молодого барашка под соусом тартар.

— А серьезно?

— Ерема, — Барабаш укоризненно покачал головой, — после войны я угощу тебя обедом из пятидесяти блюд в лучшей харчевне Родении, но пока придется жрать только то, что добудем. Нет у нас разносолов, понимаешь?

— Понимаю, — согласился Баргузин. — Но кушать все равно хочется.

— Тогда постарайся колдовать поаккуратнее.

— Это не колдовство, — поморщился Еремей. — И, думаешь, я не стараюсь поаккуратнее?

— Ошметки аж на три версты вокруг…

— Сам попробуй, — буркнул бывший профессор и замолчал.

Да уж… чего жаловаться, если в случившейся голодовке виноват только сам, и никто другой? Так случилось, что новое боевое заклинание против драконов, составленное из дикой смеси древнебиармийских шаманских песен и современного ро-денийского матерного языка, действует на летающих тварей столь избирательно? Удар невидимого кулака вызывал у крылатых ящериц разлитие желчи и черной слизи во всем организме, сопровождающееся взрывом внутренних органов. И, к большому сожалению, и без того жесткое невкусное мясо становилось настолько горьким, что лишь некоторые части упавшего дракона можно было считать условно-съедобными. Да и то после долгого отваривания с острыми травами, тушения не менее половины дня, и обязательно с диким чесноком, хоть как-то отбивающим резкий запах. Да, канули в прошлое блаженные вечера с жареной печенкой под самодельное вино из медвежьей ягоды… Даже семь с лишним десятков сбитых не греют душу… О какой душе может идти речь, если пустой желудок присыхает к спине?

— Ерема, может, скажешь Большой Земле, чтобы хоть хлеба планером прислали? Пудов десять аппарат поднимет?

— Сам попросить не хочешь?

— Да пошел ты… — обиделся старший десятник.

Он уже несколько раз приближался к сооруженному из трех переговорных устройств агрегату, причем последний случай произошел вчера вечером, и больше с продуктом извращенной творческой мысли бывшего профессора никаких дел иметь не желал. Неровный столбик из поставленных друг на друга переговорников позволял ежедневно связываться с Цитаделью, но никого, кроме своего создателя, слушаться не собирался. Может, тому виной были многочисленные амулеты, наспех сделанные Еремеем из драконьих косточек, их же засушенных глаз, кривых веточек и разноцветных камешков, разбросанных в кажущемся беспорядке, но попытки посторонних войти в землянку пресекались грубо и решительно. Изобретение Баргузина не только угрожающе гудело и светилось в темноте, но и больно било синими искрами, да так, что кольчуга раскалялась, угрожая зажарить владельца живьем. Одним словом, сволочь, а не профессор!

— Значит, хлеба не попросишь? Тогда завтра съедим твои сапоги!

— Иди к кагулу, Матвей! В Цитадели и без наших просьб полон рот забот, а мы тут еще… Летунов бы наших проверил, что ли.

— А чего летуны? Нормальные бойцы.

— Дети еще они.

— Твои? — изумился Барабаш, но не смог удержать серьезное выражение лица и заржал. — Так вот ты чем в университете занимался! Ладно, не переживай, я никому не расскажу.

Старший десятник погрозил Баргузину пальцем и ушел в прекрасном расположении духа, мурлыкая под нос песенку популярного до войны исполнителя Колывана Попочки:

На летчиков, с недавних пор ставших полноценными бойцами сборного отряда, вид поющего командира произвел впечатление не меньшее, чем если бы заговорил памятник легендарному воеводе Богдану Нечипайло в роденийской столице. Не иначе готовит какой-то подвох.

— Ну как, орлы бескрылые, к подвигу готовы?

— Так точно, товарищ старший десятник! — за всех ответил Михась Кочик. — Всегда готовы! И это… не посрамим… Да!

— Еще бы вы посрамили, щеглы пестрожо… хм… в смысле, герои.

Добродушию Барабаша можно было верить. А можно и не верить, но даже насмешливая похвала приятна. Заслужили! Вот на прошлой неделе отловили десяток глорхийских дезертиров, неизвестно какими путями попавших в предгорья, и положили кочевников раньше, чем те успели испугаться. Правда, усовершенствованная профессором Баргузином огнеплюйка била теперь на двести шагов и прошибала противника навылет. А при удачном попадании вообще отрывала голову, но разве это умаляет победу? А еще недавно дракона убили. То есть добили. Он с высоты в полторы версты упал, но все-таки…

— Значит, так, ребятки, — Матвей присел на корточки у костра, постаравшись, чтобы запах от висевшего над огнем котелка сносило ветром в сторону. — Погодите, вы где дров раздобыли?

