Баффи с яростным лаем бросился в кусты. Андрей ринулся вслед за ним, сам того не ожидая, с разбегу влетел в облако плотного тумана и в замешательстве остановился. Белая пелена не только лишила его возможности видеть и ориентироваться. Она не позволяла звукам из внешнего мира проникать внутрь своего плотного кокона. Выручил порыв ветра. Он разорвал завесу тумана и унес прочь его обрывки. Андрей увидел лежавшую на траве черноволосую девушку в совершенно неуместном в этом глухом месте очень дорогом белом платье с корсетом и кринолином. Баффи с яростным рычанием вцепился ей в подол и начал тянуть его на себя.

—Фу, Баффи, фу! Сидеть! — Брюсов бросился к псу и оттащил его в сторону. — Не смей ее трогать, малыш!

Пятидесятифунтовый малыш, продолжая рычать и щерить пасть, нехотя сел на задние лапы. Андрей опустился на колени рядом девушкой, которая не подавала признаков жизни, и коснулся кончиками пальцев ее белой шеи, чтобы проверить пульс. Яремная жила не прощупывалась, но девушка тихо застонала, открыла глаза и с испугом огляделась по сторонам.

—Он ушел? — спросила она Андрея, глядя на него с благодарностью, как на своего спасителя.

Девушка подняла руку, указывая на густой кустарник, и тут же бессильно уронила ее на траву. Андрей посмотрел в указанном направлении. Ветви кустов еще покачивались, а листья на них свернулись, пожухли и пожелтели, словно пораженные какой-то болезнью.

—Успокойтесь, моя леди. Кто бы вас ни напугал, его здесь нет. — Брюсов протянул девушке обе руки, чтобы помочь ей встать. — Кто вы и как сюда попали?

Девушка одарила Андрея такой очаровательной улыбкой, что он был сражен наповал. Брюсов уже располагал большим опытом общения с прекрасным полом, но такой красавицы видеть ему еще не доводилось. Точеная, цвета белого мрамора шея. Высокий лоб. И глаза! Они были бездонными и, казалось, постоянно меняли свой цвет от голубого до фиолетового, как лепестки фиалок. По ее плечам струились черные как смоль волосы. Андрею вдруг подумалось, что она очень похожа лицом на изваяние Девы Маргариты, которое он видел во дворе Трибунала Экзекуции. Когда девушка встала во весь рост, сходство усилилось еще больше. И вновь Брюсов был поражен, на этот раз — гибкостью и красотой ее стройного тела. Как подобает джентльмену, он вежливо поклонился, назвал свое имя и спросил, с кем имеет честь.

—Я Фиона де Бомонт. — Девушка присела в грациозном реверансе. — Живу вон в том замке на холме. А здесь собирала цветы. Благодарю вас за то, что спасли меня от этого злобного пса.

—Да, Баффи иногда слишком ревностно относится к своим обязанностям, — согласился Брюсов, глядя на незаконченный венок из белых иммортелей, лежавший у ног девушки. — Простите его, он ведь тандерхаунд, и ему везде чудятся гируды.

—Гируды — наша главная забота, — Фиона с грустным видом покивала головой. — Замок моего отца стоит на границе с Империей, поэтому мы пострадали от набегов чад Тьмы сильнее, чем другие землевладельцы. Многие наши арендаторы и слуги погибли, но вот уже больше года гируды в этих местах не появлялись вообще. До сегодняшнего дня, разумеется...

Словно в подтверждение слов девушки, потемневшее небо рассек яркий зигзаг молнии, вслед за тем послышались раскаты грома. На траву упали первые капли дождя. Андрей почувствовал, что кто-то тянет его за рукав.

—Отойдем в сторонку, сын мой, — попросил Тритемий, искоса поглядывая на Фиону. — Эта дама кажется мне весьма подозрительной, — продолжил он шепотом, увлекая юношу за собой. — Будь осторожней с нею, Эндрю.

—Что-то с ней не так, — подтвердила, приближаясь к ним, Эсквилина. — Посмотрите на Баффи. Он ведет себя так, словно готов разорвать ее в клочья...

Брюсов обернулся. Ничего подобного: Фиона, присев на корточки, гладила Баффи по спине и с ласковой улыбкой что-то говорила ему на ухо. Теперь пес не выказывал никаких признаков неприязни. Даже наоборот, норовил лизнуть руку новой знакомой. К Андрею приблизился Ригглер с головой Шакеласа под мышкой.

—У меня, милорд, дурное предчувствие. Разве обязательно идти в этот замок? — спросил монах шепотом. — От дождя можно схорониться и под деревьями. Что скажешь, Шакелас?

Как ни странно, на сей раз принц горбунов предпочел отмолчаться и даже закрыл глаза, притворившись спящим.

