Прорыв
В конце января началось. Новости среди бойцов распространяются быстро, ударники уже знали о кайсацком наступлении. Полковое командование резко ужесточило порядки, ввело еще одно построение и перекличку в полдень. Сотни по одной снимали с позиций и прогоняли через учебное поле с полосами препятствий, стрельбовыми секторами, отрабатывали взаимодействие с бронеходами. Известная ударникам примета – скоро их бросят в огонь.
Настрой у людей был боевым. Несмотря на грядущие жестокие бои, выжить в которых суждено далеко не всем. Хотя Василий, в отличие от своих новых товарищей, особого энтузиазма не испытывал. Хуже всего то, что ударные части это не обычная пехота, у частей с добровольно-принудительным принципом формирования своя специфика. Да, как по контингенту, так и по методам применения они до боли напоминают знаменитые штрафбаты Великой Отечественной. Уволиться до окончания трехлетнего договора практически невозможно. Только переводом в профессиональную пехоту либо прямиком в тюрьму. Тоже альтернатива; Василий этот вариант, понятное дело, даже и не рассматривал.
Поздно вечером седьмого февраля, сразу после построения, полк сняли с позиций. Никому ничего не говорили, командиры придирчиво оглядывали ряды бойцов, проверяли снаряжение, раздолбаев, осмелившихся предъявить к осмотру нечищеные автоматы и сверкать дырами на одеже, молча собрали в отдельный отряд. Им дали полчаса на приведение себя и оружия в порядок, а затем заставили чистить отхожие места, засыпать выгребные ямы и долбить в мерзлом грунте новые.
Окопы полк покидал пешком и налегке, все тяжелое оружие оставили на позициях. Навстречу ударникам уже шли свежие войска, какой-то пехотный полк. Обоз тоже передали сменщикам. Дело необычное. Как правило, если часть снимали с фронта налегке, то с обозом. Впрочем, личных вещей у ударников немного, все свое при себе, нечего жалеть о потере старых палаток, полевых кухонь и спальников. Нечего рыдать над ящиками консервов, мешками крупы, муки и бочками капусты. Командование лучше знает, голодным бойца не оставят, в чистом поле без палатки и топлива не бросят.
Вывели людей на станцию чугунки. Тут же погрузили в поезд. Сотники и десятские еще раз пересчитали своих людей, знали, что среди ударников бытует обыкновение перед тяжелым боем одумываться и дергать в бега. Говорят, если беглецов ловили и те не могли оправдаться, то дело заканчивалось расстрелом перед строем. Беспрецедентная жестокость. Однако нормальное дело, когда речь идет о людях, выбиравших между армией и тюрьмой.
Час езды на поезде. Выгрузка на безвестной станции. Здесь людей уже ждали самоходы. Ночная поездка по степи. Ничего не видно, только изредка мелькают красные огоньки указателей. Василий поначалу пытался запомнить дорогу, но быстро понял, что это бесполезно. Привезли их в полностью готовый полевой лагерь. Ограда, ворота, ряды палаток. Справа гряда невысоких холмов, слева лес, впереди, за лагерем, заросли кустарника.
Встретивший ударников подполковник передал полковому командованию лагерь, склады с припасами и уехал. На ночлег располагались глубокой ночью, совершенно не понимая: где они, как сюда попали, долго ли им здесь жить и где противник. Впрочем, последний вопрос волновал людей меньше всего.
Утром в полк пригнали боевые самоходы. Две дюжины бронеходов «Лось», бронетранспортеры и тяжелые армейские полноприводные грузовики. В этот же день людям объяснили, что завтра их бросят в бой. Наступление. Будут рвать вражескую оборону в междуречье Хопра и Медведицы. Наконец-то! Люди уже нервничали, настроение у бойцов упало, среди них ходили разные слухи. Неведение всегда хуже самого ужасного будущего, страшнее любой перспективы. Зато теперь люди воспряли духом, рвались в бой.
Вечером опять переброска. На этот раз шли на штатных бронеходах и грузовиках. А вот обоз им не выделили. Уже потом, через много дней, Василий узнал, что на ударниках отрабатывали новую схему снабжения с подчинением обозной структуры сразу командованию дивизии. Да, таким образом воеводам удается лучше использовать армейское имущество, требуется меньше обозников, снабжение лучше, но только в условиях стабильного фронта или мирной жизни. На маневренной войне и так бардака немерено, а тут еще дивизионные тылы однозначно не успевают за войсками, начинается путаница, люди зачастую остаются не только без хлеба и ГСМ, но и без палаток.
Вечернее построение. Наконец-то полковник Саур изволил поставить боевую задачу. Ночью полк скрытно выходит на рубеж атаки. Ровно в восемь ноль-ноль утра, после бомбардировки вражеских позиций, ударники идут в наступление. Поддержка осуществляется бронеползами и самоходными пушками. Задача – за двадцать минут пройти первую линию обороны и без перестроения атаковать вторую линию. После взятия второй линии задача считается выполненной. Дальше ударникам предстоит удерживать занятые позиции до подхода свежей пехоты.
