Глава 7

Предположим, перед Вами стоит задача: за фиксированное время переместиться из точки А в точку Б. Занять позиции и изготовиться к отражению вражеской атаки. На первый взгляд — ничего сложного. Если не учитывать ограничения. Во–первых — время суток. Ночные марши заслуженно считаются достаточно сложным заданием даже для опытных солдат. Во–вторых — погода. Ветер, несущийся со скоростью в 15 метров в секунду сам по себе доставляет мало удовольствия для тех, кому он дует в морду лица. А если ветер при этом еще и несет тучи песка… Видимость стремительно сокращается до нескольких шагов. В–третьих — электромагнитная буря. Проходящий сквозь ионосферу челнок существенно изменяет разность потенциалов планеты и магнитных поясов, создавая мощнейшее северное сияние в небесах и чудовищную грозу у поверхности. В это время отключаются все электромагнитные приборы. Радиосвязь, навигаторы и радары не работают из–за чудовищных помех. А стрелка компаса крутится как наскипидаренная, пытаясь указать на «север» во всех направлениях одновременно. Вы и теперь считаете, что пройти 4 лиги из пункта А в пункт Б, не заблудившись и скрытно занять позиции проще простого?

На мое счастье, на всех планетах–колониях сталкивались с подобной проблемой каждый раз, когда им приходилось доставлять сырье до космопорта для загрузки в только что севший челнок. Не имеющий возможности определить свое положение в пространстве автопоезд не мог доставить свой груз в пункт назначения до прекращения бури, что порождало простой челнока и немалые финансовые потери для продавцов. Изобретательный разум создал компьютерную программу, которая считывала количество оборотов переднего колеса автопоезда и определяла его направление движения, позиционируя транспортное средство на карте. При прохождении пути в 1000 лиг по маршруту любой сложности, разработчики гарантировали относительное отклонение не более 2–3 шагов.

По моей просьбе, во главе колонны добровольцев шел автомобиль геологоразведки, оборудованный аналогичным прибором. В его объемистый багажник было загружены всё тяжелое оружие и часть защитных накидок. Сзади, пристегнутые попарно к одному из двух прочных тросов карабинами неровным четырех колонным строем вытянулись доблестные защитники. Каждый тащил на своем горбу личное оружие, 10 литров воды в герметичных флягах и выстрел «Инферно». Замыкал колонну буксируемый прицеп, в котором находилась часть резервных огнеметных выстрелов. Все это непотребство сейчас двигалось по направлению к месту предполагаемой засады со скоростью спокойно идущего человека.

Я, как и подобает командиру, возглавлял движение, деля сиденье авто с Мюллером–старшим. Центурион Рого сидел за рулем. Наше снаряжение штабелем лежало на заднем сиденье. В отличие от всех остальных, наличие у нашей троицы ясных, незамутненных от усталости голов было необходимым условием успешного боя. Центурион осторожно крутил руль, пытаясь разглядеть в освещаемых зауженными фарами вихрях пыли хоть что–то. Мюллер просто спал, вводя меня в дрему своим мерным дыханием. Казалось, что мы бесконечно кружим на одном месте, заблудившись в пространстве и во времени.

Остановка произошла внезапно. Если верить компьютеру, мы находились в месте, выбранном для засады. Думать о том, что «эта железяка» врет, просто не хотелось. Закрепив на лице фильтры, мы с Рого вывалились наружу, и начали навьючивать на себя катушки с нитроволокном, чтобы развести подчиненных в боевое построение. Тоже старый и проверенный метод движения в условиях отсутствия видимости. Катушка с прочным тросиком, внутри которого находятся два проводка, была закреплена на машине не напрямую, а сквозь двойную рамку, внутренние края которой были сделаны в виде упругих пластин. Если такая пластина касалась внешней, через замыкалась цепь и перед моим лицом загоралась красная лампочка для правого края или зеленая для левого. Интенсивность свечения зависела от степени уклонения. Такой примитивный «навигатор» позволял двигаться по прямой с точностью плюс/минус 3 градуса. для моих целей — более чем достаточно. Когда я отойду на 300 шагов, заранее закрепленная на волокне планка сделает невозможным дальнейшее продвижение. Тут нужно будет ввинтить в землю внушительный кол и закрепить провод на нем, формируя своеобразный «путеуказатель». Центурион аналогичным способом прокладывал путь в другую сторону.

