ГЛАВА 13

— Ну что же ты его со всей дури-то, а? — Барабаш со злостью сплюнул. — Чай, не глорхийских головожопцев бьешь.

Профессор в ответ лишь засопел в темноте и подсунул под голову лежащему без сознания часовому обмотанное чистой портянкой полено, использованное в качестве оружия. Ну, не рассчитал немного, с кем не бывает? Тем более в таком деле опыта нет и лучше перестраховаться, чем попасться с поличным из-за неуместной жалости. Ведь старший сотник доходчиво объяснил, на что они идут и чем это грозит в случае неудачи.

А вот, кстати, и сам Медведик появился. Удивительно, но внушительное брюхо совсем не мешает ему ползать, а бесшумности движений позавидовала бы даже кошка. Обычно жизнерадостный командир недоволен:

— Почему так долго возитесь?

— Да вот… — Матвей показал на часового.

— Ну и что? Я за это время двоих сделал.

— Совсем?

— Ага, до смены постов не очухаются. Ну что, орлы, полетели?

На ограбление склада бывший старший десятник Матвей Барабаш согласился сразу. Ну, не совсем сразу, а после того, как командир манипулы заверил, что его интересует лишь нормальное оружие, новое обмундирование и провиант на тридцать два человека. Как раз на вверенное ему подразделение. И ничего лишнего, ровно столько, сколько положено по нормам военного времени, плюс троекратный запас на всякий непредвиденный случай. Так и сказал — мол, полагается, так отдайте, а заморозить людей или допустить голодные обмороки не позволяет фамильная честь потомственного… Тут Медведик спохватился и сделал вид, что закашлялся. Заканчивать фразу он не стал.

Склад располагался ровно на половине пути между лагерем заградительного отряда сотника Мартина и ближайшей станцией самоходов. После успешной операции командир манипулы планировал заявиться к военному коменданту этой самой станции, дабы ближайшим рейсом отбыть в городок Масюковщину, где и формировался их полк. Не самое лучшее средство передвижения, однако, но самое быстрое. До войны младшие братья «Левиафанов» не пользовались популярностью у путешественников из-за жуткой тряски при отсутствующих удобствах. И лишь нехватка времени заставляла людей сесть на открытую восьмиколесную платформу с сиденьями, вместе с десятком других таскаемую лязгающим железом чудовищем. Со стороны это напоминало длинную связку сосисок, которую с урчанием прет убегающий с ворованным богатством бездомный кот.

Впрочем, между самоходной поездкой и пешим маршем разумный человек всегда сделает выбор в пользу скорости. Матвей себя к таковым причислил после некоторого раздумья.

— Не отставайте, — командир проскользнул к воротам внушительного, заглубленного в землю амбара. — Смотри, какой забавный здесь замок.

Барабаш не находил в замке ничего забавного. Здоровенная штуковина весом в четверть пуда и с толстой дужкой — такой сбивать замучаешься, если вообще что-нибудь получится. Только охрану на ноги поднимешь… Вот бы где пригодились утраченные Баргузином способности.

Вольдемар Медведик смотрел на вещи проще. Покопавшись в карманах, он вытащил нож, подозрительно напоминающий такой же, висевший на поясе у командира заградотряда, и поковырял им в скважине. Выругался шепотом и на замену ножу достал хитро загнутую проволоку.

— А если так? — в замке что-то громко щелкнуло, заставив Барабаша вздрогнуть, и довольный старший сотник выдохнул. — Ну и во-о-от… Защита от честных людей, мать их.

— А мы?

— Мы самые честные, от нас никакая защита не спасет. Открываем?

Матвей потянул створку, всей душой надеясь, что местные тыловики не стали экономить на смазке петель. И на самом деле не экономили…

— Профессор, не стойте столбом, проходите, — Медведик сделал приглашающий жест и первым шагнул внутрь. — И чем нас Триада вознаградит за беспримерную храбрость?

Триада им сегодня явно благоволила — ум соглашался с необходимостью небольшого нарушения закона. Честь не находила в этом ничего предосудительного, а совесть настойчиво советовала не мелочиться и брать все с пятикратным запасом. А то, что не пригодится, можно будет потом выгодно обменять. Да хоть на те же огнеприпасы, которых, как известно, слишком много не бывает.

