Такое путешествие мне надоело уже на следующий день. Очень неудобно двигаться в цепях на связке с другими рабами. И план побега готов. Замок, соединяющий наручные кандалы и цепь так, одно название. Тут и без магии можно его взломать, но вот от кандалов без магии уже не избавиться, да и потом удирать тяжко будет. Так что план был прост: ночью снимаю маскировку, усыпляю всех… ну на всех меня не хватит, но тех, кто будет находиться рядом вполне. В общем, усыпляю всех, кто рядом, избавляюсь от цепей и в лес, мы как раз недалеко от него идем. Повожу немного преследователей по нему, а там у подходящего места обрывок одежды, кровь, река, унесшее тело, а отсутствие сигнала от печати докажет всем, что беглый раб трагически погиб при попытке переправиться на ту сторону. Все просто. Почему же я уже третий день все еще шагаю в этом чертовом караване, бренча кандалами, которые до ужаса раздражают меня и натирают кожу? Но если уж иду, можно было бы снять маскировку и набросить на себя иллюзию, в караване нет магов, в этом я убедилась. Так и хотела сделать, но в первый же день мимо нас пронесся маг на коне, почему-то внимательно оглядывая рабов и мало обращая внимания на надсмотрщиков. Рабы под этим взглядом сжимались, кто-то в обморок упал даже, потом откачивали. Нас еще раньше заставили опуститься на колени, и когда маг проезжал мимо, мы все должны были опуститься на землю. Когда маг проехал, я все-таки умудрилась посмотреть ему вслед. Дом Тельм. Уж не по мою ли душу? Точнее по душу того, кто убил их магов на дороге. Ну-ну, пусть ищут. Полагаю, в рабском караване искать убийцу никто не будет, тем более среди рабов. Но эта встреча заставила меня передумать снимать маскировку. Так что пришлось терпеть неудобства путешествия в человеческом облике.

За эти дни видела, наверное, больше человеческой подлости, чем за всю свою прошлую жизнь. Маги? Маги это уже не люди, к ним так трудно относиться, а здесь? Скованные рабы, ворующие у соседа еду, лишь бы выжить самому, доносы на попытку побега, в результате которого было до смерти запорото два человека. Караван специально остановили и заставили нас всех смотреть на это. В назидании, так сказать. Очень боялась, что попробуют пристать и к нам, но нет. Во-первых, нашу группу детей держали подальше от остальных, а во-вторых, обратила внимания, что за мной специально приглядывает один из охранников. Видно, Джос ожидал от меня каких-либо пакостей, вряд ли он впечатлился моей отвагой при разговоре с ним, а вот нахальство оценил. Так что мог предположить попытку побега с моей стороны.

Этот охранник помешать мне никак не мог, так что я не обращала на него внимания, даже благодарна была за то, что избавил от многих проблем — видела, какие жадные взгляды бросает на раздаваемую нам еду тот парень, который предлагал мне поделить долю Паука на двоих. Своего соседа он буквально затерроризировал, причем делал все исподтишка, когда думал, что никто не видит. Вот кусок мяса украдет, вот подножку на ходу подставит, а потом смотрит, как надсмотрщик плеткой заставляет бедного парня подняться и идти дальше. На вторую ночь не выдержала, сняла маскировку и набросила иллюзию, усыпила всех поблизости (заодно потренировалась в заклинании), кроме этого подонка, подползла к нему и ухватила за горло, сдавив так, что тот дышать не мог.

— А теперь слушай сюда, подонок, — прошипела я ему прямо в лицо, глядя в расширенные от ужаса глаза. Чуть отпустила, давая возможность вздохнуть, а потом снова сжала шею. Парень дергался, всеми силами пытаясь оторвать мою руку от собственного горла, но не ему тягаться с силой мага. — Слушай и запоминай! — я его хорошенько встряхнула, его рыпанья мне уже надоели. — Если я еще раз увижу, как ты пытаешься воровать чью-то еду или подставляешь кого-то, следующую ночь ты не переживешь. Ты понял меня?

Этот трус отчаянно замотал головой. Кажется, он даже обмочился. Я такая страшная? С отвращение швырнула его в сторону и едва не полетела следом за ним. Блин! Забыла, что мы на одной цепи. Возникло стойкое желание избавиться от кандалов и свалить отсюда. С трудом переборола и вернулась на место. Рассеяла заклинание сна, а потом вернула маскировку на место.

И почему я терплю все это? Покосилась на Паука. Да вот из-за него и терплю. За прошедшие дни он более-менее ожил, даже улыбаться начал, но уйди я и он умрет. Пока только я одна удерживаю его от отчаяния, заставляя жить и бороться. Ну не могу я его так просто бросить. Не могу и все. Привыкла уже к нему. Да и многие рабы не такие уж и плохие. Видела подонков, но видела и других. Те, кто проходя мимо нас, совал мне в руку лишний кусочек хлеба, полагая, что мне, самому маленькому тут, он нужнее. Тот раб, что обернул кольца кандалов на ногах. Видела, как некоторые помогали другим. Подлость и доблесть. Наверное, только в таких вот отчаянных ситуациях лучше всего видно кто есть кто. Никогда в спокойной обстановке так четко и ясно не увидеть сущность другого человека. И я наблюдала… и запоминала. И чем больше наблюдала, тем меньше мне нравились люди. Тех, кто помогал другим — единицы. А вот подставить другого, если это сулило им хоть малейшую выгода, даже если это лишний кусочек хлеба за обедом, готовы были почти все. Это были рабы. Рабы уже давно, несмотря на то, что клеймо у многих появилось только недавно.

Но чему я удивляюсь? Люди ведь уже несколько тысячелетий находятся чуть ли не на положении рабов у магов. Сейчас это просто стало более зримо, вот и все. Можно ли их осуждать? Они с рождения привыкли подчиняться и лебезить перед тем, у кого сила. Точнее не так, у кого СИЛА. У надсмотрщиков тоже сила, пусть не такая пугающая и грозная, но сила, значит лебезить нужно и перед ними. А уж перед тем, кто командует этими надсмотрщиками… Противно.