На момент выхода, в нашем распоряжении было целых 154 бойца. 90 охранников плюс сам Рого, пользуясь наметенными ветром дюнами в качестве ориентиров для движения, должны были занять позиции параллельно дороге в двухстах шагах от нее на расстояние примерно полулиги. Семь десятков для расстрела супостата во фланг, шестеро лучших стрелков должны были управляться с крупнокалиберными пулеметами, одна десятка в качестве флангового дозора с удалением еще на триста шагов. Последняя пятерка должна была играть роль личного резерва командира.

61 ополченец подчинялся мне. Из них, 37 когда–то носили военную форму. А еще 18 — были потомками солдат проигравших армий. Так что, кое–какой опыт мои подчиненные имели. По два десятка бойцов должны были занять позиции на расстоянии в две сотни шагов в стороны от дороги, плюс шестеро пулеметчиков с двумя пулеметами. Две пары «добровольцев» (добровольцами назначаетесь… ты, ты, ты… и вот ты!) с лазерными винтовками должны были занять позиции в ложбине и, когда все начнется, открыть огонь в спину пиратам. Я с пятью наиболее толковыми бойцами в качестве посыльных и «последнего резерва» занимал двухсот шаговый интервал между ополченцами и охранниками. Именно здесь должен был сформироваться этакий коммуникационный центр ополчения из соединенных оптоволокном наладонников, розданных командирам десятков. Мой ПДА играл роль сервера. Быстрым движением пальца выбирался «абонент» и слова, сказанные в микрофон, звучали в наушниках выбранного десятника. Центурион имел такой же «центр связи» и мог связаться еще и со мной. Как и я с ним.

После того, как основные силы ушли на позиции, последняя шестерка во главе с Мюллером–старшим, загрузилась в машину и сместилась по дороге вперед еще на сотню шагов. После чего три пары его бойцов перекрыли трассу на сто шагов в длину. Все они когда–то служили в штурмовых частях. И нервы имели крепкие. Каждая пара стрелков имела при себе аж по три «Инферно». Мех, по недостатку внимания либо общей рассеянности пилота оказавшийся внутри дорожного патруля не имел никаких шансов. После этого, последний охранник развернул машину, прикрепил к ней освободившийся от груза прицеп и на второй скорости поехал обратно в поселение рода. Колья, к которым был прикреплен провод, были сняты и спрятаны в машине, а сам провод — присыпан вездесущим, всепроникающим песком.

Проходя вдоль развернувшихся в цепь подчиненных, я говорил какие–то фразы, следил, чтобы разбившиеся по парам бойцы укрывались защитными пологами из кусков радионепроницаемой ткани, натянутой на пластиковый каркас, но мысли мои были далеко отсюда. Удастся ли Патриарху убедить пиратов в своей искренности? Сколько нам придется их ждать? Как бойцы поведут себя в бою? Были и другие вопросы. Интересно, где «служба безпеки» разместила вторую линию обороны. И какие еще функции, кроме роли заградительного отряда она исполняет? Не случится ли так, что по окончании боя выживших банально расстреляют в спину? Проверив качество, связи я решил, что ПОКА это невозможно. Просто потому, что лишившись «пушечного мяса», роду Фу–Оша придется очищать космодром от пиратов уже своими силами. Даже если мы разобьем противника вдребезги и пополам, и захватим его мехи в поврежденном состоянии. Ведь восстановить сожженный мех в авторемонтных мастерских вещь нереальная. Технологии термоядерного века, как–никак. Там совсем другие материалы нужны. Передав по связи десятникам, чтобы они голосом контролировали пересменку часовых, регулярно будили подчиненных, дергая за трос, чтобы тех не занесло песком и каждый час отчитывались передо мной, я забрался под персональный защитный полог и сам не заметил, как задремал, невзирая на холод, ветер и пронизывающий страх перед боем. Периодически меня вызывали по сети, я сквозь дрему что–то отвечал, аккуратными шевелениями приподнимал полог повыше, делал несколько глотков из фляги и снова засыпал чутким сном дневального, готового вытянуться по стойке «смирно» при первых шагах в дальнем конце коридора.

