Под стенами Смоленска.
Дмитрий Сергеевич Дохтуров вид имел совсем не героический и не аристократический - лицо одутловатое, с достаточно обвисшими щеками... Если бы не знал кто передо мной, то почти наверняка решил , что этот мужчина злоупотребляет алкоголем. Но я знал так же и то, что передо мной настоящий герой той (этой?) войны, один из самых славных 'птенцов гнезда суворовского'. Вероятно, что-то у него с почками неладно... Потому и умер в моём мире Дмитрий Сергеевич не старым ещё человеком.
Особой приветливости командующий Шестым корпусом тоже не проявил, сразу взял сугубо официальный тон:
- Здравствуйте, капитан. Командующий и граф Остерман рекомендовали вас как мастера минной войны. Не скажу, что мне нравится сама идея минирования поля сражения, но ситуация заставляет идти даже на это.
Я молча поклонился и стал ожидать продолжения.
- Шестому корпусу поручено защищать Смоленск и прикрывать отход Армии. Неприятель значительно превосходит нас по численности. Раз уж так сложилось, то придётся не гнушаться любыми разумными средствами, чтобы выиграть хоть какое-нибудь время. Готов выслушать ваши предложения.
- Для этого, ваше высокопревосходительство, мне необходимо знать место боя и дислокацию наших полков
- Разумеется. Прошу, - Дохтуров развернул передо мной карту, где уже было предварительно обозначено развёртывание наших сил.
Приблизительно ситуация ясна. Узнав, где что и как ещё организуется для обороны, уже можно было подумать и о своих сюрпризах для незваных гостей.
- Кроме того, мне потребуется осмотреть собственно рельеф и изучить характер земли, чтобы определиться с местами закладки фугасов и прочего. Каким временем для этого я располагаю?
- Никаким, - (а кто бы сомневался!). - Завтра с рассветом нужно прибыть на место, а к вечеру всё уже должно быть готово. Желательно - раньше. Совсем не уверен, что Бонапарт любезно предоставит нам необходимые часы для подготовки к встрече.
- Будет исполнено, ваше высокопревосходительство!
- Теперь ознакомьте меня с собственно тем, что за мины вы собираетесь закладывать.
Растяжки не сильно возмутили генерала-рыцаря, идея о фугасах-камнемётах слегка поднапрягла, но когда он услышал о ещё одном предложенном новшестве, то немедленно вскипел:
- Никогда этого не будет перед моими позициями! Я вам решительно, слышите: решительно запрещаю устанавливать эти бесчеловечные мины на поле боя, капитан!
А воображение у генерал-лейтенанта живое: фантазия живо нарисовала действительно жуткую картинку результатов применения моего предложения. Да меня и самого слегка передёрнуло, как попытался это представить.
Вспомнилась история про кого-то из древних полководцев, (чуть ли не сам Александр Филипповиы вроде в виду имелся), который приказал казнить человека, предложившего набросать на поле боя досок с гвоздями, чтобы сделать его непроходимым для врага. Покоробило воителя, что так банально и неблагородно можно вести боевые действия.
Казалось - будь у Дохтурова соответствующие возможности, и слетела бы моя голова с плеч, чтобы я не смог сообщить о своей придумке кому-то ещё.
Насилу удалось убедить расходившегося генерала, что он всё не так понял, и на самом деле никакого апокалипсиса на поле брани творится не будет. Внял, в конце концов, и дал добро. Даже слегка улыбнулся впервые за всё время нашего общения.
Спалось этой ночью фиговенько - и мысли о завтрашней рекогносцировке с последующими работами спокойному отдыху не способствовали, и вспомнилось, как я практически лишил Давыдова одного из лучших стихотворений. Вот же зараза! Пусть мир и меняется, и, чего греха таить, уже изменился... Может и не встретит теперь Денис Васильевич ту женщину, отношения с которой подвигли его на такие строчки всё равно на душе погано. И сделать уже ничего нельзя. К тому же, глядишь, и при следующей встрече спросит ещё что-нибудь о своём творчестве. А я опять брякну нечто из ещё ненаписанного. Во влип! На кой чёрт выпендриваться было? Распелся, понимаешь, подарок боевому товарищу сделать решил в виде журбинской мелодии. И такая вот лажа получилась.
С тем и уснул.
На следующее утро, вместе с ротой пионеров, отправился 'трудиться по специальности'. А работа на позициях уже кипела - возводились батареи, строился земляной редут, а предполагаемые фланги, судя по всему, 'засевались чесноком'.
Нет-нет, ни той самой приправой к мясу-рыбе-овощам. Значительно более неприятной для противника и, особенно для его кавалерии, вещью.
Конечно, глупо предлагать: 'Представьте себе атом углерода в состоянии эс-пэ-три гибридизации...'. В общем, по вершинам тетраэдра направлены четыре железных острия - как бы не упала такая фиговина на землю, одно жало всегда торчит вверх. А теперь попробуйте пофантазировать, что будет с кавалерией, идущей в атаку через участок, где на каждый квадратный метр приходится несколько 'чесночин'...
Лошадь со всеми своими скоростью и массой налетает копытом на 'подарок', гарантированно падает, зачастую подминая под себя всадника, строй ломается, рисуется именно та самая картина: 'смешались в кучу кони, люди...'. Причём падают и те, и другие на землю, где их гостеприимно встречают новые мини-пики.
Практически непреодолим для конницы такой участок. Пехоте, кстати, наступать по подобному полю тоже очень некомфортно - только и смотри себе под ноги, а не строй держи...
Ну да ладно - у меня своя задача. Места для закладки фугасов наметил заранее, но матушка-природа вносила свои коррективы: то пригорочек более удобный наметился, то почва очень даже труднокопаемая... В общем: 'хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих планах'. Но проблемы решаемые. И к вечеру решённые.
Нарадоваться, кстати, на своих пионеров и минёров не мог: без всяких матюков и прочего выражения недовольства, копали, закладывали заряды ( в том числе и те самые дурно пахнущие бочки, что являлись главным новшеством), аккуратненько резали дёрн и не менее аккуратно маскировали им необходимые места... И это всё в почти тридцатиградусную жару. Я, только бегая от места к месту и распоряжаясь взопрел так, что мундир можно было выжимать... А они пахали как проклятые. Страшно представить их чисто физическую нагрузку. Разум отказывался воспринимать такую семижильность русского солдата. А глаза видели. И не верить им, повода не было.