— Матвей, посвети, — старший сотник сунул Барабашу карманную огнеплюйку и тут же выругался, споткнувшись в темноте о какие-то ящики.

Особенностью личного оружия командиров, начиная с сотника (и предметом зависти младших по званию), являлась возможность использования его как фонарика. Всего-то и нужно переключить подачу энергии с кристалла на самый минимум и повернуть навершие ствола до щелчка, что бывший старший десятник и сделал. Широкий луч высветил полупустые полки.

— Вовремя мы.

— Это точно, — кивнул Медведик. — Увозят потихоньку.

— К наступлению все в части передают?

— Вряд ли, тогда бы и ночью работали. Впрочем, нам до этого дела нет, давай грузиться. Профессор, подайте сигнал.

Еремей выглянул из ворот, прислушался и издал звук, отдаленно напоминающий кряканье дикой утки. Оно конечно, не сезон для водоплавающих птиц, но все остальное у Баргузина получалось еще хуже. Тишина стала ответом.

— И где Михась? — Барабаш тоже подошел к воротам. — Покрякай еще раз. Слышишь?

То, что слышал профессор, на утку совсем не походило. Скорее на фырканье очень большого ежика, причем подкованного и умеющего ругаться на роденийском языке. Ну точно, он!

— Вы почему сигнал не подали? — прикативший телегу Михась выглядел обиженным. — Мы же договорились.

— Еремей подавал.

— Да? Вроде крякать нужно было, а не хрюкать. Или это в желудке урчало?

— Не умничай, рядовой, — старший сотник Медведик вынес со склада первый ящик. — Полки со жратвой у дальней стены справа. Действуй, нам нужно поторапливаться.

— Сделаем, командир! — бодро отрапортовал Кочик и порысил в темноту. Чтобы найти еду, свет ему не требовался.

Вольдемар оказался прав — в небрежно сваленных в углу ящиках оказалось то, что хоть раз в жизни мечтал попробовать каждый уважающий себя роденийский мужчина. Мечтал, слышал многочисленные рассказы, но почти никогда не видел. Сухой паек пластунов. Обычные с виду баночки, упакованные в промасленную бумагу какие-то прямоугольные брусочки, пакетики с разноцветными полосами по диагонали… несколько пузырьков с притертыми пробками.

Да, немало ходило слухов, в том числе и заставляющих сомневаться в их правдивости. И вот наконец-то выпал случай испытать на себе. А одну бутылочку непременно следует сохранить до мирных времен, дабы удивить женщин своей выдающейся… хм. Ведь неутомимость проявляется не только в способности пройти без остановки триста верст, не так ли?

— Не спи, Михась, загружай телегу, — недовольный голос Барабаша вывел летчика из мечтательного настроения. — Пошевеливайся, кошкокрот беременный.

— Да загружаю я, загружаю… Много брать-то будем?

— Сколько совесть позволит.

— Это хорошо, значит, все заберем.

Еремея Баргузина, помогающего старшему сотнику таскать ящики с новенькими огнеплюйками, тревожили странные воспоминания. Скорее даже не воспоминания, а легкая их тень, потому что, как ни напрягай мозги, четкой картинки не вырисовывается. Так… смутные и отрывочные видения. Будто бы уже случалось такое — ночь, склад, полки с оружием. Профессор даже за угол заглянул — показалось, что оттуда торчат стоптанные сапоги валяющегося с перерезанным горлом глорхийца. Нет, действительно померещилось. Без памяти плохо.

И еще постоянный чужой голос в голове. Ругает последними словами, интересуется здоровьем, требует сообщить о своем местонахождении, приглашает в гости. Вот с ним бороться просто — представляешь густой овсяный кисель (знать бы еще, что это такое) и скидываешь в него постороннее вмешательство. Забавно наблюдать, как чужак там барахтается, не в силах выплыть и не в состоянии утонуть.

«Дада шени, Ерема! Ты где, сволочь?»

«Я тебя не знаю».

«Зато я знаю, этого достаточно».

«Уйди из головы».

«Удавлю».

«Прочь отсюда!»

Кто он, этот голос? Сам Баргузин вспомнить не мог, а Матвей на осторожные расспросы только пожимал плечами и в случае особой настойчивости крутил пальцем у виска. Да, без памяти плохо.