Вопрос не праздный — здесь даже кусты горного шиповника растут неохотно, да и те Еремей просил не трогать для маскировки. А у летунов полыхает так, будто среди леса расположились. Только вот поленья какие-то странные.

— Это засушенные драконьи пальцы, с одной лапы на полдня хватает, — пояснил Михась. — Если их обмазать мозгами и положить на солнце…

— Чьими мозгами?

— Э-э-э…

— А, ну да. Это вы хорошо придумали.

— Профессор подсказал.

— Он откуда узнал?

Впрочем, о причине появления у Еремея неожиданных знаний можно было и не спрашивать. С того памятного боя в Большом Лабазе Баргузин изменился, а вот в лучшую или худшую сторону… Скажем так, в полезную. Ладно, еще глаза вновь стали нормальными и заполняются тусклым серебром лишь в случае опасности. Поначалу это пугало, зато теперь о приближении пиктийских драконов узнавали заранее, еще до появления их в прямой видимости. Да и прочие умения, в большинстве своем пугающие неожиданностью и разрушительной силой.

— Да кагул с ними, с дровами, — махнул рукой старший десятник. — Для вас есть дело.

— Будем есть дело, — согласился Михась.

— Что?

— То есть мы готовы. На все готовы.

— Это хорошо, — Матвей многообещающе улыбнулся. — Станете приманкой для драконов.

— Опять? — удивился обычно молчаливый Ефим. — Второй раз за неделю.

— Ну и замечательно! Опыт есть, опять же. И это приказ.

— Вот так всегда.

— А ты как хотел? Геройство, в отличие от подвига, явление не одноразовое и требует постоянной тренировки.

Но Михася сейчас больше интересовало другое:

— Много их будет, командир?

Старший десятник вздохнул:

— С Большой Земли передали, что в небе над столицей потрепали Гэльский полк огневой поддержки, который как раз сегодня и перебрасывают обратно в Пиктию для пополнения и лечения уцелевших драконов.

— Гвардия?

— Вроде того, — Матвей протянул руки к огню. — По данным разведки, там почти сотня осталась. Так что… Да не стучи зубами, летун, мы этих гэльцев уже гоняли в хвост и в… ну пусть будет в гриву. У профессора своего спроси, уж он-то не даст соврать.

— Не-е-е, — помотал головой Михась, — он такой занятой человек. Да и неудобно как-то.

— Боишься?

— Я? — оскорбленно воскликнул летчик, но потом немного подумал и кивнул. — Опасаюсь. Вдруг в жабу превратит? В университете про его рассеянность легенды ходили.

К полудню для встречи гостей все было готово, и оставалось только надеяться, что они не пролетят мимо. Но это вряд ли — пиктийские маги не такие идиоты, какими кажутся на первый взгляд. И не пошлют тварей через Калейский хребет напрямую. А тут как раз самой природой устроенный проход, и в прорезающем горы широком ущелье всегда дует попутный ветер. Кто откажется поберечь силы и здоровье израненных драконов, если представится такая возможность?

Старшина Твердимир Свистопляс щелкнул крышкой кристаллоприемника, заряжая станковую огнеплюйку, и, оглянувшись по сторонам, погладил ее холодное железо. Та в ответ благодарно звякнула, хотя вроде бы так и звенеть нечем. Но, тем не менее, она нашла. Да-да, несмотря на мужское имя — «Дырокол Шлюкса-Кульбарта», огнеплюйка являлась существом женского рода. Именно существом, а не механизмом, так как чувствовалась в ней живая душа, отзывчивая к уходу и ласке. И никаких капризов или отказов, свойственных женщинам. Чудо?

— Ну что, Дашенька, повоюем немножко? — пограничник разложил на камнях дюжину сменных кристаллов. — Видишь, сколько я тебе вкусного приготовил?

Целеуказатель, снятый с разбитого планера и неизвестным образом закрепленный профессором на стволе, доброжелательно подмигнул зеленым светом в знак согласия. Или показалось? Рассказать кому — не поверят! Скажут, сдурел и одичал старшина Свистопляс до такой степени, что даже в оружии бабу видит, да еще с ней разговаривает. Вслух, конечно, смеяться не будут, но ведь подумают обязательно, сволочи!

