11
Соня поднялась ни свет не заря.
— Куда ты? — удивился Крайнев.
— Больные ждут! — вздохнула Соня. — Приходят еще затемно — что летом, что осенью…
Крайнев выглянул в окно. Во дворе и в самом деле толпился люд: женщины, дети… Мужчин почти не было.
— Они так до самого вечера?
— К обеду никого не останется! — сказала Соня, закалывая волосы перед обломком зеркала. — Разве что срочного подвезут…
Закончив туалет, она подошла и чмокнула его в щеку.
— Лежи здесь! — погрозила пальцем. — Увижу в окно, что уходишь, — застрелю!
Крайнев показал ей язык. Соня засмеялась.
— В печке щи и картошка, в шкафчике — хлеб. Не голодай!
— А ты?
— С утра не хочется! — беззаботно сказала Соня. — Поработаю немножко, перекушу…
Оставшись в одиночестве, Крайнев некоторое время лежал, но потом решил вставать. Он натянул галифе, обулся и, накинув пальто, вышел на крыльцо. И сразу встретил заинтересованный взгляд десятков глаз.
«Как из маминой, из спальни, кривоногий и хромой, выбегает… — сердито думал он, пересекая двор. — Кто додумался сортир в дальнем углу пристроить? За домом есть место! Теперь все, зарисовался. Станут перетирать по деревням…»
Возвращаться пришлось через тот же строй больных. В коридоре Крайнев сердито ополоснулся под жестяным рукомойником, утерся и стал обследовать шкафчик. Он был забит едой. Хлеб, яйца в глиняной миске, шматы сала и ветчины — все валялось в беспорядке… «Приносят больные! — догадался Крайнев. — А жаловалась…»
Первым делом он навел порядок в шкафчике. На нижней полке нашлась сковородка, в коридоре Крайнев заметил керогаз. Тратить драгоценный керосин на приготовление пищи было расточительством, но печка давно прогорела, а топить ее заново — дело долгое. Крайнев с чистой совестью сварганил себе роскошную яичницу с ветчиной и даже вскипятил чайник. Чай был чрезвычайной редкостью (селяне пили взвары, компоты, морсы), но у него имелся запас. Первое время он сильно страдал без кофе, но потом привык. Кофе жестко ассоциировался с немцами.
После завтрака он почистил зубы у того же рукомойника. От этой роскоши он не смог отказаться, как и от чая. В Городе ему за большие деньги удалось достать несколько деревянных щеток из свиной щетины и несколько коробок зубного порошка. Оделил ими Семена с Настей и Соню с Давидом, остальные его знакомые зубы не чистили. В лучшем случае полоскали рот после еды.
Едва Крайнев покончил с туалетом, как явился Саломатин. Хмуро поздоровавшись, он вяло поинтересовался здоровьем интенданта, затем сел и сердито забарабанил пальцами по столу. Крайнев мгновенно понял, что здоровье интенданта мало волнует комбата, а если волнует вообще, поэтому ответил односложно. Саломатин разговор не продолжил. Так они и сидели: Саломатин у стола, набычившись, Крайнев — на койке, весело поглядывая на гостя. Первым не выдержал Саломатин.
— Не везет мне с бабами! — сказал сердито.
— Не тебе одному! — не согласился Крайнев.
— Мне — в особенности! — возразил комбат. — Была жена — бросила, нашел хорошую женщину — отбили.
— Зачем позволил? — укорил Крайнев. — Надо было — в морду!
— Это запросто! — Саломатин встал. — Это мы душевно…
— Поломаем мебель, — упредил Крайнев. — Соня станет ругаться.
— Пошли во двор!
— Там человек тридцать. Захватывающее зрелище: два начальника на виду у людей бьются из–за бабы. Весь район будет говорить! Славный пример для бойцов… Ты ведь запрещаешь им жениться?
Саломатин растерянно засопел.
— Что делать? — спросил он тоскливо.
— Выпить! — предложил Крайнев.
— Давай! — согласился Саломатин и вытащил из кармана бутылку.
Крайнев достал из шкафчика стаканы, порезал на доске ветчину.