— Ты о чем задумался? — пихнул меня Паук. Ну да, уже целых десять минут мы с ним не говорили.

— Да так. Смотрю. Видишь вон того высокого и крепкого блондина? Впереди через группу.

Паук присмотрелся.

— Да, ну и что?

— Он только что отобрал рубашку у соседа и сейчас рвет ее на полосы, хочет привязать цепь на ногах к поясу. Я гляжу, так некоторые делают.

— Ага. — Паук с грустью поглядел на свою рубашку, где дыр было больше, чем ткани. — Я бы тоже так сделал.

— Отобрал у кого-нибудь?

— Да нет, — уж что-что, но мое отношение к таким типам он уже понял. — Подвязал бы. Слушай! У тебя рубашка почти целая, только рукавов нет и швы распороты!

Ну да, когда мои монеты оттуда доставали.

— И что? — подозрительно покосилась я на него.

— Если мы ее распорем, то как раз на двоих хватит! Мы же не очень высокие, значит, одной рубашки хватит. Если цепь привязать к поясу, то кандалы не будут бить по ногам и идти сразу станет легче.

— И не думай! — я как клещ вцепилась в рубашку, словно ее у меня уже пытаются отобрать.

Маскировка маскировкой, но я все равно девочка! Пусть все видят только то, что показывает она, но… Вот видела в одной передаче еще дома, как на улице поставили стеклянный туалет: изнутри видно все, а снаружи зеркальные стенки. Никто не рискнул там делать свои дела. Знали, что их не видят, но все равно. Вот так же и я. Блин, да для меня даже в туалет сходить — мучение, все тайком стараюсь. Паук заметил и даже обсмеял, типа, как барышня стесняюсь. Чуть не прибила. Заставила отвернуться и спиной закрыть меня от других. А тут еще рубашку отнять норовят.

— Послушай…

— Ты снимешь ее только с моего трупа! Разговор закончен!

— Но…

— Это память, — тут же сочинила я на ходу. Паук подозрительно покосился на меня, сообразил, что вру, но спорить больше не стал. Знал уже, что если я упрусь, то сдвинуть с места меня можно только тягловой лошадью и то не факт. — И кожа у меня нежная, солнца не переносит. И вообще, отстань.

Идущий впереди парень испуганно обернулся на нас. После той ночи он притих и старался быть незаметным. Сейчас, видно, испугался, что мы потребуем его рубашку. Поскольку на него никто не обратил внимания, поспешно отвернулся. Наверное, и зашагал бы быстрее, если бы мог. Так и хочется дать ему пинка, жаль не получится. Этот тип вызывал у меня такое отвращение, что плеваться хотелось.

— Никак не пойму, что ты на него взъелся? — заметив мою гримасу, спросил Паук.

— Терпеть не могу таких. Исподтишка гадит, а в открытую сделать что-либо боится.

Эх, знала бы тогда насколько я права, прибила бы ближайшей ночью. Или наоборот… как бы то ни было, но его поступок, как ни странно, очень мне помог. Но по порядку…

Караван продвигался по дороге, с остановками, неторопливо. И изматывающе. Изматывало не столько движение и даже не цепи на ногах, а осознание обреченности, исходящее от людей. Я могла воспринимать все происходящее как забавное приключение, пусть и приносящее определенное неудобство, но для остальных это было всерьез. Они не могли, как я, сбежать в любой момент. Да даже вот прямо сейчас. Пять минут на снятие маскировки и на дороге останутся одни трупы. Да и беседа с Пауком помогала отвлечься. На пятый день путешествия он уже практически ожил и почти напоминал себя прежнего. Можно было бы и оставить этот караван, но… просто не могла. Я ведь обещала ему, что он не останется рабом. Надо думать, как и его вытащить и самой не подставиться. А вот с этим планом были проблемы.

Так что теперь я присматривалась к рабам, выбирая тех, кто мог бы мне помочь. Кое-кого уже нашла, кто не смирился со своим положением.

На шестой день подошли к реке. Нас отвели на берег и заставили сесть прямо там, недалеко от подлеска, где расположилась охрана. А что, там удобно, тенек, опять же. Кораблей не было. Я привстала, пытаясь разглядеть их, но не смогла.

— Да нет их еще, — дернул меня за руку Паук. — Ты так прыгаешь, будто тебе не терпится попасть на корабль.

Тут он прав. Родился у меня один планчик, и он был связан с кораблем. Потому и не терпелось.

— А когда они придут?

— Да откуда я знаю? Может завтра, может через три дня.

И тут прямо ко мне направились двое охранников, дежуривших у рабов. Не успела я ничего понять, как меня подхватили за руку и довольно болезненно сжали. Я даже вскрикнула. Второй охранник сноровисто похлопал меня по ногам, довольно оскалился и вытащил из штанины гвоздь. Откуда он тут взялся?

И тут… Я резко повернула голову к тому типу, с кем общалась ночью. Так и есть, успела разглядеть его торжествующую ухмылку. И ведь, сволочь, успел и гвоздь мне подбросить и доложить об этом.

— Значит, бежать собрались?

— Я собрался, — поправил я. Не знаю, чем мне это грозит, но втягивать Паука не хочу. Если придется действовать по жесткому варианту, он точно пострадает.

— Даже и не отрицаешь, — охранник был удивлен.

— Так ведь все равно попался.

— Это хорошо, что ты такое покладистый. Джос особо велел за тобой присматривать, он умеет разбираться в людях.

Я покосилась на Паука. Тот сидел растерянный и только глазами хлопал. Я моргнула ему, а потом тихонько кивнула на парня, что шел в связке с нами впереди. Кажется, Паук понял в чем дело, он нехорошо прищурился и глянул в сторону того парня.

— Ничего не предпринимай, — проговорила я одними губами. Паук как-то обмолвился, что умеет читать по губам. — Жди.

Он нахмурился, но все же кивнул. Я кивнула в ответ.

