Загорелась утренняя заря. Вскоре набравшие сил солнечные лучи начали разгонять ночной туман, стлавшийся над пойменными лугами Борд-Ривер. Оставшиеся без присмотра овцы разбрелись в разные стороны. Одна из них щипала траву неподалеку от потухшего костра — всего в нескольких ярдах от тела хозяина, пролежавшего на холодной земле больше суток. Лицо убитого Саймоном пастуха было безмятежным, и только посиневшие губы говорили онадвигающемся тлении. Внезапно овца перестала щипать траву. Настороженно вскинула голову и жалобно заблеяла.

Из тумана вышла молодая дама в черном платье и с хлыстом в руке. На голове у нее был венок из черных роз, красные губы кривились в пренебрежительной улыбке, а маленькие, изящные башмачки почти не приминали траву. Метнулась в сторону напуганная овца. Дама приблизилась к пастуху с таким видом, будто собиралась оплакивать несчастного. Кончик хлыста уперся в лоб покойника.

—Знакомый почерк, — прошептала девушка в черном венке. — Здесь прошел Саймон. Какой смысл убивать просто так, если можно сделать из покойника слугу или помощника? Бездумное расточительство!

Клочья плавающего над лугом тумана потянулись к дочери Круцифера, окутали ее и пастуха. Из плотного облака донеслись обрывки заклинаний, произносимых на непонятном, отрывистом языке. Гирудина говорила все быстрее и громче. Облако тумана дрогнуло и рассеялось. Пастух уже не лежал, а сидел, не отрывая от гирудины подернутых пеленой смерти, широко раскрытых глаз.

—Ты слышишь меня? — Теперь голос леди Фог-Смог звучал тихо и нежно: — Я вызвала тебя с Плато окаянных душ, чтобы получить ответы на вопросы. Готов ли ты повиноваться и говорить все, что знаешь?

—Солнце поднимается слишком быстро, — почти не раскрывая рта, невыразительно произнес мертвец. — Становится жарко. Мне ненавистен яркий свет. Спрашивай быстрее, я хочу вернуться назад, в прохладу и мрак смерти...

—Видишь ли ты человека с зигзагом на правой руке? Можешь рассказать, где он находится?

—Я вижу все. Я вижу Ноулдон, речку с гнилой водой... Горбатый мост. Низкий дом под черепичной крышей. Он там... Он там...

Вдали послышался топот копыт. Вскоре из тумана вынырнул вороной конь. Его ржание разнеслось над полями. Из травы выпорхнула поднятая куропатка. Конь мчался к хозяйке. Под антрацитовой шкурой играли упругие мускулы. Ноздри жеребца гневно раздувались, грива и хвост вились по ветру. Казалось, что черный красавец в своем неукротимом беге на всем скаку собьет гирудину с ног. Однако, подлетев к леди Фог-Смог, он застыл как вкопанный. Покорно склонил породистую голову, опустился перед ней на колени. Дочь Круцифера села в дамское седло и энергично послала жеребца вперед, упреждая попытку встать на дыбы. Почувствовав хозяйскую волю, конь весело заржал, тронулся с места шагом, а некоторое время спустя перешел на галоп.

Как только топот копыт смолк в отдалении, притихшая природа вновь ожила. Послышался щебет пичуг, зашелестели листья. Только мертвый пастух остался лежать у своего потухшего костра.

Выполняя приказ Гилфорда, Стальные сутаны обыскивали дом за домом в прилегающем к Священному Трибуналу Квартале истинной веры. Сидя на своем белом жеребце Контрфорсе перед входом в трехэтажный купеческий фахверк, капитан со скучающим видом наблюдал за царившей вокруг суетой.

Его шлем и кираса раскалились на полуденном солнце чуть ли не добела, но этот человек казался выкованным из стали и, судя по всему, не испытывал никаких неудобств.

Руководил обыском сержант Сэмюэль Ги, который знал Брюса в лицо. Как всегда в присутствии начальства, он рыл носом землю и всем своим видом демонстрировал служебную лихость. Ни один мускул не дрогнул на лице Гилберта, когда пожилая купчиха бросилась перед ним на колени и, ползая по мостовой, умоляла не разорять ее жилище. Капитан не шелохнулся даже тогда, когда Контрфорс отпрянул в сторону от летевших сверху пожитков, которые выбрасывали из окон дома его расторопные драгуны.