—Вы все помешались на своих дурных предчувствиях! — отмахнулся Брюсов. — Вам везде мерещатся гируды. Опомнитесь! Что общего может иметь леди Бомонт с этими гадкими тварями?

Говоря это, Андрей перехватил взгляд Эсквилины, которая с завистью рассматривала лицо знатной дамы. Теперь ему стало понятно, почему она столь предвзято отнеслась к леди Фионе. Эсквилина была по-своему хороша собой, но в соперницы к настоящей даме явно не годилась, к тому же ее несколько портили веснушки, а Фиона излучала просто-таки небесную красоту. Она словно светилась изнутри, а каждое движение этой богини было исполнено такой грации, что сердце Андрея превратилось в кузнечный молот, а грудь — в наковальню.

Словно для того, чтобы охладить его пыл, серые тучи разразились настоящим ливнем. Фиона откинула с белого лба мокрую прядку волос.

—Могу я пригласить моего спасителя в замок? — сказал она голосом искусительницы. — В такое ненастье я просто обязана предложить вам кров. К тому же мой отец почтет за честь с вами познакомиться.

—Мы будем рады воспользоваться вашим гостеприимством, леди Бомонт, — сдержанно поклонилсяБрюсов, невольно задерживая взгляд на глубоком декольте, позволявшем рассмотреть большую часть полных грудок и даже краешки коричневых сосков. Мокрая ткань обтягивала изящную фигуру Фионы, как перчатка. — Я и мои друзья с удовольствием переждем непогоду в замке.

—Вот и чудесно! — Фиона наклонилась, чтобы выкрутить намокший подол кринолина.

При этом она обнажила стройную ножку значительно выше дозволенных приличиями пределов.

—Бесстыжая, — с осуждением шепнула Эсквилина. — Еще немного, и она совсем выскочит из платья.

Фиона услышала слова Эсквилины, ее пунцовые губы скривились в презрительной ухмылке. С этого момента о хороших отношениях между дамой и простушкой не могло быть и речи.

—Не отвечал бы ты за всех, Эндрю, — буркнул себе под нос Тритемий. — По мне так лучше помокнуть под дождем...

Тем не менее, все трое двинулись вслед за леди Фионой. С опаской поглядывая на кусты, в которых скрылось загадочное существо, она поднялась по крутому берегу реки и вывела новых знакомых на заросшую травой проселочную дорогу. Эта запущенность сразу встревожила Тритемия, однако по мере приближения к замку дорога все больше приобретала наезженный вид, на ней стали отчетливо различаться следы колес и копыт. Эсквилина несла под мышкой голову принца, который вдруг оживился и начал ей указывать, куда ставить ногу.

Андрей шагал рядом с Фионой, ведя под уздцы своего коня, вооруженный посохом Тритемий и Ригглер тоже вели за собой по лошади, потому что монахотказался оставить их на берегу реки. Когда они проходили мимо деревянного моста через Борд-Ривер, тот вдруг вспыхнул каким-то странным серо-голубым пламенем.

—Это наш знаменитый Флэммингбридж, а на той стороне владения Империи, — заметив любопытство в глазах Андрея, охотно пояснила Фиона.

—Но почему здесь так безлюдно?

—Дело идет к войне, поэтому король Уорвик наложил вето на торговлю с гирудами. Купцы народ корыстный, среди них много лазутчиков императора Мороя.

—Почему же тогда снята охрана моста?

—Охрана снята, потому что сам он защищен с помощью пиромагии, чтобы гируды не могли его перейти.

—Понимаю, — кивнул Андрей. — Очень остроумное решение.

До замка оставалось ярдов шестьсот. В отличие от настороженно озиравшихся Ригглера, Тритемия и Эсквилины, Брюсов не замечал ничего подозрительного. Он весело болтал с Фионой, а та звонко смеялась в ответ на его шутки. Близость Фионы, ее нежный, с едва заметной хрипотцой голос и сияние фиалковых глаз заставляли забыть о тревогах и целиком отдаться во власть чар этого изумительного создания. Голова у Андрея кружилась так, будто он выпил не один бокал крепленого вина. Ему страшно захотелось остаться в замке на всю оставшуюся жизнь, чтобы каждый день наслаждаться общением с этой черноволосой красавицей.

—А чем это так противно пахнет? — вдруг поинтересовалась Фиона, мило сморщив красивый носик.

—Вы не переносите запах чеснока? — оживился шагавший сзади Тритемий.

—Отчего же? Наоборот, очень даже люблю, — обернувшись, рассеяла сомнения старика девушка. — Особенно в составе подливы для бифштекса с кровью! Однако джентльмен не может пахнуть чесноком. Это неприлично.

Андрей с осуждением посмотрел на Гиннеса, сорвал с шеи сплетенный Эсквилиной венок и швырнул его в придорожные кусты, за что тут же получил награду в виде очаровательной улыбки Фионы.