Тем временем меня уже отстегнули от цепи и, подталкивая древками копий, повели в сторону подлеска, где расположилась отдыхающая смена стражников и начальство. Подвели к просторному шатру и заставили остановиться, солдат с гвоздем шагнул внутрь. Пробыл он там минуты две, а потом оттуда вышел уже с Джосом. Тот, кажется, был даже доволен.

— Так и знал, что ты выкинешь что-то подобное, — он осмотрел гвоздь, который отдал ему солдат. — Ты не такой, как остальные. Ты понимаешь, чем это тебе грозит?

— Запорете до смерти? — Я вскинула голову.

— О, нет. Для тебя это было бы избавлением. Я не прав? Смерть для тебя не наказание, а награда. Я бы тебя даже простил, ибо рабство для тебя уже наказание и хуже этого ничего быть не может, но не могу, другие не поймут. Но я рад, что ты оправдал мои ожидания. Я уж начал было подозревать, что ты действительно задумал что-то нехорошее. А это… — Он подкинул гвоздь. — Куда бы ты бежал?

— А может я и не хотел бежать? Уж кого-нибудь ткнуть успел бы.

— А вот это может быть, — легко согласился Джос. Кажется, даже не удивился. — Хорошо, что не успел, иначе мне пришлось бы тебя казнить. А так я хочу сделать тебе предложение.

Предложение? Видно удивление было настолько явным, что Джос хмыкнул.

— Да. Как ты смотришь на то, чтобы присоединиться ко мне? Ты не похож на этих скотов.

— То есть, вы предлагаете мне стать охотником? — спросила я, когда более-менее пришла в себя от удивления.

— Да. Поверь, я не многим делаю такие предложения.

— И, наверное, никто еще не отказывался?

— Никто.

— О! Как, однако, приятно, быть хоть в чем-то первым.

Вот тут уже Джос удивился. Даже солдаты уставились на меня.

— То есть, ты отказываешься? — после небольшой паузы поинтересовался Джос.

— Верно. — Я подняла скованные руки. — Лучше вот это, чем быть такими, как вы. Вы хуже магов. Те над своими не издеваются, а вы, человек, обращаетесь с людьми хуже магов.

— Я не повторяю предложений…

— Это все равно ничего не изменит.

— Мда, парень, ты заставил меня уважать себя. Но ты сдохнешь рабом. Ты это понимаешь?

— Цепи не делают меня рабом. Я уверен, что умру свободным.

— Что ж, посмотрим, как ты запоешь завтра. — Джос кивнул солдатам.

Один из них тут же подошел ко мне сзади, быстро вставил мне в рот палку с привязанными к её концам ремешками, которые он туго завязал у меня на затылке. Я даже пискнуть не успела. А второй в этот момент привязывал к середине цепи на руках откуда-то раздобытую веревку. Закончив с этим, они подвели меня к дереву и перекинули второй конец веревки через ветку, подтянули, заставляя меня вытянуться и встать на цыпочки. Убедившись, что я только и могу, что достать до земли самыми кончиками пальцев ног, солдат привязал веревку к стволу и отошел. Я тихонько застонала, пытаясь устроиться поудобнее. Рядом остановился Джос и поднял мою голову за подбородок, заставляя взглянуть на него.

— Ты не умрешь, — пообещал он мне. — Но я заставлю тебя пожалеть о своем отказе. А теперь до завтра. Подумай над своим поведением и запомни: теперь ты раб.

Ответить я не могла, а вот мотнуть головой вполне, что и сделала. Жаль не могу сказать ему все, что хочу. Много нового о себе узнал бы. Сейчас же он только хмыкнул и похлопал по щеке.

— Отдыхай, раб.

Я убью тебя, обещаю. Я смотрела в спину Джосу до тех пор, пока она не скрылся в палатке, а потом снова опустила голову. Больно. Но к боли я давно привыкла. Надо решать что делать. Можно снять маскировку и разнести тут все, но тогда я не выручу Паука. Уходить придется без него или хуже того… об этом хуже думать не хотелось.

Немного подергалась и постаралась вытянуться побольше, чтобы снять нагрузку с рук. Немного лучше, но долго так не простою. Но хоть что-то.

Через пять минут желание избавиться от этой ноющей боли в руках, в спине, в ногах стало невыносимым. Но тогда я предам Паука, предам человека, который мне верит. Человек я или чудовище? Как же легко быть чудовищем. Забудь обо всех, живи только для себя. Это же так просто. И так легко. Блин, даже губу прокусить нельзя. Быть человеком? Насмотрелась на них за время пути. Взять хотя бы того, кто меня подставил. Тоже ведь человек. Хотя какой он человек, так, скулик. Можно стать чудовищем, можно стать таким вот скуликом и забиться в нору. А как стать человеком? Что для этого нужно? Папа, ну помоги же мне! Я не знаю, что решить! Что мне делать, подскажи, ну пожалуйста! Мне уже надоело постоянно терпеть эту боль! Сколько же можно? Я уже через столько прошла и все равно приходится что-то решать и терпеть новую боль.

Слезы сами потекли из глаз, а отчаяние уже почти готово было поглотить меня.

— Смотри-ка, а наш несгибаемый заморыш плачет никак? — раздался рядом насмешливый голос одного из солдат, который привел меня сюда.

Я чуть приподняла голову и скосила глаза. Он думает, я плачу от боли? Рядом посмеивался еще один. Кем бы я ни стану в будущем, но точно не хочу быть такой, как эти. Как представила себя на их месте, стоящей рядом с наказанным рабом и смеющейся над чьей-то глупой шуткой по его поводу… Меня передернуло. Мерзость. Мерзость — мерзость — мерзость. Никогда и ни за что. Отвернулась. Что ж, это мое решение и как бы больно и трудно не было, больше я не усомнюсь. Иначе если… нет, не если, а когда… когда вернусь домой, то не смогу взглянуть в глаза маме и папе. А они должны мной гордиться. Только так. Я человек! Не скулик, не маг, не чудовище.

Закрыла глаза. Магия может мне и недоступна, но вот вогнать себя в легкий транс можно попытаться. Хоть немного, но боль это снимет и поможет отрешиться. Можно еще подумать над тем, что я сделаю с типом, который меня подставил, это тоже помогает.