А ведь мои минёры, являлись, можно сказать 'аристократами' среди других пионеров - они ведь не только 'бери больше - кидай дальше', они и ещё кое-какие расчёты делать умели и заряды снаряжать. И работа у них более 'деликатная' - перелопачивать грунта приходилось в разы меньше, чем однополчанам с гренадкой об одном огне на кивере.
Никогда не задумывались, откуда брались на полях сражений редуты, батареи, флеши и тому подобное? Не грибы ведь - сами не вырастут.
Сотни пионеров вонзали штыки своих лопат в землю, зачастую напичканную камнями, бросали её в телеги и тачки, их товарищи тащили оную к месту укреплений и создавали рукотворные 'холмы' со строгой геометрией...
Это вам не нашей матери-Земле слегка 'поёжиться', чтобы образовались Карпаты или Гималаи - ей легче. А вот на парней, что прямо на моих глазах изменяли ландшафт планеты, пусть и на одном, отдельно взятом поле, я смотрел как на полубогов.
Помнится, когда мама захотела иметь на своих шести сотках небольшой, но, блин, глубокий прудик, да ещё и не в виде прямоугольника, а с конкретной асимметрией, я несколько дней корячился с лопатой, хотя почва была достаточно удобной для копания - практически сплошная глина. Так я и прерваться мог когда угодно, и пивка холодненького попить...
А эти шпарили без перерыва, и, буквально на глазах, на поле предполагаемой битвы, вырастали укрепления.
Да, пионеры не ходят в лихие кавалерийские атаки, не пленяют вражеских офицеров и генералов, не стоят под огнём артиллерии смыкая разорванные ряды, не ходят в штыковую и не отражают атаки, не палят из пушек гранатами и не принимают врага на картечь... Но, когда необходимо, они работают так, как не представить ни залихватскому гусару, ни стойкому гренадёру, ни меткому артиллеристу. А, при необходимости, залезут в ледяную воду и будут под огнём неприятеля наводить мосты. Или наоборот - под тем же огнём мосты уничтожать... Я, кстати, именно с такой формулировкой 'Георгия' получил: 'За уничтожение моста под огнём неприятеля'.
Однако у меня и своих проблем хватило: на почти одеревеневших ногах доставил Дохтурову карту минирования предполагаемого 'поля брани', обсудил с генералом возможные нюансы. Дико хотелось пойти, и сразу брыкнуться на боковую - чёрта с два! Ещё необходимо распределить по 'окопчикам' инициаторов заложенных фугасов - нечего им под лучами восходящего солнца до места добираться - заметят, вороги. Пересидят ребятки ночку в не самой удобной 'спаленке', зато, в нужный момент, организуют те самые 'сюрпрайзы', кои, по скромному разумению моему, вполне способны разрушить классические атаки этого чёртова корсиканца. И иже с ним.
Распорядился выдать на ночёвку 'секретчикам' граммов по сто пятьдесят-двести водки. Ну и солонины с хлебом на закусь - за ночь не захмелеют, но хоть согреются...
До своей палатки шёл уже на автопилоте - глаза слипались на ходу. И отрубился мгновенно, продрых без всяких сновидений - труп-трупом, еле раздраил утром свои 'иллюминаторы'.
Седые туманы на рассвете при хорошей погоде - однозначный признак осени. Начинается сентябрь, а французы только подходят к Смоленску. Сорвали мы наполеоновский блицкриг, сорвали. В моей реальности Бородинская битва случилась в конце первой недели сентября, а тут только Смоленская начинается...
И, будем надеяться, накидаем мы по сусалам французам покруче, чем в реале, уж я постарался. Как ни странно, совершенно не было ощущения, что защищаю свой родной город. Не знаю почему, но не было - я чувствовал, что бьюсь за страну и только за страну...
Правда, когда пришло понимание этого момента, то разозлился я на себя здорово, а потом быстро перевёл градиент этой самой злости как раз на противника. Хотя, что толку-то? Всё, что мог сделать - сделал. Теперь оставалось только ждать результатов действия моих 'подлянок' по войскам вторжения...
Дохтуров, видимо, как и Остерман-Толстой, в своё время, получил указания от Барклая беречь мою персону от 'неизбежных в бою случайностей', поэтому моё место 'по боевому расписанию' находилось на штабном холме.
Начала, традиционно, артиллерия. Как только разошёлся туман, сразу забабахали пушки и поплыли по небу гранаты, оставляя дымные хвосты.
Страшное дело быть в эти времена пехотинцем: раз уж твой полк выстроили на поле боя, то стой и жди. И не смей даже дёрнуться, когда видишь, что прямо в тебя летит выпущенный из вражеского орудия снаряд. Остаётся только молиться и надеяться, что доживёшь до момента, когда хоть что-то станет от тебя зависеть, когда перед тобой появится вражеский солдат, в которого можно хотя бы выстрелить, хотя бы наставить на него штык, а там посмотрим, чья возьмёт...
А пока стой и жди... Жутко. А ничего не поделаешь - эпоха такая. Если начать действовать по другому - мигом будет потеряно управление боем и поражение гарантировано.
Стой и жди!
Наконец часовая канонада несколько поутихла, и со стороны французов послышались звуки барабанов. Понеслось!
Теперь было жутковато смотреть на наплывающие в сторону наших позиций разноцветные 'стены'. Неумолимо движущийся синий (красный, зелёный) строй казался неуничтожимым, на психику давило очень даже здорово. Даже мне, находящемуся в паре километров от непосредственной близости с врагом.
Хотя вскорости должен был наступить момент обратного 'психологического давления'. Я просто считал про себя секунды, видя, как французы приближаются к линии 'Икс'...
Нате вам! Ух, как здорово получилось! Просто ядерный взрыв в миниатюре.
Пороховые заряды вышибли на свет божий три бочки со светлой нефтью, разметав и оболочку, и содержимое по окрестной атмосфере, а потом всё это мелкодисперсное горючее полыхнуло по всему объёму, что успело занять... Ух, зрелище! Пара десятков соток вокруг каждого из эпицентров пылала. Теперь пофантазируйте, наши 'западные друзья', что было бы с вами, если бы я не предупредил своих ребят рвать заряды до того как вы подойдёте, а?
Сработало моё псих-оружие - здорово тормознули вражеские колонны. Минут пятнадцать-двадцать ушло у их офицеров, чтобы строй в порядок привести и заставить его двигаться дальше.
А наши пушкари в это время отнюдь не лентяйничали - продолжали сыпать гранатами по остановившимся французам, полякам и прочим голландцам с португальцами.
Ещё пять минут... Вторая серия: над полем выросли ещё два 'гриба'. Снова замешательство в стане неприятеля, которого теперь обстреляли ещё и наши егеря, благо дистанция уже позволяла проредить строй противника из штуцеров.
