Я изучающе смотрел на Рэндома, стараясь не забывать, как лихо он играет в карты. Врет он, или хотя бы частично говорит правду – лицо у него не более открыто, чем у того же бубнового валета. Милая подробность. И таких в его рассказе хватало, что делало его весьма правдоподобным.

— Выражаясь словами Эдипа, Гамлета и прочих ребят вроде них, — сказал я, — жаль, что раньше я не знал об этом.

— Но у меня действительно впервые появилась возможность все тебе рассказать.

— Это да, — согласился я. — Увы, твой рассказ ничего не проясняет, а, наоборот, только сильнее запутывает головоломку. А это непросто.

Итак, мы имеем черную дорогу, что упирается в Колвир. Она проходит сквозь Тени, и некие существа наловчились пользоваться ею, чтобы попадать в Амбер. Какие именно силы за всем этим стоят, мы не знаем, но они однозначно злобны и, судя по всему, набирают силу. Знаешь, я давно чувствую, что в происходящем есть доля моей вины, потому что все это как-то связано с моим проклятием. Ну ладно, проклятие не проклятие — все равно все на свете рано или поздно материализуется и превращается в нечто такое, что можно одолеть. Чем мы и займемся.

Но всю неделю я пытался понять, какова роль Дары в ходе событий. Кто она такая на самом деле? Что она такое? Почему она так страстно желала пройти Образ? Как вышло, что ей это удалось? Да еще эта ее угроза… «Амбер будет уничтожен» — так она заявила. И то, что все это произошло, пока нас атаковали по черной дороге – нет, тут не совпадение. Все это часть общего плана. И боюсь, это значит, что здесь, в Амбере, скрывается предатель – смерть Каина, записки… Все это связано. Или кто-то из наших науськивает внешних врагов, или сам за ними стоит. А теперь, имея вот этого вот, — я пнул мертвеца, — добавь сюда исчезновение Бранда. Тогда получается, что смерть или пропажа отца — из той же оперы. Если все так, выходит, перед нами серьезнейший заговор, детали которого разрабатывались многие годы.

Рэндом заглянул в буфет, что стоял в углу гостиной, достал оттуда бутылку и пару бокалов. Наполнил оба до краев, подал мне один из них и вернулся к своему креслу. Мы молча выпили за бренность бытия.

— Ладно, — сказал Рэндом после непродолжительной паузы. — Гадание у нас у всех тут любимое занятие. И времени у каждого тоже хватало. Мы с тобой слишком молоды, чтобы помнить наших братьев Озрика и Финндо, которые отдали свою жизнь на благо Амбера. Но после разговоров с Бенедиктом у меня сложилось такое впечатление, что…

— Да, — прервал я Рэндома, — что они более чем просто задумывались о троне, а потому их геройская смерть за Амбер стала необходимой. Я это тоже слышал. Может — правда, может — нет. Наверняка нам никогда не узнать. И все-таки… Точку отсчета ты выбрал верную, хотя это, честно говоря, почти ничего не дает. Я нисколько не сомневаюсь, что такое случалось и прежде. Каждый из нас мог учинить подобное. И все же – кто? Пока не выясним, жизни нам не будет. Всякий ход, затрагивающий кого-то кроме нас двоих, скорее всего еще больше раздразнит зверя. Еще мысли есть?

— Корвин, — сказал Рэндом, — если честно, за всем происходящим может стоять любой из нас. Даже я, хотя я томился в плену у Эрика и все такое прочее. Отличное прикрытие, кстати — я бы испытывал искреннее наслаждение разыгрывать из себя беспомощного страдальца, а на самом деле держать в руках ниточки, дергая за которые, я заставляю остальных приплясывать. Кто бы от такого отказался? У каждого полно и причин, и мотивов, и притязаний. За прошедшие годы все имели массу времени и возможностей проделать титанический труд. Нет, подозревать придется всех и каждого, и этот путь нас никуда не выведет. Давай-ка лучше вот о чем подумаем: что, помимо мотивов и возможностей, может отличать злоумышленника от остальных? Я бы даже так сказал: давай рассмотрим методику его действий.

— Отлично. Приступай.