Только когда к женщине присоединился ее муж и попытался схватить жеребца под уздцы, Гилфорд наклонился в седле, поднял плеть и хлестко стегнул седого мужчину кнутовищем по темени. Казалось, совсем легонько, но от этого удара несчастный рухнул на землю. Вопли его жены помешали капитану принять доклад командовавшего драгунами усатого капрала. Гилберт брезгливым жестом показал драгунам, чтобы те оттащили крикунью подальше. Доклад капрала был точно таким же, как десяток предыдущих: пока никаких следов бежавших преступников не обнаружено. Следующий фахверк был перевернут вверх дном, но с тем же печальным результатом. И что самое обидное, нигде не было даже намека на занятие черной магией! Допрос хозяев также не позволил узнать ничего нового о беглых еретиках.

Гилберт приказал драгунам заняться следующим домом и шенкелями послал коня вперед. Тронувшись с места, Контрфорс раздавил копытами нескольколежавших на мостовой глиняных тарелок. Стальные сутаны последовали за капитаном пешим порядком, ведя за собой лошадей в поводу. Вслед за ними загромыхала по брусчатке мостовой повозка с железной клеткой. Она была пуста, однако до завершения облавы было еще далеко.

Гилберт не отличался полетом фантазии, поэтому, получив приказ Великого Экзекутора найти и поймать беглецов в течение суток, велел оцепить Квартал истинной веры и принялся методично прочесывать все жилища вокруг здания Трибунала. Подобная тактика требовала времени и терпения, но рано или поздно должна была дать результат. Он был уверен, что Брюсу не удастся выбраться из мышеловки, и с удовольствием наблюдал за тем, как перепуганные купеческие жены по очереди захлопывают окна по мере приближения эскадронов Стальных сутан. Гилфорд не испытывал и тени сочувствия к богатым горожанам, которых не без оснований подозревал в тайных сношениях с Империей гирудов и молчаливой поддержке ее лукавой торговой политики.

Очередной обыск снова закончился ничем. Гилберт собирался направиться к следующему дому, как вдруг конь под ним взволновался, фыркнул и тревожно ударил копытом в мостовую. Капитан оглянулся и увидел очень красивую молодую даму в шляпке наездницы и белом платье для верховой езды с черной повязкой на рукаве. Радостно улыбаясь, она шла в его сторону, ведя под уздцы пепельно-вороную, с каштановым отливом лошадь. Гилфорд суетливо, чуть было не запутавшись в стремени, соскочил с седла, бросил поводья капралу и быстрым шагом направился к амазонке в белом платье и кокетливой шляпке. Черезмгновение он уже покрывал поцелуями затянутую в тонкую замшевую перчатку руку красавицы.

—Капитан, не так пылко, на нас смотрят ваши бравые вояки! — с притворным смущением рассмеялась девушка. — Извольте держать себя в узде.

—Это сверх моих сил, леди Фиона, — галантно поклонился Гилфорд. — Едва завидев вас, я забываю обо всем на свете! Лучше скажите, как вы здесь оказались?

—Подобно вам, капитан, выполняю приказ архиепископа Бевериджа, — пояснила леди Фиона, освобождаясь от перчаток. — Мне стоило большого труда разыскать вас. Итак, поиски пока не дали результата?

—Пустяки, моя дорогая леди Бомонт! — беспечно улыбнулся Гилфорд. — Я достану Брюса из-под земли. Но разве дело в нем? Я так надеялся, что вы появились для того...

—Чтобы положить к вашим ногам мою графскую корону? — Фиона расхохоталась, показав мелкие белые зубки и розовое, словно у котенка, нёбо. — Ах, знаю, знаю! Нас не манят почести и знатность, нам дела нет до высоких титулов, потому что наше положение в Священном Трибунале позволяет кушать маркизов на завтрак, а герцогов на обед. Все это я слышала уже не раз. Давайте о деле.

—О, как вы жестоки, Фиона! Вам известно, что капитан Гилфорд готов отдать жизнь за одну вашу улыбку! За один-единственный жест благосклонности!

Вид Гилберта не оставлял сомнений в его чистосердечности. Грозный капитан Стальных сутан чувствовал себя безвольной игрушкой в руках хрупкой девушки. Это была любовь с первого взгляда.