Но выстояли в очередной раз под ружейно-артиллерийским огнем, и пошли дальше. Невесело, подозреваю, пошли - весьма тускло ощущать, что сейчас может рвануть ещё раз, и забегаешь ты пылающим факелом по данному полю... Но двинулись. Уважаю. Действительно эти солдаты 'достойны одержать победу', но я уже вовсю постарался, чтобы такового не произошло.
Хотя, моя роль в этом, совсем невелика - всё решит мужество русского солдата, как это и произошло за полтора века до моего рождения.
Шарахнули растяжки, установленные уже на ближних подступах к редутам - ещё несколько десятков оккупантов в минус. Почти всё, что я мог сделать, сработало. Ну что же, Дмитрий Сергеевич, ваша очередь - моими стараниями вычеркнуто из списков живущих и воюющих несколько сотен солдат противника. Остались ещё несколько фугасов-камнемётов, но это уже непринципиально.
- Капитан Демидов! - словно услышал мои мысли командир корпуса. - Подойдите, пожалуйста!
- Слушаю, ваше высокопревосходительство! - вытянулся я перед генералом.
- Оставьте, капитан, - махнул рукой Дохтуров. - Приношу вам благодарность от лица всего корпуса, и от себя лично: задержать на четверть часа под нашим огнём наступающего противника - дорогого стоит.
- Премного благодарен!
- Никогда такого не видел, - продолжал Дмитрий Сергеевич, - просто даже сочувствовать стал вражеским пехотинцам - такой ад перед ними открылся...
- Но я ведь вам обещал, что от огневых фугасов ни один из солдат противника не пострадает.
- И не упрекаю. Но даже с этого холма смотреть было жутковато. Турки наверняка бы ретировались. Да чего там - бежали бы .
- А эти идут вперёд...
Колонны врага действительно пренастырно шли в направлении центра, который занимала дивизия генерал-лейтенанта Капцевича: Либавский, Псковский, Московский и Софийский пехотные полки. И два егерских: Одиннадцатый и Тридцать шестой.
Пусть артиллерия и егеря уже успели проредить шеренги неприятеля на четверть - всё равно французов наступало очень много. И в данном случае следовали бонапартовские войска, вне зоны действия основного количества заложенных ранее фугасов-камнемётов. Выходили только на два.
Оставалось надеяться на пехотинцев корпуса Дохтурова. А чего бы и не надеяться? - в своё время и без моей помощи выстояли, а тут им такой 'бонус'...
Наступающих, традиционно, приняли на картечь с редутов - идут. Пока артиллеристы перезаряжают пушки, вступает в бой пехота: первый залп - и полетели во врага пули...
Теперь достать новый патрон, скусить, насыпать немного пороха на полку, остальной высыпать в ствол ружья, бумагу патрона забить в качестве пыжа, пулю тоже в ствол... Ружьё готово к выстрелу!
При дальности прицельной стрельбы того (этого) времени, в наступающего противника успеешь дать два-три залпа.
А вот и он! С разгона и со всей ненавистью вытерпевшего прицельную (относительно, конечно) стрельбу по себе...
В общем, дальше встречный залп и резня на штыках 'стенка на стенку'.
А любой бой в таких условиях... Каждая рана в корпус - практически смертельна. Нет, не мгновенно, но неизлечима в условиях начала века девятнадцатого.
Маленькая дырочка в туловище... А что там ещё пронзил штык или шпага внутри поражаемого?
Печень? Почку? Лёгкое? Желудок? Во всех перечисленных случаях гарантировано внутреннее кровоизлияние с самым что ни на есть летальным исходом.
Глубокая колотая рана в корпус - смертный приговор. (Это ещё если про нестерилизованное оружие не вспоминать).
Это вам не двадцатый век, когда хирурги умеют под наркозом кожу рассечь, до повреждённой 'требухи' добраться, и даже иногда её 'заштопать' до 'совместимого с жизнью состояния'...
Рубленая - значительно менее опасна, если, конечно, какой-то из важных кровеносных сосудов не перерезан. Разрезаны мышцы? - Если нет заражения, то есть шанс. И неплохой. Долго заживать будет, болезненно, мучительно, но, в конце концов, заживёт. Может, даже и калекой останешься, но, скорее всего, просто шрамом обзаведёшься...
Цветная лавина продолжала неумолимо надвигаться на наши позиции, но неожиданно снова замерла.
Это для других неожиданно, а для меня предсказуемо: вражеские солдаты снова увидели выскочивших из укрытий, и удирающих к своим минёров. Именно это наблюдалось и раньше. Два раза. Как раз перед началом 'огненно-грибного' сезона. Очень уж не хотелось нашим зарубежным 'гостям' влететь с разбега в тот пылающий ад, наличие которого, они уже пару раз наблюдали.
Тормознули ребята. И ещё минуток с пять переминались с ноги на ногу в ожидании... Зря ожидали. Блеф это был. Пустышка. Именно для того, чтобы постояли под огнём Одиннадцатого и Тридцать шестого егерских, а заодно и всей артиллерии центра. А ведь дистанция хоть и не картечная, но и гранаты немало народу выкосили, да и молодцы-егеря имели уже практически убойную дистанцию, когда могли выцеливать вполне конкретных людей, а не тупо палить по надвигающемуся строю.
В результате, когда французским (и прочим) офицерам, удалось-таки двинуть на рубеж перехода в атаку подчинённые им силы, те были уже если и не 'огрызком' от исходного, то, во всяком случае, весьма сильно потрёпаны.
Стоящим во вражеском строю, наверняка до жути хотелось разрядить свои ружья в спины моих удирающих ребят, и плотный залп практически стопроцентно разорвал бы минёров в клочья. Но нельзя - это бы значило либо перезарядку под огнём наших егерей, то есть ещё несколько десятков жизней в обмен на две, либо атаку на наши полки не с ружьями, а с 'пиками'.
А одиночные выстрелы даже самых лихих стрелков по 'бегущей и петляющей мишени' - совершенно несерьёзно. Из положения стоя к тому же, и в достаточно невротическом состоянии...
Тронулись, вражеские колонны. Пошли, поняв, что очередного фейерверка не будет.
Неправильно поняли - последний подарок был им всё-таки припасён: на данном участке находилось только два фугаса, но и их хватило для соответствующего воздействия: земля встала дыбом перед наступающими. Казалось, что сама планета швырнула им в лицо и прочие части организма ту щебёнку, что закладывали мои ребята в эти самые фугасы. Можно сказать, что в упор наступающим выпалили сразу две 'Царь-пушки'. Картечью. Каменной.