Сняли меня с дерева только на следующий день ближе к обеду. Самостоятельно я не то что передвигаться, стоять не могла. Двое солдат отволокли меня к берегу и снова пристегнули к общей цепи. Надо было видеть глаза подонка, когда я вернулась. Он-то надеялся, что уже не увидит меня больше. Кажется, он понял, что ничем хорошим для него это не закончится и заскулил что-то там, попытался о чем-то попросить стражников, но те дали ему пару пинков и ушли.

Рядом присел Паук, положил мою голову себе на колени и слегка погладил.

— Наконец-то теперь ты, как старший, заботишься обо мне, — слабо улыбнулась я. Губы все еще плохо слушались и говорила я с трудом. Паук не удержался и улыбнулся в ответ.

— Как всегда полон оптимизма, Ларс. Что они с тобой сделали?

— А что они могли со мной сделать за попытку побега? Похвалили и пообещали бочку варенья и корзину печенья. Извини, трудно говорить и все тело болит. Отдохну немного, а ты присмотри за тем типом, — я кивнула. — Это он сунул мне гвоздь и рассказал о якобы попытке побега.

— Ах… — я успела ухватить Паука за руку.

— Потом. Не сейчас. Еще будет время. Пожалуйста, поверь мне. Просто присмотри, чтобы больше ничего не натворил.

— Я его все равно убью!

— Я помогу, но потом. Пожалуйста, поверь.

Видно я была убедительна. Паук успокоился и вернулся на место. Я снова устроила голову у него на коленях. Хорошо. Удобно. Почти как дома. Я нащупала его руку и крепко сжала. Жаль, что он не знает, что я девочка. С этой мыслью и уснула.

Пришла в себя я на удивление быстро. Будь я обычным человеком, точно провалялась бы сутки, а так уже через два часа была в норме. Все-таки в магии есть и хорошее. Потом некоторое время лежала, пытаясь понять, почему я такая дура. Зачем мне надо было все это терпеть, если была возможность бежать? И даже Паука можно было оставить живым, а потом подкорректировать ему память. Кто для меня все эти рабы, многих их которых я откровенно презирала за их двурушничество, пресмыкательство, не упускающие ни единого шанса пнуть ближнего своего. Многие из них погибли бы, но не поделом ли? Чего я так стараюсь сохранить им жизнь? Возможно, я все-таки действительно больше человек, чем сама о себе думаю, если стараюсь избежать таких крайностей и готова ради этого терпеть боль.

Но все это уже не имеет значение. Решение принято и отступить от него я уже не могу. Я пообещала, что больше не буду сомневаться, а значит и думать об этом не имеет смысла.

Зато следующее время до вечера доставили мне неизгладимое удовольствие. Паук, глядя на мою пантомиму, хохотал до слез, даже стражники похмыкивали, совершенно не вмешиваясь ни во что. Какая пантомима? Ну не собиралась же я прощать подонка, подставившего меня, вот для него и устроила концерт.

Мое общество явно заставляло его нервничать, и он вздрагивал всякий раз, когда звякали мои цепи, стоило мне шевельнуться. Он втягивал голову в плечи, оборачивался. Я, замечая его взгляды, многообещающе хмыкала, плотоядно улыбалась и, словно ненароком, чиркала себя по горлу ребром ладони. Подлец краснел, бледнел, но не смел отвернуться, пока я смотрела ему в глаза. Казалось бы, вот урок, сиди и бойся, но он опять не выдерживал и оборачивался на шум. Вот что страх с человеком… простите с кем? С каким человеком? Ладно, поправка, вот что страх с подлецом делает. На воображение я не жаловалась, а потому в следующий раз демонстрировала как душу его, потом как отрываю руки и ноги, потом… ну мало ли что придумает больная женская фантазия, если женщину разозлить? Оторвалась по полной, доведя парня к вечеру до нервного срыва.

Забыв про кандалы и цепи, он с воплем рванулся к реке, дернул нас всех, упал, а подбежавшим стражникам начал целовать ноги, ползая перед ними и крича:

— Заберите меня, пожалуйста, умоляю! Он убьет меня! Убьет! Я не переживу эту ночь, прошу вас, умоляю! — Вопил он, не обращая внимания на сыпавшиеся на него тумаки. Еле успокоили, теперь лежал и только поскуливал.

— Ты хочешь его убить? — со смешком повернулся ко мне стражник.

— Я? — искренне удивилась я. — Эй, парень, ты совсем спятил? Разве мне есть за что тебя убивать? Ты, разве сделал мне что-нибудь плохого? Я убиваю только тех, кто мне сильно насолит.

В ответ тот заскулил сильнее. Бесплатное представление явно доставляло стражникам истинное наслаждение, потому они даже не сделали попытки перевести бедолагу на другую связку. Дали пару тумаков на прощание и отошли, оставив его лежать, тот только голову прикрыл руками и тихонько поскуливал.

— Ну ты даешь, Ларс, — протянул Паук. — Я тобой просто восхищаюсь.

А я себе противна, но в этом мире уже давно поняла, что прощать подлости нельзя. Никто этого не поймет и не оценит. Убивать я этого подонка не собиралась, просто противно было, но это не значит, что он должен уйти безнаказанным. Так что я довольно громко принялась рассуждать о том, какие темные тут ночи, что можно подойти к реке и утопить любого, или сломать ногу, что будет интереснее — та же смерть, но намного медленнее.

Теперь парень всеми силами пытался заткнуть уши. Во дает. Я махнула рукой и отвернулась. Сейчас эта игра уже не доставляла мне того удовольствия, что раньше. Одернула и Паука, когда тот попытался продолжить издевательства.

— Ты собираешься его простить? — удивился он.

— Посмотри на него. Тебе и правда нравится издеваться над таким ничтожеством? Чем, в таком случае, ты лучше него? Можно драться с сильным, а с этим… об это можно только ноги вытереть, но стоит ли этим хвастаться?

— Все-таки я тебя не понимаю порой, Ларс. Явно презираешь многих из этих рабов, но все же ругаешь тех, кто забирает у таких еду и одежду и сам ничего не хочешь у них взять. — Паук с явным сожалением покосился на рубашку нашего подлеца.