Встретив однажды Фиону в апартаментах Великого Экзекутора, Гилфорд был сражен наповал как неземной красотой девушки, так и окружавшим ее ореолом загадочности и тайны. Всегда волнующая, но вечно ускользающая Фиона пробудила в неповоротливом сердце Гилберта столь неистовое чувство, что он вскоре сделал ей предложение, обещая красавице сложить у ее ног все богатства Уайтроуза. Фиона с грустной улыбкой отказала под вполне благовидным предлогом: она все еще носила траур по отцу и братьям, денно и нощно молясь о спасении их душ.

После этого нашлись и другие поводы для отказов, которые следовали один за другим, но это только распаляло упрямого капитана. Теперь он достиг той стадии умопомрачения, когда Фионе достаточно было ткнуть пальцем, чтобы Гилфорд, не раздумывая, шагнул в бездонную пропасть.

—Что вы хотите услышать от меня, капитан? — продолжала свою беспощадную игру Фиона.

—Только одно слово — да! И я, если понадобится, разнесу по камню даже королевский дворец!

—При вашей силе и храбрости, мистер Гилфорд, я не сомневаюсь в успешном исходе этого необыкновенного предприятия. Говорят, вам по зубам даже ужасные гируды...

Капитан помрачнел и насупил брови.

—Я не раз сражался с чадами Тьмы, моя леди. Выходил из этих схваток победителем, но... Мне довелось видеть, как люди, укушенные гирудами, становятся обращенными. Что за зрелище, дорогая Фиона! Одни превращаются в подручных Круцифера за сутки, другим требуются часы, третьим — минуты. Нет ничего ужаснее обращения, и если Деве будет угодно провести меня через это страшное испытание, то гирудом я не стану ни за что. Умру человеком!

—Что за черные мысли, Гилберт? — беспечно рассмеялась Фиона. — И это накануне нашей свадьбы...

—Свадьбы? Значит, вы согласны стать моей?

—Вы, кажется, задали мне вопрос? Так получайте же ответ. Да!

Вне себя от счастья, капитан подхватил возлюбленную на руки и попытался поцеловать, но Фиона высвободилась из его медвежьих объятий и легонько шлепнула Гилфорда по губам сложенными перчатками.

—Не надо так спешить, мистер нареченный. Вы не дали мне закончить.

—Что? Что я должен сделать?! — вскричал Гилберт.

—Прежде всего, отпустить мою талию. Вот так. А теперь давайте все-таки покончим сначала с заданием Бевериджа. Мне хочется, чтобы мы расстались с Великим Экзекутором друзьями.

—Расстались с Бевериджем? — поначалу на лице Гилфорда появилось выражение недоумения, но затем оно засияло от счастья. — Да, клянусь Девой! Мне смертельно надоела служба. Разыщу своего последнего еретика и подам в отставку. Я скопил приличное состояние, а у вас есть отличный замок. К черту гирудов и черных магов! Мне больше по душе охота на медведей и кабанов!

—А я на правах невесты помогу вам с честью удалиться от дел...

Фиона встала на цыпочки, схватила Гилберта за мочку уха и, наклонив к себе, зашептала, обдав его томным запахом роз:

—Так вот, ищите своего Брюса сразу за Горбатым мостом в Квартале тысячи удовольствий. Он скрывается в доме под черепичной крышей.

Гилфорд не столько слушал слова Фионы, сколько наслаждался близостью возлюбленной. Закрыв глаза, он погрузился в сладостные грезы и пришел в себя только услышав конский топот. Фиона успела вскочить в седло и с быстротой ветра мчалась вдоль по улице. Проводив девушку полным нежности взглядом, Гилфорд вернулся к дому, в котором продолжался обыск

—Отставить! Искать нужно не здесь, — крикнул он драгунам, в одно мгновение оседлав своего Контрфорса. — За мной, растяпы!

В полном молчании кавалькада направилась в сторону Квартала тысячи удовольствий. За ними с грохотом катилась по мостовой запряженная парой лошадей клетка на колесах. Дело шло к вечеру, и Гилфорд подумал, что, если бы не приказ Бевериджа, он ни за что бы не стал затевать облаву в таком небезопасном месте на ночь глядя.

Когда драгуны на галопе прошли Горбатый мост, капитан дал команду спешиться и сам на ходу ловко соскочил с седла. Еще на подходе к реке он заметил, что все лачуги за мостом, кроме одного более-менее крепкого строения, крыты соломой.