В строю врага образовались практически два 'коридора'...
И сразу плотный залп нашей линейной пехоты...
Как выяснилось позже, именно полковник Айгустов, командир Либавского пехотного, не стал дожидаться команды сверху и приказал атаковать...
Его подопечные ринулись в контратаку на слегка замявшегося противника. Через пару минут примеру либавцев последовал Софийский пехотный, а за ним и Московский. Командиру Псковского, ничего не оставалось, как присоединиться к общему порыву дивизии...
- Что они там творят! - в сердцах крикнул Дохтуров. - Приказано было стоять, а не атаковать! Сомнут же сейчас дураков!
- Не скажите, Дмитрий Сергеевич, - отозвался кто-то из окружения командующего корпусом, - наши молодцами держатся. Здорово врезали французам...
- Может да, а может, и нет, - оборвал оппонента генерал. - Так рисковать нельзя! Капитан Демидов!
- Слушаю ваше высокопревосходительство! - немедленно подскочил я к командиру корпуса.
- Бригаду Скалона туда, - и протянутая рука указала приблизительное место дислокации драгун на ближайшее время. - Адъютанта я всё равно отправлю, но вы обещали более быстрое средство оповещения...
- Разрешите выполнять?
- Приказываю выполнять!
Вполне разумное решение: либо прикрыть возможное место прорыва кавалерией, либо приготовить её к преследованию разбитого противника.
Ведь это готовый к обороне строй линейной пехоты практически непрошибаем для кавалерии (исключая кирасир) - там и дружным залпом встретят, и ощетинятся штыками так, что не подберёшься...
А вот пехота врага, только что смявшего боевые порядки твоих мушкетёров или егерей - совсем не свернувшееся для обороны от кавалерии каре: заряды расстреляны, строй нарушен... Рубить такое для конников - одно удовольствие...
Пяти минут мне хватило, чтобы добежать до Афины, и доскакать в указанное генералом место.
Две ракеты белого дыма, ушли в небеса ещё через минуту. (Чёрный дым был бы сигналом Сумскому гусарскому).
Ещё десять минут, и кавалерийская бригада, увидев сигнал, стала выходить на исходные...
Они шли галопом. Все как один, на серых лошадях.
То есть не вся бригада на серых, и не все галопом, но те полтора десятка всадников, что неслись впереди основной колонны, сидели именно на серых.
Когда подскакали, стало понятно, что это музыканты.
Полковой, или бригадный оркестр.
Построились не сходя с коней, отдышались... И, дождавшись приближения Иркутского драгунского, именно, (извините за плагиат, Михаил Афанасьевич) 'урезали' марш.
И какой марш!
Ай да Серёга! Ай да сукин сын!! Ай да умница!!!
Пусть это было и не исполнение на уровне даже небольшого духового оркестра двадцатого века, но 'вставило'! Даже мне.
Пусть не было геликона, но трубы, валторны, фаготы и флейты, сумели передать главное - настроение.
Над полем боя (вернее в ближнем его тылу) зазвучала самая (на мой взгляд) гениальная музыка из всего, что создали все композиторы мира от его сотворения и до наших дней. Музыка, не способная 'не зацепить' солдата идущего в бой.
Пушечная канонада, ружейные выстрелы, были просто органичной 'приправой' к главному 'блюду' в, так сказать, 'акустическом' смысле:
Все ближайшие окрестности, перекрывая грохот взрывов, накрыли звуки бессмертного 'Прощания славянки'.
Музыканты 'целовали медь' во всю мощь своих молодых и здоровых лёгких, а подходящие драгуны, перестраиваясь из походной колонны в готовую для атаки шеренгу, просто всем своим видом являли готовность дать ответ на вопрос: 'Где Илья твой, и где твой Добрыня?..'
Молодец всё-таки Горский! Этот марш стоил всех песен Высоцкого, Окуджавы и иже с ними. Всего того, что он перепёр из нашего времени. Наверное, стоил даже моих 'телег-самобранок'...
Бесподобная музыка, хоть и не в очень качественном исполнении, продолжала разливаться вокруг, и я с удивлением обнаружил, что не только стискиваю ручку шпаги, но даже на треть вытащил её из ножен.
Честное слово: безумно хотелось вскочить на спину своей Афине, и присоединиться к рядам этих 'кентавров'. И рвануться вместе с ними в сечу.
Глупость, конечно - кавалерист я никакой, лошадь для меня, просто средство передвижения. Даже такая, как моя несравненная кобыла, родней которой в этом мире только несколько человек - по пальцам пересчитать можно.
В общем: нечего мне в кавалерийскую рубку соваться. Но хотелось. Именно от выводимых музыкантами звуков хотелось...
А уж иркутцы, наверняка посильнее, чем я, жаждут помахать своими палашами.
Спасибо тебе, (то есть ВАМ), простой трубач-кавалерист Агапкин, за эту гениальную музыку! Спасибо от всех россиян моего мира, и, особенно, от тех, кто сейчас стоит на этом поле.
Эта мелодия, написанная унтер-офицером, достойна стать гимном Империи. И, скорее всего, станет. Такое не может остаться маршем Иркутского драгунского полка.
- Капитан Демидов? - я обернулся и увидел, что на рыжем жеребце ко мне приближается штабс-капитан Арнаутов, с которым познакомился при своей первой встрече с Серёгой. Вернее, уже капитан. - Какими судьбами?
- Чего удивительного встретить военного на войне, Алексей Трифонович, - пришлось слегка поднапрячься, чтобы вспомнить имя-отчество драгуна, - очень рад встрече. 'Какими судьбами' спрашивать не буду - вижу, что готовитесь к контратаке... Горский здесь?
- Увы!.. Вадим Федорович, если правильно помню?..
- У вас прекрасная память - виделись полтора года назад, да ещё и мельком...
- Благодарю! - кивнул капитан. - Так вот: вашего друга вы здесь сегодня не встретите - убыл с очередным 'особым поручением'.
Понятно. Основная деятельность на ниве 'плаща и кинжала'. Что и правильно: каждый должен приносить пользу Родине там, где эта польза будет максимальной...
- Как вам наш марш? - перевёл разговор Арнаутов, на тему, которая была ему на данный момент наиболее близка.
Как я его понимаю: с такой музыкой появиться на поле боя - поневоле ждёшь услышать комплименты. Не будем разочаровывать. Тем более, что музыка действительно к месту и по теме.
- Великолепно! Под это даже минёру хочется дать шпоры своей кобыле и помчаться рубить французов. Честное слово!