Нечего сказать, жизнеутверждающее заявление полковника. Стоявшего в первом ряду Василия трясло при каждой фразе командира. Опять вспомнились книжки о недоброй памяти Великой Отечественной. Ее историей Василий увлекался. Молодой человек слишком хорошо знал, что означают такие приказы: с ходу взломать первую линию вражеской обороны и сразу занять вторую. Да, иногда такое удавалось. Иногда и чудеса случаются.
Военные историки могут привести немало наступательных операций, когда советские или немецкие войска одним ударом прошибали вражескую оборону на всю глубину и выходили в глубокий прорыв. Но куда чаще план наступления не переживал начала артиллерийской подготовки. Противник держался куда упорнее, чем рассчитывали наступающие, волны атакующих накатывались на вражеские укрепления и откатывались назад, оставляя на ничейной полосе сотни тел своих погибших и раненых товарищей. Частенько, прорвав одну линию обороны, обескровленный полк попадал под контрудар свежих частей противника.
– Волк, ты че такой смурной? – Василия аккуратно пихнули в бок локтем.
– А че радоваться? – ответил тот, не поворачивая головы.
– Один бой, и нас в тыл отведут, – громко прошептал Мазур, стоявший рядом с Василием невысокий, коренастый, щеголявший кривым уродливым шрамом на пол-лица боец.
– Ты уверен, что это один бой?
– Полковник сказал, – да, умом и сообразительностью Мазур не отличался. Хоть он и прослужил в ударниках два года, пережил не один бой, но нормальной бойцовской смекалки так и не набрался.
– Полковник скажет, ты голой задницей побежишь огнемет затыкать?
– Если заслугу дадут, побегу.
– Понял, – просипел Василий, кусая себе щеки, чтоб не заржать во все горло. Он слишком живо представил бегущего в атаку с автоматом наперевес, но без штанов Мазура. Вот вообразить себе процесс затыкания огнемета голой задницей не получалось, и к лучшему.
– Разговорчики! – рыкнул десятский, поворачиваясь к Василию и свирепо вращая глазами.
Боец вытянулся по стойке «смирно» и впился глазами в полковника. Если попался – никогда не признавайся и не иди с повинной, только хуже будет – нехитрое правило, усвоенное Василием в первые же дни службы в ударном полку.
– Смотри у меня! – оскалился десятский. Человек при исполнении. Порядок должен быть.
Сразу после построения была отдана команда готовиться к выступлению. Полк разбился на сотни. Каждый десяток получил свою задачу. Кого в усиление к водителям – проверять, перепроверять и ремонтировать самоходы перед боем. Кого в помощь к лекарям. Кого на хозяйственные работы, собирать скудные полковые припасы. Кому боеприпасы грузить. А кого и еще раз чистить, смазывать, разбирать и собирать полковые пулеметы, ракетометы и огнеметы. Командование намеренно загружало людей работой, дабы выгнать у них из головы дурные мысли. Старый проверенный армейский метод. И до сих пор прекрасно срабатывает.
Выспаться этой ночью не удалось. За полночь полк подняли по тревоге. Очередное построение. В серьгах ревет командирский бас:
– По самоходам!
К чести командования, переброска прошла без происшествий. Сотникам и командирам ведущих самоходов с вечера выдали маршрутные карты с отмеченными ориентирами. На всех развилках дорог стояли сигнальщики, вовремя и четко заворачивавшие армейские колонны в нужном направлении. Ночная степь ревела и гудела. Силища идет. И все делалось в последние часы перед ударом. Намеренно, чтоб противник и не заподозрил, что над его флангами нависают бронированные вендские кулаки. Крепкие кулаки закаленного в яростных схватках уличного бойца. Что ни говори, а подраться венды любили.
Короткая остановка. Вокруг чистое поле. Выскочивший из кузова самохода Василий недоуменно огляделся. Где что? Куда их привезли? Степь. Поземка вьется. Вокруг жизнь кипит. В паре сотен шагов пушкари разворачивают тяжелые орудия. Мимо прошла колонна бронеползов. Люди суетятся. Все вокруг носятся, орут. Настоящий армейский бардак.
– Не спать! – ревет в серьге голос десятского.
Ударников построили перед боевыми самоходами. Десять минут на доведение до людей боевого приказа. Еще раз. Чтоб не забыли и прониклись. Выдвигаться сразу после открытия огня. Полторы версты до рубежа. Остановка. Ждать сигнала к атаке. Затем вперед.
– Куда вперед? Не видать же ничего!
– Заткни пасть, портки видно! – рявкнул пробегавший мимо полусотник.