— Кто-то из нас больше других знает о том, как манипулировать Тенями. Входы-выходы, как и почему… У этого человека есть сторонники, которых он приобрел чертовски далеко от Амбера. И сочетание своих способностей и возможностей он обрушил на Амбер. Так? Дальше. Просто посмотреть на кого-то и сказать, что он обладает теми или иными способностями и навыками, невозможно. Подумаем о другом: откуда они могли у нашего злоумышленника взяться? Может, он их приобрел самостоятельно в какой-нибудь из Теней? А может, научился этому здесь, когда Дворкин был еще жив и давал уроки?

Я оторвал взгляд от Рэндома и уставился в бокал. Дворкин, может быть, жив до сих пор. Это он помог мне совершить побег из темницы – как давно это случилось? Я про это никому не рассказывал и рассказывать не собирался. Во-первых, Дворкин совершенно выжил из ума — наверное, именно поэтому отец и держал его взаперти. Во-вторых, несмотря на сумасшествие, он такие фокусы показывал, которые мне были непонятны и недоступны, и я решил, что Дворкин может быть крайне опасен. И все же после небольшой порции лести и погружения в воспоминания он проникся ко мне добрыми чувствами.

Если он жив, подумал я, пожалуй, можно набраться терпения и договориться с ним. Словом, я запер свои соображения по поводу Дворкина на пудовый замок — пусть это будет мое потенциальное секретное оружие. Пока что менять это решение причин не было.

— Бранд всю дорогу ошивался около Дворкина, — сказал я вслух, поняв, к чему клонит Рэндом. — Его такие штучки всегда интересовали.

— Точно, — кивнул Рэндом, — он наверняка про такое знал больше нас, если сумел вызвать меня на связь без Козыря.

— Ты думаешь, Бранд вступил в сговор с врагами, открыл им дорогу в Амбер, а потом, когда он стал им больше не нужен, они решили заточить его в башне?

— Не обязательно. Впрочем, не исключено и такое. Я, однако, думаю кое о чем большем, хотя могу и переоценивать положительные качества Бранда. Думаю, он в этом деле многое постиг и мог видеть как на ладони все, чем занимались другие — Козыри, Образ, а заодно и то, что происходило в Тенях близ Амбера. А потом он поскользнулся. Может, недооценил противника и схватился с ним в открытую сам, вместо того чтобы обратиться к отцу или Дворкину. И что же? Отряд подонков схватил его и засунул в башню. Его не стали убивать сразу, потому что решили, что он еще может пригодиться.

— Звучит убедительно, — кивнул я.

Так и хотелось добавить: «И превосходно вписывается в твой рассказ, который я даже могу дополнить». Жутко хотелось мне вот так сказать, глядя в лицо старого картежника. Но я не поведал ему о том, что, когда мы с Блейзом готовились к нападению на Амбер, я работал с Козырями, и у меня вышла мгновенная связь с Брандом. Он успел сказать, что он в беде и в плену, — и связь прервалась.

Что ж, пока все сходилось, но сказал я вот что:

— Если Бранд способен указать врага, мы должны спасти его, вернуть в Амбер и заставить сделать это.

— Я очень надеялся на подобное предложение, — отозвался Рэндом. — Терпеть не могу оставлять дела такого рода незаконченными.

Я встал, сходил за бутылкой и снова наполнил бокалы. Выпил, закурил новую сигарету.

— Но, прежде чем мы этим займемся, — продолжил я, — нужно придумать, как сообщить о гибели Каина. Кстати, а где Флора?

— В городе, наверное. Утром заходила. Уверен, я смогу разыскать ее, если она тебе нужна.

— Будь добр, разыщи, если сможешь. Кроме нас, она единственная, кто своими глазами видел этих ублюдков — в тот день, когда они вломились к ней в дом в Вестчестере. Так что используем ее, пусть хоть так рассчитается за их невежливость. Да и вообще мне надо ее порасспрашивать кое о чем еще.

Рэндом допил вино и встал.

— Ладно, пойду поищу. Куда ее привести?

— Ко мне. Если меня не будет, подождите.

Я встал и вышел в зал следом за ним.

— У тебя есть ключ от этой гостиной?

— Он висит на крючке внутри, около двери, — ответил Рэндом.

— Возьми его и запри дверь. Разоблачения раньше времени нам ни к чему.

Рэндом запер дверь и отдал мне ключ. Мы вместе спустились по лестнице на пролет ниже. Дальше Рэндом пошел один. Я проводил его взглядом и отправился к себе.