Хорошо, что теперь с ДШК можно управляться одному и помощь второго номера не требуется. Вот же мощный человечище Еремей — побормотал с загадочным видом, руками поводил, дунул, плюнул… и кристаллы сами запрыгивают в приемник и ни разу не промахнулись. Сильное колдунство! Может быть, тоже после войны пойти учиться в университет? Участникам боевых действий сделают скидку в оплате?

Стрелка указателя сменила цвет с зеленого на красный, предупреждая о скором появлении целей, и Твердислав внутренне подобрался. Привстал на колено, высматривая поверх наваленной кучи камней замаскировавшихся товарищей — вроде никого не заметно. Что и требовалось доказать — поставленная профессором завеса невидимости не позволяла заглянуть за нее даже своим. И еще тот обещал щит от дружественного огня, только бы не хотелось проверять прочность этого щита на собственной шкуре. Мало ли чего… тем более над кристаллами к огнеплюйкам тоже немного пошаманил… Ох уж эти ученые!

— А ну не спать! — Михась ткнул кулаком в бок клюющего носом Никиту. — Изображаем праздник!

Товарищ встрепенулся:

— А я чего делаю?

— А ты дрыхнешь!

— Да ни в одном глазу! — летчик достал из-за пазухи флягу. — Будешь?

— Нам старший десятник уши оборвет.

— От медвежьей ягоды и запаха-то почти нет. Тем более. Если взялись играть, так все должно выглядеть натурально. Не хочешь? Тогда мы с Ефимом…

— Давай, — решился Михась. — Не калодый день драконам в пасть лезем.

Он сделал два долгих глотка, в глубине души надеясь, что слабое вино поможет преодолеть некоторую внутреннюю неуверенность. Даже страх, если честно признаться. Уж больно дело предстояло… как бы сказать… ответственное. И не привыкнешь к такому, хотя за две недели трижды изображали приманку для пиктийцев. Попервой обошлось, а два раза клюнули, к великой радости изобретателя нового метода борьбы с драконами профессора Баргузина.

— Держи, — Михась привычно занюхал рукавом и потянулся к костерку за закуской. — Хорошо пошла.

— Врешь, тут же почти вода.

— Вру, — согласился Кочик. — Но исключительно для пользы дела, чтоб совсем похоже было.

Да уж, со стороны их посиделки выглядели привалом удачливых охотников, и украшением картины служила полуразделанная драконья туша. Она успела протухнуть и воняла столь гадостно… Но чем не пожертвуешь для придания достоверности! Судите сами — три роденийца сидят у костра и кушают… понятно что кушают. Кто из пиктов удержится от праведной мести? Совершенно верно, никто не удержится.

Летчики увлеклись праздником, и Михась чуть было не пропустил крик горной совы:

— Летят.

— Где? — завертел головой Никита.

— Какая разница? Улыбаемся, братцы, нам очень весело. Очень, я сказал!

Первым проклятых тварей почувствовал Еремей. Он и сам не мог сказать, как это получается, но точно знал — летят. Сначала драконы ощущались краем сознания в виде черных точек, излучающих злобу и ненависть, и лишь после долгого ожидания наконец-то стали видны обычным зрением.

— Одиннадцать звеньев.

— А где остальные? — Матвей не сомневался в возможностях Баргузина, как и не допускал мыслей об ошибке. — Отстали, что ли?

— Не знаю, — Еремей покрутил головой, отгоняя вставшую внезапно перед внутренним взором картинку с атакующими тварями. — Я же не Владыка, чтобы все знать.

— Жалко… — протянул Барабаш и тут же поперхнулся, осознав двусмысленность своих слов. — Я не про…

— Да понял, не оправдывайся. Тем более место Владыки меня не прельщает. Ладно, к кагулам остальных драконов, будем работать с тем, что есть. Готов?

— Командир обязан всегда быть готовым, — проворчал старший десятник. — Вот одного не понимаю — кто из нас отрядом командует?

— Ты.

— Да?

— А я руковожу. Это разные вещи.

— Спасибо, успокоил.

— Да не за что, после победы сочтемся. Или кто-то сомневается, что победим?

— Учение Триады всесильно, потому что оно верно! — Матвей ухмыльнулся и поднялся на ноги. — Ерема, а ты точно ничего не перепутаешь?

— Проваливай! Старшим десятником больше, старшим десятником меньше… Наука требует жертв!

— А эта наука не может обойтись только одними драконами?

— Она попробует. Иди скорее, пока периметр не включен.