Ливень ослаб, но не закончился. На поверхности луж появились пузыри, явный признак того, что стихия пошла на убыль. Небо стало очищаться от туч, замигали первые звезды, а на небе взошла луна. По мере приближения к замку становилось понятно, что его лучшие времена остались в далеком прошлом. Когда-то его со всех сторон окружали глубокие рвы с водой, но теперь они были почти доверху забиты землей, камнями и мусором. На них лежал подъемный мост с оборванными цепями. Зубцы на квадратной проездной башне частично осыпались. Полукруглую арку ворот защищала до половины поднятая решетка из металлических прутьев и толстого бруса, скрепленных между собой железными скобами. Со двора доносились крики, смех и конское ржание.

Гости вслед за Фионой прошли под аркой и ступили на брусчатку замковой площади. Здесь ярко пылали закрепленные на стенах крепости факелы. По всему фасаду перестроенного из древнего донжона главного здания бежали пробитые в толще стены островерхие окна, в них тоже горел свет. Второй этаж представлял собой крытую галерею, крыша которой держаласьна деревянных стойках, украшенных незамысловатой резьбой. На крепостную стену вела узкая каменная лестница без перил. По мощенному камнем двору были разбросаны хозяйственные постройки: казарма, кузница, кухня и конюшня. В ней били копытами и ржали лошади, а из кухни доносился сногсшибательный запах тушенного с луком мяса.

В общем, замок Бомонт мало отличался от тех, которые доводилось видеть Брюсову в рыцарских фильмах. Да и наряды челяди ничем не отличались от одежды англичан Средневековья. На всех мужчинах были совершенно одинаковые полотняные рубахи без воротников, бриджи из более толстой синей материи, темно-серые суконные куртки с отворотами, серые чулки и толстые грубые башмаки с квадратными пряжками. Женщины носили длинные платья из серой и синей ткани, белые фартуки и чепцы.

Однако поведение слуг Фионы показалось Андрею немного странным. Появление чужаков не вызвало у них никакого интереса. Обитатели замка продолжали заниматься своим делом так, словно не заметили хозяйку и ее гостей. Андрей едва не столкнулся с прачкой, несшей под мышкой корзину с бельем. Он было решил, что женщина слепа. Однако тут же отбросил эту догадку, поскольку прачка двигалась слишком быстро и уверенно для незрячей особы. Она обходила встречавшихся на пути людей, а с некоторыми даже вступала в разговор.

Брюсов недоуменно пожал плечами и вдруг заметил, что Фиона исчезла. Он огляделся по сторонам. Тритемий Гиннес и Ригглер вели лошадей к коновязи у стены замка. Андрей направился к ним и тоже привязал своего коня рядом с двумя другими. Баффи испуганно прижался к его ногам. Это удивило Андрея, так как пес отличался не только умом, но и отвагой.

Билли первым предпринял попытку пообщаться с обитателями замка. Он приблизился к пожилому шорнику, сидевшему на чурбане с потертым седлом на коленях. Лохматый здоровяк с сосредоточенным видом орудовал иглой, не обращая внимания на подошедшего к нему толстяка в рясе.

—Милейший, а где у вас здесь продается вино? — спросил с заискивающим видом Билли и замолчал, ожидая ответа, но погруженный в свое занятие седельник, казалось, не слышал его вопроса. — Не желаешь поменять это старое седло на отличный оберег от гирудов? — продолжал Ригглер, извлекая из-за пазухи цепочку с образком Девы. — Трижды освященный, бьет наповал.

Шорник все так же молча опрокинулся на спину вместе чурбаном, на котором сидел, и остался лежать без движения. Одновременно за плечами у Андрея раздался испуганный возглас Эсквилины. Он обернулся и увидел, как Фиона, злобно скалясь, вцепилась обеими руками в запястье девушки и затягивает ее в распахнутые двери донжона.

Несмотря на отчаянное сопротивление Эсквилины, это ей удалось. Ригглер и Тритемий застыли на месте, разинув рты, а Баффи, перепрыгнув через катившуюся по брусчатке голову Шакеласа, яростно залаял и бросился на защиту Эсквилины.

И вдруг все вокруг изменилось. Смокли звуки голосов и работ, исчезли запахи жаркого. Факелы на стенах и сиявшие огнями окна одновременно погасли. Их пустые проемы сделались похожими на темные глазницы черепов. Двор, мгновение назад такой гостеприимный и обжитой на вид, превратился в заросший чертополохом пустырь. Все насельники замка исчезли без следа. Баффи тоже пропал, его звонкий лай резко оборвался. На площадь пал едва заметный, похожий на дымку, туман. В сочетании с залившим двор призрачным светом луны он придал строениям и стенам замка химеричный и нереальный вид.

—Мастер Тритемий, что происходит?! — тревожно крикнул Андрей, надевая шлем.