Открыв сейф, я вынул оттуда Камень Правосудия — рубиновый кулон, с помощью которого отец и Эрик управляли погодой в окрестностях Амбера. Умирая, Эрик рассказал мне, как им пользоваться. До сих пор у меня до Камня руки не доходили, да и сейчас, честно говоря, времени не было. Но, беседуя с Рэндомом, я решил, что пора наконец заняться Камнем вплотную. В тайнике у камина в комнате Эрика я нашел записи Дворкина — о том, что они там лежат, Эрик тоже успел мне поведать перед смертью. Мне очень хотелось узнать, как они к нему попали, где он их раздобыл — записи сохранились не полностью. Я вынул их из потайного ящичка сейфа и снова просмотрел. Все сходилось с объяснениями Эрика о том, как пользоваться волшебным Камнем.

В тех же записках говорилось и о том, что у Камня Правосудия есть и другие области применения, что управление погодой — дело пустяковое, хотя и зрелищное, и что им можно пользоваться для демонстрации принципов, лежавших в основе Образа, Козырей и самой физической целостности Амбера, отделенного от Тени. Увы, подробности отсутствовали. И все же чем больше я копался в памяти, тем явственней ощущал, что в этом что-то на самом деле есть. Отец пользовался Камнем Правосудия крайне редко, и хотя он всегда говорил о нем как об инструменте для управления погодой, погода, когда он пользовался Камнем, менялась далеко не всегда. Кроме того, отец частенько прихватывал Камень с собой, отправляясь на непродолжительные вылазки. Словом, я готов был поверить, что Камень Правосудия и вправду способен на многое. Вероятно, такого же мнения придерживался и Эрик, но то ли не успел, то ли не сумел узнать детали. Когда мы с Блейзом пошли на штурм Амбера, Эрик воспользовался самыми простыми и очевидными свойствами Камня. То же самое он проделал на прошлой неделе, когда твари напали на нас по черной дороге. Оба раза Камень верно послужил Эрику, хотя и не спас его от смерти.

Надо бы самому научиться использовать такую мощь, решил я. Всякая мелочь может быть важна. Да и просто носить эту побрякушку у всех на виду – не повредит, особенно сейчас.

Я спрятал записи Дворкина в сейф, а Камень положил в карман. Вышел из комнаты и спустился по лестнице. Шагая по пустым залам, я уже не в первый раз почувствовал себя так, словно никогда не отлучался из Амбера. Здесь был мой дом, то, чего я всегда хотел. Теперь я стал защитником своего дома. Я еще даже не надел короны, а все заботы королевства уже на мне. Смешно. Ведь я вернулся, чтобы заявить о своем праве на корону, выдрать ее из лап Эрика, прославиться и править. А обернулось все совсем не так.

Не понадобилось много времени, чтобы понять, что Эрик действует бесчестно. Если он действительно убрал отца, то не имел никаких прав на корону. Если нет, то попросту поторопился. Так или иначе коронация послужила только для того, чтобы еще сильнее раздуть и без того раздутое до предела самолюбие Эрика. Что до меня, я тоже желал короны – и мог ее взять. Но это было бы столь же безответственным поступком. В Амбере расквартированы мои иноземные войска, меня могут в любую минуту заподозрить в убийстве Каина, детали фантастического заговора вот-вот начнут прояснятся… и ведь никуда не делась возможность, что отец еще жив. Не один раз я испытывал такое чувство, будто он пытается связаться со мной; и однажды, несколько лет назад, мне показалось, что он одобрил мои притязания на престол Амбера. Но кругом было столько обманов и предательства, что я просто перестал понимать, чему верить, а чему нет. Отец не отрекался от престола. А я перенес сотрясение мозга и, помимо всего прочего, отлично осознавал свои собственные желания. Сознание человека — удивительно смешная штука. Честно говоря, я и себе-то не слишком доверяю. Не может ли случиться такого, что всю эту заварушку я сам и устроил? С той поры столько воды утекло и столько всякого случилось…

Дорогое удовольствие – быть жителем Амбера, нельзя доверять даже самому себе. Забавно, что бы сказал по этому поводу старина Фрейд? Он не сумел докопаться до причины моей амнезии, зато высказал несколько чертовски точных догадок насчет моего отца и наших с ним возможных взаимоотношений. Правда, тогда я этого не понял. Да, недурно было бы встретиться с Фрейдом еще разок.