— Время, ребята, время! — подгонял подчиненных старший сотник. — Смена часовых через сорок минут, а нам еще нужно смыться как можно дальше.

— Успеем, командир! — запыхавшийся Михась с натугой взворотил на телегу мешок и на вопросительный взгляд пояснил: — Я там оставил немного, так что все честно!

— Быстрее! — Медведик посматривал на начинающее светлеть небо. — Уходим!

Утро следующего дня принесло новые заботы.

— Ну, нет свободных мест на самоходы, нет! — комендант станции стукнул кулаком по столу и болезненно поморщился, дернув левым плечом. Осторожно погладил заправленный за ремень пустой рукав. — Не рожу же я тебе лишние платформы?

Он в звании всего лишь десятника, но обращается к Медведику как к равному, порой переходя на повышенные тона. Ругаться, правда, еще не ругается, но к тому все идет.

— А я не требую лишние. Заметь, вообще не требую, а только прошу, — старший сотник примирительно улыбнулся. — Но неужели для отдельной пластунской манипулы особого назначения не найдется что-нибудь ездящее? Нам ведь не «Левиафан» нужен, понимаешь?

Комендант вздохнул. Он прекрасно понимал, что хорошо экипированная и вооруженная новейшими огнеплюйками манипула не является обычным пехотным подразделением. Опытному человеку сразу заметны повадки прошедших огонь и воду бойцов, а от взглядов некоторых из них бросает в холод. Особенно нехорошо смотрит вон тот, с серебряными глазами. Ну прямо вылитый Эрлих, доведись тому служить в роденийской армии.

— Ты, товарищ старший сотник, на меня не дави! Знаешь, сколько каждый день таких, как вы, орлов пролетает через станцию?

— Не знаю и знать не хочу, — хмыкнул Медведик и достал из-за голенища сложенный вчетверо лист дорогой синской бумаги. — Скажи, вот это не сможет прикрыть твою задницу от начальственного гнева?

— Да при чем здесь начальство? — десятник развернул документ и уважительно присвистнул. — Что же сразу-то не сказал?

— Секретность, — опять улыбнулся старший сотник.

А бумага и в самом деле внушала почтение — печати с изображением Недреманного Ока, солидные подписи, расплывчато обозначенная задача… И требование ко всем оказывать любую возможную, а при случае и невозможную помощь. Да, хороший документ, не зря потратил на него целых полчаса личного времени. Действительно, мастерство не пропьешь. Елизару же Мартину наука на будущее — не храни отрядную печать под подушкой.

Комендант постучал костяшками пальцев по столешнице и принял решение:

— Твои бойцы самоход водить умеют?

— Мои все умеют, а что?

— Да есть тут одна колымага… выбросить жалко, а тебе отдам. Цени!

— Сначала покажи.

— Пойдем.

Колымага превзошла самые смелые ожидания Медведика. Бронированный самоход противодраконьей обороны со счетверенными трубами «Грома небесного» и запасом зарядов — что еще пожелать лучшего для путешествия в сторону линии фронта? Разве что полк «Левиафанов».

— Где взял? — старший сотник обошел вокруг роскошного подарка. — И в чем подвох?

— Тебе на оба вопроса сразу ответить или по очереди?

— Давай сначала на второй.

— Ага, значит, на оба… Эту хреновину здесь оставили две недели назад — опытный образец перегоняли на фронт, а экипаж по дороге умудрился напиться сырой воды из лужи со всеми вытекающими последствиями, — десятник рассмеялся. — Дристунов отправили в лечебницу. А замену еще не прислали. Так что пиши расписку и забирай.

— Тебя не взгреют? Все же секретный механизм и все такое…

— Грелка у них не выросла, чтобы меня… хм… это самое. И потом, вы же не по блядям на ней поедете, а на фронт. Так?

— Ну да.

— Тогда чего я буду переживать? Но расписку напиши.

— Какой разговор, сделаю! — Медведик крикнул сидящим у стены станции бойцам. — Барабаш, подойди!

— Да, товарищ старший сотник? — Матвей, поддерживая репутацию непобедимых и донельзя засекреченных пластунов, подошел неторопливо, но с готовой к стрельбе огнеплюйкой. — Кого-нибудь нужно расстрелять?

