Часть вторая
Прозрение Эндрю Брюса

Шестеро обнаженных до пояса чернобородых горбунов расставили на столе в Смежной зале Блэккастла восемь золотых кубков, придвинули кресла и, пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к Лордам Тьмы, удалились. Когда они скрылись, в полумраке анфилады залов появился чернокожий великан с большим кувшином в руках. Он нес его бережно, как младенца. Церемонно наполнил кровью Круцифера золотые кубки и исчез так же бесшумно, как его предшественники. Эдвард Морой занял свое место за столом. Четверо лордов последовали его примеру. Нигредо, описав полукруг под высокими сводами зала, опустился на подлокотник кресла императора.

Морой, не пригубив, как и все его братья, своего бокала, обвел их тяжелым, давящим взглядом. Лорды выглядели так же, как на своих портретах, которые, впрочем, сейчас были пусты. За исключением одного: леди Фог-Смог взирала на высокое собрание с полотна в тяжелой позолоченной раме.

—Я давно не собирал вас вместе, чтобы не отрывать от дел, — сказал император, — однако сегодня Саймон принес плохую весть. Настолько плохую, что ее стоит обсудить сообща.

—Могу предположить, что королевство людей усилило свои посты на границах Империи, — пробасил Джозеф Урсус. — Так это не новость и не повод для беспокойства. Императору достаточно отдать приказ, и наша Лунная конница в мгновение ока сметет кордоны людей.

—Что до меня, войну можно начинать хоть завтра. — Лорд Харрикейн взмахнул рукой, и от этого движения по залу пронесся поток ветра, взметнувший тяжелые портьеры. — Мы будем топтать конями все, что останется от Уайтроуза после моего урагана.

—Я озаботился тем, чтобы мечи гирудов были острее человеческих, — поддержал брата Майкл Шарп. — Любая нанесенная ими рана будет смертельной. Могу заверить императора, что оружие, откованное в наших подземных кузницах, не подведет.

Джастин Флавий кивнул в знак согласия с замечаниями Урсуса, Харрикейна и Шарпа.

—Люди поклоняются белой розе, но я предпочитаю красные, цвета крови и войны, — сказал он. — Мне очень нравятся твои стихи, Эдвард: «Клинкам противна тишина! Пусть льется кровь пурпурным током и не кончается война между Закатом и Востоком...»

—Спасибо, Флавий, — с признательностью в голосе произнес император Морой, поглаживая Нигредо по голове. — Насколько я понимаю, ты тоже сторонник войны. Теперь послушаем Пилгрима и решим, стоит ли ввязываться в драку прямо сейчас.

На протяжении выступлений братьев лорд Саймон сидел с отсутствующим, если не сказать понурым, видом: он все еще находился под впечатлением встречи со Свершителем, так и не оправившись от своего поражения на Горбатом мосту. У него недостало духа вэтом признаться открыто. Помолчав, он тихо произнес:

—Свершитель явился. На этот раз ошибки быть не может, я видел Печать Саламандры на его руке. Он силен, и сила его будет расти с каждым днем. Древнее пророчество начинает сбываться.

С надменных лиц Лордов Тьмы в один миг слетело выражение самоуверенности, но император Морой ободряюще улыбнулся и заговорил приподнятым тоном:

—Каждый из нас неизмеримо сильнее Свершителя, а вместе мы справимся с любыми обстоятельствами. В наших интересах уничтожить его как можно раньше, поскольку мощь его будет расти с каждой победой и уменьшаться с каждым поражением. Так гласит пророчество отшельника Теофила. Или мы, или он. Или древняя могучая раса детей Круцифера, или простые смертные в его лице...

Морой не закончил свою речь, поскольку с портретом леди Фог-Смог начали происходить метаморфозы. Клубы тумана пришли в движение, закрыли конский круп и фигуру всадницы. Туман сгустился и водопадом потек на плиты пола тронного зала. Затем вытянулся к потолку, образовав нечто вроде столба дыма. Из него вышла дочь Круцифера в черном шелковом платье и венке из черных роз, который так был ей к лицу. Легкой поступью она приблизилась к столу, села, расправив шуршащий кринолин, на свое место и с извиняющейся улыбкой проговорила:

—Прошу простить мне опоздание, братья. Я только что из Уайтроуза. Королевство в полном нестроении, Уорвик бездействует, а людишки дрожат в ожидании нашей инвазии. Делайте выводы сами.