Вслед за драгунами подъехала повозка с клеткой. Она с лязгом и скрипом остановилась неподалеку. Долговязый кучер слез с козел, присел несколько раз, чтобы размять затекшие ноги. Капитан велел ему позаботиться о своем любимце. Тот, недолго думая, привязал коня за поводья к прутьям клетки. По знаку капитана Стальные сутаны, ощетинившись алебардами, взяли указанный им дом в кольцо. Убедившись, что все готово для начала охоты, Гилфорд медленно подошел к обитой скобами крепкой дубовой двери с задвижным окошком. Потрогал висевший на ней железный молоток, но вместо того, чтобы воспользоваться им по назначению, от души размахнулся и всадил железный кулак в створку окошка, пробив ее навылет.

—Эй, хозяева, дрова нужны?! — крикнул он в образовавшийся просвет.

Дружный гогот драгун показал, что они по достоинству оценили остроумную шутку начальника. Кто-то выглянул в квадратное отверстие.

—Кого еще несет? — донесся из-за двери женский старческий голос. — Вот пожалуюсь в Священную Экзекуцию, будете знать!

—Пресветлая Дева услышала твои молитвы, милая леди. Священная Экзекуция уже здесь! Открывай немедленно! — гаркнул Гилфорд и для вящей убедительности пнул дверь сапогом.

Послышался скрежет отодвигаемых засовов. Дверь распахнулась, на пороге появилась старуха-нищенка в старом чепце с оборками. Она не успела удивиться, как пальцы в железной перчатке сомкнулись на ее цыплячьей шее.

—Где Брюс! — рыкнул капитан. — Даю тебе секунду на ответ, мерзкая ведьма.

—О, милорд! — с трудом просипела Пегги. — Знать бы мне, кто это, я бы запаслась для вас дюжиной Брюсов...

Старуха не успела закончить свою речь. Гилфорд одним рывком выдернул ее из дверного проема, не глядя, швырнул назад, на руки сержанта Ги, и первым вошел в дом. Окинул взглядом стол, глиняный подсвечник с огарком свечи, стулья, кровать, большой потухший камин, деревянные полки с расставленной на них посудой. Все предметы в комнате были покрытытолстым слоем пыли. С потолка свисали клочья паутины. Убедившись, что комната пуста, Гилберт внимательно осмотрел давно не видавший метлы пол. Он также был покрыт пылью. Однако от порога к камину вела протоптанная сапогами дорожка.

Гилфорд подошел к очагу, присел на одно колено: в камине почти не было золы и угольев. На лице капитана появилась улыбка озарения. Он потянулся к мечу, вытащил его из ножен и с размаху воткнул в заднюю стенку камина. Конец клинка вошел в нее, как нож в масло.

—Сержант! — зычно крикнул Гилфорд. — Десять человек со мной, остальные остаются в оцеплении.

Ударом ноги он выбил заднюю стенку камина и первым шагнул в открывшийся проход...

Андрей почувствовал, что в одно и то же время лежит на спине и стоит во весь рост. Полный мрак, тягучий, словно мертвая тишина. Все ясно. Никто не станет вытаскивать его из ночного кошмара, только он сам может развеять сонное наваждение. И вдруг послышался звук, напоминавший плеск волны.

Ему пришлось вытянуть руки вперед, чтобы узнать, где он находится. Впереди была пустота, откуда-то снизу и слева снова донесся еле слышный плеск. Андрей повернулся направо, вытянул руку и облегченно перевел дух: пальцы его коснулись стены. Сложенная из округлых камней, она была покрыта слизью, такой мерзкой на ощупь, что касаться ее больше не хотелось. Андрей сделал шаг вперед — нога уперлась во что-то твердое. Он нащупал ногой ступеньку. Еще шаг.Новая ступенька. Кое-что прояснилось. Он стоял на лестнице, с одной стороны была стена, с другой пустота...

Что-то костлявое коснулось его лица. Прикосновение это сопровождалось мягким и вкрадчивым шорохом крыльев. Сердце бешено заколотилось в груди от предчувствия чего-то страшного. Дожидаясь, пока оно немного успокоится, Брюсов поднялся еще на одну ступеньку. Надо куда-то идти. Новое прикосновение к лицу было более ощутимым. Андрей понял, что вокруг летают какие-то крылатые твари. Пока они его не трогают, но кто знает, что будет дальше? Надо двигаться, идти наверх.