- Господин капитан! - к нам подъехал поручик с аксельбантами. - Генерал-майор Скалон просит вас к себе.
Антон Антонович Скалон, опять же был слегка одутловат на лицо, но фигуру имел практически юношескую.
Этот лихой кавалерист с достаточным пренебрежением встретил пионерного обер-офицера в лице меня:
- Господин капитан, мне сказали, что именно вы укажете нам направление атаки. Так я жду ваших указаний.
Ёлки-палки! Ну, вот всё можно преодолеть! Но этот снобизм в отношениях между родами войск... Он будет, наверное, стоять несокрушимой твердыней между офицерами кавалерии, пехоты, артиллерии... Не говоря уже о нас, грешных - пионерах. Нас-то уж точно 'обслугой' считают. А ещё и флотские есть - совершенно отдельная каста...
Блинзараза! - Вопрос-то ведь задан. И не кем-нибудь - генералом!..
- Ваше превосходительство, - слегка волнуясь, но достаточно твёрдо начал я. - Я, разумеется, не могу указать вам направление удара. На данный момент. Мне было поручено только вызвать вашу бригаду 'на исходные', и передать, что место, которое вам следует атаковать, будет указанно ракетами со штабного холма. Вернее, не место, а направление. Одна ракета белого дыма - атаковать полком. Две - всей бригадой. Что мне передать командующему корпусом?
- Что драгуны приказ выполнят, - неласково глянул на меня генерал. - Так и передайте его высокопревосходительству. Что оба полка только и ждут приказа атаковать.
- Разрешите выполнять это поручение, ваше превосходительство? Честь имею! - я откозырял и тронул Афину в направлении штабного холма.
На самом деле, до жути хотелось прервать это общение с генералом, который, хоть и был вполне достойным воином, и, если мне не изменяет память, и погиб в сражениях под Смоленском, но жутко неприятно было ощущать пренебрежительное отношение... Даже не ко мне лично - я ведь с ним никогда не пересекался. К роду войск. Он ведь говорил со мной не как с капитаном Демидовым, а как с представителем 'чёрной кости' армии.
Ну да, мы не ходим в атаки, не встречаем врага 'в штыки'...
Чёрт! А под огнём уничтожать мосты, чтобы пехота и кавалерия смогла отступить без паники и истребления, а навести под аналогичным огнём всё те же мосты, для преследования противника... Возвести эти грёбаные редуты к началу сражения в кратчайшие сроки... Блин! - Да наши мины, только сегодня выкосили больше вражеских солдат, чем эти лихие кавалеристы 'настрогают' всем своим полком. Это, если ещё доведётся в бою поучаствовать...
Хотя - явно доведётся...
Но всё равно: в пику Серёге, напишу 'Марш пионеров'. То есть не 'в пику', конечно, не назло, а по его примеру.
Уже на скаку сочинилось начало припева:
Пионеры-инженеры! Мы горды нашей царскою службой.
Сквозь огонь мы пройдём, если нужно
Открывать для пехоты пути...
Сыровато, разумеется. Ладно, сейчас не до того, потом подшлифую...
Прибыв к штабу, доложил Дохтурову о выдвижении нашей кавалерии на указанный рубеж. Генерал удостоил меня молчаливым кивком, и снова поднёс к глазу подзорную трубу, чтобы следить за ходом сражения.
На атакованном участке либавцы и иже с ними уже резались с французами на штыках, и, кажется, небезуспешно - зелёная 'масса' потихоньку 'съедала' синюю.
Однако, даже мне, мало искушённому в ведении полевых сражений данного времени, было понятно, что победа эта достаточно сиюминутна: в это же место противник двинул дополнительные силы, разумно предпочитая пройти по уже 'разминированному' пространству. Сложно разобраться в эту допотопную оптику, но что-то типа пехотной дивизии накатывалось на место предполагаемого прорыва. Еще минут пятнадцать и лихо нашим придётся. К тому же я заметил и то, что строится для атаки их кавалерия. И, судя по избыточному блеску её шеренг - не иначе как кирасиры. 'Танки' того времени - они единственные из всадников способны проломить пехотный строй, а там уж... В общем, только успевай палашом размахивать и кромсать вдребезги и пополам практически беззащитных пехотинцев.
Противопоставить атаке латников можно либо своих таких же 'бронированных' кавалеристов, либо плотный картечный огонь артиллерии. Первого у нас не имелось вообще - Дохтурову дали только драгун и гусар, а для второго варианта на атакуемом участке недостаточно пушек.
Ведь точно могут смять наших пехотинцев совместными усилиями. И насесть на батареи. Тогда артиллеристам придётся ох как несладко - оружия у них, кроме пушек - только тесак (полусабля). Неважная защита от штыков вражеской пехоты или сабель-палашей кавалерии, к тому же разъярённых последним залпом картечи в упор. А этот залп наверняка будет. Достаточно широко известен приказ начальника артиллерии генерала Кутайсова (ещё один генерал, которому и тридцати не исполнилось):
'Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки. Сказать командирам и всем офицерам, что отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно только достигнуть того, что неприятелю не уступить ни шагу нашей позиции. Артиллерия должна жертвовать собою; пусть возьмут вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустите в упор, и батарея, которая таким образом будет взята, нанесет неприятелю вред, вполне искупающий потерю орудий'
Умели ведь красиво говорить! И приказы отдавать за душу берущие. Ну как услышав или прочитав такое, этого не выполнить?
И палили (и, уверен, будут палить) в упор по наступающему врагу, русские пушкари. И умирали в следующие минуты на своих орудиях. Противник, только что получивший град картечи в лицо, пощады, как правило, не давал. И осуждать его за это трудно - только что чудом прорвался сквозь смерть и добрался до тех, кто эту смерть послал...
Запели трубы и валторны, призывая остатки Седьмой дивизии вернуться на место, предписанное по плану сражения, и полки, расцепившись с недобитыми французскими пехотинцами, стали откатываться на исходные.
Противник не преследовал. Пока.
Снова построив своих солдат в шеренги, французы поджидали подкреплений. Под огнём нашей артиллерии. Смыкая ряды в тех местах, где русские гранаты вырывали целые куски строя. Действительно - 'эпоха железных людей'. Хотя...
А когда было по-другому? Когда спартанцы защищали Фермопилы? Когда японские 'белые помочи' шли на штурм Порт-Артура? Когда русские солдаты времён Первой Мировой, поднимались из 'лунного пейзажа', оставленного германскими снарядами от их позиций и встречали в штыки атакующих немцев?