Я миновал мраморную столовую и попал в темный узкий коридор, начинавшийся сразу за ней. Кивнул стоявшему у дверей гвардейцу и начал спускаться по бесконечной витой лестнице, ведущей в недра Колвира. Я шел и шел. озаряемый тусклым светом редкихсветильников. Позади меня все погружалось в темноту.

Уж не упомню, когда я начал чувствовать, будто я потерял равновесие, будто я уже не сам иду, а меня ведут, заставляют переставлять ноги, повиноваться. Погоняют. И каждый мой шаг влек за собой новый шаг. Может быть, это тянется уже многие годы, а я только теперь начал догадываться о чем-то? Может быть, мы все — чьи-то жертвы, но такие жертвы, что никто из нас этого не подозревает? Исполнители чьей-то злобной воли? Зигмунд, где ты теперь?

Я когда-то хотел стать королем… Я и теперь хотел этого — хотел сильнее всего на свете. Но чем больше я узнавал и чем больше размышлял о том, что узнал, тем больше я себе самому казался просто королевской пешкой. Чувство это уже приходило ко мне, становилось все более явственным, и нравилось мне чем дальше, тем меньше. Но ведь никто из живущих не застрахован от ошибок, успокаивал я себя. И если чувства не обманывают меня, этот мой персональный доктор Павлов с каждым колокольным звоном был все ближе к моим клыкам. Скоро, совсем скоро. Скоро это должно случиться, и когда он подойдет достаточно близко, он мой. И уж я позабочусь о том, чтобы он не ушел, чтобы он никогда не вернулся снова.

Виток, еще виток и еще один… ниже, ниже… редкие огни… Как витки длинной лестницы, вились мои мысли, накручивались, словно нитка на катушку, а потом отматывались обратно… и все время — неуверенность… Где-то внизу послышался звук — металл ударил о камень. Это алебарда стражника. Смена караула. А вот и сам стражник поднимается мне навстречу, а вместе с ним поднимается свет фонаря.

— Лорд Корвин…

— Джеми.

Последняя ступенька.

Я снял с полки фонарь, зажег его, развернулся и направился к входу в туннель — медленно, шаг за шагом, отталкивая от себя непроницаемый мрак.

В туннеле я старательно считал в уме боковые ответвления. Мне нужно было свернуть в седьмое. Эхо моих шагов. Слизь под ногами. Грязь и вековая пыль.

Вот он, седьмой поворот. Массивная темная дверь, обитая металлом. Я отпер ее и толкнул. Дверь скрипнула, посопротивлялась и уступила.

Я поставил фонарь на пол, справа у двери. Он мне больше не понадобится. Сам Образ испускал вполне достаточно света.

Несколько мгновений я стоял и смотрел на Образ — яркие извивы переплетающихся линий. Их сияние слепило глаза. Я пытался охватить взглядом весь Образ, весь его замысловатый, как бы погруженный в пол подземелья рисунок. Он давал власть над Тенью, он помог мне восстановить в памяти почти все, что я забыл. Но стоит мне сделать неверный шаг, и Образ может уничтожить меня в один миг. Как я был благодарен судьбе за то, что пришел сюда не потому, что мне было страшно за себя. Я ничего не боялся. Я стоял и смотрел на прекрасную, таинственную семейную реликвию, место которой было там, где она находилась, — в подземелье.

Я перешел в тот угол, откуда начинался узор. Сосредоточился, расслабился и опустил левую ступню на самое начало линии. Немедля сделал первый шаг и ощутил, как меня подхватывает огненный поток. Вокруг моих ботинок засверкали разноцветные искорки. Еще один шаг. Раздался довольно громкий треск, я почувствовал сопротивление и зашагал по первой дуге, обуреваемый желанием как можно скорее добраться до Первой Вуали. Когда я подошел к ней, у меня зашевелились волосы на голове, а искры у ног стали ярче и превратились в огненные иглы.

Сопротивление усиливалось. Каждый новый шаг давался труднее предыдущего. Треск разрядов стал громче, невидимый поток увлекал меня вперед все сильнее. Волосы встали дыбом, я рукой стряхнул с них искры. Не отрывая взгляда от огненных линий, я шел и шел вперед.