— Хорошо кормят! — заметил Саломатин.
— Сонины запасы…
— Раньше Давид подчищал, — сообщил комбат, — но она с ним поругалась. Другой жук завелся…
Крайнев никак не отреагировал на «жука», и Саломатин разлил самогон по стаканам. Крайнев вздохнул, когда жидкость заплескалась у краев, но спорить не стал. Он пил, поглядывая на комбата. Тот не остановился, пока не осушил стакан, пришлось следовать примеру. Они закусили и, не сговариваясь, полезли за табаком. Курили тоже молча.
— Что ей сказал? — спросил Саломатин, докурив.
— То есть?
— Какие слова нашел, что уступила?
«Она не уступала! — хотел крикнуть Крайнев. — Она сама…» Но тут же понял: обидит еще больше. Поэтому только пожал плечами.
— Нет, ты скажи! — не отставал Саломатин. — Чтоб я знал…
— Сказал, что красивая.
— Это и я говорил!
— Ну… — на Крайнева сошло пьяное вдохновение. — Сказал: как увижу ее — сердце в груди останавливается. И только от нее зависит, пойдет сердце дальше, или остановится навсегда.
— Ух, ты! — восхитился комбат.
— Сказал, что не брошу ее никогда. Если руки–ноги оторвет, языком буду цепляться за землю, но ползти к ней…
— Интендант! — сокрушенно сказал Саломатин. — Куда тут строевику! Задурил бабе голову… — он встал. — Не вздумай обижать Соню!
— Ее обидишь… — возразил Крайнев.
— Так только кажется! — не согласился комбат. — Она на словах ершистая, а чуть что — плачет…
— Не допущу! — пообещал Крайнев.
— Смотри!
У порога Саломатин обернулся:
— Спиши мне слова! Особенно про язык…
Едва Саломатин ушел, как вбежала Соня.
— Зачем он приходил? — закричала с порога.
— Морду бить.
— Бил?! — Соня подлетела к нему.
— Передумал. Заливал горе водкой. И меня подключил.
— То–то смотрю! — Соня только сейчас заметила следы пиршества на столе.
— У тебя много поклонников? — деловито спросил Крайнев. — Еще кто–нибудь явится? Я столько не выпью!
— Было много, но Саломатин отвадил! — засмеялась Соня. — Как это вы не подрались? Он всех грозился убить!
— Мы заключили соглашение. Он сохраняет мне жизнь, а я сочиняю слова, способные растопить сердце гордой женщины.
— Ну? — заинтересовалась Соня, присаживаясь рядом.
Крайнев, глядя ей в глаза, медленно повторил.
— Врешь все! — надула губки Соня.
— А если нет?
— Врешь! — не согласилась она. — Но слушать приятно. Вчера надо было сказать!
— Сама запретила. Грозилась убить.
— Не похоже, что ты испугался. Вон и Саломатина выгнал.
Он показал ей язык. Соня засмеялась и прижалась щекой к его щеке.
— Колючий! — она вскочила. — Мог бы побриться!
Он попытался ее удержать.
— Больные ждут! К обеду приду. Приведи себя в порядок и жди! — велела она у порога. — Поспи! Ночью не придется! — озорно добавила она и убежала.
Крайнев проводил ее взглядом. На ногах Сони были галоши — на пару размеров больше, чем следовало. Крайнев покачал головой. Под вешалкой стояли ее ботиночки. Крайнев взял правый — ботинок «просил каши». Второй выглядел не лучше. «Много ходит, — догадался Крайнев. — К больным зовут издалека и не всегда присылают подводу. Ботинки нужны крепкие и теплые — скоро зима». Внезапно он вспомнил, что в квартире до сих пор спит пьяный Пищалов, а у него в столице дела…
* * *
Первом делом он заглянул в спальню: Пищалов мирно посапывал под одеялом. Крайнев закрыл дверь и прошелся по квартире. Она выглядела чужой. Он отсутствовал долго и успел отвыкнуть. Ему вдруг страстно захотелось обратно, но Крайнев преодолел это позыв. Прошел на кухню, где первым делом собрал и выбросил мусор. Рутинная работа привела его в равновесие. Часы показывали полночь, но спать совершенно не хотелось. Он пошел в зал и включил компьютер. Через час он знал, что хотел, необходимые телефоны были распечатаны, оставалось ждать утра. И тут его внезапно сморил сон…
Проснулся он в семь совершенно отдохнувшим. Не спеша, принял душ, побрился. Едва он вышел из ванны, как из спальни показалась помятая физиономия Пищалова.