—Не совсем так, — с мрачным видом возразил ей Пилгрим. — Вокруг Ноулдона возводятся новые укрепления, Беверидж объявил дополнительный набор в отряды Стальных сутан. Но самое главное, Свершитель владеет духом огня. А значит, он неплохо вооружен и может действенно препятствовать нам в каждом начинании.

Это известие вызвало оживление среди гирудов. Каждому из них захотелось лично расправиться со Свершителем и стяжать лавры спасителя Империи гирудов. Поэтому они наперебой стали отговаривать императора Мороя начинать военные действия в ближайшее время.

—Надо всесторонне подготовиться, Эдвард, — подвел итоги общих настроений Пилгрим. — И потом, ты сам говорил, что бессмертие не терпит суеты, а вечность любит благостность покоя.

—Давайте послушаем, что об этом думает леди Клементина, — дипломатично произнес император.

—Не забывайте, что Дева у нас в руках, — напомнила гирудина. — Это перевешивает чашу весов в нашу пользу. Кроме того, согласно пророчеству Теофила, Свершитель может быть достаточно силен, чтобы противостоять гирудам, однако по отношению к людям он остается таким же смертным, как и сами они. Почему бы нам не использовать для уничтожения Свершителя людей, как в прошлом ангелы использовали латников Лиги Саламандры для распятия нашего творца?

Разумные доводы леди Фог-Смог произвели на императора самое благоприятное впечатление.

—Хорошо, не будем спешить, — примирительным тоном произнес он. — Пусть плод созреет и сам упадет к нашим ногам. Пока жив Свершитель, война с королевством Уайтроуз остается под вопросом. Я прошу леди Клементину заняться нашим подопечным. А теперь причастимся, братия.

Гируды встали с кубками в руках и хором произнесли свой символ веры:

—Веруем, исповедуем и учим, иже в причастии Отца нашего Круцифера обретаем вечное существование, и по завету Его творим таинство сие через устное приятие крови в воспоминание Его крестной муки, и через Него совершившегося созидания нашего во спасение Отца нашего Круцифера и всех Его эманаций, зовомых чадами Тьмы, амен...

По завершении молитвы каждый из гирудов осушил свой кубок с кровью демона-прародителя. Восьмой кубок достался Нигредо.

Увенчанный фигурой трубящего ангела позолоченный шпиц Кафедрального собора Пречистой Девы Маргариты сверкал в лучах предполуденного солнца. Мощный и величественный фасад храма с ярко выраженным вертикальным членением имел три лукообразных портала и столько же высоких, украшенных серебряными розами двустворчатых ворот. Над ними бежала галерея арок с изваяниями святых и подвижников Церкви Девы.

Согласно традиции, каждый из епископов ноулдонских старался внести свою лепту в убранство главного собора королевства. При Беверидже тимпан главного портала украсил огромный барельеф, изображавший Деву-Воительницу в рыцарских латах ипернатом шлеме, с геральдическим щитом и мечом в руке. Лицо ее оставалось таким же прекрасным, как и на других изображениях, но грозно сдвинутые брови и непреклонность черт стали свидетельством наступления тяжелых времен и возросшей угрозы со стороны Империи гирудов. В прошлом ваятели и живописцы предпочитали изображать Пречистую Маргариту в ее ипостасях проповедницы и заступницы.

Архиепископ Беверидж и капитан Гилберт Гилфорд шагали по брусчатой мостовой к паперти главного собора королевства. За ними на почтительном расстоянии следовали десять всадников в серых сутанах. Один из них вел за собой в поводу лошадь Гилфорда. Цокот копыт гулким эхом отдавался в утренней тишине.

На Великом Экзекуторе был синий плащ, лицо скрывала черная широкополая шляпа с круглым верхом. Его тонкие, унизанные перстнями пальцы нервно перебирали четки. Мысль о том, что Эндрю Брюсу и трем менее значимым сопричастникам зла удалось бежать из казематов Трибунала, приводила его в ярость.

К тому же Бевериджа неприятно поразил неожиданный для всех, а для него в особенности, конфуз капитана Гилфорда — утрата им офицерского меча. Это был подарок, на который Беверидж израсходовал целое состояние. С одной стороны, он сочувствовал Гилберту, тяжело переживавшему свое поражение, с другой — позволил вылиться накопившемуся за последние дни гневу на голову провинившегося капитана, которому, впрочем, давно покровительствовал.