Проснулся я враз. Еще до того, как в наушнике забился голос, передающий о приближении противника. Будто повернули выключатель. Наступило утро, холод прошел стадию совершенной невыносимости и стремительно сменялся дневной жарой, когда плевок испаряется на лету. Ветер не то, чтобы утих, но сильно ослабел. Песок уже не носился в воздухе, а еле заметно шевелился на поверхности почвы. Видимость была лиги полторы–две, и я ясно видел столб пыли, вздымаемый приближающейся колонной. И маленькую на таком расстоянии гуманоидную фигуру меха, похожего на уродливого человека, спускающегося с гряды в направлении дороги. Патруль проверил засадоопасное направление, ничего не нашел и теперь бодро топал к поселению. Интересно, что им там наобещал Патриарх, что так шустро выдвинулись? Десятину с имущества и выкуп за каждого жителя поселения что ли? Вон сколько любителей чужого добра, думал я требуя от десятников и пулеметчиков проверить подчиненных и доложить о готовности, после чего замереть и дышать через раз. После того, как последний голос в наушниках прошипел, что все к бою готовы и успешно притворяются камнями, я переключился на общий канал связи.

— ДО моей команды — не стрелять! Пока не пущу ракету, чтобы не случилось, огня НЕ открывать! Всем понятно? — и переключился на прием.

Дождавшись последнего подтверждения, я отложил наладонник в сторону, взял автомат, сорвал со ствола гондон и передернул затвор. Тем временем мех спустился по гряде до трассы, после чего бодрой рысью двинулся вперед, к засаде. Мне казалось, что я ощущаю передающиеся через почву тяжелые шаги бронированного чудовища. Сейчас, когда расстояние сократилось и составляло менее лиги, я опознал его. «Воин». 32 тонны брони, электроники и оружия. Два автоматических 20–мм орудия в конечностях и 75–мм орудие в корпусе. Так, колонна разномастных машин (и где только нашли столько автобусов и переделанных под них трех–и пятитонок?) увеличила скорость и сокращает расстояние. Встающий над горизонтом раскаленный шар Лемоса ярко освещал движущиеся транспорта. так что мне ясно было видно, что внутри идущих в голове колонны машин полно пассажиров.

— Господи, сделай так, чтобы все удалось. — мысленно взмолился я, одновременно рыча на общей частоте: «Не шевелиться! Не стрелять!».

Похоже, сегодня Создатель решил исполнить мою просьбу. Когда, на мой взгляд, мех не дошел до отморозков Мюллера–старшего еще дюжину шагов, чуть сзади него взметнулось густое облако дыма пополам с пылью и огненный росчерк ударил механическую фигуру примерно в районе поясницы. Одновременно с достигшим меня спустя полсекунды тягучим звуком выстрела «Инферно» произошло сразу несколько событий. Во–первых, я выбросил руку в направлении вражеской колонны и выстрелил белой ракетой, давая сигнал открыть огонь. Во–вторых, из расположения охранников, с гулким грохотом, подобно гигантским отбойным молоткам заработали крупнокалиберные пулеметы, прошивая своими громадными трассирующими пулями и металл кузовов, и лениво загорающиеся двигатели, и мягкие тела… В–третьих, из сносимого поперек дороги ветром облака пыли в охваченную огнем спину меха устремилась вторая огненная струя, и, так и не закончив разворот, он выбросил изо всех щелей облака дыма и пара и, нелепо закачавшись, рухнул, подняв тучу пыли. Готов пациент! Даже хрюкнуть не успел!