— А в рыло? — вскинулся однорукий комендант.

— Я не тебя имел в виду, — отмахнулся бывший старший десятник. — Даже вовсе наоборот, помочь хотел.

— К кагулам такую помощь.

— Не ругайтесь, — Медведик отвлек обоих от разгорающегося спора. — Матвей, принимай механизьму.

— Эту?

— Видишь здесь другую?

Минут через двадцать сияющий, как начищенная монетка, Михась Кочик докладывал командиру о результатах осмотра полученного в подарок средства передвижения:

— Вот это мощь, товарищ старший сотник! Питание двигателя сразу от восьми стандартных кристаллов, а зарядка рассчитана на две недели непрерывной работы.

— Откуда знаешь?

— Там подробное наставление, это же опытный образец.

— Ну и ладно. Ездить на нем сможешь?

— Конечно! — Михась изобразил легкую обиду от сомнений в его способностях. — Не сложнее планера, даже ускорителей нет.

— Нам же не летать.

— Я могу попробовать.

— Что попробовать?

— Если будет нужный инструмент, кое-какие материалы и вообще…

Старший сотник тяжело вздохнул и закрыл глаза, стараясь не поддаться вскипающему раздражению. Не для того он бросил теплое и вполне безопасное местечко в тылу, чтобы выслушивать идиотские предложения. Это начальник, причем очень большой начальник, может позволить себе казаться полным дураком, а подчиненным такое по званию не положено.

— Никаких полетов, мать …! Платформу прицепили?

— Так точно, прицепили.

— Тогда какого кагульего хрена мы до сих пор не выехали? Заместитель, давай команду на погрузку!

Михась убежал, опасливо оглядываясь, а подошедший комендант уважительно заметил:

— Строго у вас.

— Нормально, — отмахнулся Медведик. — Пойдем, десятник, я тебе расписку напишу. Или обойдемся без нее?

— В наше время без бумаги никак, — усмехнулся тот. — Грамотно прикрытая задница — первейшее дело.

От станции самоходов до Масюковщины четыреста с лишним верст, и Вольдемар искренне недоумевал. Почему их направили именно туда, а не куда-нибудь поближе. Как будто нет в округе других частей. Ну не помрет же командир формирующегося полка без одной-единственной манипулы? И от фронта там далеко, и перспективных направлений для наступления нет. Куда наступать, если петляющая, как вышедший из трактира пьяница, Свислочь не дает оперативного простора? Замучаешься переправы наводить через каждые пятнадцать-двадцать верст. А устье зловредной речки, впадающей в Северное море, вообще славится непроходимыми болотами — летом комары такие, что сапог прокусывают и хлеб воруют. Вчетвером горбушку свободно поднимают, стоит только зазеваться.

— Хороший вечер сегодня, командир! — Матвей Барабаш поковырял в ухе мизинцем и добавил: — Только шумный очень.

Ну еще бы, лязг гусениц наверняка слышен даже пиктийцам за линией фронта. Да вдобавок матюки сидящих на платформе бойцов. Вот уж кому достается — восьмиколесную телегу немилосердно мотает из стороны в сторону, подбрасывает на каждой кочке кажущейся ровной дороги, и даже ругаться приходится осторожно из боязни напрочь откусить язык.

В самоходе гораздо комфортней. Михась за рычагами, старший сотник на командирском сиденье, а Барабаш с Баргузином за их спиной изображают расчет «Грома небесного». Им немного хуже, но все равно не глотают пыль. Лепота…

— Да, хороший вечер, — согласился командир и опять уткнулся в разложенную на коленях карту. — Михась, поворот не пропусти.

— Так тут не ошибемся! — Кочик показал на разбитый «Левиафан» у обочины со стрелкой и надписью на закопченном борту — «Масюковщина 312 верст». — Если не останавливаться, то завтра к обеду приедем. Правильно, профессор?