– Скоро рассветет, – пояснил Мазур.
– Карту бы, – вздохнул Василий.
– Зачем нам карта? У сотника есть, а нам незачем. Не будешь же на бегу листы разворачивать.
– Знать, куда наступать.
– Нам скажут. Ты, я вижу, зеленый еще. Куда все побегут, туда и мы. Не ошибешься.
Брум! Брум! Вокруг все зарокотало и засверкало. Степь осветили тусклые вспышки у дульных срезов орудий. Началось. Пушкари били по площадям, стремясь как можно быстрее высадить в сторону противника боекомплект. Вмиг оглохшие заряжающие, не видя ничего вокруг себя, забрасывали в казенники орудий стальных посланцев смерти. Утро было холодным, противный ветерок морозил лица и руки, но вскоре пушкарям пришлось сбросить верхнюю одежу. Работа кипела. Снарядные ящики опустошались один за другим.
На востоке вставала заря. На юге, там, куда били орудия, полыхали багровые сполохи. Вокруг стоял грохочущий ад. Стальная махина вендского бронепехотного корпуса пришла в движение. Бронеходчики заводили своих стальных зверей и медленно выкатывались по направлению к окопам. Следом вытягивались колонны с пехотой.
Василий оглох. Перед глазами мелькали вспышки. Ничего не видно и не слышно. Подчиняясь толчку в спину, боец полез в кузов самохода. Вовремя. Три минуты, и полк тронулся с места. Шли за бронеползами. Дорог в степи не было, а то, что успели проложить саперы, вмиг разбили вдрызг сотни тяжелых бронеходов. Мерзлый грунт не выдерживал натиска стальных траков тяжеленных бронированных зверей смерти, рвался и расплескивался по сторонам. После двух дюжин самоползов дорога превращалась в канаву.
Водители передовых бронеходов вовремя взяли левее и держали курс вдоль колонны тяжелой техники. Неглубокий снег полноприводным бронеходам не помеха, а грузовики идут уже по колее.
Трясло в кузове нещадно. Самоход бросало из стороны в сторону. Просто удивительно, как водители умудрялись держать скорость, видя только корму впереди идущего да скользящие вдоль бортов тени. Шли. Командиры требовали как можно быстрее выйти на рубеж атаки. Колонна остановилась в двух сотнях шагов от перерезавшего степь глубокого русла узкой речушки.
Задержка? Нет. Саперы заранее подготовили спуски. Грохот взрывов. Вдоль речки выросли грязные, с багровыми прожилками букеты разрывов. Василий невольно втиснул голову в плечи, ему показалось, что это открыли огонь кайсацкие пушки. Нет. Пыль осела, и тяжелые, лязгающие гусеницами бронеползы пошли вперед и нырнули к речке. Минута, и приплюснутые башни уже вырастают на другом берегу.
– Вперед!!! Темп! Шевелись, заячье отродье! – командирский рев в серьгах подстегивает людей.
У переправ появляются саперы. Машут значками, показывают, что путь открыт. Небольшая пауза. Полковое командование в последний момент решило изменить походные порядки. Первыми русло пересекли бронетранспортеры, за ними пошли грузовики с пехотой. Бронеходы «Лось» остались прикрывать переправу.
Первая волна перепрыгнула речку, словно не заметив препятствия. Грузовикам было хуже. Часть самоходов завязла на подъеме. Их пришлось вытаскивать лебедками бронетранспортеров.
И вода прибывала. Медленно, но верно переправа превращалась в кашу, мешанину земли, воды и льда. Полк успел переправиться. Спешившиеся бойцы на руках вынесли самоходы наверх. Броневики прошли подъем без задержки.
Пять минут на перестроение. Впереди темнеют серые спины бронеползов. Сзади рокочут орудия. Поднимающееся над горизонтом солнце освещает сплошные клубы дыма и пыли, окутавшие вражеские позиции. До противника недалеко, меньше версты.
Василий неожиданно понял, что по ударникам никто не стреляет. Часть стоит в виду противника, а ответного огня нет. Да, с начала открытия огня за все время марша и переправы он не заметил ни одного взрыва на стороне вендов.
– Вперед! – командует сотник.
– Смерть врагу! – гремит тысячеголосый клич.
Ехавшие на грузовиках сотни спешиваются, вытягиваются цепью и пристраиваются за бронеползами. Ревут моторы. Стальная лавина разгоняется и устремляется на врага. Орудийный гул за спиной стих. Пыль над вражескими позициями оседает. Снега впереди давно уже нет. Все изрыто воронками, опалено огнем.
Волна атакующих пересекает ничейную полосу. Здесь продвижение немного замедляется. Бронеползам приходится обходить глубокие воронки. Строй нарушается. Пехота прижимается к броне. Идущие следом бронетранспортеры медленно догоняют первую волну. Вражеские позиции приближаются. Венды атакуют молча. Ни единого выстрела. И кайсаки молчат.