Конструкторы мехов предусматривали вариант, что их детища будут пытаться банально сжечь. Пехота или вражеские мехи — неважно. Композитная броня имела очень приличные теплоизолирующие свойства. Композит обеспечивал «падение» температуры в три тысячи градусов на каждый сантиметр толщины. Термитная смесь из порошка алюминия и оксида железа, поддерживающая при восстановлении железа температуру в три с лишним тысячи градусов, просто оплавляла керамический компонент внешнего слоя брони и выжигала из нее на сантиметровую глубину металл и органику. В этом слое броня становилась необычайно хрупкой. Глубже, композит сохранял свои защитные свойства в полном объеме. Выстрелы «Инферно» со своей, воистину адской начинкой (достаточно сказать, что при горении выделялся атомарный фтор, вещество, сопоставимое по активности с мифическим «абсолютным растворителем» средневековых алхимиков) справлялось с разрушением брони несколько лучше. Однако, между попаданием пылающей термитной смеси на броню меха и моментом, когда проплавив броню, огненная субстанция выжигала внутренние компоненты механического монстра, в зависимости от типа цели проходило от трех до десяти минут. За одним небольшим исключением.

Электронно–полупроводниковая начинка меха была очень чувствительна к уровню температуры. Несмотря на все ухищрения конструкторов, добиться 100% превращения энергии, высвобождающейся при ядерном синтезе гелия из дейтерид–литиевого сырья в электричество не удавалось. Некоторая часть, тем большая, чем дольше реактор холодного синтеза работал в условиях перегрева, превращалась в тепловую из–за расфокусировки магнитных полей. При превышении температуры рабочей среды свыше 500 К, реакция вообще прекращалась, поскольку полупроводники при таких условиях превращались в изоляторы. Кроме того, требовалось отводить тепло от процессоров меха. А если в корпус встраивалось лазерное или ионное оружие — то и от него тоже. В последнем случае количество выводимой тепловой энергии из корпуса меха приобретало прямо–таки астрономические размеры. Установленные внутри корпуса меха системы охлаждения были очень эффективны, обеспечивая превышение температуры исходящего воздушного потока над входящим в 250, а для последних разработок — и более 330 градусов по стоградусной шкале. При одном условии. А именно: температура входящего воздуха не была температурой плавления стали. А то и еще выше. В случае попадания внутрь корпуса меха результатов горения термосмеси, прежде чем успевали сработать защитные механизмы жалюзей, превратившийся в пар охладитель разрывал радиатор на куски, а раскаленный до температуры плавления вольфрама поток ядовитых газов испарял жидкость внешнего контура охлаждения, вызывая аварийное отключение реактора через 3–10 секунд. Исправный на 98% мех становился кучей оч–чень дорогого металлолома. Что я сейчас и наблюдал в бинокль. В момент отключения реактора автоматика отстрелила защитный кокон пилота, и теперь он, раскачиваясь на парашюте, медленно сносился ветром куда–то в направлении снайперских пар.

Ободренные зрелищем поверженного врага, ополченцы, не реагируя на мои истошные вопли в микрофон, открыли шквальный огонь по пилоту из всего наличного оружия. Не менее полудюжины трасс автоматического оружия сошлись на спускающемся коконе. Жаль, пилот меха — величина штучная и, по определению, должен знать несколько больше рядового пехотинца. То есть — больше обычного пушечного мяса.

Не тратя время на стрельбу из своего укороченного недоразумения, я матом напомнил своему полуотделению приказ «НЕ стрелять» и теперь внимательно рассматривал в бинокль избиваемую колонну. Ситуацию на трассе для противника, если выбирать цензурные комментарии, лучше всего можно было описать одним словом: «разгром». С добавлением эпитета «полный». Всего в засаду попало почти два десятка транспортов: автобусов и машин для перевозки разумных на базе легких грузовиков. Головной, в который орлы Мюллера всадили заряд «Инферно», пылал погребальным костром для своих пассажиров, стремительно оседая и превращаясь в лужу кипящего металла.

