Глава 41. Дела токарные

Когда дел много и хватаешься за все подряд — толку не будет. И так сумбур в голове, всё смешалось. По-любому, кроме как делать токарный станок, иных путей к созданию для себя комфортных условий у Мишки нет. И заниматься им между делом значит это самое дело загубить. Но есть работы, которые тоже откладывать нельзя. Если вовремя процесс не запустить — потом потеряешь массу времени. А за летом наступит осень, за которой нередко случается зима.

На постройку сортира и организацию дерьмоочистки Сайка мобилизовала сыновей Пупырчатой Жабы, а то окрестности водопадной долины начали становиться опасными для пешехода. А еще следовало начать заготовку брёвен для дороги. По берегам реки, что у Низового, где гончарит помаленьку Никатипа, деревья явно растут слишком густо. Вали, обрубай сучья, скатывай в воду, да и буксируй к пологому берегу у посёлка. А там — выволакивай на берег. Всего-то оборудования для этого требуется ворот-лебёдка.

Для обслуживания этого участка следует использовать труд Никиного мужа и их соседа из Полуденных. Крепкие мужики, живут рядом с работой, красота. Топоры для них сделал из рельсовой стали и пошел инструктировать. А вот тут и ждал его большой облом. Нет, о праве распоряжаться и командовать речь не шла. Загвоздка оказалась намного заковыристей. Индейцы верят, что во всём, что их окружает, есть душа. Поэтому, валить здоровое дерево — действие противоестественное. Мишка, как услышал такие речи, сел на землю и призадумался. Мужики тоже рядышком устроились. Сидят, молчат, Как настоящие и Чингачгуки, однако.

Итак, про сплошное одушевление этими дикарями всего сущего, Мишка и раньше слыхал. Камень, вода, козявка — им без разницы. Главное не навредить. А если зверюшку убиваешь — надо убедить и её и себя в том, что ей будет намного лучше шкуркой в подстилке, или там еще чего, если скушали. Короче, потому эти люди и молчат всё время, что постоянно про себя мысленно тарахтят с окружающими их неисчислимыми душами.

Вспомнил, как объяснял сородичам своим Голохвостым смысл чистки леса, удаления больных деревьев, предотвращения загущения. Точно, ложится его аргументация в ложе индейской логики. Добывая дрова и стройматериалы, они оказывали услугу лесу, и в этом он их не обманул. Получилось гармоничное сочетание интересов. Но ни о каких душах тогда и речи не шло. Индейцы сами продумали эту часть комбинации. Молча. Про себя. Народ-то у Питамакана быстрее соображает, чем основная масса здешнего населения, это он уже подмечал. Так что, дорожка протоптанная, нечего сомневаться, вперёд!

И Мишка огласил концепцию души леса. Накатило на него вдохновение. Прикрывая время от времени глаза, чтобы наглядней представить себе картинки, что вывешивались на плакатах в аудитории, раскачиваясь и делая паузы, чтобы подобрать подходящие слова, он ввёл понятие биоценоза, вскрыл категорию симбиоза, для наглядности вспомнил о круговороте воды в природе, выложил всё, что помнил о почвообразовании, о переносе семян, опылении, генетическом коде. Самые большие проблемы заключались в адаптации терминологии, даже об испарении воды в одно слово не скажешь, хотя понятие об этом у слушателей имеется.

Смерклось. Собеседники сидели с остекленевшими глазами и выглядели как-то подобострастно. Совсем не по-индейски. Решив, что переборщил с количеством одноразово выданной информации, Мишка выдал им шаблоны для выбора деревьев по диаметру ствола, топоры и закрыл базар. Горло уже сипело. Короче, или он их в чём-то убедил, или никакой дороги не будет. А станок токарный будет точно.

Все ранее продуманные варианты привели к одной единственной мысли — действовать следует методично, решая задачи по шагам, иначе его станок превратится в вызывное устройство, в просторечии именуемое виброзвонком. Поэтому из брёвен вытесал могучие брусья, а уж из них сделал прочную раму, укрепив её укосинами враспор снаружи. А как иначе обеспечишь идеальную повторяемость в условиях многократных сборок-разборок?