Когда Баргузин говорит таким серьезным тоном, то действительно стоит поспешить. Вроде бы выложенные по кругу камни не должны обижать своих, и необходимый обряд с размазыванием по глыбам капелек крови проведен еще вчера, но Еремей совсем недавно получил свой дар и не до конца уверен в правильном его применении. Вдруг вместо ловушки получится мясорубка или камнедробилка? Правда, на этот случай у костра, где сидят пирующие летчики, выкопана глубокая землянка, но до нее еще нужно дойти. Желательно целым. Молодняку хорошо, их профессор настолько далеко в планы не посвящал, ограничившись постановкой задачи, а каково знающему человеку…

— Я хороший… я хороший… я хороший… — бормотал Барабаш, протискиваясь между глыбами, весом и размерами напоминающими вставшего на дыбы «Левиафана». — Вы тоже очень хорошие, только не вздумайте двигаться. Ну пожалуйста!

Камни успокаивающе гудели и не делали попыток сдвинуться с места. Умные камешки…

— Матвей, пиктийцы на закат от тебя! — голос бывшего профессора, усиленный сделанным из драконьей шкуры рупором, ударил в спину. — Начинаем!

Старший десятник прибавил шагу, переходя почти на бег, и рванул с плеча огнеплюйку.

— Здравствуйте, гости дорогие! — разноцветные шары ушли в небо, зависли на высоте полутора верст от земли, сошлись в бешеном круговороте и… и застыли, образовав донельзя непристойную надпись на пиктийском языке. Теперь уж точно мимо не пролетят.

Да, Михась Кочик оказался прав в своем утверждении, что колдунам свойственна не только завышенная самооценка, но и отсутствие чувства юмора. Там, где родениец попросту весело рассмеется и ответит добродушной, но не менее соленой шуткой, пикт обязательно захочет стереть обидчика в порошок. И уж на предложение поиметь чешуйчатого урода извращенным способом прямо на лету отреагирует обязательно. Такая вот у них злобная натура…

Два звена вырвались вперед, и Еремей с удовлетворением кивнул. Разведчики, это хорошо. Гораздо хуже, если бы дракониры отправили для разбирательства половину. А так… да пусть смотрят, жалко, что ли?

Чего они там увидят? Только пирующих охотников, и больше ничего. Да еще убитого собрата, что по имперским уставам обозначает высочайшую степень опасности, о которой непременно должно быть доложено вышестоящим командирам. Остается надеяться, что вбитая в пиктийские мозги дисциплина пересилит жажду немедленной мести и покарать нечестивцев отправится сразу весь полк. Хотелось бы так.

Да, получилось! Разведчики пронеслись над костром, но никаких действий не предпринимали. Даже после выстрела Барабаша, влепившего огненный шар в брюхо одному из драконов. Гадина обиженно взревела, но, понукаемая наездниками, улетела прочь, заметно отставая от остальных.

— Ну вот и началось! — Еремей сжал кулаки. — Кар-р-рамба!

Включающее ловушку заклинание, подозрительно напоминающее излюбленное ругательство легойских торговцев вином, прозвучало слишком рано, но, видимо, Триада благоволит бывшим профессорам, и небольшая ошибка превратилась в большой сюрприз для имперских аристократов и их крылатой скотины. Границу, образованную стоящими на земле камнями, успели пересечь лишь десятка два драконов, как заработала защитная стена. Она задумывалась как преграда, не позволяющая пиктийцам вырваться, но Еремей по неопытности наверняка что-то перепутал, и… и оставшихся снаружи с огромной силой втянуло внутрь, ударив импровизированными снарядами по успевшим вовремя.

— Минус пять, — пробормотал Баргузин, когда несколько тварей с переломанными крыльями рухнули вниз. — Приходи, кума, любоваться!

Заклинаний больше не требовалось — повинуясь мысленному приказу, камни засветились, подавая сигнал к атаке, и по имперцам со всех сторон ударили огнеплюйки бойцов отряда. Защитная стена пропускала энергию кристаллов, а редкие драконьи плевки или бессильно гасли, или, при удачном стечении обстоятельств, возвращались обратно, сжигая экипажи.

Лежащую головой в оставленном летчиками костре тушу отбросило в сторону сильным взрывом, и буквально из-под земли зачастили выстрелы.

— Матвей, зараза, прячься!

Старший десятник услышать не мог, но огонь обнаруживших цель драконов безрезультатно расплескался по земле. Старого вояку без хрена и соли не съешь! Впрочем, с ними тоже подавишься. Но что же он так умудрился взорвать?