Как только Брюсов принял это решение, темнота начала понемногу рассеиваться. Причина стала понятна, когда он взглянул на свою правую руку. Шрам в виде изогнутой зигзагом ящерицы слабо замерцал, а затем и вспыхнул желтовато-красным светом. Сквозь прозрачную кожу стали видны темные фаланги пальцев и кости ладони.

Ему удалось довольно точно определить в темноте свое местоположение, но не под силу было оценить истинные размеры пещеры, в которую он попал. Судя по ощущениям, она была бесконечной. Узкая, как парапет, каменная лестница без перил бежала вдоль рукотворной стены и терялась во мраке далеко наверху. Слева была глубокая пропасть. Андрей осторожно в нее заглянул: далеко-далеко внизу ее дно было покрыто чем-то вроде черного стекла с тонущей во мраке безупречно гладкой поверхностью, в которой отражались он сам и сверкающая, как лампа маяка, Печать Саламандры. Иногда, впрочем, эта зеркальная гладь подергивалась зыбью и шла волной, словно кто-тоневидимый ворочался и шевелился под нею в темной бездонной глубине.

Брюсов поднял Саламандру над головой: из темноты выступил покрытый сталактитами высокий, как небо, потолок пещеры, напоминавший торжественные своды готического собора. Юноша двинулся наверх, стараясь не думать о пропасти слева. Забот хватало и без нее. Вокруг беспорядочно кружили привлеченные светом огромные крыланы с собачьими головами. Они то и дело касались его лица и головы своими кожистыми крыльями. В какой-то момент их бестолковая суета и мелькание приобрели упорядоченный характер: твари с противным писком стали нападать одновременно, явно пытаясь столкнуть человека в пропасть. Андрей изловчился и схватил одну из них светящейся рукой: послышалось шипение пара, жалобный визг, и крылан обратился в песок, просыпавшийся между пальцами к ногам Андрея. После этого нападавших тварей словно ветром сдуло, они сбились в стаю и с недовольным писком умчались во тьму.

Брюсов продолжал подниматься по лестнице и вскоре заметил, что приближается к сводам пещеры. Это означало только одно — путь наверх подходит к концу. И вот совсем уже уверившись, что ему удалось выбраться из подземелья, он вдруг увидел на верхних ступенях лестницы подсвеченную сзади серебристым светом фигуру в темном плаще с накинутым капюшоном.

—Ну вот и ты. Иди же ко мне, — произнес некто, чье лицо было почти полностью скрыто капюшоном. — Смирись... Смирись... Не трать силы зря, сопротивление бесполезно. Покорись своей участи. Покорись мне... Ты мой... Мой...

Голос показался Брюсову знакомым. Неужели наверху его опять поджидал гируд! Что ж, теперь ему известно, как отпугивать эти существа. Андрей вытянул перед собой правую руку с открытой сияющей ладонью, но на этот раз гируд не отступил. Вместо этого он выставил вперед левую руку с прижатым к мизинцу большим пальцем. Печать Саламандры замигала и почти погасла. Из темноты вынырнула неестественно длинная, лишенная плоти рука, костлявые пальцы вцепились Брюсову в горло, в ноздри ударил зловонный запах смерти. Кто-то потащил его за собой прямо в стену. Она расступалась, открывая узкий проход, освещенный призрачным светом, который был везде, но исходил из ниоткуда и не давал тени. Андрей разглядел в нескольких ярдах от себя приплюснутую, безволосую голову с темными, глубокими, как две бездны, глазами, покатым лбом, провалившимся носом и безгубым ртом, из которого торчали длинные, слегка загнутые внутрь клыки.

И вдруг между ними свистнул клинок, железная хватка мгновенно ослабла. Отрубленная рука гируда упала к ногам Брюсова, а чудовище с криком озлобления растворилось в воздухе.

Вооруженная сверкающим стеклянным мечом Дева в белой, трепещущей тунике с ласковой улыбкой взглянула на Брюсова и вдруг пропала во тьме. В голове у него прозвучал тихий, нежный, как звон серебряного колокольчика, голос:

—Помоги... Найди Плат... Помоги...

—Что я должен делать? Куда мне идти?! — завопил Андрей.