Когда наши деды в Сорок Любом Году бросались под гитлеровские 'панцеры', форсировали под огнём Днепр и прочие реки, когда за день до Великой Победы гибли штурмуя Рейхстаг?
Любой солдат павший на поле боя и честно выполнивший свой долг до конца, заслуживает уважения. Даже вражеский.
И, если Бог всё-таки есть, то сложившему голову в бою воину должны проститься все его прежние грехи. Не может быть иначе!
Дивизия генерала Капцевича снова строилась для отражения атаки, батареи продолжали поливать смертью вражеские колонны, но ситуация складывалась тревожная. Недооценивать французскую линейную пехоту в бою нет никаких оснований. Что мужества, что умения у бойцов наполеоновской армии в достатке.
А Дохтуров не имел возможности отправить на усиление обороны атакованного участка ни одного штыка из состава Двадцать Четвёртой дивизии - её полки и так были 'размазаны' по всему фронту, и, кстати, имели значительно более скромное минное прикрытие, чем то, что раньше находилось перед позициями Седьмой. Только иркутцы и сибирцы Скалона являлись неким резервом на этом месте сражения. Ну и конно-артиллерийская рота в двенадцать пушек...
Даже сквозь грохот орудий со стороны наплывающих синих шеренг совершенно отчётливо донёсся глухой рокот барабанов и высокие ноты запевших флейт - французские подкрепления соединились с полками уже побывавшими в бою и эти объединённые силы двинулись в новую атаку.
Ох, и лихо же сейчас придётся нашей пехоте! Да и батареи потерять можем.
Несмотря на пушечную пальбу, на ружейный огонь егерей, синяя лавина неумолимо накатывала на русские позиции. Уже дистанция выстрела для гладкоствольных ружей - идут не останавливаясь, хотят врезать залпом с минимальной дистанции, наверняка. Уже жахнули встречным ружейным огнём наши пехотинцы - выдержали, идут.
Наконец остановились, получили вдобавок ко всему прочему шквал картечи от батарейцев, и только после этого вражеский строй окутался дымом выстрелов в нашу сторону.
В храбрости, в мужестве им не откажешь.
- Экие молодцы! - не удержался даже Дохтуров, когда французские ряды, ощетинившись штыками, рванули на порядки Седьмой дивизии. - Таким и проиграть не стыдно, а победить их весьма почётно.
- Всё-таки будем надеяться на победу, ваше высокопревосходительство, - отозвался начальник штаба корпуса, полковник Монахтин.
- Теперь всё в руках Божьих, Фёдор Фёдорович. Управлять этой сшибкой уже невозможно.
- Капитан Демидов! - угу, это уже ко мне. - Ваши ракеты готовы?
- Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство: через минуту после вашего приказа выстрелю в указанном направлении.
- Благодарю. Но пока торопиться не нужно - пусть драгуны потерпят.
Рукопашный бой... Наверное самое страшное и беспощадное, из всего, что случается на поле сражения. Почти не бывает лёгких ранений, разве что из тебя прикладом только сознание вышибут, а не череп размозжат. Штык, проникающий в тело, практически не оставляет шансов выжить. Особенно при уровне медицины этого времени. Просто умрёшь не сразу, а через несколько часов или дней...
Конечно, пуля, картечь или сабельный удар, тоже 'гуманизмом' не отличаются, но в этом случае противник либо на приличном расстоянии, либо его уже пронесло мимо на 'лихом скакуне' - добивать не будет.
А при встречном бое на штыках, правила 'лежачего не бьют' не существует. Скорее наоборот: упавшего - добить, раненого (лёгкую добычу) - добить. И дело не в жестокости - во-первых глаза застилает от ненависти, а во-вторых - при первой же возможности этот самый раненый, в котором ненависти не меньше, чем в тебе, запросто может ударить в спину.
И каким бы мастером штыкового боя ты не был - дерёшься ведь не один на один: ну ладно, 'сделаешь' ты противника с которым сошёлся 'глаза в глаза', но ведь нет никакой гарантии, что откуда-то сбоку тебя не ткнут холодной сталью под рёбра... Выжить здесь - лотерея.
'... Надеемся только на крепость рук, на руки друга...'
Именно. На себя и на руки друга. Надеешься только на то, что твой однополчанин ещё жив и не позволит пырнуть тебя штыком с той стороны, которая не прикрыта. Но разве можно рассчитывать на это всерьёз во время схватки 'стенка на стенку'?
Да ни разу! Конечно, матёрый боец имеет несколько больше шансов встретить следующий рассвет, чем новобранец, но шансы эти весьма призрачны для тех, кто стоял на момент взаимного лобового удара в первых рядах.
Поэтому чертовски важно, не смотря на ярость, переполняющую весь 'организм', не смотря на клокочущее внутри желание 'достать штыком вон того', всё-таки держать строй, чувствовать своих соседей слева и справа и верить в них. Верить как в себя...
Но это всё теория. Теория пригодная либо в схватке с противником, который не выдержал первого натиска, либо с тем, кто является противником 'идеальным'. Идеальным, в плане школьной физики: 'сферический полк в вакууме'. Вернее 'полки'.
Всё вроде бы правильно: держать строй и 'перемалывать' противника постепенно... Но ведь при сшибке и в его, и в твоём строю образуются бреши - здесь ты успел победить своего противника, твой товарищ - тоже, а где-то, наоборот, удача улыбнулась врагу, и он, опрокинув твоих однополчан, вклинился в шеренгу...
В общем: 'расчёска вошла в расчёску'. И вражеские солдаты уже не только впереди, но и сбоку. А ты занят поединком с тем, кто напротив тебя...
Да это и поединком-то не назвать - укол ..(Прошёл? Нет? В защиту попал? Проломил или обвёл? Сам защититься смог? Ответить сумел? Штыком в бок, от убившего твоего товарища врага не получил?..)
И подобных вариантов - немерено.
Так что управлять такой 'зарубой' не может не только генерал, но и самый младший из обер-офицеров: генерал может только отправить новые полки в 'мясорубку', поручик может только увлечь за собой солдат... Да и то вряд ли - солдаты и так в данный момент 'берсеркеры', они даже не увидят направления, в котором атаковать. Только звуки труб и валторн, возможно, в состоянии достучаться до сознания бойца колющего и бьющего прикладом всё, что не одето в одинаковую с ним форму....
Поэтому нечасто доводят сражения до резни на штыках - обычно всё решает артиллерия и ружейный огонь, но сегодня рукопашная кипела уже во второй раз. И вряд ли в последний...