— Если я это сделаю, то стану ничем не лучше этих подлецов. Я не делаю это не потому, что их жалею, а потому что сам не хочу опуститься до их уровня. Мой папа говорил, что хорошие поступки мы совершаем не для кого-то, не для того, чтобы нас хвалили, а для себя. Живи так, чтобы тебе не было стыдно за свою жизнь. А я точно знаю, что начни я отнимать еду и одежду даже у таких, как этот тип, то никогда не смогу потом посмотреть в глаза маме или папе.

Паук задумался. Кажется, для него такие рассуждения были внове.

— Ты же говорил, что твои родители умерли.

— Я такого не говорил. Меня забрали у них маги, но они где-то живут, только я пока не знаю, как вернуться домой.

Корабли прибыли на следующее утро. Да какие корабли, обычные баржи с одной мачтой и прямым парусом. Все что они могли — это плыть по течению. Хотя палуба на них была. Точнее трюм для рабов. Тесный, вонючий и до крайности неудобный. Экипаж и солдаты жили на верхней палубе, там же и спали, а нас всех загнали внутрь, пристегнули ножные кандалы к цепям, протянутым по всему трюму, и ушли. Только один солдат остался за решетчатой дверью, которая отгораживала наш трюм от входа на палубу. Расположился там на скамейке, положил рядом меч, копье и задремал.

Я оказалась почти в самом конце трюма у борта, а Паука отвели в другую сторону. Тот было дернулся ко мне, но получив пинок, успокоился и понуро побрел куда указали. Но я, откровенно говоря, была даже рада. Твердо решив, что эта ночь будет последней, когда я еще нахожусь в статусе раба, мне не нужны были разные отвлекающие факторы, а Паук наверняка принялся бы снова болтать и прошло бы слишком много времени, пока он успокоился бы и уснул, дав мне возможность сосредоточиться и избавиться от маскировки.

В трюме было душно, не понимаю, как тут вообще можно выдержать несколько дней, всего ведь и надо что проделать несколько отверстий в палубе, но, похоже, удобства рабов мало кого волновали. Ладно, до вечера потерплю. Успокоившись, я отрешилась от внешнего мира, прислонилась спиной к борту и принялась снимать маскировку. Покончив с этим, тут же накинула на себя иллюзию. Сразу стало легче. Воспользовавшись амулетом (а что, рубашку-то у меня не отняли), я поставила внутри трюма защитный купол. Теперь снаружи ни один маг не заметит, что внутри трюма кто-то магичит. Вообще такая защита рекомендовалась во всех учебниках магии как обязательная, если планируется колдовство в закрытом пространстве. Например, таком, как трюм. Заклинания не всегда срабатывали так, как ожидается даже у опытных магов, что уж говорить о новичках. А эта защита не только маскирует волшбу, но и защищает от последствий ошибок. В моем случае, правда, на первом месте была все-таки маскировка, потом уже защита, но одно другому не мешает.

Спрятавшись за этой защитой, я развернулась вовсю. Поставила вокруг себя барьер, защитивший меня от запахов, проложила магический канал от входа до себя с потоком свежего воздуха, очистилась от грязи. Я готова терпеть и боль и неудобства, если это необходимо, но никакого удовольствия мне это не доставляет, а потому, если есть возможность всего этого избежать, почему бы не воспользоваться? Так что едва подвернулась возможность, а моя паранойя не стала вопить о нарушении безопасности, я сразу позаботилась о собственном удобстве. После этого, с чувством выполненного долга, устроилась поудобнее и принялась ждать ночи.

Баржа ощутимо дернулась, отчаливая от берега. Я приложила руку к борту, закрыла глаза, силовая структура заклинания, ток энергии и вот я уже смотрю кораблем. Как это происходит не спрашивайте. Просто корабль стал как бы частью меня. Я ощущала каждую его досточку, каждый канат на нем, видела что происходит впереди и позади. Сложное заклинание, даже загордилось, когда оно получилось с первого раза. Не зря меня Голос гонял, не зря я ночами не спала, тренировалась.

Так, посмотрим. И сразу удача — наш корабль оказался последним в караване. Кажется, в этот день удача решила твердо повернуться ко мне лицом. Плыви мы в середине каравана и ситуация сразу стала бы сложнее. По крайней мере, лимит времени был бы меньше. Теперь надо подготовиться.

Я разорвала контакт с кораблем и задумалась. На всех меня не хватит, но усыпить экипаж надо обязательно. Что же делать? А если… Точно! Меня не хватит, но кто мне мешает превратить корабль в амулет? Это будет медленно, но куда нам спешить? Надо только нарисовать руны… чем? Я зашарила в соломе, накиданной в трюме, вроде как рабам легче должно быть. Ага, конечно.

Естественно не нашла ни уголек, ни, тем более, мел. Блин, а такая идея была. И тут же с трудом удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Блондинка недоразвитая. Тихонько отковыряла небольшую щепку от борта, создала иллюзию спящей себя и отвела всем глаза от себя настоящей. Примитивно, но сойдет. Даже если среди рабов и найдется кто-то с высоким уровнем восприятия и что-то заподозрит, что он сделает? Поднимет шум? Так ему же потом и достанется. Пока стража прибежит, я уже десять раз успею превратить иллюзию в реальность. Нет, все-таки быть чудовищем определенно легче. Сейчас скинуть цепи, проломить борт, предварительно шандарахнув вокруг себя оглушающим заклинанием. А потом просто как в тире расстрелять оставшиеся корабли огненными молниями. Ну еще и в реку швырнуть несколько молний на случай, если кто-то успеет прыгнуть за борт. Эх и почему я такая добрая?

Хмыкнув, я решительно ткнула щепкой себя в ладонь и кровью начала выводить на борту руны. Кровь засыхала быстро, а моя повышенная регенерация справлялась с такой пустяковой царапиной буквально за секунду. Приходилось тыкать снова и снова пока до меня не дошло, что я могу приказать ране просто не закрываться. Точно блондинка.