—Наваждение, сын мой! Всего, что мы видели, на самом деле не существует! — отвечал старик. — Иллюзия! Твоя Фиона нас обманула! Она — гируд. Только настоящие гируды способны на такое! Надо уходить!

—Встречаемся у повозки! — крикнул Брюсов, доставая меч из ножен. — Я разыщу Эсквилину и присоединюсь к вам!

В тот же момент раздался громкий скрежет, и решетка надвратной башни с грохотом опустилась. Единственный выход был перекрыт. Тритемий и Ригглер растерянно застыли на месте. В раскрытых дверях донжона показался тощий, как скелет, старик. Из одежды на нем была лишь грязная повязка на бедрах да единственный башмак на правой ноге. Вытянув вперед страшно исхудавшие руки, он двинулся на людей.

Второй гируд появился из конюшни, это был верзила ростом под семь футов, с широченными плечами и совершенно лысой головой. Штаны и рубаха из грубого холста, босые ноги и огромные волосатые руки были перепачканы в земле. Лицо его покрывали потеки грязи, в волосах застряли комья глины. Великанвыглядел так, будто только что вышел из преисподней. Он обвел двор пустым, лишенным выражения взглядом, тряхнул головой и задрал ее к небу. Вслед за ним во двор вышла старуха, тоже босоногая, в черном платье до пят. Седые космы ниспадали ей на глаза. Когда старуха откинула их морщинистой рукой, стала видна рубленая рана, пересекавшая лицо от линии волос до самого подбородка. Один глаз у старухи вытек, оставшийся посверкивал в свете луны.

Мощенная брусчаткой площадь вдруг вздыбилась и пошла волнами, как будто под нею зашевелилось какое-то огромное чудовище. Раздвигая камни и комья глины, из-под земли один за другим начали подниматься все новые и новые мертвецы. Все они повторяли один и тот же незамысловатый ритуал: сначала смотрели на полную луну, а затем — на людей, сбившихся в кучку в центре двора. Лавируя между гирудами, к ним бросился Баффи с головой Шакеласа в зубах.

—Читать заклинание круга, старый тупец!.. — грозно нахмурив брови и вращая глазами, крикнул Тритемию принц горбунов.

Старый маг словно пробудился от спячки и начал действовать. Произнес заклятие, начертил посохом на мощеной площади вспыхнувшую зеленым пламенем магическую окружность. Прошло совсем немного времени, и вдоль ее границ столпилось две дюжины гирудов. Каждый из них стремился первым напиться свежей крови, поэтому мешал другим, тоже рвавшимся к добыче. Все они безуспешно пытались просунуть руки сквозь магическую преграду.

—Рубить везде, Эндрю! — снова скомандовал принц горбунов.

Вонзить меч в сердце ближайшего гируда не составило никакого труда — обращенный даже не пытался защищаться. Андрей вдруг осознал, что может наносить удары, которые достигают мертвецов, скопившихся по ту сторону магической преграды. Однако это точное попадание осталось без последствий. Гируд даже не взглянул на рану у себя на груди и снова потянулся к Брюсову. Новый взмах клинка, и на камни упала отрубленная по локоть рука. Однако обращенец опять ничего не заметил и попытался дотянуться до Андрея другой рукой.

—Голова рубить! — подсказал Шакелас. — Рубить голова!

Его поддержал Тритемий:

—Секи им головы, Эндрю!

Брюсов тут же воспользовался его советом. Взмах меча, и первая голова покатилась под ноги копошившихся вокруг магической сферы гирудов. Обезглавленное тело сползло по ней на брусчатку и застыло по ту сторону круга. Андрей двинулся вдоль магической границы, иногда ему удавалось одним взмахом клинка отсечь две головы одновременно. Гируды падали друг на друга, как срезанные серпом колосья. Однако на их месте появлялись все новые. Вскоре высота наваленных друг на друга трупов достигла половины человеческого роста. Казалось, этому кошмару не будет конца...

Фиона втолкнула Эсквилину в донжон с такой силой, что девушка упала в полосу света, падавшего через пробитое в стене окно. Десятки таких же лучей поочередно рассекали на части все погруженное вомрак пространство залы. В их призрачном люмене то появлялись, то исчезали, словно возникая из ниоткуда и пропадая в никуда, медленно шагавшие к ней мертвецы. Подняв глаза, она чуть было не вскрикнула от ужаса. Леди Фиона сверлила ее магнетическим взглядом, от которого пропадала всякая воля к сопротивлению. С трудом поднявшись на ноги, Эсквилина выставила перед собой правую руку с троеперстным сложением, защищающим того, кто повстречает силы зла в ночное время, и выкрикнула заклинание против нечисти. Это остановило гирудину. Она застыла в нескольких ярдах от своей жертвы.