— В душ! — жестко приказал Крайнев и отправился готовить завтрак.
Похмелье никак не сказалось на аппетите Пищалова; ел он много и с удовольствием — Крайнев едва успел подкладывать.
— Вкусно! — похвалил друг, насытившись. — Где научился такую яичницу делать? Ветчина во рту тает!
— В ней сплошной холестерин и канцерогены, — честно признался Крайнев.
— А насра… — начал было Пищалов и поймал строгий взгляд друга. Замолчал. Крайнев не выдержал и рассмеялся.
— Ты какой–то не такой сегодня! — удивленно сказал Пищалов. — Похудел, лицо обветренное… Бегал что ли?
— Лазал к девушке на балкон.
— Серьезно?
Крайнев снова засмеялся.
— Нет, — не отстал друг. — Вправду влюбился?
Крайнев кивнул.
— Вчера не говорил!
— Пытался. Не смог вклиниться в твою речь.
Пищалов хотел обидеться, но любопытство взяло верх.
— Кто она?
— Врач.
— Молодая?
— Двадцать четыре года.
— Только закончила, — со знающим видом сказал Пищалов. — Где ты ее нашел?
— В деревне.
— Ты бываешь в деревне?
— Иногда.
— Далеко от столицы?
— Далековато.
— Ясно! — вздохнул Пищалов. — Инна номер два. Поймала столичного гуся.
— Не гони! — обиделся Крайнев.
— А то нет? Раз в деревне — значит, бедная. Иначе в городе зацепилась бы. Училась на медные деньги, жила в общежитии… Там и научили. В общагах они такую школу проходят — клейма ставить негде!
— Не смей! — возмутился Крайнев. — Я у нее первый…
— Ага! — хмыкнул Пищалов. — Рассказывай! Это называется гименопластика — восстановление девственности. В каждой больничке по десятку баб в день шьют. Простейшая операция…
— Сам практикуешь? — съязвил Крайнев.
— Инка делала, — грустно сказал Пищалов. — Призналась, как ругаться стали. Чтоб уколоть больнее. Дескать, и девичество мое не тебе, козлу, досталось… Господи! — пригорюнился Пищалов. — За что это мне?…
Крайнев обнял его за плечи.
— Прости! — тихо сказал Пищалов.
— За что?
— За девушку твою. Гнал я. Ты плохую не выберешь. Это я дурак.
— Ты не дурак. Ты порядочный.
— Значит, дурак порядочный, — подытожил Пищалов. — Планы есть на сегодня?
— Дела.
— Какие дела в субботу? Ну да! — Пищалов хлопнул себя по лбу. — Деревня…
— Подвезу? — предложил Крайнев.
— Куда мне спешить? — отмахнулся Пищалов. — Гони, Витя! Небось, глаза проглядела…
Бланки аусвайсов подрядились сделать за неделю, как Крайнев не просил ускорить.
— Нельзя! — сказал директор типографии, немолодой, седобородый мужчина со строгим лицом. — Вещь редкая. Все подбирать надо: бумагу, коленкор на обложку, скрепку… И тираж… Зачем столько?
— Большая массовка. Кино снимаем.
— Для кино? — удивился директор. — С полной аутентичностью? Кто ж ее разглядит?
— Режиссер требует.
— Понял! — заулыбался директор. — Читал о нем: все должно быть по правде… Повезло вам! Сделаю за полцены! Друзьям буду хвастаться…
Крайнев не стал его разубеждать и поехал по магазинам. Одежду подходящего размера он нашел быстро, обувь тоже. Едва он объяснил, что нужно, продавец отвела его в подростковую секцию. Здесь Крайнев без труда нашел высокие ботинки на прочной подошве со шнуровкой.