Крик его был многократно подхвачен отразившимся от стен эхом. Как ни странно, этого слабого звукахватило на то, чтобы все вокруг зашаталось и посыпалось вниз. Всеобщему распаду и разрушению предшествовал треск разваливающейся кладки. За несколько секунд до этого где-то далеко внизу возник нарастающий гул землетрясения, затем произошел первый толчок. За ним последовали другие. Отрываясь от свода пещеры, посыпались, полетели в пропасть огромные сталактиты. Снизу донесся шум вздымаемых камнями волн, на лицо Андрея упали несколько теплых капель.

Он почувствовал, что лестница качается под ним, словно подвесной мост. Затем треснула и она. Часть ступеней, оставшихся позади, рухнула в бездну. Брюсов ринулся наверх. По пути ему приходились перепрыгивать через возникавшие у него на глазах провалы. Сквозь град камней и струи песка Андрей увидел над собой свет. Последний, решительный рывок, и вот оно, спасение! Свет источала полная луна, такая большая, что заслоняла собой половину усеянного звездами темно-синего неба.

Брюсову с большим трудом удалось удержаться на одиноком, едва заметном каменном уступе, торчавшем из скалы. Путь был отрезан в обе стороны, внизу зияла бездонная пропасть. Держаться было не за что. Ноги у него дрожали от перенапряжения, затем одна за другой соскользнули с выступа, и он сорвался вниз. Последовало долгое-долгое падение в кромешной темноте, и вдруг его приняла в себя вязкая, темная, липкая жидкость, она связала его по рукам и ногам, потянула на дно. Как ни пытался Брюсов вырваться, его затягивало все глубже и глубже, но тут кто-то схватил его за руку и рывком вытащил из кровавого потока. Он почувствовал под собой ровную каменную плиту, растянулся на ней. И вдруг совсем рядом раздался знакомый голос:

—Сынок...

Андрей не сразу узнал седого человека в черном камзоле, который вытащил его из красной жижи. Это был его отец! Но как только Андрей протянул к нему красные от крови ладони, тот исчез, а вместе с ним пропало и подземное море крови. Вместо этого он увидел над собой почерневшие от времени доски потолка и Тритемия, который будил его, потягивая за руку.

—Эндрю, пора вставать! — воскликнул он, радостно улыбаясь.

Брюсов сел на постели и огляделся по сторонам. Он находился в большой комнате с перекрытиями из дубовых балок. Окон в ней не было, зато имелись служившие кроватями широкие лавки и один очень длинный, грубо сколоченный стол, за которым, уписывая жаркое за обе щеки, сидел Ригглер. Обглодав очередную баранью ногу, монах бросал кость заметно подросшему тандерхаунду, который вертелся у его ног в ожидании очередной подачки. На столе среди бутылок, кружек и тарелок возвышалась голова Шакеласа. Половина стола была занята его длинными седыми волосами, которые, видимо, росли с неимоверной быстротой. Горбун ехидно улыбался и укорял Ригглера за прожорливость. Брат Билли не остался в долгу:

—Чтобы рассуждать о прожорливости, нужно для начала хотя бы иметь собственный желудок!

—Не желудок, а мозга, прощелыга! Вот что надо иметь настоящий мошенник, а монах тем более!

Тандерхаунд приветствовал Андрея радостным лаем. Пришлось потрепать его по холке.

—Эсквилина превзошла меня в искусстве врачевания, Эндрю! — воскликнул со смущенной улыбкойстарик. — Снадобье нашей рыжей феи просто творит чудеса. Вот смотри.

Тритемий прошелся по комнате, нисколько не хромая. Брюсов тоже чувствовал себя отменно. Усталость как рукой сняло, но ему страшно хотелось есть, о чем и было заявлено вслух. Когда Эсквилина принесла Андрею вилку и миску жаркого, он вскочил с постели и набросился на еду с жадностью, которой позавидовал бы сам чревоугодник Ригглер. Жаркое исчезало из миски с ужасающей быстротой. Уже сидя за столом, Андрей мысленно отметил, что Эсквилина успела переодеться, на сей раз в голубое платье с корсетом и шнуровкой, и привела свои густые рыжие волосы в порядок. Она заплела их в тяжелую, толстую косу, и Брюсову подумалось, что новая прическа ей к лицу.