—Надеешься увлечь Брюса? — ехидно поинтересовалась Фиона. — Да, хочешь его, я чувствую, что хочешь. Молодой барин красив, но ты сделала неправильный выбор. Можешь считать его покойником. А если выживет, то к рассвету здесь будет капитан Гилфорд во главе отряда Стальных сутан. Он просто горит желанием оторвать твоему возлюбленному голову. А я пока напьюсь твоей крови...

И вдруг из глубины помещения донесся громкий голос привыкшего командовать человека:

—Отпусти девчонку, Фиона!

Звук его гулким эхом прокатился по всей зале. Послышались шаги, из темноты в полосу света ступил Гилберт с обнаженным мечом в руке.

—Отпусти ее. Нам есть что обсудить с глазу на глаз...

Замешательство Фионы длилось всего мгновение.

Оставив в покое Эсквилину, она шагнула навстречу капитану. Девушка, воспользовавшись моментом, выскользнула из залы.

—Мой верный паладин! — звонко рассмеялась Фиона. — Мой рыцарь без страха и упрека! Решилприехать пораньше, чтобы насладиться моим обществом?

—Гирудское отродье! Каким же дураком я был!

—Ты им и остался, мой милый, тупоголовый экзекутор! — воскликнула Фиона с раздражением. — Долгих два года я дурачила и тебя, и Бевериджа, который так гордится своей прозорливостью. Перед моим сфумато не может устоять ни один смертный. Да знаешь ли ты, что это я унесла Плат Маргариты?

—Стой, где стоишь! — Гилберт выставил перед собой меч. — Еще шаг, и я сделаю из тебя двух тварей вместо одной...

—Твой меч опасен для живых, а я давно мертва. Опусти его, Гилберт, — сказала Фиона, показав рукой на клинок. Ее окутало облако сфумато, но и сквозь магический туман можно было разглядеть, что облик Фионы изменился: платье стало черным, на голове появился венок из темных роз. — Доверься мне. Клянусь Круцифером, ты не пожалеешь об этом!

Капитан тщетно пытался сопротивляться исходившим от гирудины магическим флюидам. От напряжения на лбу и шее у него вздулись жилы, но противостоять гирудине было выше его сил. Гилфорда охватило оцепенение, пальцы разжались, и потяжелевший меч со звоном упал на каменный пол.

—Гилберт, мой милый Гилберт, — шептала Фиона, переступая через женский труп, попавшийся ей на пути. — Только я могу сделать тебя счастливым. Какой смысл упорствовать? Обещаю, тебе не будет больно...

—Ни за что! — Гилфорд вдруг вспомнил о подаренном старухой обереге и непослушной рукой вытащил из-за пояса обрывок ткани.

Произошло невероятное: лоскут засиял солнечным светом, а Фиона, закрыв лицо руками, отпрянула назад... Гилберт почувствовал, что чары на мгновение развеялись, и ободрился.

—Сдохни, исчадье тьмы! — крикнул он, потрясая оберегом.

Но Фиона вдруг отняла руки от лица и ядовито рассмеялась:

—Ты вздумал напутать меня этим жалким лоскутком? Глупый, наивный Гилберт. Сама Дева не смогла меня остановить!

С каждым словом Фионы лучи оберега становились все слабее, пока не погасли совсем. Обескураженный Гилберт никак не мог взять в толк, почему лоскут померк и потерял свою силу. А гирудина стремительно приблизилась к нему, вырвала оберег у него из руки и кинула под ноги.

—Глупый, чтобы оберег подействовал, нужно беззаветно верить в его силу! Без этого он просто обрывок тряпки. Ты усомнился в Деве и потерял расположение небес. Все кончено, милый, милый, милый...

Как только Гилфорд окончательно поддался наваждению, Фиона обняла его и нежно прикоснулась губами к шее капитана, однако он даже не шелохнулся, застыл, словно каменная статуя, глядя перед собой остановившимся взором. Несколько минут она упивалась молодой, горячей кровью, пока не насытилась и не отпустила новообращенного гируда. Дважды поцеловав Гилберта окровавленными губами в уголки рта, она легонько оттолкнула его от себя.

—Вот видишь, это совсем не страшно. Кровь уже не бежит, ранки сейчас затянутся. Тебе повезло, милый. Поздравляю с обращением...

Голова Гилберта кружилась, словно после кубка игристого вина. Вместе с попавшим в кровь некротическим ферментом его залила такая волна счастья, что он испугался за свою решимость и стал уговаривать себя, что не может, не хочет и не будет гирудом ни за что и никогда! И вдруг почувствовал, что магическое обаяние Невесты-в-черном начинает ослабевать. Совсем немного, но ему достало сил сделать шаг назад. Он наступил каблуком на собственный клинок, чуть было не упал, но удержался на ногах. Подняв меч с пола, заметался по зале в поисках выхода, сбивая по дороге эфесом попадавшихся под руку мертвецов.

—Не бросай меня, — засмеялась ему вслед леди Фиона. — Я буду скучать, суженый мой...