А наш фронт явно прогибался - удержать натиск противника, превосходящего численностью почти в два раза, и, будем честными, не уступающему как в мужестве, так и в искусстве ведения боя русским пехотинцам, практически невозможно.
Назревал нарыв, готовый вот-вот лопнуть...
Командир корпуса так же прекрасно это понимал:
- Вадим Федорович, - впервые генерал обратился ко мне по имени-отчеству, - отправляйте свою ракету... Ну, вы сами видите направление.
- Одну ракету? - на всякий случай переспросил я?
- Одного полка драгун хватит, чтобы заткнуть эту дырку., а резерв нам ещё пригодится.
Ну, раз дан приказ, я немедленно метнулся к своему 'указательному пункту', где до этого руководил Гаврилыч.
- Направить ракету в сторону Либавского полка! - заорал я подбегая.
- Ваше благородие, - ошалело посмотрел на меня унтер, - неужто по своим бить будем?
- Какой там 'по своим'! Я же сказал: 'в сторону'. Поверх их голов. И, желательно, на французов ракету уронить. Всё понятно?
- Так чего ж не понять, - улыбнулся мой главный помощник во взводе. - Теперь всё ясно, не извольте беспокоиться!
Ракета послушно рванула в необходимом направлении, оставляя за собой красивый шлейф из белого дыма...
Тваюмать! Красивая линия, которую чертила в воздухе ракета, вдруг категорически перестала быть красивой: её линейный 'путь' сломался, и сигнальный снаряд стремительно закувыркался прямо в тылы полка Айгустова...
Мама дорогая! Какая зараза тазобедреннорукая сбодяжила эту ракету? Именно эту самую, ту, что вместо того, чтобы указать направление атаки драгунам, уничтожила последнюю решимость либавцев стоять до конца...
Можете себе представить, что когда кипит штыковой бой, солдатам вдруг с тыла влетает это дымящееся, искрящее и обжигающее во все стороны 'уёжище'? Совершенно неожиданно.
- Гаврилыч, что за хрень?! - заорал я на унтера, однажды уже спасшего мне жизнь.
- Не могу знать, ваше благородие, - испуганно вытаращил на меня глаза мой главный помощник, - всё как обычно было. Нешто мы простую ракету куда надо засобачить не способны.
Да я и сам понимал, что виной всему 'фабричная сборка', а не мои минёры, отправившие сигнальную ракету непосредственно в боевые порядки своих...
Ну и гад же этот работничек, что получая за производство каждой ракеты больше, чем мог бы заработать на протяжении месяца на любом другом производстве, соорудил вот такую ерундовину.
И ведь не найдёшь теперь, кто виноват, не накажешь...
Хотя самого главного виноватого искать недолго - вот он я во всей красе. Как только появлюсь на глаза к Дохтурову, генерал поимеет меня по полной программе.
И, главное: посылать вторую ракету в нужном направлении, или кавалеристы сами разберут 'куда'? К тому же, теперь уже не 'туда'... Зараза!
Ну вот что там случилось с ракетой? Стенка прогорела? 'Сопло' вырвало? Ведь чёрта с два теперь узнаешь...
- Пошли драгуны, ваше благородие! - счастливо выкрикнул мой новый подчинённый, минёр Ряпушка. - Красиво пошли!
Моё подсознание вспомнило, что действительно, несколько секунд назад, органы слуха уловили звуки 'поющей меди' откуда-то сзади, но главный 'компьютер' черепа был занят другими проблемами, а потому не отреагировал на входящую информацию.
Оглянувшись, увидел, что действительно целый полк кавалеристов рванулся ликвидировать прорыв. Хотя и эскадрона хватило бы за глаза - вырубить с пару десятков французских пехотинцев проблем не представляло, а 'открыть ворота' контратакующим иркутцам (а это были именно они), наша пехота не имела ни малейшей возможности.
Тем более, что этого делать и не стоило: к атакующим подходили всё новые и новые подкрепления. При атаке кавалерии, они свернуться в каре, и будут методично расстреливать пытающихся атаковать русских драгунов...
Кавалеристы Скалона, разумеется, быстро вырубили прорвавшихся вражеских пехотинцев, строй нашей пехоты 'склеился' и рукопашная схватка продолжалась...
А иркутцы, кстати, сделав своё дело не успокоились: не зря драгуны назывались 'ездящей пехотой' - половина всадников спешились, коней стали гуртом отводить в тыл, а те, кто только что пластал палашами с седла вражескую пехоту, сами в пехоту превратились. В тылу ведущей бой дивизии выстраивался резервный батальон. Но в касках.
Штыки примыкались к ружьям, которые были хоть и покороче, чем в линейной пехоте, но ружьями от этого быть не перестали.
За ситуацию на данном участке можно теперь не особо беспокоиться и я поплёлся 'на Голгофу' - к Дохтурову.
- И что произошло, капитан? - командующий сражением даже не дал мне возможности разинуть рот для доклада. - Вы на чьей стороне воюете?
Лица генералов и штаб-офицеров, находящихся здесь же молча, но однозначно высказывали солидарность с только что высказанным мнением генерала.
- Ваше высокопревосходительство! - попытался сформулировать свою мысль я. - Произошло досадное недоразумение - именно эта ракета оказалась ущербной. Ни я, ни мои подчинённые...
- При чём тут ваши подчинённые? - оборвал меня Дмитрий Сергеевич. - Вы и только вы ответственны за свои новшества в армии - раньше как-то обходились и без них. А раз уж навязали эти ракеты для сигнализации, то обязаны были лично проверить каждую...
И вот что тут скажешь? Что невозможно проверить функциональность сделанной неизвестно кем и где ракеты, пока её не запустишь? Нет, в спокойной обстановке, за столом, я бы, конечно, объяснил командующему корпусом ситуацию, но сейчас, когда на позициях кипело сражение, это являлось совершенно нереальным.
- Пока оставайтесь здесь, - подвёл черту Дохтуров, - а после баталии, я откомандировываю вас обратно в распоряжение графа Остермана - мне такие советники не нужны.
Теперь мне впору стреляться. Такой разнос в присутствии полутора десятков офицеров и генералов... Нетушки - я, в крайнем случае, и в Академию вернусь.
Но дико неприятно, конечно...
- Дмитрий Сергеевич, - отвлёк командующего Монахтин, - пошли кирасиры на правый фланг.
Действительно: та самая блистающая на солнце своими кирасами и касками тяжёлая конница, двинулась на пока ещё не атакованные позиции нашей пехоты. И имела все шансы её строй проломить. А там...
Оставалось надеяться на стойкость полков и эффективность батарей, хотя на правом фланге пушек было немного. И фугасов ни одного...