Ну вроде бы закончила. На всякий случай несколько раз проверила силовой рисунок. И почему его рунами называют? Внешнее сходство есть, но на самом деле это именно силовые линии заклинания, просто перенесенные на поверхность и воплощенные в зримые образы… Так, для лекция не время. Скучно просто. Проверила линии еще раз, после чего мысленно пробежалась по придуманному плану. Ладно, если что пойдет не так, всегда есть возможность подкорректировать его незаметно. Как никак, но теперь я маг.

Солнце опустилось как-то незаметно и быстро. Частенько я ругала отсутствие на небе такой луны, как на земле, сейчас радовалась этому. Наша баржа продолжала движение, кажется караванщики решили, что все равно никуда мы с реки не денемся. Такая уверенность мне на пользу. Я наполнила силой линии, те на мгновение полыхнули, превращая корабль в один большой, до крайности примитивный, но действующий амулет. Энергия буквально испепелила кровяные линии, оставив на борту выжженное пятно, но свою работу они сделали. Вокруг сразу воцарилась тишина и покой. Я снова стала единым целым с корабле и убедилась, что заснули все, от капитана до последней корабельной крысы. Крысы?! Ой, мамочка! Чуть не завизжала и поспешно сунула руку себе в рот. Никого не разбудила бы, конечно, но это было бы так стыдно потом.

Так, спокойствие, только спокойствие. Крыса — это всего лишь маленький серый мерзкий… очень мерзкий зверек. Блин, медведя в лесу не испугалась, а тут из-за крысы дрожу. Чуть сама себе подзатыльник не дала. Стараясь забыть о крысах, я взяла в руки замок, который пристегивал мои ножные кандалы к общей цепи. Секунда на изучение его, еще секунда, внутри раздался щелчок и замок открылся. Отложила его в сторону, чтобы не потерять, а сама встала, потянулась, разминая руки и ноги. Избавиться бы от кандалов, но пока нельзя. Ни в коем случае нельзя, чтобы хоть кто-то заподозрил, что именно я организатор побега.

Гремя цепями и спотыкаясь о ноги, руки и тела других рабов, добралась до решетки, чуть подняла руку и ключи с пояса спящего солдата метнулись мне в ладонь. Хорошая вещь, магия. А солдат разиня, как же он забыл решетку закрыть. Я открыла ключом замок и размотала с двери цепь. Вышла к солдату и пристегнула ему ключи обратно к поясу. Разиня, в общем. Заколебалась. Противно, но необходимо. Закрыла глаза, прикусила губы, быстро схватила солдата за волосы, дернула на себя, а потом с силой приложила его об стену, даже проломив ее. Одно хорошо, этот стражник умер быстро, так и не успев понять, что произошло.

— В кого же ты превращаешься, Ленка? — пробормотала я, глядя на дело рук своих. Явно перестаралась. Не рассчитала своих магических сил. Ладно, чего жалеть этого охотника? Никто его на эту работу силой не гнал.

Я отвернулась и поднялась на палубу. Теперь надо отыскать инструменты. На любом корабле они просто обязательно должны быть, но сначала пришлось подкорректировать курс корабля, а то рулевой, заснув, повернул корабль к берегу. Еще рано. Я вернула руль в прежнее положение и закрепила его, вернув корабль на фарватер. Еще какое-то время мы поплывем дальше.

Инструмент отыскала быстро, прихватила всю коробку и спустила в трюм, положив ее рядом с убитым мной охранником. И плотники здесь раззявы: разве можно инструменты забывать перед трюмом с рабами? Отыскала в них молоток, нечто, похожее на долото, примерилась к своим кандалам, насколько удобно будет. Пойдет. Если что, можно и вернуться. Теперь обратно в трюм, прихватив выбранные инструменты. Где лежит нужный мне человек я приметила давно и теперь, настроив ночное зрение, уверенно шла к нему. Села перед ним и разбудила щелчком пальцев. Тот вздрогнул, открыл глаза и обнаружил перед носом тыльную сторону моей ладони с пылающим на ней мечом интерфекторов и посверкивающими молниями. Посмотрим, как быстро эта картинка вводит людей в транс. Оказалось очень быстро. Почти сразу глаза раба закатились, взгляд стал стеклянный и потерял осмысленность.

— Ты меня слышишь?

— Да, — спокойный ответ.

— Слушай и помни. — Я начала говорить, одновременно формируя зрительные образы и передавая их ему прямо в голову. Рассказывала и показывала. Вот он ломает замок на своих цепях. Сломала сама, а потом заставила его с силой сжать замок в руках. Так сильно, что он руки себе разодрал в кровь, зато теперь не усомнится, что сам сломал. Вот он крадется к выходу, а стражник так крепко спит, что ничего не замечает, да еще и дверь забыл закрыть. Вот он убивает его и думает, что делать дальше, замечает забытый инструмент и понимает, что один он не справится, добывает оттуда молоток, долото возвращается, чтобы избавиться от цепей и освободить других. Особо передаю ему в голову образ Паука. Почему не себя? А не хочу, чтобы меня кто запомнил. Полагаю, обо мне Паук вспомнит.

Кладу рядом с ним добытые инструменты и ключи от замков. Теперь вернуться на место и снова пристегнуться к цепи. Первый этап закончен, теперь второй. Щелчок рассеивает заклинание сна, но пока только в трюме. Сама я ложусь и делаю вид, что сплю, наблюдая за всем «глазами» корабля — так надежней и меньше шансов что-либо пропустить.

Выбранный мной раб мгновение растерян, но тут же начинает действовать. Сразу чувствуется, что бывший солдат. Почему? Да уж слишком характерны у него некоторые шрамы и повадки хищника. Я несколько таких не смирившихся приметила. На всякий случай передала ему образы тех, кто оказался на этом корабле. Да, такие скорее умрут, чем станут рабами. Человек не колебался ни секунды. «Вспомнив», как он действовал, он сразу стал избавляться от кандалов. На всякий случай я пока притормозила процесс пробуждения остальных рабов, а то знаю их, крик еще поднимут, чтобы выслужиться. Их никто не услышит, но выбранный мной человек об этом не знает. Так что пусть спокойно от цепей избавится.