Гилберту не сразу удалось найти выход из донжона...

Двухэтажный особняк Джошуа Фарнама, предмет его особой гордости, располагался неподалеку от королевского дворца, на тихой Голубиной улице. Из-за своего фасада, украшенного двумя конусовидными башенками, здание больше напоминало уменьшенный в размерах старинный замок, чем городской дом. От улицы его отделяла кованая ограда с ажурными воротами, за которыми располагался подъездной двор с мощеными дорожками, клумбами и сиреневым садом. Шестискатную черепичную крышу венчал шпиль с вращающимся силуэтом крылатой Девы. Над высокой трубой камина вился едва заметный дымок. Портал входа был украшен картушем с рыцарской перчаткой и белой розой. Окованная железными скобами дверьсвоей добротностью также вызывала ассоциации с готовой к осаде крепостью.

При виде Фарнама ему салютовал алебардой стоявший у порога экзекутор. Он был немало удивлен тем, что секретарь Бевериджа вернулся из присутственного места значительно раньше обычного. Джошуа прошел анфиладой богато убранных комнат и заперся в своем кабинете. Здесь он зажег свечу. Снял с шеи серебряную цепочку с ключом и открыл им замаскированную под дубовую панель дверь в стене. Чтобы войти в нее, даже малорослому Фарнаму пришлось низко наклониться. С подсвечником в руке он спустился по узкой винтовой лестнице в глубокий подвал. Здесь, за остатками отслужившей свой срок мебели, скрывалась еще одна, самая обыкновенная на вид дверь. Однако вела она в удивительную комнату, освещаемую никогда не гаснувшим камином. Беломраморный пол ее покрывали черные пентаграммы, а окна заменяли гобелены с единорогами на фоне серебристых папоротников. Роспись на синем потолке изображала ярко-белые кучевые облака и ангелов-ветродувов.

Посреди комнаты возвышался кривоногий стол, рядом с которым стояло покойное кресло. В нем сидел седоусый старик в черном долгополом балахоне. Он медленно водил кончиками пальцев по строкам лежавшего у него на коленях фолианта. Услышав шаги Фарнама, затворник повернул голову в его сторону: на месте глаз у него виднелись полуразомкнутые, глубоко запавшие веки. Они совершенно не двигались, так же, как все остальные мышцы лица. У старика была броская внешность: обтянутые бледной кожей впалые виски, острые скулы, крючковатый, нависший над подбородком нос, бескровные, ввалившиеся губы. Длинные седые волосы его были аккуратно расчесаны на две половины.

—Здравствуй, отец, — сказал Фарнам, ставя подсвечник на стол рядом с тиглем.

—Послушай, Джош, как ловко сказано, — кивнув в ответ, произнес старец и снова провел пальцем по странице: — Я принужден существовать в ночи, но верю в солнца животворные лучи, и пусть я силой зла ко дну влеком, мне не пропасть с таким проводником. Сейчас день или ночь?

—День клонится к вечеру, — ответил Фарнам, доставая из-за обшлага серого камзола обрывок пергамента. — Забудь о солнце, тебе нельзя появляться в городе ни под каким видом. Мне нужен твой совет. — С этими словами он взял руку отца и вложил в его сухонькую ладонь обрывок пергамента. — Что ты об этом думаешь?

Старик закрыл книгу, понюхал обгоревший клочок и провел пальцами по начертанным на нем знакам.

—Круциферов крест? Любопытно. Более чем любопытно...

—Тебе не кажется, что в данном случае мы имеем дело с трансгрессией в межмирье?

В свое время Беверидж был приятно поражен ученостью своего конюха. Тогда Фарнам рассказал ему байку о своей тяге к знаниям и бывшем хозяине, который якобы отметил его сообразительность и грамотность в своем рекомендательном письме. Согласно действующему в королевстве законодательству, в Трибунал Экзекуции, даже на должность простого конюха, не мог попасть человек со стороны. На самом деле никакого хозяина не было и в помине, а письмо написал и заверил фальшивой печатью сам Джошуа под диктовку вызванного отцом духа, который при жизни носил фамилию Фарнам. Назови будущий секретарь Великого Экзекутора свое настоящее имя, его и близко бы не подпустили к Трибуналу Святой Экзекуции. И это в лучшем случае, а в худшем его — сына черного колдуна и некроманта Николаса Йелдгрейва — подвергли бы пыткам на предмет касательства к запрещенным магическим практикам. Иеффай Беверидж после своего водворения в Сером доме на площади Спасения неимоверно ужесточил наказания за чернокнижие.