— Мода возвращается, — улыбнулась продавец, когда он попросил упаковать выбранную пару. — В молодости моей такие носили. Дочке покупаете?
— Рано мне такую дочку! — засмеялся Крайнев.
— Девушкам дарят туфельки! — укорила продавец.
— Давайте и туфельки! — согласился Крайнев. — Лодочки, прочная подошва и широкий каблук. По земле ходить…
Сложнее пришлось в секции нижнего белья. Он быстро выбрал необходимое, но у бюстгальтеров застрял. Молодая продавец, когда он объяснил проблему, засмеялась и позвала подруг из соседних отделов.
— У кого похожая? — спросила весело.
— Вот! — указал Крайнев. — Размер одежды такой, но сама грудь больше.
— Семьдесят пять «Д», — подвела итог продавец и добавила уважительно: — Повезло вам…
К себе Крайнев вернулся во второй половине дня, наскоро перекусил и сел перебирать подарки. Вначале он старательно удалил, срезал, выпорол все ярлычки и этикетки. Затем долго разглядывал сами вещи. Они ему нравились. Он гладил кожу, щупал материал и вдруг понял: если не вручит это немедленно, то просто умрет. Задохнется. В этот раз он не стал противиться. Быстро переоделся и, сообразив на ходу, снял со стены большое зеркало в старинной резной раме…
* * *
Соня пришла, когда он стал терять терпение. Плюхнулась на стул и положила голову на вытянутые руки.
— Устала, как собака! — сказала жалобно.
— Да еще голодная! — укорил Крайнев. — День не емши…
Соня глянула на него изумленно. Крайнев молча поставил перед ней миску горячей щей (он протопил печку), положил ложку и кусок хлеба. Пока она ела, он сидел напротив и смотрел взором строгого родителя. Когда миска опустела, он убрал ее, поставив взамен сковородку со скворчащей яичницей.
— Я столько не съем! — взмолилась Соня.
— Надо бы! — сурово сказал Крайнев. — Ладно, помогу…
Потом он напоил ее чаем и, войдя в роль, даже промокнул губки чистым полотенцем.
— Может, и спать меня уложишь?! — прыснула Соня. — Как деточку?
— Обязательно! — согласился Крайнев. — Только деточку надо раздеть.
— Ты что? — испугалась Соня. — Вдруг кто войдет?!
— Дверь на запоре, — успокоил Крайнев.
— Все равно… — застеснялась Соня.
— Вчера у нас получалось!
— Ночью. Сейчас день…
— Кто здесь врач? — Крайнев упер руки в бока. — Кто вчера совал меня в лохань и трогал за всякие места?
Соня вздохнула и стала медленно раздеваться. Время от времени она жалобно поглядывала на Крайнева, ожидая, что он передумает, но он не сжалился. Сбросив с себя все, она попыталась нырнуть под одеяло, но Крайнев перехватил.
— Деточку надо переодеть, — сказал строго. — Закрываем глазки и не подглядываем!
Он усадил ее на койку и начал с чулок. Соня догадалась, что происходит, и сидела смирно, кусая губы, чтоб не рассмеяться. Крайнев застегнул на ее талии пояс, прикрепил к нему резинки чулок, затем, бережно приподняв, надел панталончики. Соня не утерпела, приоткрыла левый глазик, и, заметив кружева, тихо ойкнула. Крайнев погрозил кулаком. Бюстгальтер оказался в самый раз. Прикрыв это великолепие короткой рубашкой, в годы его юности называвшейся «комбинашкой», Крайнев отступил и критически оглядел творение своих рук.
— Можно смотреть? — робко спросила Соня.
— Рано! — осадил ее Крайнев.
Все так же не торопясь, он надел ей клетчатую юбку с поясом на широкой резинке, застегнул блузку. С ботинками пришлось повозиться — длинная шнуровка с непривычки давалась плохо. Соня в нетерпении заерзала, он успокоил ее, погладив по ножке. Остался завершающий этап. Достав из сумки карандашик помады, он подкрасил ей губы.