И вдруг сопротивление ослабло. Я вздрогнул, но не остановился. Преодолел Первую Вуаль и обрел ощущение человека, сделавшего свое дело. Я вспомнил, как шел по Пути в прошлый раз, в Ребме — подводном городе. Тогда Первая Вуаль начала возвращать мне память.

Я продвигался вперед. Все ярче горели искры, и напряжение огненного потока снова возросло. Тело покалывали невидимые иглы.

Вторая Вуаль… Зигзаги… Тут всегда казалось, что силы на пределе, возникало такое ощущение, что ты весь преображаешься в чистую абстрактную Волю. Влекущее, неумолимое чувство… Преодоление Образа превратилось для меня в то единственное, что имело смысл. Я всегда был здесь, стремился только сюда, никогда и никуда отсюда не уходил и всегда буду здесь, и буду утверждать себя, борясь своей Волей с могуществом Образа…

Искры сверкали уже у пояса. Я достиг Великой Кривой и, тяжело ступая, пошел по ней. Я умирал и возрождался с каждым новым шагом, сгорал в пламени творения, промерзал до костей от холода энтропии.

Шаг в сторону, вперед, поворот… еще три дуги, потом прямая, и еще несколько дуг. Головокружение, полуобморочное состояние, прилив сил — словно я перестал существовать, а потом возник вновь. Поворот, поворот, еще поворот, и снова… короткая, резкая дуга… линия, ведущая к Последней Вуали… Наверное, я задыхался, наверное, пот лился с меня ручьями. Никогда не могу вспомнить такое наверняка. Искры сверкали и потрескивали уже на уровне плеч. Я с трудом переставлял ноги. Искры попадали в глаза, и я отчаянно моргал. Линии Образа расплывались… Войти — выйти, войти — выйти…

Я с трудом поднял и выбросил вперед правую ногу — наверное, вот так чувствовал себя Бенедикт, когда его ухватила за ноги черная трава… как раз перед тем, как я сам его сцапал, как кролика. Такое ощущение, словно меня долго и упорно колотили тяжелой дубиной. Шаг левой… Вперед — так медленно, что я уже не понимал, иду я или нет… Руки были объяты синеватым пламенем, ноги, казалось, проткнуты насквозь огненными ножами. Шаг. Еще шаг… Еще один.

Я чувствовал себя медленно оживающей статуей, учащимся ходить снеговиком, здоровенным качающимся бревном… Еще два шага… еще три… Я еле волочил ноги, но это я, я был обладателем Вечности и совершенным средоточием Воли, которая будет реализована…

Я преодолел Вуаль. Прошел по короткой дуге. Всего три шага, а потом — темнота и покой. Эти последние шаги оказались самыми тяжелыми.

У Сизифа перерыв на чашечку кофе! — вот какая у меня была первая мысль, когда я сошел с Пути. Вторая мысль была такая: я снова сделал это!

А третья: это в последний раз!

Я позволил себе роскошь — несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, встряхнулся. А потом достал из кармана Камень Правосудия и, взяв за цепочку, на которой он висел, поднес его к глазам.

Внутри он был красный — глубокого вишнево-красного цвета, с дымчатыми переливами. Но казалось, будто за время моего странствия в Образе Камень обрел дополнительную яркость и свечение. Я не отрываясь смотрел в глубь Камня, думая о том, как им пользоваться, повторяя в уме строчки руководства и сравнивая написанное с тем, что уже знал сам.

Пройдя Образ, добравшись до того места, где я стоял, можно было повелеть Камню перебросить тебя в любое место, какое только ты мог зрительно представить, — нужны лишь желание и воля.

При этой мысли я затрепетал. Если все пойдет, как шло раньше, я могу в такую ловушку угодить — век не выбраться. Но ведь Эрику это не грозило? Его же не запечатало в самоцвете где-то в Тени. Дворкин, написавший руководство по пользованию Камнем, был великим человеком, и я верил ему.

Собравшись с мыслями, я постарался усилить свою защиту от манящих глубин Камня.