Ага, вот звякнули его ножные кандалы и распались, но с руками сложнее. Несколько раз он пытался сделать это сам, потом на миг замер и решительно шагнул в сторону. Так, пора снимать сон окончательно. Пока снимала заклинание, не могла наблюдать за беглецом, а тот уже успел с кем-то договориться и теперь избавлялся от цепей на нем.

— Эй, чегой это вы делаете? — раздался чей-то недоуменный вопрос. — Эй, вы чегой-то? А-а–а-а! Попытка побега! Стража!!!

Вот мразь. Солдат медлить не стал, метнулся к крикуну и опустил ему на голову молоток. В трюме поднялась суета, испуганный шепот.

— Еще кто заорет, убью! — пообещал бывший раб, потрясая молотком. — Может бежать не получится, но до крикуна доберусь!

Обещание серьезное и такому человеку веришь сразу. Больше желающих поднимать тревогу не нашлось. Они ведь трусы и кричать готовы не от смелости, а именно от трусости. Но стража далеко, а этот страшный человек с молотком рядом. Вот и заткнулись все, испуганно наблюдая за происходящим.

Когда освободились двое дело пошло быстрее. Солдат притащил коробку с инструментами и раскопал там что-то еще. Кажется, они там и сами примечали тех, кто мог им быть полезным и освобождали в первую очередь таких. Ну конечно, глупо полагать себя самой умной. Некоторых, несмотря на просьбы и мольбы, игнорировали, оставляя их прикованными. Я присмотрелась к ним и мысленно хмыкнула — этих я бы лучше прибила, чем освободила. Наверняка первое, что они сделают — бросятся к выходу с криком, поднимая тревогу.

Освободили и Паука — мое внушение не могло не сработать. Тот бросился ко мне и потребовал инструмент, но того не хватало и он раздобыл только ключи от замка. Подошедший на его возмущенные крики освобожденный мной раб, оглядел меня с ног до головы.

— Я не сомневаюсь в твоем друге, — заметил он, — но сейчас нам нужны бойцы. Если стража очнется, нам конец, а потому извини, но сначала мы освободим тех, кто сможет сражаться, а твой друг подождет.

— Он прав, Паук, — остановила я возмущенное шипенье друга. — Потерплю еще немного в кандалах, ничего страшного.

Стража не очнется, но просвещать об этом я никого не собиралась, а потому просто отошла к выходу из трюма, откуда удобнее всего было контролировать и палубу и трюм. Вот бывшие рабы собрались у входа, вооруженные цепями и мечом убитого стражника. Цепь не оружие? Еще какое оружие. Если кандалы раскрутить и заехать ими по чьему-нибудь кумполу, то мало не покажется, тем более другого оружия все равно нет. Вот они метнулись на палубу, стараясь действовать бесшумно. Я развеяла заклинание сна, теперь уже очнулись и стражники. Почему я так сделала? Ведь сонных бежавшие рабы вырезали бы без потерь, а теперь будет сраженье. Но свобода бесплатной быть не может, а я и так уже сделала очень много. А вот абсолютно все сонные охранники заставили бы очень многих задуматься, а потом и, возможно, прийти к нужным выводам. Жестоко? Пусть меня осудит только тот, кто сам пережил все то, что пришлось пережить мне. Единственное чем я еще помогла рабам, так это сделала так, что заклинание сна рассеивалось не сразу, а спустя три секунды и потом еще несколько секунд стражники двигались как сонные мухи. Простите, ребята, но большего от меня не ждите. Теперь последнее, я положила ладонь на нарисованную руну, заклинание короткая огненная вспышка буквально выжгла и руну и следы магии. Конечно, осталась подпалина, но вряд ли на нее обратят внимание. Теперь запустить чистильщиков и через пару часов тут ни один маг не найдет даже следа магии. Вот и все.

Я ухватила пробегающего мимо Паука за руку.

— Ты куда? А мне помочь не хочешь? — Я многозначительно тряхнула руками, на которых еще позвякивали кандалы. Его помощь мне не очень и нужна, надо будет, сама освобожусь, но на палубе ему точно делать нечего.

— Но… — Паук растерянно глянул вслед убежавшим рабам.

— Без тебя справятся. — Я сунула ему в руку подобранный молоток и долото. — Работай давай. — Села на пол и вытянула вперед руки.

Паук вздохнул, но видимо решил, что проще мне помочь, чем спорить. Сел рядом и неумело принялся сбивать заклепки. Одну руку он освободил мне только с десятого удара, а вот со второй справился всего за шесть.

— Слушай, а может ноги ты сам…

Но я уже сидела, вытянув к нему ноги.

— Работай давай, не ленись. — И уже себе под нос пробурчала: — Вам мужикам лишь бы шашками махать, а нам, слабым женщинам мучайся, переживай, волнуйся.

Наконец он справился и с ножными кандалами и тут же, опасаясь, что я снова его остановлю, бросился на палубу. Я глянула туда с помощью корабля и кивнула — уже без него справились, рабов было больше стражников раз в пять. Так что пусть бежит повоюет, мужчина, как-никак. А я, слабая женщина, займусь другими делами.

С отвращением отбросила кандалы, которые еще недавно были на мне, и повернулась к оставшимся рабам, которых либо не успели освободить, либо не стали. Уперла руки в боки. Как там: а если у меня руки в боках будут, мне плевать на каком глазу твоя тюбетейка.

— Значит так, товарищи рабы, — обратилась я ко всем сразу. Те притихли и обернулись. А что им делать? Я хоть говорю с ними, а ведь ситуация для них совершенно непонятная. — Как вы все слышите, наши доблестные освободители добивают остатки угнетающей нас силы в виде надсмотрщиков, охранников и господ. — Блин? Ну чего я несу? И, главное, остановиться не могу. — И, кажется, операция заканчивается нашей полной победой. В связи с этим у вас есть два выхода: присоединиться к нашим доблестным войскам, добивающих врага в его логове, или остаться скованными здесь в трюме дожидаться возвращения эксплуататоров, в надежде доказать, что вы здесь абсолютно не причем и всеми силами пытались отговорить злобных нас от убийств беззащитных стражников.