Как все воины Экзекуции, капитан Гилфорд носил под своим простым синим плащом стальную кирасу и сутану из грубой материи, поскольку наряду с присягой верности Деве и ее Церкви дал клятву аскезы и послушания. К счастью, эти ограничения не распространялись на наградное оружие. И тем обиднее было капитану, что какой-то зеленый юнец переиграл его в бою и обошел по всем статьям. До сих пор, несмотря на молодость, а капитану недавно исполнилось тридцать лет, он считался одним из лучших и многообещающих офицеров королевства Уайтроуз. Побег Брюса был первым серьезным промахом в безупречной до сих пор карьере Гилфорда.

—Глупое простонародье называет моих экзекуторов Стальными сутанами! — гневно воскликнул Иеффай Беверидж. — О нет! Скорее уж соломенные сутаны, которых может обидеть даже ребенок.

Получив разнос от Великого Экзекутора, Гилфорд низко опустил перевязанную полоской белой материи голову. На подбородке у него краснел след от удара факелом, который в этот момент стал почти незаметен из-за румянца стыда, залившего лицо капитана.

—Я дам тебе свой лучший бальзам от ран, Гилберт, — проворчал Беверидж, не сбавляя шага. — А взамен желаю услышать, когда сбежавшие преступники будут водворены в свои камеры.

—Я велел закрыть все городские ворота, ваше милосердие. Изменники все еще в городе, и мы обязательно их...

—Это вопрос государственной устойчивости, Гилберт, — раздраженно перебил капитана Беверидж. — Личности, подобные Брюсу, во сто крат опаснее обыкновенных еретиков. Они не зовут к бунту открыто, не чернокнижествуют, но способны своими фантазиями и небылицами смутить слабые умы, а таковых, уверяю тебя, в Ноулдоне большинство.

—Я найду Брюса, ваше милосердие, и доставлю его к вам, даже если он сбежит в преисподнюю к самому Круциферу!

—Сомневаюсь, — мрачно вымолвил Беверидж. — Но у тебя есть возможность все исправить. Даю тебе сутки.

Уязвленный до глубины души упреками Великого Экзекутора, Гилфорд отвесил почтительно низкий поклон и двинулся через заполненную горожанами площадь к поджидавшим его всадникам на белых конях. Его душили злоба и ненависть к Эндрю Брюсу. Какой-то бедно одетый простолюдин не успел уступить капитану дороги и был сметен с его пути зубодробительным ударом кулака. Гилфорд продел ногу в стремя, тяжело взгромоздился в седло, взял лошадь в шенкеля и поднял ее с места в галоп. Гулкая площадь огласилась перезвоном подков удалявшейся кавалькады.

Проводив всадников взглядом, Беверидж, прихрамывая, направился к упавшему горожанину, который никак не мог прийти в себя после встречи с Гилфордом. Наклонился над ним и помог встать. Затем достал монету, чтобы подать ее пострадавшему, но в последний момент заметил, что держит в руке гольден Брюса, неведомо каким путем оказавшийся в его кошельке. Это обстоятельство так поразило архиепископа, что он забыл о своем благородном намерении. Машинально зажав монету в кулаке, Беверидж направился к главному входу в собор, размышляя о возможных причинах этого события. Он был весьма суеверен и везде искал закономерности, особенно там, где их не могло быть.

На паперти церкви шла бойкая торговля мощевиками, оберегами против гирудов и медальонами сизображением Плата Пречистой Маргариты. Глядя на медальоны, Беверидж почувствовал укол совести: он только что отчитал за оплошность бедного Гилберта, тогда как сам был виноват гораздо больше, чем тот.

Стараясь не привлекать к себе внимания министрантов и клириков, Беверидж пересек длинный трехнефный зал с более высоким средним нефом и подошел к украшенной геральдическими щитами исповедальне, которая изнутри выглядела, как деревянная конурка, разделенная на две половины решетчатой перегородкой. Едва он успел опуститься на узкую скамью, как в соседней половине послышался шорох шелкового платья, и за решеткой мелькнул силуэт дамы в украшенной цветами кокетливой шляпке.

—Да славится Пречистая Дева Маргарита, — произнесла она молодым и нежным голосом.

—Во веки веков, амен, — ответил Беверидж, осеняя себя знаком овала.

—Могу я узнать, что подвигло ваше милосердие принять меня в королевской исповедальне?

—Уж конечно, не для того я пригласил вас, леди Бомонт, чтобы исповедовать или отпускать несуществующие грехи, — произнес Беверидж немного насмешливым и почти отеческим тоном. — У столь юного создания, как вы, не должно быть тяжких прегрешений.