— Опля! Готово!
Соня вскочила и торопливо стала себя осматривать, трогая то, блузку, то юбку, то ботиночки.
— Зеркало бы!
— Эйн, цвей, дрей! — гнусным голосом волшебника из сказки произнес Крайнев и вытащил из–за шкафа зеркало. Соня уставилась в свое отражение и долго не могла оторваться, поворачиваясь то одним, то другим боком. На лице ее отражался такой сонм чувств, что Крайнев испытал неизъяснимую радость.
— Это все мне? — тревожно спросила Соня.
— У меня другой размер, — успокоил Крайнев.
— Откуда это?
— Купил.
— Давно?
— Недавно.
— Значит, любишь! — сделала вывод Соня. — И таился… Дать бы тебе! — она прошлась взад–вперед по комнате и присела на койку. — Ботинки великоваты.
— Снимай!
— Что ты! — испугалась Соня. — Это ерунда! Они такие красивые!
Не смотря на все возражения, Крайнев стащил ботинки. Глаза у Сони налились влагой и, когда та готова была излиться, Крайнев движением фокусника достал из мешка туфельки. В два счета они оказались на маленьких ступнях, и влага на Сониных глазках мгновенно высохла. Она вскочила и затопала по комнате.
— Не жмут?
— Нисколечки! Как ты угадал размер?
— Сердце подсказало, — Крайнев поднял с пола ботинки.
— Не смей! — Соня вырвала их и прижала к груди.
— Хотел поставить под вешалку, — засмеялся Крайнев. — Специально взял чуть больше — под шерстяной носок. Осень на дворе.
— Буду их по грязи носить?! — возмутилась Соня. — Старые починю!
— Господи! — Крайнев сел и взялся за голову.
Соня смотрела на него испуганно.
— Я тебе десять таких куплю! Завтра же! Ботинки она жалеет…
Взгляд Сони выражал удивление, и Крайнев развел руками:
— Хоть бы поцеловала…
Она с визгом бросилась ему на шею. Ботинки Соня не выпустила, они больно стукнули Крайнева по спине. Украсив его лицо следами помады, Соня спрятала ботинки в шкаф для одежды и закрыла дверцу на ключ. Крайнев только вздохнул.
— Подержи зеркало! — попросила Соня.
…Сначала она сняла блузку, затем юбку. Оставшись в нижнем белье, она долго рассматривала свое изображение, затем робко взялась за панталончики. Крайнев поощрил ее взглядом.
— Резинка хорошо держит, — заключила Соня, сняв панталоны и обследовав чулки. — Пояс не нужен.
— С поясом лучше! — возразил Крайнев и взглядом дал понять для чего.
Соня покраснела и кивнула. Но панталончики все же надела.
— Это немецкое? — спросила, щупая ткань. — Никогда не видела подобную красоту! — не ожидая ответа, она села койку и принялась рассматривать юбку с блузкой. — Появлюсь в этом, камнями забросают.
— Почему?
— Во–первых, красивая; во–вторых, еврейка; в–третьих, лучше всех одета. А самое главное — увела завидного жениха.
Крайнев хмыкнул.
— Да–да! — подтвердила Соня. — Меня больные каждый день спрашивают: к кому он ходит? Особенно интересуются мамаши с дочками на выданье.
— Почему у тебя?
— Считают нас родственниками. Ты нас сюда привез, устроил, наказал не обижать. А сейчас… Я не должна быть с тобой! Не свободна, муж в Красной Армии… Получается — сука… — Соня всхлипнула.
Крайнев хотел утешить, но в этот момент в дверь постучали.
— Говорила же! — вскочила Соня.
Крайнев отодвинул занавеску, глянул и побежал открывать. На крыльце стояла Настя.
— Сказали: ранили тебя! — радостно защебетала она. — Пришла проведать.
— Ерунда! — махнул рукой Крайнев. — Царапина…
— Поедешь домой? — улыбнулась Настя.