Дымная полоса прочертила свой след над полем и, метров за двести от атакующих конных латников вспух дым разрыва...
Ай да Александр Дмитриевич! Ай да 'сукин сын'! - Засядько всё-таки успел сделать боевые ракеты!
- Что это? - удивился Дохтуров.
- Ракеты, ваше высокопревосходительство, - посмел я подать голос. - Только боевые, а не сигнальные.
- Что-то, я смотрю, от боевых толку не больше, чем от сигнальных, - недовольно отозвался в мою сторону генерал.
- Это пристрелка...
Над полем боя 'запели оргАны Засядько': четыре, ещё четыре, и ещё четыре дымных шлейфа потянулись к атакующим колоннам французских кирасир Две ракеты срезались на полпути, но остальные угодили куда надо.
Строевые кавалерийские лошади, конечно, животные с крепкими нервами - они не сбавляют аллюра даже под картечными залпами. Но вот дымные шлейфы тянущиеся навстречу, да ещё и с разрывами зарядов после падения, сделают психически озабоченными кого угодно, не только лошадей...
Тем более, что ядро или граната прилетает неожиданно, а здесь латники Нансути, идущие пока ещё на рысях могли чётко видеть как именно в него рисует свой дымный след по небу непонятный снаряд. Строй вражеских кирасир слегка смешался. А тут еще в дело вступили и русские пушки.
На ракетной батарее, по понятным мне причинам, наступила заминка - необходимо было дождаться, пока рассеется дым от запуска дюжины предыдущих ракет, переустановить дистанцию и снова зарядить установки.
А французы уже пришли в себя и, выровняв строй, продолжили выход на рубеж атаки Метров за двести уже перейдут в галоп и ринутся на нашу пехоту. И запросто могут смять правый фланг. Сумские гусары, при всей их лихости, защита от тяжёлой кавалерии неважная. Остаётся надеяться, что Дохтуров в моё отсутствие подсуетился и направил туда конную артиллерию...
Действительно: перед строем нашей пехоты стали вылетать запряжки, на батареях 'пушкарей летучих' орудия живо сбрасывались с передков и разворачивались в сторону неприятеля. И снова через ощетинившийся штыками строй, через только что появившиеся пушки нарисовали в небесах свои змеиные следы ракеты. Снова двенадцать, тремя сериями. На этот раз все они ушли по адресу. Не каждая врубилась во фронт атакующих французов, но лучше бить по арьергарду, чем просто перепахивать взрывами землю.
Как я понял, это был эксперимент Александра Дмитриевича Засядько, 'проба пера'. Всего три четырёхствольных станка... Ну что же - удалось. Надеюсь, что в будущих баталиях ракетные батареи станут более солидными.
Латники неслись уже галопом, рановато, конечно, тронулись, но торопились поскорее дорваться до прямого удара, до штыков нашей пехоты, стену которой надеялись проломить поскорее...
Сначала навстречу жахнула картечь конноартиллеристов - уже солидные бреши в рядах, затем огонь егерей. Ага! Это свинцовые шарики от ваших кирас отскакивают с такого расстояния, а новые пули их прошивают за милую душу. Ну и, наконец плотный залп пехоты в упор. И всё - до наших шеренг доскакало совершенно несерьёзное количество ударной кавалерии Наполеона, которую немедленно взяли во фланг сумские гусары.
А вот в такой ситуации лёгкая кавалерия имеет чуть ли не более предпочтительные шансы.
Кирасирам стало понятно, что проломить наши шеренги они уже не способны, что скоро пехотинцы жахнут по ним очередным свинцовым шквалом, по арьергарду уже начали бить гранатами пушки центра, гусары в серых мундирах сейчас врубятся в их порядки и задавят числом...
Запели трубы и французские латники начали разворачиваться, чтобы отправиться туда, откуда пришли.
Сумцы преследовать не стали. И правильно: это позволило ракетчикам послать в разлуку ещё одну серию своих подарков.
Но гусары не стали возвращаться на исходные - вдоль наших позиций они помчались на атакующую центр пехоту противника. Те, увидев угрожающую им опасность, немедленно ослабили натиск и стали выстраивать каре, для защиты от атакующей конницы. И отходить.
В сражении наступила передышка...
- Белый флаг, ваше высокопревосходительство! - адъютант Дохтурова протянул руку, указывая на всадника, скачущего прямо к нам.
- Интересно, чего это им занадобилось? - хмуро бросил командующий Шестым корпусом. - Ладно, как только прибудет парламентёр - проводите его сюда.
На холм поднялся довольно молодой французский офицер. Вроде гусар, хоть на наших похож не особо - шапка меховая, но доломан и ментик с бранденбурами выдавали принадлежность именно к этому виду кавалерии. Я, как уже не раз упоминалось, французским владею сильно ниже среднего, так что произошедший диалог привожу со слов майора Дементьева, которого расспросил позже:
- Господин генерал, мой маршал предлагает не возобновлять сражения, пока не будут вынесены с поля раненые и убитые.
- Не возражаю, - кивнул Дохтуров.
- Кроме того, командующий удивлён, что вы ведёте боевые действия столь бесчеловечными методами.
- Вы прибыли под белым флагом, сударь, - немедленно набычился генерал, - потрудитесь воздержаться от оскорбительных намёков в адрес моих войск.
- Господин генерал, - продолжил сверкать глазами француз, - неужели вы будете отрицать применение 'жидкого огня' сегодня? Это бесчеловечно! Так войну не ведут!!
- Пострадал ли хоть один ваш солдат от данных фугасов? - спокойно осведомился Дмитрий Сергеевич. - Я имею в виду непосредственно огонь. Итак?
- Нет, никто не пострадал, - слегка смутился французский капитан. - Но так всё равно не воюют!..
- Вы собрались меня учить как можно, а как нельзя воевать? - Дохтуров оставался предельно любезен с парламентёром.
- Ни в коем случае, - ответил гусар, - я просто передаю то, что повелел мне командующий.
- Так передайте своему командующему следующее: мы сейчас отступим в Смоленск. Если он вздумает нас преследовать - потери с обеих сторон будут огромными. Если попробует штурмовать город - будем биться за каждый дом. Как думаете, чьи потери окажутся большими? И город, в конце концов, подожжём.
А дальше в смысле 'Оно вам надо?'. Мол: приходите завтра.
Ну и 'расцепились'. Армия имела возможность уходить на восток. К Москве. К Бородинскому полю, о наличии которого никто ещё и не подозревал. Всё катилось по-старому. А приказ явиться к Остерману Дохтуров так и не отменил...