Рама эта, утверждённая вертикально, выглядела, словно портал из фильма про звездные врата, только намного квадратней. И для прохода сквозь неё следовало чуть пригнуться. Окончание одной пешни, снятой с рукоятки утвердил в верхней балке остриём вниз. Второе — в нижней балке навстречу. Тут, ясное дело, действовал строго по отвесу. А потом между сформированными центрами вертикально укрепил бревно, стараясь упорами угадать как можно точнее в центры торцов. Зажал, одним словом.

Первая задача — создание нижнего подшипника. И должен он быть упорным, то есть держать вес оси. И радиальным, то есть не давать этой оси телепаться при вращении. А само это вращение ему пока недоступно. Если бревно раскрутить, то нижняя пешня начнёт засверливаться в торец, и деталь «сядет» на раму. Работал ножом, топориком, шершавым камушком, поворачивая заготовку только для того, чтобы убедиться в том, что не допускает отступления от окружности и соосности.

Потом надел на нижний, обработанный конец бревна плоское стальное кольцо для продольного упора и отрезок трубки для поперечного крепления оси. Круглость внутренних отверстий в них обеспечил «сверля» их палкой с подсыпанием песочка. Работа эта изнурительная, но влеганца ничего путного не соорудишь. Наконец — насадил на точно вылизанное деревянное место детали подшипника и принялся совершенствовать их внешние поверхности ещё более тщательно. Камушком. Нечем ему больше. Ох, и кропотливое это дело.

Загладил, довёл, красота. Половина начала работы завершена. Теперь в том же порядке делаются металлические детали ответной части подшипника — неподвижной. К счастью над их соосностью трудиться не нужно, достаточно обеспечить просто круглость отверстий. Места для насаживания их для обработки на эту же ось намного выше, она там ещё не сточена.

Извлёк из рамы нижнее остриё, приладил в короткий брус металлические части подшипника, выверил его положение по отвесу, срезал лишнее с нижней части оси, собрал — крутится. Только не забывай подливать время от времени растопленный жир в чашу, образованную поднятыми кромками нижней опорной пластины. Это получился радиально-опорный подшипник, который держит нижний конец оси.

Второй подшипник — радиальный, организовал на середине оси, примерно на уровне пояса. Закрепил его между двух балок, что заранее подготовил на этой же высоте, пропустив между ними главную ось. Убрал верхнее остриё, раскрутил руками — не зря столько хлопотал — ход лёгкий, вибрации нет. Тут же, действуя резцом, превратил участок вала между подшипниками в шкив для ремённой передачи.

Пара мужчин, захлестнув в этом месте веревку, могли теперь уверенно раскручивать вал. Один сильно тянул, а второй слабо сопротивлялся с другой стороны, с легким натяжением отпуская кольцо бесконечного, сплетённого из кожаных полосок приводного ремня. Насаженный выше среднего подшипника деревянный круглый столик был уверенно обработан резцом, как будто уже всё делалось по-настоящему. Затем — шкив приводного колеса. Трубку — внутреннюю часть подшипника для него, обрабатывали уже «сверлением» верхней частью главной оси, лишив её опоры сверху. В общем, с приводным шкивом хлопот было намного меньше. Изготовленная часть станка помогала делать последующие компоненты. Пусть и с хитростями, но многое получалось легче и точнее.

А после сборки привода, от которого станок оживал просто, если покрутить рукоятку, многое стало значительно удобней. Следующим был изготовлен верхний подшипник. Мишка отдавал себе отчёт в том, что сколь он тут не проявил мудрости и предусмотрительности, но шпинделя ему не соорудить. Так что закреплять обрабатываемые детали придётся, зажимая с торцов. Создавать прижимное усилие лучше всего вертикально сверху вниз, чаще всего — просто за счёт использования банального груза.

Так что устройство, передающее это самое усилие, но не препятствующее вращению — вещь ответственейшая. И её крепление, как и салазки, по которым она скользит — основа будущего всей затеи. Пришлось делать рубанок и шерхебель. Железки, стамески, деревянные тиски, без зажатия в который заготовка не хотела поддаваться точной обработке. Зато потом удалось выстругать направляющие и создать конструкцию, позволяющую на очень приличное расстояние перемещать по вертикали встречную верхнюю опору.