—По сравнению с Пречистой Маргаритой все мы причастники греха, — скромно потупилась дама. — Мой духовный отец учил меня, что жизнь затем и дарована людям, чтобы грешить и каяться.

—Свое отпущение грехов вы уже заслужили делами во благо Церкви. В прошлом вы не раз совершали невозможное, и мне вновь понадобились ваши ум ипроницательность. Зная ваше бескорыстие, я теряюсь в догадках, смогу ли расплатиться с вами за помощь в уловлении одного отъявленного негодяя?

—Вам надо знать, где он находится?

—Никогда не встречал никого сообразительнее вас, леди Фиона! Именно так. Его зовут Эндрю Брюс. Злодей настолько изворотлив, что сумел бежать из Трибунала Священной Экзекуции. Для нас это не просто оскорбление, это позор, который может быть смыт лишь...

—Кровью еретика, — подхватила дама. — Нижайшая просьба даже не вспоминать об оплате. Для меня нет награды выше, чем ваша благосклонность. Вы знаете, что я служу Священной Экзекуции не из корыстных побуждений, а по воле сердца. Прошу сообщить особые приметы преступника.

—Достаточно одной: у него на правой ладони шрам от ожога в виде зигзага.

—Я дам вам знать, как только появятся новости, через нашего друга Гилфорда. Благословите меня, ваше милосердие.

Беверидж очертил через решетку голову дамы овалом Девы, для чего ему пришлось переложить гольден из правой руки в левую. Оказалось, что он так и сидел с зажатой в ладони монетой. Раздался шорох шелкового кринолина, и противоположная половина исповедальни опустела. Об ушедшей даме напоминало лишь едва различимое благоухание, витавшее в воздухе. Духи леди Фионы были так же необычны, как сама она. Иеффай Беверидж никак не мог понять, что именно они ему напоминают. Это была странная, пробуждающая смутные воспоминания смесь запаха осенних листьев и увядающих роз.

Великий Экзекутор ничуть не кривил душой, когда говорил, что виконтесса Бомонт доказала свою преданность Церкви Девы. Она появилась в поле зрения Священной Экзекуции два года назад, когда прислала донос на отца и братьев, обвиняя их в занятиях черной магией и связях с чадами Тьмы. В практике Бевериджа не так уж часто случались доносы на самых близких родственников, поэтому он всерьез заинтересовался Фионой Бомонт.

Выяснилось, что знатный, но обедневший род, к которому принадлежала юная правдоискательница, пришел в упадок из-за того, что земли Бомонтов граничили с Империей гирудов. Крестьяне, измученные постоянным ожиданием напастей, один за другим убегали в поисках спокойной жизни в более отдаленные от границы местности. Некому стало сеять, пахать, пасти скот и даже защищать замок. В итоге старый виконт де Бомонт оказался разорен окончательно и бесповоротно.

Молодая леди Бомонт утверждала, что ее отец и брат постановили любой ценой вернуть свои богатства и поэтому призвали на помощь силы Тьмы. Она поведала о черных мессах, проходивших в подвалах обветшавшего замка, о еретических обрядах, в которых ее принуждали участвовать ближайшие родственники, об убитых с ритуальными целями крестьянских младенцах и других еще более страшных и мерзких деяниях.

Благодаря допросам с пристрастием и неопровержимым вещественным доказательствам, предоставленным Фионой Бомонт, вероотступники во всем признались, были полностью изобличены и преданы сожжению на костре. Их единственная наследницаотказалась от символического вознаграждения, однако испросила у Бевериджа разрешения лично присутствовать на закрытом аутодафе. Сначала Великий Экзекутор удивился столь странному желанию, потом сочувственно покачал головой. Нанесенные отщепенцами душевные раны, по его мнению, не лучшим образом отразились на психическом здоровье леди Бомонт. Однако во всем остальном она казалась воплощением молодости и радости жизни.

С тех пор леди Фиона неоднократно помогала Великому Экзекутору в особо трудных случаях и расследованиях по делам наиболее опасных еретиков. Обычно она появлялась по первому зову Бевериджа и, выполнив поручение, возвращалась в родовой замок Бомонт, где жила в полном одиночестве. Великий Экзекутор высоко ценил виконтессу за особый дар проницательности, но был с ней настороже, поскольку не всегда мог объяснить себе мотивы ее поступков, а также способы, с помощью которых она добивалась столь поразительных результатов.