Крайнев покачал головой. Настя посмотрела на него снизу вверх, в глазах ее плеснулось изумление. Крайнев догадался, выхватил из кармана носовой платок и, чувствуя себя полным идиотом, стал торопливо стирать с лица следы помады. Внезапно взгляд Насти переместился за его плечо и застыл. Крайнев оглянулся. Позади стояла Соня. Как была: в одном белье, уперев руки в бока.
— Я пойду… — дрогнувшим голосом сказала Настя и сбежала с крыльца.
Крайнев догнал ее только за оградой. Жестко взял за плечи, развернул. По щекам Насти бежали крупные слезы. Он мягко отер их тыльной стороной ладони.
— Она не имела права! — зарыдала Настя. — Я первая тебя увидела!
— Настенька… — ласково сказал Крайнев.
— Первая! Первая! — топнула ногой Настя. — А она… Губы накрасила… У нее муж на фронте!
— Не все так просто, — вздохнул Крайнев.
— Утоплюсь! — решительно сказала Настя.
— Вода холодная.
— Что?
— Топиться неприятно, — пояснил он. — Потом лежать на дне… По лицу будут жабы ползать: скользкие, противные… Вот так! — он пробежался пальцами по ее лицу.
Она сердито оттолкнула его руку. Крайнев обнял ее за плечи. Она попыталась вырваться, но затихла.
— У меня есть близкий друг, Семен Нестерович, — тихо сказал Крайнев. — Он очень любит единственную дочку. Жаль Семена.
— А меня?
— Нисколечки! Не люблю утопленников!
— Ладно! — шмыгнула носом Настя. — Не буду!
— Правильно! — одобрил Крайнев. — Скажи Семену, чтоб привел коня. Завтра еду в Город.
— Вещи твои собрать? — дрогнувшим голосом спросила Настя.
— Пока не нужно.
Настя радостно кивнула и побежала по улице. Крайнев проводил ее взглядом и вернулся в дом. Соня сидела на койке, одетая в старое платье. Все его подарки валялись в углу. Сверху стояли ботиночки. «Все видела!» — понял Крайнев. Вздохнув, он достал из кармана кисет.
— Это она вышивала?
Крайнев не успел ответить. Соня вырвала кисет из его рук и разорвала надвое. Табак коричневым облачком рассыпался по полу.
— Вот! Вот! — Соня бросила кисет на пол и зло топтала ногами.
Крайнев пожал плечами и пошел к вешалке.
— Не пущу! — Соня преградила ему дорогу.
Крайнев попытался ее отодвинуть. У него почти получилось, но Соня внезапно упала на колени и намертво вцепилась в его ноги. Он попытался двинуться — не смог.
— Соня! — тихо сказал Крайнев. — Я хочу курить. В кармане пальто пачка табаку.
— Иди к койке! Я сама…
Она расцепила руки, и Крайнев послушался. Она принесла табак и стояла над ним, пока он набивал трубку. Как только он стал раскуривать, она присела и ловко стащила с него сапоги.
— Соня?
— Тебе надо отдохнуть! — бормотала она, расстегивая пояс его галифе. — Ты раненый! Полежи!..
— Я с трубкой!
— Курить можно в постели, — не согласилась она.
Крайнев послушно дал себя раздеть. Соня торопливо сложила одежду и заперла в шкафу. Затем затолкала его под одеяло. Сама, преграждая ему путь, легла с краю.
— Вдруг мне по нужде? — поинтересовался Крайнев.
— У меня ведро есть!
Он засмеялся. Она привстала, недоуменно глядя на него, а он хохотал, не в силах остановиться. Соня как–то криво улыбнулась и заплакала. Крупные, как градинки, слезы выкатывались из ее глаз и падали ему на грудь. Крайнев отложил трубку.
— Ну вот! Саломатин запретил тебя обижать…
— Ты не обижаешь, — виновато улыбнулась она. — Не знаю, что со мной… Подумала: «Уйдет!»
— Это почему же? — обиделся он. — Мне сегодня кое–что обещали…
— Сейчас! — она стащила платье. — Пояс надеть?
— Ну, его! — сказал Крайнев, затаскивая ее под одеяло. — Что мы — немцы?…