И внутри его засветилось искаженное отражение Образа, окруженное мерцающими пятнышками света, крошечными искорками и вспышками. Я принял решение, сосредоточил волю…

Красноватый свет… Медленное движение… Будто погружаешься в океан с густой, вязкой водой. Поначалу я практически не мог двинуться. Вокруг сгущался мрак, а красноватые огни горели далеко-далеко впереди. Наконец я почувствовал, что понемногу плыву, едва заметно. Впереди то вспыхивал, то гас свет. Скорость движения росла… Я, похоже, стал точкой сознания в неопределенной системе координат. Да, я осознавал движение, осознавал, что собой представляет то, к чему меня несло, — теперь уже, можно сказать, быстро…

И вдруг красноватый свет исчез вместе с каким бы то ни было ощущением среды, по которой я перемещался. Сопротивление исчезло. Скорость все нарастала. Казалось, все тянется и тянется то мгновение, которое уже прошло. Во всем происходящем было удивительное чувство полного безвременья. Скорость, с которой я передвигался, казалась мне поистине чудовищной, если учитывать расстояние до цели. А крошечный, искаженный, туманный рисунок разрастался на глазах и постепенно превратился в трехмерную уменьшенную модель Образа. Окутанный вспышками разноцветных огней, он вырастал передо мной — галактическая туманность, заблудившаяся во мраке вечной ночи и осиянная ореолом тускло светящейся звездной пыли. Спирали ее были составлены мириадами мерцающих точек. Она расширялась — или я сжимался… Она приближалась ко мне — или я к ней, и мы были совсем близко друг от друга.

Вот она заполнила все пространство сверху донизу по вертикали и горизонтали, а меня все несло и несло вперед — моя скорость, если она у меня была, все нарастала. Сияние охватило меня, овладело мной, и я увидел узкую прямую ленту — начало галактической спирали… Я был слишком близко, я перестал уже видеть всю галактику целиком. Все плыло, мерцало, качалось, а я, совершенно растерявшийся, гадал, достаточно ли трех измерений, для того чтобы описать испытываемые мной головокружительные ощущения. Теперь мне хотелось сравнить среду, внутри которой я находился, не с галактикой. Скорее теперь это была ее прямая противоположность — субатомное пространство Гильберта. Но ведь это не что иное, как метафора откровенного отчаяния!

Нет, если честно, я просто ничего не понимал. У меня только зрело чувство — откуда оно исходило, я не знал: то ли мной управлял Образ, то ли все-таки работала интуиция — я обязан пролететь и через этот сверкающий туман, чтобы обрести тот новый уровень могущества, которого я жаждал.

Я не ошибся. Меня затянуло в круговорот огней, и при этом скорость моего полета нисколько не снижалась. Я мчался, вращаясь и кувыркаясь, по световым лентам, сквозь неосязаемые бесплотные облака сияния и огня. Головокружительное турне по Млечному Пути? Чувства, подобные тем, что испытывает человек, которого утаскивает на дно водоворот в поросшем кораллами каньоне? Или так себя чувствует воробей-лунатик, которого занесло в парк с аттракционами ночью Четвертого июля? Вот какие мысли мелькали у меня в голове, когда я подлетал к концу световой дороги, будучи непонятно и неизвестно кем…. Назад… сквозь… через… И все. Вспышка красноватого света озарила меня, стоящего в Образе, глядящего внутрь Камня Правосудия. Контур светился внутри его и внутри меня, и все было внутри меня, и я был внутри всего, а красный свет угасал, угасал — и угас.

Остались только я, Образ и Камень у меня в руке — все по отдельности. Восстановилась привычная схема взаимоотношений «субъект-объект», но как бы на октаву выше — вот, пожалуй, наилучший образ для моих ощущений в то мгновение. Что-то такое возникло между нами — какое-то родство, сопереживание. Казалось, я обрел новое чувство, новые выразительные средства. Я был доволен и счастлив — искренне, глубоко.

Всей душой желая испытать новые возможности, я опять сосредоточил волю и отдал Образу приказ перенести меня в другое место.

И оказался в круглой комнате на верху самой высокой башни в Амбере. Пересек комнату и вышел на крошечный балкончик. Контраст оказался потрясающим и был сравним лишь с ощущениями, только что испытанными мной во время сверхчувственного полета. Несколько мгновений я просто стоял и смотрел.

Море играло цветами. Небо потемнело, горизонт затянули облака — день клонился к вечеру. Ветер дул с моря, донося его запах. Высоко в небе парили птицы, камнем падали к волнам и стрелой взмывали ввысь. Прямо внизу раскинулись дворцовые площади. За ними плавными уступами спускался к подножию Колвира город. По его улицам оживленно сновали людские фигурки. Мне было страшно одиноко.

И тогда я прикоснулся к самоцвету и вызвал грозу.