Получился станок. Мишка срезал торчащую из нижнего столика часть оси и первым делом наделал приспособлений для зажима разных заготовок, переточил все детали подшипников. Пересобрал станок уже с ними — лучше пошла работа. Мягче ход, небольшая и до этого вибрация перестала ощущаться совсем. Наделал запчастей, и принялся за колесо дорожной повозки.

Сайка, Айк и Ласточка своими рукомашествами, дрыгоножествами и верчениями задами увлекли мать семейства Пупырчатых Жаб, и пару раз в день доставляют Мишке непередаваемые страдания. Без музыки это смотрится куце, незавершённо. Жалко даже, такая мясистая пластика, столько воздуха и экспрессии под ухи и хехи не создают и десятой доли того впечатления, на которое были бы способны эти неслабые во всех отношениях женщины при самом хотя бы малом музыкальном сопровождении. Что обидно, никаких признаков даже примитивной музыки он до сих пор в местных ресурсах не обнаружил.

Делать дуделку или свиристелку — за это браться бесперспективно. Чтобы выучиться на ней играть, так надо быть настоящим пастухом, изнывающим от скуки под берёзой при виде мирно пасущихся коров. И этих самых коров в этих местах взять решительно негде. Зато есть куча горшков и воспоминания об истерзанном в детстве игрушечном ксилофоне. В отличие от большинства малышей, прошедших в нежном возрасте через знакомство с этим порождением человеческого игрушкостроения, Мишка в своё время с бренчальным агрегатом освоился неплохо.

Вырезать палочки-стучалочки дело нехитрое. Расставить в рядок горшочки — взять и расставить. Водички в них подлить, слушая, кто как отзывается на удар — тут немного напрягся. Нот-то он так и не выучил. Ну да ничего, вроде привычно звучат. Собственно, если и фальшивит его инструмент, то точно так же, как и тот, что отыскал он когда-то на чердаке у бабушки. Поехали.

Руки вспомнили, слух не подвёл, и, когда девчата принялись за совершенствование своих рельефных тел, он уже выдавал: «Мальчик хочет в Тамбов, чики-чики-та, чики-чики-та».

Результат превзошел все ожидания. Под ритмичную мелодию дело пошло весело, можно сказать, с огоньком. Когда Мишка опомнился и перестал наяривать, женщины почти попадали. Ритм он взвинтил чересчур сильно. И вот ведь, каковы эти кро… индеаночки, попросили назавтра снова им подыграть. Хоть и запарились, но удовольствие получили.

На другой день сбацал им из «Дикого ангела» песенку. Там ритм меняется немного, чтобы успевали передохнуть. И сам не смолчал, спел под эту музыку на чистом выдрском непростую историю взаимоотношений зелёного совсем кузнечика и лягушки, считающей обильное питание основой надёжного взаимопонимания между представителями совместно существующих на одной территории биологических видов. Прямой дословный перевод отлично лёг на задорный лиричный мотив.

Спортсменки двигались волшебно, а потом потребовали вчерашнюю мелодию. Мишке не жалко. Он выдал, и опять со словами. Собственно, подлинный текст на здешнем языке нормально скомпоновался. Даже ничего не пришлось переставлять местами. И последовал вопрос о том, что такое Тамбов? А потом, что такое город? После ответа всем стало ясно, что именно здесь они сейчас и находятся. А Мишка сообразил, какой населенный пункт был только что учреждён с его нелёгкой руки в самом сердце настоящих Американских Апалач.

А что, такое место, откуда реки текут во все стороны, их ведь в мире не так много. А тут от одной речки до другой веками тропы пролагались — народ индейский в этих местах бывает нередко. Наверняка не проходит и года, чтобы кто-нибудь не перетащил свои челноки из рек восточного побережья, в водные потоки, направляющиеся к Мексиканскому заливу. Узловая станция, одним словом, здешней транспортной сети. Тамбов называется.