Справа, где засел с ДШК старшина Свистопляс, протянулась цепочка шаров, и Еремей попытался ее подправить. Не тут-то было… Сгустки энергии отказывались подчиняться и сами выбирали место удара. Казалось, будто они выпущены не из бездушной железяки, а брошены рукой невидимого великана и до сих пор являются продолжением этой самой великаньей руки. Какая-то осмысленность в их движении, что ли…

— Минус… минус дохрена! — Баргузин сбился со счета. Потому что в свалке невозможно было что-то разглядеть. Да и нужно ли разглядывать?

Нет, все же кое-что можно увидеть… ледяное копье, например, или железный град. Избиваемые и умирающие имперцы наконец-то вспомнили, что они маги, и применили боевые заклинания — самые грубые и примитивные, но лишь они имели шанс пробить стену ловушки. Только вот иметь возможность и суметь ее применить — разные понятия, и дракониры Гэльского полка огневой поддержки сразу же почувствовали разницу на собственной шкуре. Ледяные копья взрывались, едва сформировавшись, а вызванная одним из пиктийцев воздушная пила попросту смахнула голову его дракону.

— Спилите мушку, уроды! — зло захохотал Еремей. — Карачун приходит в гости!

Веселье профессора продолжалось недолго, ровно до того момента, когда пришла волна первобытного страха, поднявшая дыбом волосы. «Опасность сзади! Опасность прямо! Опасность везде!» — тревожный сигнал охранных амулетов едва не расколол голову на части. Да где же она, Эрлих ее забери?

Ответом стал одновременный огненный плевок почти семи десятков драконов, внезапно появившихся из пустоты. Баргузина подвела его неопытность — слишком увлекся поддержанием работы каменного круга и перестал следить за общей обстановкой, чем и воспользовались подошедшие под прикрытием завесы невидимости основные силы имперцев.

— С-с-суки… — сноп пламени оборвал очередь из ДШК, и среди завалов начали возникать такие же, заставляя замолчать роденийские огнеплюйки. — Летар-р-р-а д'дэй! Еш-ш-ша!

Руки сами поднялись, и с выставленных ладоней ушло вверх быстро увеличивающееся в размерах серебряное облако. Нет, поздно!

Неведомая сила подхватила Еремея, остановив его полет к сияющим в вышине вратам. Массивные такие ворота с распахнутыми настежь створками, а изнутри льется свет — мягкий, добрый, успокаивающий. Неужели так выглядит смерть? Она совсем не страшная… Интересно будет туда заглянуть хоть краешком глаза. И тем обиднее остановка на половине пути.

— Никак помирать собрался? А кто воевать будет? — загрохотал голос в голове.

«В голове? Странно, но у меня нет головы!» — подумал Баргузин.

Действительно, бывший профессор не чувствовал тела. Нет ни рук, ни ног, вообще ничего, только восхитительная легкость и странное ощущение чистоты. Чистоты помыслов. Чистоты душевной, свободы от забот и страстей, оставшихся где-то внизу, среди плавящихся от драконьего огня камней защитного круга.

— Ты кто?

— Можешь называть меня дедушкой, — голос перешел в смех. — Очень добрым дедушкой.

— Что тебе нужно?

— Мне? — Еремей явственно расслышал веселое удивление. — Добрым дедушкам вообще ничего не нужно.

— Тогда отпусти.

— Я не держу.

— А кто?

— Долг, честь, ответственность… да как хочешь это назови. Узнаю себя молодым — бывало… ладно, потом расскажу.

— О чем?

— О чем спросишь.

— Но кто же ты?

— Неважно. Главное, что я знаю, кто ты.

— И кто же?

— Дезертир.

— Почему?

— А потому! Думаешь, погиб, так и все? Да если каждый раз умирать, когда убивают… — голос сделал паузу и продолжил со странной интонацией: — Вот помру когда-нибудь, а вы страну просерете. На кого ее оставить?

— Но при чем здесь я?

— А не только ты. Так что вставай, Ерема, и иди. Вперед иди… Некогда нам.

— Некогда умирать?

— И это тоже. Кстати, когда будешь в столице, заходи в гости, все же почти родственники.

— Как тебя найти?

— Себя сначала найди. Ну что застыл или забыл, как жить?

Боль вернула Еремея к жизни. Боль и холодная вода, льющаяся прямо в лицо. Он попытался отвернуться и обругать неведомого шутника, но сил хватило лишь на слабый стон.

— Он живой! Михась, слышишь, он живой! — кто-то огромный и пахнущий гарью орал знакомым голосом и тряс профессора за плечи. — Ерема, сволочь, ты живой!

— Он вас не слышит, товарищ старший десятник.

— Ничего… главное, что не помер.

Это про кого? И зачем вопить прямо в ухо? Сами они сволочи.