Иеффай чувствовал, что не в состоянии держать таинственную красавицу на коротком поводке, как, например, Фарнама или даже короля Уорвика. Это обстоятельство вызывало у властного, привыкшего управлять людьми Великого Экзекутора смутное беспокойство. Но, поскольку пользы Фиона приносила значительно больше, чем неясных тревог, Беверидж со временем, скрепя сердце, признал за своей помощницей право на суверенитет, что случалось с ним чрезвычайно редко.

Великий Экзекутор покинул исповедальню, а затем и собор, незаметно выйдя из него через небольшую дверь в боковой стене. В свое время позади храма подего руководством был разбит замечательный розарий с несколькими тысячами кустов шиповника и роз. Он был огорожен и разделен на участки с помощью стриженой изгороди из колючего кустарника, отчего стал похож на сложенный из свастик зеленый лабиринт. Внутри полученных таким путем скверов были устроены красивые цветники, доступ к которым обеспечивался дорожками из красного камня. Поскольку живая изгородь была намного выше человеческого роста, увидеть, не будучи внутри, что происходит в каждом из уголков розария, не представлялось возможным.

Мощенная тем же камнем площадка в центре розария имела форму овала, который считался в Уайтроузе священным, поскольку именно в овал было вписано изображение Девы на Плате Пречистой Маргариты. Здесь журчали струи небольшого каменного фонтана, оформленного в виде бутона белой розы. Вокруг фонтана стояли массивные мраморные скамьи, напоминавшие вздыбленную морскую волну. Беверидж особенно любил отдыхать на одной из них, стоявшей в тени стриженного в виде квадрата куста барбариса.

В остальное время, бродя по розарию, он любовался цветами, беседовал с садовниками, интересовался, как продвигаются работы по выведению новых сортов белых роз. Казалось, что в эти минуты безжалостного борца с ересью ничто не интересует, кроме выбора участков для посадки, правильного рыхления почвы и своевременной поливки ростков и побегов.

Сделав несколько шагов по главной аллее, Великий Экзекутор замер. Лицо его медленно побагровело от ярости, а губы беззвучно зашевелились в перечне самых страшных ругательств, которые были ему известны. Его любимые розы, посаженные по обеим сторонам главной дорожки розария, бессильно склонили свои нежные головки! Их белые лепестки пожелтели и осыпались! На крик Бевериджа прибежал младший садовник. Увидев, что случилось, он едва не лишился чувств от страха.

—Что это значит, Джонсон? — гневно вопросил Великий Экзекутор, показывая рукой на погибшие цветы.

—Клянусь, ваше милосердие, всего полчаса назад эти бутоны выглядели превосходно, — пролепетал садовник с видом полного недоумения. — Я не знаю, что случилось...

—Где Гейтенби? Подать его сюда, живо!

Джонсон бросился выполнять приказ и уже черезнесколько минут вернулся, дрожа от страха:

—Ваше милосердие...

—Что еще? На тебе лица нет.

—Мистер Гейтенби... Главный садовник мертв!

Великий Экзекутор велел проводить себя к телусвоего любимца. Некоторое время они кружили по зеленому лабиринту коридоров и поворотов, пока не вышли к цветнику, где вокруг распростертого на траве тела уже собралась почти вся обслуга розария. Бевериджу бросились в глаза широко раскинутые ноги садовника в грубых башмаках со шнуровкой. При виде Великого Экзекутора люди испуганно расступились. Он склонился над Гейтенби: это был крепкий на вид черноволосый детина лет сорока в черных бриджах, суконных чулках и полотняной рубахе с отложным воротником.

—Никаких видимых повреждений, ваше милосердие, — тихо-тихо произнес Джонсон. — Причина смерти неизвестна...

Беверидж окинул его презрительно снисходительным взглядом, откинул ворот рубахи и чуть ли не пальцем ткнул в яремную жилу покойного: на белой как мел шее мертвеца краснели две ранки.

—Причина неизвестна, мистер Джонсон? А это как прикажете понимать? Вызвать немедленно Стальных сутан с тандерхаундами! Обыскать розарий, перевернуть все вверх дном! О результатах доложить мне немедленно!

Садовники бросились врассыпную, все, кроме Джонсона, которому Великий Экзекутор жестом велел остаться и сторожить тело до появления сыскной команды.

—О, Дева, спаси и сохрани! — воскликнул Беверидж, осеняя себя овалом. — Гируды уже здесь! Немыслимое дело!

Великий Экзекутор топнул в сердцах ногой и ушел, прихрамывая сильнее обычного.