Еремей не ответил. Он внимательно смотрел по сторонам, разглядывая следы войны. Про которую ничего не помнил. Всего месяц прошел, как отсюда выбили глорхийцев при поддержке пиктийских драконирских полков, пытавшихся обойти столицу с севера. Выбили… и остановились. Рассказывают, что контрнаступление потерпело неудачу — то ли силы не рассчитали, то ли обросшие мирным жирком воеводы совсем разучились побеждать. Неизвестно. Но о прошедших боях напоминают сгоревшие бронеходы, длинные холмики общих могил с деревянными пирамидками да выжженная степь без единого кустика. И едва заметный в вышине дракон имперской разведки.

— Матвей, глянь сюда, — Баргузин дернул Барабаша за рукав.

Тот задрал голову и поморщился:

— Не достанем. Если бы пониже чуток, а на четыре версты его не взять, только заряды зря потратим.

— Я не про дракона. Вон там что такое?

Командир манипулы если и удивился разговорчивости ранее немого подчиненного, то вида не подал — мало ли какие у человека скелеты в шкафу. Отвлекся от карты и привстал, разглядывая рванувший наперерез конный отряд:

— Кого еще принесло? Вроде наши?

— Они самые. Могу голову заложить, что высокое начальство едет, — бывший старший десятник немного помолчал и добавил: — Вот только его нам для полного счастья и не хватало, бля…

Два часа спустя Матвей Барабаш полностью осознал размеры подвалившего счастья. Настроения это не прибавило.

— У меня предписание, товарищ мастер-воевода.

— Да мне плевать на твои бумаги, старший сотник! Понимаешь — плевать! — командующий Северной армией помахал перед носом у Медведика здоровенным футляром. — У самого таких полсотни штук, одна другой грознее. Так что засунь свою цидулку в гузно и к утру возьми эту бляжью высоту. И не делай умное лицо, старший сотник!

М-да… нехорошая ситуация. Вольдемар тысячу раз проклял тот момент, когда в его голову пришла мысль воспользоваться украденными в заградотряде листами. В смысле, позаимствованными на неопределенное время. Елизар Мартин сволочь! Ну кто же хранит отрядную печать под подушкой?

— Но, товарищ мастер-воевода, не проще ли послать пару «Левиафанов»?

— Проще, — согласился командующий. — Только их на всю Родению было двести пятьдесят штук. Сейчас меньше — три десятка потеряли в наступлении. Я их что, хреном ремонтировать буду?

— Есть же…

— Ага, есть. Но северный участок фронта не является решающим, и все подкрепления мы получаем в последнюю очередь. Ты не задумывался, почему целый мастер-воевода распинается перед командиром какой-то занюханной манипулы?

— Теоретически…

— Слова-то какие умные знаешь! А дело в том, что у меня на всю армию нет ни одного пластуна. Вообще ни одного, понимаешь?

Медведик понимал прекрасно. Как осознавал и то, что его бойцы являются овеянными легендами воинами лишь на бумаге. Ну надо же так попасться, а? И ведь не откажешь тому самому Серафиму Копошиле, чей портрет собственноручно вешал на стену в родной школе и ставил в пример юным, но тупым кадетам.

Командующий истолковал молчание старшего сотника по-своему:

— Задержитесь на денек, ничего страшного. А командиру вашей бригады я письмо напишу.

— У нас полк.

— Ой, уморил, — рассмеялся Копошила. — Развели, понимаешь, секретность. Но хорошо, раз настаиваешь, пусть будет полк, а не бригада. Только эту тайну даже последний тушканчик в степи знает.

— Ну-у-у… — Медведик постарался сохранить невозмутимость.

— Да не переживай так, старшой, с вашей подготовкой ту высоту взять… Сходите ночью, возьмете глорхийцев в ножи да и спокойно дальше поедете.

— Там только глорхи?

— Не совсем, — признался командующий. — Жопоголовых мы бы и сами к ногтю прижали, не впервой.

— Так в чем подвох?

— Шесть драконов с наездниками.

— Эх, е…

— Они летать не могут, побитые сильно.

— Успокоили, товарищ мастер-воевода, — покачал головой Вольдемар. — Так, может, их из нашей установки приласкать?

— Уже пробовали, бесполезно. Сразу шестеро колдунов держат постоянный щит.

— Хреново.

— А я о чем говорю? — голос командующего чуть-чуть дрогнул. — Сделай этих тварей, старшой… прошу. У меня там сын на склоне остался… насовсем.