Сам Николас, когда был пойман с поличным, отделался относительно легко, ибо ему всего-навсего вырвали глаза и выслали из Ноулдона в отдаленное графство Нордшир. Долгие годы слепой маг скрывался в сельской местности под видом лекаря, однако втайне продолжал свои магические опыты. Лишившись глаз, он обрел способность видеть очами души все то, что было скрыто от его зрячих соплеменников, например, мог читать закрытые книги и осязать на расстоянии обращенцев и гирудов, когда те пытались спрятаться среди людей. Втайне он продолжал совершенствоваться в некромантии, открывая соседям за деньги их будущее, которое узнавал с помощью призванных с того света душ.

Благодаря пророческому дару Николаса селение, в котором тот обосновался, меньше других страдало от набегов гирудов. Кроме того, Йелдгрейв и в самом деле излечил множество местных йоменов и дворян, по каковой причине сколотил приличное состояние, позволившее его сыну жить безбедно. Однако честолюбивому Джошуа было этого мало. Вот почему молодой Йелдгрейв оказался на службе у Бевериджа подвидом конюха-простолюдина. Об отце он не забыл, поскольку любил его, и к тому же постоянно нуждался в советах и наставлениях родителя. Когда положение Фарнама укрепилось, он тайно перевез отца в столицу и поселил в подвале своего ноулдонского особняка...

Николас закончил изучение пергамента и спросил сына, откуда у него этот артефакт. Фарнам неопределенно пожал плечами:

—Из Трибунала.

—А точнее?

—Нашел в тайном кабинете Бевериджа. А что?

—Как что? Да знаешь ли ты, сын мой, что мы могли уже никогда не увидеться? Магия этого уровня противопоказана простым смертным. — Он помолчал и вдруг довольно рассмеялся: — А значит, мы с тобой отнюдь не простецы!

—Но нам удастся прочитать, что здесь было написано?

—Блажен, кто проводит смертных через долину мрака, — туманно ответил на вопрос старый чернокнижник.

Николас Йелдгрейв велел сыну поставить на стол деревянный сундук с медными уголками. Старец открыл его и принялся на ощупь перебирать содержимое. Руки слепца уверенно находили среди множества других необходимые ему склянки с разноцветными жидкостями и порошками.

Фарнаму этот сундук был хорошо знаком, потому что Николас никогда с ним не расставался, а сам Джошуа с младых ногтей помогал отцу готовить алхимические эликсиры, снадобья и прочие составы, используемые в черной магии. Ему приходилось сжигать на медленном огне до получения магического пеплачерных кошек, ловить летучих мышей, кровь которых необходима для вызова духов, носить в лес и оставлять в муравейниках деревянные коробки с жабами, чтобы в ближайшее полнолуние забрать их чисто обглоданные косточки. Выполнял он и множество других поручений, при одном воспоминании о которых у него волосы на голове вставали дыбом и стыла в жилах кровь. Возможно, из-за этого у него самого никогда не лежала душа к чародейству. Его интересовала карьера, а не черная магия.

Николас насыпал порошки в фарфоровую ступу, тщательно растер тоже фарфоровым пестиком, добавил несколько жидких магических субстанций и снова перемешал то, что получилось.

—Теперь поставь треножник так, чтобы заработала вытяжка, и разведи огонь.

Фарнам установил у камина тяжелый железный треножник, в верхней части которого имелось кольцо для установки чаши, а в нижней — поддон с дровами и ветошным трутом. Поднес к нему свечу. Вспыхнувшее пламя было не оранжевым, а зеленым, поскольку Йелдгрейв заранее пропитал трут особым составом. Как только языки пламени нагрели сферическое дно медной чаши, в которую Николас перелил содержимое ступы, в комнате распространился такой тошнотворный запах серы и тухлых яиц, что Джошуа сильно закашлялся и заткнул нос извлеченным из-за обшлага камзола платком.

—Запах еще не самое худшее, — заметил некромант, помешивая пузырившееся зеленое варево рябиновой палочкой. — Тебе придется принять меры предосторожности, сынок, ведь гам, куда мы сейчас отправимся, более чем небезопасно. За доступ к гностическим тайнам иной раз приходится расплачиваться собственной жизнью. А бывает и кое-что пострашнее...

—Что может быть страшнее смерти? — Откашлявшись, Джошуа с содроганием наблюдал, как отец берет ложку с очень-очень длинной ручкой и зачерпывает ею густую зеленоватую бурду.

—Тот, кто пытается выйти за пределы мира феноменов, рискует навсегда остаться по ту сторону границы и до скончания времен бродить по Плато заблудших душ. — Йелдгрейв протянул ложку сыну и настойчиво произнес: — Пей!

Джошуа зажал пальцами нос, а затем усилием воли заставил себя проглотить отвратительное зелье. Оно обожгло пищевод, достигло желудка и вызвало в нем такой спазм боли, что Фарнам с трудом удержался от крика. Его чуть было не вырвало. А когда желудок смирился с чуждой ему субстанцией, Джошуа увидел, что отец закатывает рукава балахона.

—А ты? Разве ты не будешь пить?