—Мы решили назвать этого славного щенка Баффи, — сообщила Эсквилина, поглаживая тандерхаунда по лобастой голове. — Ты не против?

—Разумеется, нет, — ответил Андрей. — Только для щенка он стал слишком большим.

Тритемий с осуждением покачал головой, заметив, что Брюсов собирается надеть свой сильно потрепанный камзол с остатками оборванных тюремщиками галунов.

—Оставь это рубище в покое. В этом наряде нам нельзя показываться в городе. Бетти обещала найти нам другое платье.

И действительно, вскоре в комнате появился давешний матрос с охапкой одежды в руках, поверх которой лежали длинные ножны с потертой перевязью. Все это он бросил на стол, придавив голову Шакеласа, который разразился страшными проклятиями.

—Спасибо, Чарли, — кивнула матросу Эсквилина, освобождая Шакеласа из-под завала.

Матрос расплылся от удовольствия, было видно, что рыжекудрая красотка очень ему нравится. Должно быть, поэтому он раздумал уходить. Вытащил из кучи одежды синий экзекуторский плащ и кинул его Брюсову:

—Держи, это тебе в пару к твоему мечу. Заодно и ножны примерь.

Андрей поблагодарил его кивком. Кроме плаща и ножен, ему досталась полотняная рубаха с большим отложным воротником, широкими рукавами и узкими манжетами. Меч вошел в ножны, как в родные.

Старый маг облачился в серую сутану с небрежно, крупными мужскими стежками зашитыми прорехами.

—В этом наряде я похож на грозу еретиков, не хватает только алебарды, — огладив себя, сказал он и взял в руки свой магический жезл: — Пожалуй, заменю ее посохом!

Ригглеру тоже досталась серая сутана экзекутора, которую он натянул прямо на свою коричневую монашескую рясу.

—А теперь давайте обсудим, как будем выбираться из Ноулдона, — предложил Брюсов.

—Что может быть проще? — удивился Чарли. — Городской ров у Западной башни пока еще неглубокий, там днем и ночью кипит работа. Крепостные стены в лесах, достаточно одной крепкой веревки, чтобы спуститься вниз. Вот и вся недолга.

—Как добраться до стен? Вот в чем загвоздка, — возразил Тритемий. — Я уверен, что наши приметы уже разосланы по всем преториям столицы. Трибунал работает как часы.

Чарли заметил, что главное в их положении — это благополучно выбраться из города, а там ищи ветра в поле, а еще лучше — в море. Он предложил беглецам добраться до порта Глимут на берегу Цельтического моря, сесть на корабль и отправиться в заморские колонии Империи, где полным-полно неизвестных земель и островов.

—Но для этого придется пересечь все Кровавые земли, — возразил Тритемий. — Пока доберемся до моря, гируды высосут из нас все соки.

—Ничего подобного, — от души рассмеялся Чарли. — Это все байки экзекуторов. В Империи людей живет гораздо больше, чем кровососов, и никто их не трогает. Хочешь стать гирудом, становись, а нет, оставайся человеком. Хотя они работают на господ как проклятые, но и о себе не забывают. И воли там больше, чем в Уайтроузе. Болтай, что хочешь, не то что у нас — говори да оглядывайся. Полная свобода!

—Ха-ха, свобода для кровососы, — саркастически хмыкнул Шакелас. — А за убийство комар или пиявка смертный казнь для люди.

Андрею надоели язвительные замечания принца горбунов, а судьба имперских комаров его в этот момент волновала меньше всего. Он взял свой старый камзол и, несмотря на протесты, накрыл им говорящую голову. Сначала ему понравилась мысль о заморском путешествии, потому что оставаться в Уайтроузе не было никакой возможности. С другой стороны, он уже решил в душе, что должен любой ценой найти Плат Пречистой Маргариты, ведь она лично умоляла его это сделать. И он чувствовал, что для него это так же важно, как если бы его попросила об этом сама Дева Мария.

—Как вы думаете, где сейчас может находиться Плат Пречистой Маргариты? — спросил Андрей, окинув взглядом собравшуюся за столом компанию.

—Знать, да не сказать, — крикнул обиженно из-под камзола Шакелас, — спервоначалу ты просить прощений!

Не успел Шакелас договорить, как за дверью послышался грохот переворачиваемых столов, звон клинков и вопли начавшейся резни...