Один из бронеползов поворачивает башню. Пушечный ствол нацеливается на пулеметную ячейку копошащихся за бруствером кайсаков. Резкий хлопок выстрела. Перед окопом во все стороны летят комья земли, к небу тянется черный дым. Еще выстрел. Еще и еще. Бронеходчики быстро забивают оживший было пулемет. За вражескими окопами начинается мельтешение. Видны бегущие к укрытиям бойцы. Редкий огонь по атакующим.
Бронеходы ускоряются. Водители уже не обращают внимания на воронки, огонь ведется на ходу. Вендская пехота поддерживает свою броню огнем. Все на бегу. Не сбавлять скорость, не отставать от брони. Остановился. Опустился на одно колено. Дал длинную очередь. И галопом вперед, догонять своих. Или стрелять на бегу. Не останавливаться! Страшно, хоть вражеский огонь редок, неприцелен, но кажется, что все пули летят именно в тебя. Зажмуриться бы, залечь, прижать шлем руками к голове. Нельзя. Только вперед! Не отставать от бронеползов.
Первую линию обороны ударники взяли с ходу, почти без потерь. Поясной поклон пушкарям – не пожалели снарядов, перемешали кайсаков с землей. Видно было, обстрел застал врага врасплох. А выжившие после обстрела не смогли остановить лихой удар вендской бронепехоты. Слишком мало их было, слишком стремителен был удар.
Василий перепрыгнул через траншею, подбежал, пригнувшись, к развороченному блиндажу, заглянул внутрь. Лучше бы он этого не делал. Каша. Жуткая каша из каких-то тряпок, щепы, покореженного железа, разбитых ящиков и кусков человеческих тел. Тяжелый снаряд играючи прошел через толщу земли, бревенчатые стены и лопнул в блиндаже, размазывая содержимое по стенкам, терзая и сжигая человеческую плоть.
– Три минуты. Осмотреться, – командует десятский.
Вот и командир. Держится чуть позади бойцов, автомат на плече, в руках коробка передатчика. Но не стоит думать, будто десятский Вторак прячется за спины своих воинов, в атаке он шел в первом ряду.
Василий отшатнулся от дыры в блиндаже. К горлу подступил комок, содержимое желудка настойчиво просилось на свет божий. Фу-у-у! И как только люди на такое не только смотрят, но и раскапывают. С ума сойти можно. Раз сказали осмотреться, значит, начинаем зачистку. Далеко вперед не выдвигаемся, планомерно, последовательно добиваем очаги сопротивления, собираем добычу и пленных.
Бронеходы прошли немного вперед и остановились, поджидая пехоту. Четыре колесных бронехода выкатились на крылья и медленно двигались по направлению ко второй линии вражеской обороны, с ними шли пехотные дозоры.
Да, досталось кайсакам по самое не могу. Вокруг одни сплошные воронки, снега нет, под сапогами поскрипывают осколки, рваное железо, идти приходится осторожно, дабы не споткнуться, не кувыркнуться в рытвину, не задеть взрыватель снаряда или гранаты. Блиндажи разворочены, крыши просели, пулеметные и ракетометные ячейки разворочены, это уже работа бронеходчиков.
Василий заглядывает в полузасыпанную траншею и быстро отворачивается. Из-под тонкого слоя земли высовываются ноги и руки, под грунтом угадываются тела. В трех шагах от окопа стоит березка. Чудо. Огонь, осколки, взрывы не повредили дерево. Кажется, ни одна веточка не посечена. Бело-черные прутья колышутся на ветру, склоняются над полем боя. А у дерева, обняв руками ствол, лежит тело без головы и без ног. Только туловище и вцепившиеся в тонкое деревце руки.
– Не отставать! – это уже сотник командует. – Подтягиваемся. Патроны проверить. Не спать!
Не угомонится никак, не даст людям прийти в себя после горячки боя.
Над головой – громкий пронзительный свист. Василий инстинктивно скатывается в ближайшую воронку. Рука натыкается на закоченевший на морозе кусок ноги. Спокойно отшвырнуть от себя огрызок плоти и залечь у стенки. Не до сантиментов. Начинается обстрел. По ушам бьет знакомый грохот орудийной пальбы. Земля под Василием ощутимо вздрагивает.
– Встать!!! – кричит десятский. – Вперед!!! – И, чуть успокоившись, Вторак добавляет: – Это наши бьют. Куда попрятались, суслики?
Смачно так, растягивая каждый слог: «Суус-лии-кии». Подействовало. Сотня поднялась и пошла вперед. Молча, скрипя зубами, наматывая на нервы скопившуюся злость. До противника полторы версты. Идем пешком. Не отставать!