За прошедшие с момента начала боя каких то четверть минуты, пулеметчики центуриона изрешетили из своих слонобойных агрегатов еще по три машины в голове и хвосте колонны и продолжали свою эффективную работу с похвальным старанием. Перерывы они делали только, чтобы передернуть затвор, выбрасывая осекшийся патрон. Подожженные транспорта лениво горели, подобно сырым стогам сена. В головных, простроченных из огнестрела ополченцев до состояния решета, ничего живого уже не могло быть. В середине сбившиеся в кучу транспорта частично пытались развернуться и вырваться из ловушки, частично стояли, поврежденные меткими выстрелами или покинутые водителями. Из их открытых дверей выпрыгивали фигурки тех, кто сумев расшвыряв своих товарищей по несчастью, добился от Фортуны билетика с надписью «Жизнь».

Разленились ребята. Проехать несколько часов с ветерком и песочком на зубах в открытом грузовике, который можно покинуть за пару секунд после остановки им было неохота. Хотелось комфорта. Для многих, платой за комфортный проезд стала жизнь. Из клубов черного дыма от горящего низкосортного топлива замыкающих машин в стороны отбегали редкие фигурки тех, кого пощадили пули и лазеры.

Обозрев в бинокль поле боя, я посмотрел в сторону охранников и матерно выругался: фланговый дозор забил болт на отданный им приказ и изо всех сил старался взять первый приз в увлекательной игре «Пристрели бегущего». Командирская группа во главе с центурионом занималась тем же самым, напрочь забыв, что командир на войне не должен стрелять. Ему по должности надо думать. Физически чувствуя, как время утекает между пальцев, я заорал своей группе:

— Мехи с фланга! — пытаясь прикрыть хоть ополченцев от возможного подхода подкреплений к противнику и снова начал вызывать на связь центуриона по рации и ракетами, пытаясь обратить его внимание, что фланговый дозор занимается не своим делом, и вместо наблюдения за возможными действиями противника на фланге, самозабвенно лупит в белый свет, как в копеечку.

За оставшееся время я ничего не добился. Фигура меха стремительно вскочила на холм в сотне шагов за спиной флангового дозора и плюнула в них из орудия, беспощадно поливая уцелевших короткими очередями из пулемета в левой руке, на которой красовался нелепый металлический щит гигантских размеров. Введенный противником в строй «Рыцарь» сумел скрытно выдвинуться охранникам во фланг и наступила наша очередь умываться кровью. Громоздкая фигура обманчиво медленными шагами стремительно шла вперед, поливая охранников ливнем свинца из дула пулемета, торчащего из треугольного щита и жутко (и одновременно бессмысленно) размахивая трехметровым лезвием клинка, которым оканчивалась правая конечность. Очередь, вторая, разрыв снаряда… Грохот крупнокалиберных прервался, словно отрезанный и одновременно уцелевшие охранники бросились прочь от надвигающегося кошмара, забыв, что от смерти убежать невозможно.

Убедившись, что «моя» шестерка создала некое подобие двухрядного заслона поперек возможного движения противника, я залез под защитный полог, проорал в микрофон команду «Продолжать огонь!» и замер, молясь всем святым, чтобы в меня не угодила шальная пуля или осколок. Хотя на них не написано, случайно, или прицельно тебя зацепило. Мех разогнался и теперь двигался гигантскими шагами, дробя камни в пыль. При каждом прыжке из дула пулемета вылетела очередная струя раскаленного свинца. Бегущие от него охранники в бурых маскхалатах, нелепо размахивающие руками, напоминали вызванных могущественным волшебником земляных големов из старых сказок. И подобно големам, то один, то другой из них вдруг разлетался на куски от попадания меткой очереди или падал от близкого разрыва снаряда, чтобы больше не подняться.