—Николас Йелдгрейв достаточно силен для того, чтобы общаться с духами без магических костылей, — самодовольно заявил некромант. — Если бы ты согласился помогать мне, а не моему гонителю Бевериджу, то, может быть, стал бы самым великим колдуном своего времени.

—Меня не интересуют твои эксперименты! Они всегда дурно пахнут.

—Тогда зачем ты сюда пришел?

Это был более чем резонный вопрос, и Фарнам не нашелся, что ответить.

—Подай мне бритву.

Джошуа извлек из сундука истонченную опасную бритву и подал ее отцу. Йелдгрейв занес руку над чашей, полоснул потемневшим от времени стальным жалом по своему испещренному белыми шрамами запястью. Едва первые капли крови смешались с трансгрессивным зельем, как со дна чаши начал подниматься серый клочковатый туман.

—Давай сюда пергамент, живо! — азартно крикнул Николас.

Фарнам протянул отцу клочок кожи с мерцающей печатью, а тот резко погрузил его в зелье. Началась бурная реакция с выделением густого тумана. Вскоре он заполнил всю комнату, размыв контуры всех предметов и преобразив самого Йелдгрейва. Теперь вместо черного балахона на нем появился расшитый золотыми звездами длинный голубой плащ. На голове возникла синяя шляпа с островерхой тульей и широкими, слегка опущенными полями. В глазницах его засияли льдисто-зеленоватые глаза, ибо в мире духов к Николасу возвращалось зрение. С его губ срывались полупонятные Фарнаму заклинания. Некромант заговорил с посылом, чеканя слова, предельно выразительно.

Когда Йелдгрейв взмахнул руками, из клубов темного облака выплыла уже знакомая Джошуа реторта, но не разбитая, а целая и запечатанная пробкой. Внутри ее извивалось нечто похожее на черного червяка. Он рос на глазах, одновременно превращаясь в эмбрион со скрещенными на груди ручками, подтянутыми к подбородку коленями и непомерно большой головой. Гомункул заполнил собой большую часть колбы и вдруг открыл глаза, красные, с черными вертикальными зрачками. Он вонзил злобный, ненавидящий взгляд в застывших по ту сторону пузатой склянки отца и сына.

И тут из темного тумана к реторте потянулись руки, хорошо знакомые Джошуа руки его хозяина Бевериджа. Через мгновение эту картину сменила другая: Фарнам увидел Адский колодец и медленно летевшую вниз реторту. Задев о выступ в стене каменного мешка, она все так же медленно раскололась на куски. Освобожденный от стеклянной оболочки зародыш зла упал на дно колодца и продолжил расти. Вскоре он достиг размеров взрослого человека. Мускулистые, узловатые и кривые, словно корни старого дерева, руки покрылись черной шерстью. Сквозь обтягивающую череп кожу пробились пучки пегих волос.

—Круцифер! — возопил Йелдгрейв, узнав узника реторты Бевериджа.

В ответ на вопль демон поднял голову и взглянул на него снизу вверх, глаза его полыхнули синим пламенем. От злобного хохота задрожали, треснули и рассыпались на мелкие куски каменные стены колодца. Темный туман почти рассеялся. Сверкающий золотыми звездами плащ некроманта потускнел и превратился в черный балахон. Растаяла синяя конусовидная шляпа с широкими полями. Сияющие глаза исчезли за полузакрытыми веками.

Фарнам уже начал различать в свете неправдоподобно ярко пылавшего камина очертания предметов. Он узнал все, что ему требовалось, и теперь радовался благополучному возвращению в реальность. Однако за мгновение до того, как рассеялись последние клубы темного тумана, из него вдруг метнулась неимоверно длинная когтистая лапа монстра. Он схватил Йелдгрейва за шиворот и уволок в разверзшуюся в полу бездну, в глубине которой играли языки адского пламени.

Однако перед этим старый колдун успел бросить сыну пергамент, который из жалкого обрывка превратился в целый свиток. Потрясенный до глубины душиэтой неожиданной развязкой Фарнам машинально схватил его на лету дрожащей рукой. Комната уже обрела свой обычный вид, а Джошуа все еще пребывал в остолбенении. Наконец, осознав безвозвратность утраты, он потерял сознание и растянулся на покрытом пентаграммами полу.

Когда он очнулся, огонь в камине почти погас, на столе догорала одинокая свеча. Фарнам долго смотрел на перевернутый треножник, догоравшие угли и растекшуюся по полу зеленую лужу трансцендентального зелья. От магической пропасти в полу не осталось и следа.

—Блажен, кто проводит смертных через долину мрака, — произнес Джошуа с печалью в голосе. — Вот и все, отец. На этот раз зло оказалось сильнее твоей магии.

Джошуа сунул свиток за пазуху, взял подсвечник и вышел из комнаты с намерением никогда больше сюда не возвращаться.