Кажется, меня начали бояться. Ну еще бы, я и сама испугалась бы сумасшедшего, с серьезным видом несущего какую-то ахинею.

— Итак, прошу поднять руки тех, кто хочет присоединиться к нашему доблестному побегу?

Неуверенно поднялось несколько рук. Меньше, чем ожидала. Ну да ладно, никого судить не собираюсь. Я подняла ключи и направилась к ним. Сняла замки, потом освободила от цепей одного и передала молоток ему.

— Поработай и ты, не одному мне тут надрываться. Освобождай остальных.

Выбранный мной освободитель испуганно покосился на меня, кивнул и бросился помогать тем, кто этого пожелал. Я же приметила своего давнего врага, подставившего меня и, помахивая ручными кандалами, совершенно случайно попавшихся мне под руку, ну совершенно случайно, направилась к нему. Остановилась, многозначительно покачивая цепью.

— Мне тебя быстро прибить или хочешь помучиться? — вежливо поинтересовалась у него.

Парень вдруг растянулся передо мной на полу и принялся целовать мне ноги.

— Помилуйте, господин! Я не понял… я не знал… я не хотел… не думал, что… прошу вас, господин, не убивайте меня.

Меня чуть не стошнило от этого. Пинком освободилась от его объятий и отпрыгнула назад, плюнула.

— Раб! Был, есть и останешься им! — крикнула я ему в бешенстве. Меня трясло. — Живи, если тебе такая жизнь нравится! — Развернулась и бросилась на палубу. Если задержусь, точно прибью.

Тут уже все было кончено, а баржа уверенно направлялась к берегу. Рабы поспешно собирали вещи, которые могут пригодиться при бегстве. Никто ни о каких совместных действиях не договаривался. Я разыскала Паука, который торопливо набивал где-то раздобытые котомки едой и припасами.

— Наконец-то, — увидел он меня. — Я уже хотел за тобой идти. Вот, это твое.

Я молча ухватила протянутую котомку и закинула себе за спину, даже не заглянув.

— До утра пропажи баржи не хватятся, — сообщила ему. — Потом пока найдут, пока разберутся что к чему, пока снарядят погоню. У нас впереди вся ночь и половина дня.

Паук согласно кивнул. Кажется, это понимали и остальные рабы и тоже лихорадочно готовились к бегству, выбирая вещи. Еще недавно действовавшие сообща, они снова превратились в одиночек, едва ли не дерущиеся за лишний кусок хлеба или иную полезную вещицу. Надо ли говорить, что все оружие и ножи они разобрали себе. Некоторые пытались обуздать таких, но куда там.

— Уходим, — велела я, глядя на это безобразие.

— Но, Ларс, давай хоть одежду возьмем какую! И этих припасов мало.

— Если мы задержимся, не унесем и то, что есть. Смотри что творится.

Паук обернулся, глянул на палубу, где уже начались ссоры из-за дележа трофеев. На нас пока не обращали внимания, но это пока. Потом вспомнят и кто-то обязательно решит, что двум мальчишкам слишком много тех припасов, что они уже получили.

Я подтолкнула Паука к борту.

— Я плавать не умею, — слабо пискнул он.

— Я умею. Давай быстро за борт.

Столкнула его, схватила какую-то тряпку из подвернувшегося сундука, похожую на рубашку и прыгнула следом. Ухватила Паука за шкирку и высунул его голову из воды.

— Не дергайся, — прошипела я ему. — Сам утонешь и меня утопишь. Давай к берегу, тут всего метров десять.

Я проводила взглядом удаляющуюся баржу и погребла к берегу. Паук помогал по мере сил. Лучше бы не дергался. Наконец мы выбрались на берег и рухнули на песок, тяжело дыша. Я раскинула руки в стороны и уставилась на небо.

— Я же тебе говорил, что мы недолго будем рабами.

— Да, — не очень весело отозвался Паук.

Я подняла голову и с удивлением посмотрела на него.

— Ты чем недоволен?

Вместо ответа он мне продемонстрировал клеймо раба.

— От этого не избавиться и нас будут искать сколько бы времени это не заняло.

— Это мы еще посмотрим, — хмыкнула я и снова легла. — Печать же магическая, значит, ее может снять любой маг.

— Ага, осталось только отыскать мага и попросить его ее снять, — ядовито отозвался Паук, но задумался.

— Любой не снимет, но что-нибудь придумаем.

Все-таки надо Пауку рассказать о себе, решила я. Чуть позже, когда уйдем подальше от реки, где нас наверняка будут искать. Сколько уже можно прятаться и не доверять ему? Решено, как только отойдем подальше.

Я решительно встала, отошла в сторону, сняла рубашку и выжала ее. Натянула.

— Все еще стесняешься как барышня? — усмехнулся Паук. — Чего ты уходишь? Тут только мы вдвоем.

— Привычка, — буркнула я, покраснев. Хорошо еще ночью он не видит, это у меня зрения сейчас не хуже, чем днем благодаря магии. — Лучше давай ногами перебирай пошустрей. Надо уйти подальше.

— Да иду, иду, — встал и он.

— И, кстати, на, держи. Велика, конечно, но потом что-нибудь придумаем. — Я сунула вытащенную из сундука тряпку и в самом деле оказавшейся рубашкой, причем довольно неплохой.

Паук моргнул, но подарок принял и тут же напялил на себя. Я с трудом удержалась от смеха, настолько нелепо она на нем смотрелась. Рукава болтались у колен, подол спускался ниже и путался в ногах. Мальчишка хмуро глянул на меня, закатал рукава, подтянул подол и заправил его в штаны. Ну вот, совсем другой вид. Свое рванье он без сожалений швырнул в реку.

Я отвернулась от него, скрывая улыбку, и посмотрела вслед барже. Что ж, тоже дополнительный шанс, рабов ведь будут искать там, где она пристанет к берегу, а значит, какой-то выигрыш во времени у нас появится. Так не будем его упускать, вперед.