Казалось, прошла целая вечность, пока вражеский мех приблизился ко мне на расстояние сотни шагов. Сначала я хотел пропустить его и всадить смертельный заряд в спину, но вдруг осознал, что охранники КОНЧИЛИСЬ, во всяком случае, мне не было видно ни одного живого. Значит, сейчас мех перенесет огонь на ополченцев, большая часть из которых пока просто не обращала на него внимания, самозабвенно расстреливая бегущих пиратов. Но все изменится после первой очереди или разрыва снаряда в цепи. А ведь достаточно побежать одному, и паника охватит всех. И тогда мы действительно обречены. Что–то крича, я вскочил на колени, вскидывая «Инферно» на плечо и выстрелил в надвигающееся на меня механическое чудовище с полусотни шагов.

Я не промахнулся. Но и не достиг успеха. Мех шевельнул щитом, принимая выстрел на него и влупил очередью над моей упавшей ничком фигурой. Одновременно он изменил траекторию движения и два выстрела «Инферно», пущенные моими товарищами поперек его движения не достигли цели. Один просто пролетел мимо, второй взорвался огненным шаром от меткой пулеметной очереди. А потом на корпусе меха вспыхнул огненный цветок меткого попадания. И еще один на боку. Похоже, автоматическое оружие противника было повреждено чудовищным жаром горящей смеси, поскольку пулемет прекратил огонь и мех сделал попытку выйти из боя, выписывая гигантскую окружность.

В тот момент, когда он повернулся ко мне спиной, я сбросил с себя оцепенение, схватил второй (и последний) «Инферно» и начал ловить в прорезь прицела ускользающую фигуру механического великана, бегущего от крошечных по сравнению с ним людей. Выбрав упреждение, я выстрелил, понимая, что промахнулся. Дымовой шлейф «Инферно» указывал совсем не в силуэт меха. Но одновременно в спину меха попал еще один термитный заряд. Даже теперь у противника были все шансы уйти, ведь броня еще сопротивлялась огню, а неповрежденные механические ноги успешно увеличивали расстояние до противника, но… Ослепленные огнем системы наблюдения не давали пилоту полной информации и «Рыцарь», споткнувшись о валун, рухнул вперед с диким грохотом. К упавшему гиганту бросились двое, размахивая оружием и что–то крича, а я выхватывал из карманов сигнальные ракеты, выпуская их в направлении разгромленной колонны одну за другой, пытаясь подать команду сосредоточить огонь. Пока не понял, что все кончено, уцелевшие транспорта бежали. А значит я… то есть ополченцы под моим командованием разгромили противника, уничтожив двух его мехов и сотню–другую пехотинцев с минимальными потерями.

Потом мне говорили, что я показал себя с наилучшей стороны по окончании боя, отдавая грамотные команды через ординарцев. Что–то о головных дозорах, о помощи раненым, о проверке колонны на предмет пленных, о связи с Патриархом и вывозе трофеев. Ничего из этого, оглушенный тягучими звуками выстрелов «Инферно» я не запомнил. Я вообще не помнил, что я делал в эти минуты.

Осознать себя мне удалось только через четверть малого цикла. Я стоял на коленях в позе эмбриона. Совершенно пустой желудок содрогался от спазмов, неспособный извергнуть из себя ничего. Каждый раз, когда я поднимал голову, чтобы встать, перед моими глазами оказывался потрепанный сапог. С торчащей из него костью голени. Когда–то, давным–давно принадлежавший разумному по имени ЛИК. И приступ рвоты снова сотрясал меня.

Он встал в полный рост, чтобы всадить в корпус меха «Инферно», заставивший того отвернуть. И получил в ответ 60–мм снаряд в грудь. Он погиб, чтобы остальные жили. В том числе и я. Придурошный командир, создавший «гениальный» план, не выдержавший первой же проверки. Потому что был искренне убежден, что отданный приказ обязательно будет исполнен, не удосужившись изучить исполнителей приказа. И благополучно выехавший к победе на чужой крови. Потому что доверившиеся мне — умерли, чтобы я жил. И этот долг мне не оплатить до конца своих дней.